глава 34 Борьба за лидерство

Кузьмин Алексей
Смеющаяся гордость рек и озер


глава 34 Борьба за лидерство


Писатель: Цзинь Юн


Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин





Среди громкого обсуждения в толпе героев возвысился зычный голос: «Весь клан горы Хуашань под руководством господина Юэ тщательно изучил техники кланов Тайшань, Южной и Северный гор Хэншань. И не просто изучил, а овладел в совершенстве. Место главы единого клана Пяти твердынь определенно должно принадлежать господину Юэ, и никому другому». Говоривший был одет в лохмотья, это несомненно, был глава клана нищих по фамилии Цзе. Он, также, как и Фан Чжэн, Чун Сюй, давно уже догадался, что Цзо Лэн-чань собирается объединить пять кланов меча в один, а это не привело бы в воинском сообществе ни к чему хорошему, так бы и до его клана нищих дело дошло, так что он решил, что уж лучше главой единого клана будет безупречный благородный муж Юэ Бу-цюнь, чем амбициозный и жадный до власти Цзо Лэн-чань. Глава клана нищих имел могучую силу в мире цзянху, он сказал это, и никто из посторонних не осмелился ему перечить.




Вдруг раздался мрачный суровый голос: «Барышня Юэ в совершенстве овладела техниками меча школы Тайшань, Южной и Северной Хэншань, это в высшей степени драгоценно, ежели сможет, используя методы меча клана Суншань, победить меня, то мой клан Суншань признает господина Юэ в качестве руководителя». Говорившим был сам Цзо Лэн-чань.



Говоря это, он вышел на середину площадки, положил левую руку на ножны, нажал, раздался свист, его меч выскочил, блистая синими искрами, взлетел вверх, перевернулся в воздухе, он протянул правую руку, и схватил его за рукоятку. Этот удивительный прием требовал глубочайшей внутренней силы, такое мастерство было крайне редким. Разумеется, ученики клана Суншань разразились одобрительными криками, да и остальные герои пришли в восхищение, издавая громовые крики.


Юэ Лин-шань произнесла: «Я... я только исполню тридцать приемов, если за тридцать приемов не смогу победить дядюшку-наставника...» Цзо Лэн-чань в сердце своем пришел в ярость:


«Ты, девчонка, осмелилась принять мои приемы меча, и расхрабрилась, стала пределы устраивать. Раз ты посмела так сказать, то уж точно держишь меня, некоего Цзо, за полное ничтожество». Вслух же ледяным тоном произнес: «Ну, а если ты этими тридцатью приемами не заполучишь голову некоего Цзо, что тогда?» Юэ Лин-шань ответила:



«Я... как я могу быть соперницей дядюшке-наставнику Цзо? Племянница выучила только тридцать приемов клана Суншань, батюшка мне их передал собственноручно, хотела бы засвидетельствовать их подлинность у дядюшки-наставника Цзо». Цзо Лэн-чань только хмыкнул. Юэ Лин-шань произнесла: «Мой батюшка говорил. что эти тридцать приемов меча клана Суншань, хоть и относятся к лучшим приемам горы Суншань, но в моем исполнении моих сил хватит только на один прием, и дядюшка-наставник Цзо с силой грома выбьет меч из моих рук, и на второй прием сил уже не будет». Цзо Лэн-чань хмыкнул еще раз, не показывая согласия или возражений.



Когда Юэ Лин-шань начинала говорить, ее голос сбивался и дрожал, не было понятно, то ли из-за того, что она не восполнила силы и энергию после схватки, то ли из страха перед могучим рыцарем воинского сообщества Цзо Лэн-чанем. Но теперь ее голос мало-помалу окреп, и она продолжила: «Я батюшке говорила:
– Дядюшка-наставник Цзо – первый мастер меча на горе Суншань, вне всяких сомнений, но вряд ли он является первым мастером среди всех пяти священных гор. Хоть его боевое мастерство и высокое, но вряд ли выше мастерства батюшки, который в совершенстве изучил все пять стилей меча Пяти твердынь».
Батюшка произнес:


«Овладел в совершенстве – сказать-то легко. Твои познания грубы и поверхностны. Если не веришь, то давай-ка, недоучка, трехногая кошка, продемонстрируй свое убогое мастерство меча Суншань перед дядюшкой-наставником Цзо с его могучей техникой фехтования, если продержишся три приема, то я тебя, так и быть, похвалю, послушной дочкой назову.


Цзо Лэн-чань холодно рассмеялся: «Если ты сможешь за тридцать приемов побить некоего Цзо, то ты и вправду послушная дочурка господина Юэ».


Юэ Лин-шань произнесла: «Методы меча дядюшки-наставника Цзо входят в сферу духа, такой талант меча горы Суншань встречается раз в сотни лет, племянница только что получила от батюшки передачу этих приемов, выучила всего ничего, как она осмелится так опрометчиво помыслить? Батюшка велел мне продержаться три приема, но это только бредовые мечты племянницы, надеяться продержаться тридцать приемов перед дядюшкой наставником, вряд ли можно надеяться на это».


Цзо Лэн-чань втайне подумал: «Что говорить о тридцати приемах, если я позволю тебе провести до конца три приема, и то моей славе будет нанесен ущерб». Он взялся тремя пальцами левой руки за кончик меча, отпустил правую руку, меч завибрировал, он нацелился рукояткой вперед, и произнес: «Начинай приемы!»


То, каким образом Цзо Лэн-чань решил применить меч, шокировало даже видавших виды героев.



Биться левой рукой уже не совсем привычно, но, держать острие тремя пальцами, обратив к сопернику рукоять – это в десять раз сложнее, чем биться голыми руками, ведь меч при малейшем ударе мог порезать его собственные пальцы, как он мог в такой ситуации использовать силу? Он применил такой способ специально, чтобы подчеркнуть свое презрение к Юэ Лин-шань, так как злился, и решил показать всем это потрясающее искусство.


Юэ Лин-шань увидела, как он взял меч, и ощутила мороз в сердце: «Батюшка не давал пояснений о таком способе». Она постепенно все больше пугалась, и снова подумала: «Все уже пришло к этой ситуации, и что теперь бояться?» Среди всех забот она бросила взгляд в сторону учениц клана Северная Хэншань – те сгрудились кругом, плача не было слышно, догадалась, что. хотя рана Лин-ху Чуна и тяжелая, но жизнь его вне опасности. Тут же поставила меч вертикально перед собой, согнувшись в глубоком поклоне – это была форма «Приветствие десяти тысяч гор», издавна передаваемая в клане Суншань.


Эта форма содержала в себе глубокое уважение, и ученики клана Суншань разразились одобрительными криками, не скрывая своего удовольствия. Когда младшие ученики клана Суншань начинали разбирать приемы с мастерами старшего поколения, то они предварительно выполняли эту форму. Ее смысл был в том, что они не дерзают вступать в схватку, а просят старших мастеров дать указания. Цзо Лэн-чань слегка кивнул головой, подумав: «Кто бы мог подумать, что ты проведешь этот прием, похоже, ты весьма смышленая, так и быть, не стану тебя чересчур позорить, но и только».


Юэ Лин-шань выполнила «Приветствие десяти тысяч гор», и вдруг ее меч полыхнул белой радугой, нанося пронзающий укол в сторону Цзо Лэн-чаня.»


Этот прием был величественным и мощным, он в самом деле являлся истинным приемом школы горы Суншань, но на что Цзо Лэн-чань был знатоком «Восьми внутренних и девяти внешних дорожек», семнадцати длинных и коротких дорожек, он в совершенстве знал все быстрые и медленные техники, однако, этот прием видел в первый раз. В его сердце как громом ударило: «Откуда этот прием? Среди семнадцати дорожек меча горы Суншань, похоже, ни один прием не может с ним сравниться, это очень странно». Он не только был главой клана Суншань, но и выдающимся знатоком боевых искусств своего времени, увидев этот могучий и изумительный по своему совершенству прием, захотел его понять. Он видел, что Юэ Лин-шань в этом уколе совершенно не вкладывала силу и мощь, если бы меч оказался в нескольких вершках от его груди, он мог бы одним щелчком выбить его в воздух, и он бы не смог разглядеть последующих трансформаций, а там могли быть и другие столь же изумительные приемы. Но Юэ Лин-шань остановила свой выпад в локте от его груди, тут же вернула меч, ушла наискосок, ее меч совершил круг, и резанул по его левому плечу.
 

Этот прием был похож на Суншаньский прием «Люди-драконы тысячелетней древности», но был намного более искусным, не столь по-древнему бесхитростным, также он был похож на «Темная зелень сменяет изумруд» [Смысл этого названия - в горах на разной высоте меняется цвет растительности, от нежно-зеленого до темно-зеленого, тут иносказательно указывается, что происходит смена уровня атаки.], но движения были более ловкими и элегантными; он был несколько похож на прием «Нефритовый колодец в Небесном море», но в этом приеме движения были чинными, солидными и официальными, а Юэ Лин-шань двигалась с легкой грацией молодой девушки – легко, свободно и непринужденно.


Цзо Лэн-чань обладал наметанным глазом, он впитал в себя все мастерство клана Суншань, знал в каждом приеме сильные и слабые стороны, тонкости шероховатости, малейшие изъяны были ему прекрасно известны. И вот сейчас он внезапно увидел, как Юэ Лин-шань показывает самые сильные стороны приемов школы Суншань, а все дефекты и изъяны в каждом из этих приемов в ее исполнении восполнены, и отшлифованы, невольно он ощутил жар в ладонях, изумление и радость, будто ему с небес упало драгоценное сокровище.



В те годы, когда десять старейшин колдовского учения дважды приходили биться на гору Хуашань с мастерами пяти кланов меча, в кланах меча Пяти твердынь были большие потери, и вместе с мастерами ушли в небытие многие утонченные приемы и техники. Цзо Лэн-чань собрал всех оставшихся в живых старцев в своем клане, велел записывать все приемы, неважно – грубые, или утонченные, и записал их в единый каталог. За несколько десятилетий он отбросил негодное и сохранил лучшее, пусть множество могучих и опасных приемов было утеряно, он вдумчиво исправлял оставшееся, и создал прекрасную и безукоризненную последовательность из семнадцати дорожек меча. Хотя он и не создал новых приемов меча, но все же это упорядочивание техник меча клана Суншань можно было поставить ему в великую заслугу. В этот миг он увидел, как Юэ Лин-шань исполняет приемы клана Суншань, которых не было в его кодексе приемов, но эти приемы были гораздо более глубокими по смыслу и более утонченными, так что он невольно пришел в восторг, и воодушевился.



Если бы эти приемы выполнял могучий соперник, такой как Жэнь Во-син, или Лин-ху Чун, или великий наставник Фан Чжэн, даос Чун Сюй, то ему бы пришлось напрягать все силы, сопротивляясь врагу, было бы у него свободное время тщательно рассматривать каждое движение противника? Но Юэ Лин-шань имела совсем низкий уровень внутренней силы, в критический момент он всегда мог одним щелчком выбить ее меч, так что он не беспокоился, и весь ушел во внимательное рассмотрение трансформаций ее меча.




Толпа героев видела, что меч Юэ Лин-шань плясал в воздухе, каждый прием заканчивался в локте от тела соперника, словно специально щадил его, и в тоже время было похоже, что она его боится. Цзо Лэн-чань замер, не двигаясь, на его лице радость премежалась с печалью, казалось, что он совершенно потерял присутствие духа. Такого рода странных поединков в самом деле никто раньше не видел.

 В толпе героев все только смотрели друг на друга, переглядываясь в бесконечном изумлении.


И только ученики клана Суншань, все, как один, вперились глазами, боясь моргнуть и пропустить хоть половину формы одного приема, а Юэ Лин-шань все исполняла приемы клана Суншань, выученные ей со стены в дальней пещере на скале размышлений. На той стене было приемов шестьдесят - семьдесят, Юэ Бу-цюнь тщательно их исследовал, и решил, что Цзо Лэн-чань может знать сорок из них, были там также некоторые приемы, хоть и утонченные, но не слишком волнующие взоры и сердца, в конце концов осталось только тринадцать приемов, выполнение которых могло заставить Цзо Лэн-чаня оторопеть и лишиться дара речи, что говорить о том, что он не сможет оторваться от их созерцания. Вырезанные на каменной стене приемы, в конце концов были только мертвыми рисунками, они не могли передать всех изменений, и Юэ Лин-шань, исполняя их, была подобна нераскрывшемуся бутону, но Цзо Лэн-чань, видя эти приемы, в своем сознании дополнял их необходимыми изменениями, чем дальше, тем больше чувствуя, что эти превращения бесконечны и неиссякаемы.


У Юэ Лин-шань ее тринадцать приемов уже подходили к концу, приходилось начинать сначала, Цзо Лэн-чань подумал: «Посмотреть еще разок, или все-таки выбить у нее меч?» И то и другое было для него не трудно, если смотреть дальше, то Юэ Лин-шань все равно никакими высокими приемами его не ранит, а выбить у нее из рук клинок – это плевое дело. Однако, сделать выбор было нелегко. В его голове одновременно билось множество мыслей: «Эти методы меча клана Суншань такие удивительные, если не сейчас, то вряд ли потом еще представится случай их увидеть. Убить-то девчонку легко, но но где же она увидела эти приемы? И смогу ли я попросить господина Юэ мне их продемонстрировать? Но если я позволю ей продолжать, то будет очевидно, что некий Цзо не в силах справиться с девчонкой из клана Хуашань, как это отразится на моей репутации? Ай-я, боюсь. что тринадцать приемов уже заканчиваются!»


Едва подумал про тринадцать приемов, и желание стать главой воинского сообщества современности тут же перевесило идею продолжить изучение боевого искусства, он крутанул тремя пальцами левой руки, держа меч за кончик, тело меча перевернулось, и рукоятка ударила по клинку Юэ Лин-шань. Раздался треск, ее меч рассыпался на десять обломков, и в ее руке осталась только рукоятка с обломком в вершок длиной, а остальные обломки меча уже упали на землю.

Юэ Лин-шань отпрыгнула назад, отступила на несколько саженей. и звонким голосом крикнула: «Дядюшка-наставник Цзо, племянница, находясь перед тобой, сколько приемов провела?» Цзо Лэн-чань закрыл глаза, сохраняя в памяти только что проведенные Юэ Лин-шань приемы, открыл глаза, и сказал: «Ты провела тринадцать приемов! Очень хорошо, нелегко». Юэ Лин-шань согнулась в поклоне: «Премного благодарна дядюшке-наставнику Цзо, что пощадил племянницу, позволил ей «махать топором перед вратами мастера», провести тринадцать приемов клана горы Суншань».


Цзо Лэн-чань продемонстрировал невероятное волшебное искусство, сломав меч Юэ Лин-шань, толпа героев не удержалась от восхищения. Но только вот успела Юэ Лин-шань первой сказать слово, что если она проведет перед Цзо Лэн-чанем тринадцать приемов, большинство людей тогда подумали, что ей и три приема провести будет весьма нелегко, а уж тринадцать приемов ей никак не провести. Кто мог ожидать, что Цзо Лэн-чань впадет в ступор, позволит ей четырнадцатый прием начать, и только тогда двинет руками. Каждый втайне изумлялся, некоторые даже думали, что Цзо Лэн-чань истинный путь утерял, только знали. что Цзо Лэн-чань слывет истинным последователем прямого пути, увидел, что его противник – прекрасная молодая женщина, и перед ней растерялся.


В клане Суншань был один худой и изможденный старец, он вышел вперед, оказалось, что это «Рука священного журавля» Лу Бай, громко произнес: «Волшебное искусство главы клана Цзо непревзойденно в мире, все сейчас видели, оно богато по содержанию и непревзойденно по элегантности. Эта молодая барышня Юэ изучила самые вершки нашего учения меча клана Суншань, и стала необдуманно кичиться перед его мудростью своими познаниями. Глава клана Цзо дождался, пока ее навыки иссякнут, и только тогда одной атакой привел ее к покорности. Достаточно понять путь боевых искусств, ценить тонкое, а не многочисленное, и неважно, какого стиля или школы технику ты тренируешь, нужно только развить ее до совершенства, и тогда непременно займешь свое место в мире боевых искусств...»



Он сказал это, и все герои разом закивали головами. Эти слова проникли в самое сердце каждого. Эти бродяги рек и озер, за исключением крайне немногочисленных мастеров высшего уровня, знали только гунфу собственной школы, Лу Бай сказал, «ценится тонкое, не ценится многочисленное», все тут же это одобрили. У этих людей, что касается «тонкости» отработки, сказать было сложно, а вот касательно «многочисленности» – то этого точно не было.
Лу Бай продолжил: «Эта барышня Юэ показала в схватке некоторое скудоумие, когда она тренировала технику меча других школ, тайком подглядывала, воровски учила, а вот назвалась знатоком тончайших техник меча всех кланов Пяти твердынь. На самом деле в каждом клане есть передача от сердца к сердцу, воровски можно только внешнюю технику подглядеть, как можно себя «постигшим тонкости» называть?» Герои одобрительно закивали головами, разом подумав: «Воровски изучать технику чужих школ – это большой запрет в мире боевых искусств. Эти упреки в конечном итоге валятся на голову господина Юэ Бу-цюня».
Тот старик снова продолжил: «Если каждый будет воровски изучать секретные техники других кланов, объявлять себя «знатоком тонкостей» всех школ, то останутся ли в мире боевых искусств тонкие секретные техники? Я украду у тебя, ты украдешь у меня – разве это не глупость?»


Он сказал это, и в толпе героев многие оглушительно расхохотались. Юэ Лин-шань победила господина Мо Да, используя техники школы Южная Хэншань, используя техники Северная Хэншань, разбила Лин-ху Чуна, противники могли считать эти победы спорными, но Юй Цин-цзи и Юй Инь-цзы из клана Тайшань она разбила техникой меча их клана – это было совершенно истинное гунфу.

Те приемы, которые она выучила с рисунков на скале, были более утонченными по сравнению с техникой Юй Цин-цзи и Юй Инь-цзы, к тому же она атаковала их врасплох, не без подвоха, победы добивалась хитростью, обманом изобразив, что выполняет прием «Какова гора Тайшань» – этот прием был известен только считанным высоким мастерам клана горы Тайшань. Но герои раньше никогда не видели. чтобы посторонние могли знать чужую технику лучше, чем ее знали в других кланах, и стоило Лу Баю завести свою речь, как все без особых размышлений стали кивать в знак согласия, а вовсе не потому, что одобряли ученика клана Суншань.


Лу Бай увидел. что его одобряют, воодушевился, поднял голос: «Таким образом, само собой разумеется, что главой единой школы должен стать глава клана Цзо. Отсюда следует, что гораздо лучше довести до совершенства собственную технику, чем нахватать полон рот кусков всякой всячины, да не суметь проглотить». Он говорил это, имея в виду Юэ Бу-цюня. В клане Суншань нашлось несколько десятков молодых учеников, которые тут же стали громко кричать в знак одобрения. Лу Бай произнес: «Если среди пяти кланов найдется кто-то, кто считает, что его уровень боевого искусства превосходит уровень главы клана Цзо, то пусть выйдет, и блеснет мастерством». Он повторил это дважды, но никто не откликнулся.


Раньше бы шестеро святых из Персиковой долины не преминули бы вступить в дурацкий диспут с кланом Суншань, но в данный момент Ин-ин хлопотала возле раненного Лин-ху Чуна, и не могла давать им незаметные указания вступить в перепалку. Тао Гэнь и остальные шестеро только и смотрели друг на друга, не зная, как поступить.



«Держащий пагоду» Дин Мянь прокричал: «Раз никто не бросил вызов главе клана Цзо, то просим заслужившего всеобщее уважение главу клана Цзо стать главой нашего общего клана Пяти твердынь». Цзо Лэн-чань стал фальшиво отказываться: «В кланах пяти твердынь множество талантов, ничтожный не обладает добродетелью и способностями, не смеет принять столь ответственный пост».


Седьмой по значению ученик клана Суншань Тан Ин-э воззвал: «Место главы единого клана Пяти твердынь дает высокое положение, но и огромную ответственность. Просим главу клана Цзо взвалить на себя эту ношу, ради счастья всех учеников клана Пяти твердынь, и ради всех единомышленников мира рек и озер напрячь все силы. Просим главу клана Цзо подняться на помост!»


Тут раздались громкие звуки гонгов и барабанов, поднялся непрерывный треск петард – ученики клана Суншань все приготовили на славу.


Среди грома петард и хлопушек, ученики клана Суншань и приглашенные Цзо Лэн-чанем влиятельные друзья в один голос начали скандировать: «Просим главу клана Цзо взойти на помост, просим главу клана Цзо принять власть!»


Цзо Лэн-чань рванулся, и легко запрыгнул на помост императорского жертвенника. Он был одет в халат абрикосового цвета, и последние лучи заходящего солнца вдруг вспыхнули на нем золотым сиянием, придав его образу еще больше торжественности. Он обнял кулак ладонью и совершил поклон на четыре стороны света, сказав: «Раз уж собравшиеся друзья так решили, то с моей стороны отказаться от этой ответственности и тяжких трудов было бы просто эгоизмом». Сотни людей из клана Суншань тут же откликнулись одобрительным ревом и громовыми аплодисментами.


И тут вдруг раздался женский голос: «Дядюшка-наставник Цзо, ты сломал мой меч, пусть так, и сразу стал главой клана Пяти твердынь?» Говорившей была Юэ Лин-шань.



Цзо Лэн-чань ответил: «Герои Поднебесной решили избирать наставника по мастерству меча. Если бы барышня Юэ сломала мой меч в моих руках, то она бы стала главой клана Пяти твердынь, это тоже не было запрещено».



Юэ Лин-шань ответила: «Да где племяннице взять такое мастерство, чтобы победить дядюшку-наставника, однако, это не значит, что в нашем клане Пяти твердынь нет людей. способных победить дядюшку-наставника Цзо». Цзо Лэн-чань во всем клане Пяти твердынь всерьез опасался только одного человека – Лин-ху Чуна, но тот был ранен мечом Юэ Лин-шань, и у него сразу будто огромный камень с сердца упал, сейчас он услышал слова Юэ Лин-шань, и тут же ответил: «Барышня Юэ имеет в виду, что ничтожного может победить ваш уважаемый батюшка, почтенная матушка, или драгоценный супруг?» Ученики клана Суншань тут же зашлись в хохоте.


Юэ Лин-шань ответила: «Мой драгоценный супруг относится к младшему поколению, и он немного уступает дядюшке-наставнику. Методы меча моей матушки по сравнению с дядюшкой-наставником не сильно отличаются. Что до батюшки, то он намного превосходит его.


Среди учеников клана Суншань раздались изумленные выкрики, иные засвистели от возмущения, иные бешено затопали ногами.


Цзо Лэн-чань обратился к Юэ Бу-цюню: «Господин Юэ, драгоценная дочка Вашего Превосходительства очень высоко ценит Ваше боевое искусство».


Юэ Бу-цюнь ответил: «Девчонка на язык совсем несдержанна, брат Цзо, не принимай всерьез ее болтовню. Ничтожный по боевому искусству и мастерству меча, в сравнении с шаолиньским настоятелем Фан Шэном, уданским даосом Чун Сюем, да и с главой клана нищих господином Цзе и в сравнение не идет, только «глотает пыль их коней, не в силах догнать» ». Цзо Лэн-чань тут же в лице изменился. Юэ Бу-цюнь сравнил себя с тремя мастерами, но не упомянул имя Цзо Лэн-чаня, это все слышали, и поняли, что тот считает себя гораздо выше.



Дин Мянь произнес: «А что в сравнении с главой клана Цзо?» Юэ Бу-цюнь ответил: «Ничтожный знаком с главой клана Цзо много лет, у нас взаимное уважение очень глубокое. Методы двух кланов меча – Суншань и Хуашань, хороши каждый по своему, уже много сотен лет не проводим сравнения, кто выше, а кто – ниже. Ничтожному очень трудно ответить на вопрос брата Дина». Дин Мянь произнес: «Но судя по тону слов господина Юэ, кажется, он считает себя несколько сильнее главы клана Цзо?»



Юэ Бу-цюнь ответил: «Мудрец изрек: «Благородный муж чужд соперничеству, разве что стреляет из лука». Сравнивать боевое искусство, у кого оно выше или ниже, с древности мудрецы считали самым трудным делом, ничтожный давно хотел просить поучений у брата-наставника Цзо. Но сегодня великий день установления клана Пяти твердынь, кандидат на место главы клана еще не выдвинут, ничтожный опасается, что если он с братом-наставником Цзо будет соревноваться на мечах, то это вызовет кривотолки, подумают, что мы за место главы клана боремся». Цзо Лэн-чань произнес: «Стоит только брату Юэ победить ничтожного в поединке на мечах, и место главы клана, несомненно, достанется ему». Юэ Бу-цюнь отмахнулся рукой: «Если боевое мастерство выше, это еще не значит, что и человеческие качества лучше. Даже если ничтожный и победит брата Цзо, это еще не значит, что он может победить всех высоких мастеров клана Пяти твердынь». Его слова по содержанию были уступчивыми, но говорил он очень серьезно, и каждая его фраза подчеркивала, что он считает себя несколько сильнее Цзо Лэн-чаня.



Цзо Лэн-чань, чем больше слушал, тем больше сердился, ледяным тоном произнес: «Брат Юэ, эти иероглифы: «Благородный меч», потрясают Поднебесную. Что касается двух иероглифов «Благородный муж», то тут все понятно. А вот «меч» в конце концов, каков из себя, то слышали мы об этом много, а видели мало. Сегодня тут огромное собрание героев Поднебесной, так что пользуюсь случаем просить брата Юэ блеснуть мастерством, пусть все присутствующие расширят свои горизонты!»


И множество людей подхватило: «На помост – и бейся! На помост – и бейся!» «Красивые слова без практики, разве может считаться героем и отличным китайским парнем?» «Сражайся на помосте, увидим, кто силен, а кто слаб, к чему бахвальство и хвастовство?»


Юэ Бу-цюнь молча сложил руки за спиной, его лицо было строгим, между бровей затаилась печаль.


Когда Цзо Лэн-чань составлял свой план объединения пяти школ меча, он тщательно изучил в остальных четырех школах всех мастеров среднего и высокого уровней, заранее твердо узнал, что в этих четырех кланах никто не сможет его одолеть, пусть даже и все силы приложит. Иначе все его приготовления были бы напрасны – он бы объединил школы, а место главы единого клана ушло бы к другому, разве это не было бы подобно «приготовлению свадебного наряда другим людям»? Методы меча Юэ Бу-цюня были высокими, к тому же он отработал секретную технику «Пурпурной зарницы», обо всем этом ему было хорошо известно. Он специально послал Фэн Бу-пина, Чэн Бу-ю и других представителей направления меча клана Хуашань, чтобы они оспорили у Юэ Бу-цюня место главы клана Хуашань, потом послал более десятка хороших бойцов инывх кланов, чтобы они внезапно атаковали Юэ Бу-цюня в храме Яована – Владыки лекарств Шэнь-нуна. Хотя эти нападения и не увенчались успехом, но представление об истином уровне боевого мастерства Юэ Бу-цюня он получил. В Шаолине он дождался поединка между Юэ Бу-цюнем и Лин-ху Чуном, и еще больше успокоился. При всей изощренной технике фехтования, он был ему не соперник, более того, тот ударил Лин-ху Чуна ногой и себе же ногу сломал – вот такой у него был уровень внутренней силы! Оставался только этот Лин-ху Чун – молодой повеса, чье мастерство меча в последнее время быстро прогрессировало, и каков его уровень, определить не удавалось. Но не бросать же подготовленный десятилетиями план из-за какого-то беспутного шалопая! К тому же у Лин-ху Чуна только мастерство меча было превосходным, а в рукопашном бое он был полный профан. Но ведь боевое искусство – такая вещь – если не получится мечом, так в ход идет ладонь или кулак, и ими тоже можно запросто отобрать жизнь. К счастью, Лин-ху Чун сам подставился под меч Юэ Лин-шань из симпатии к ней, полностью позабыв о великих делах Поднебесной.
 


Цзо Лэн-чань, слушая бахвальство Юэ Бу-цюня, подумал: «Уж не знаю как, но ты выучил несколько приемов пяти школ меча, которые считались утерянными, и начал этим кичиться. Если ту решишься биться со мной, и в решительный миг применишь эти приемы, то уже никого этим не напугаешь – ты же сам заставил свою дочку мне их продемонстрировать, я уже подготовлен, к чему повторять?» И снова подумал: «Этот человек тщательно прорабатывает свои козни, если я сейчас не расправлюсь с ним на глазах у всех героев Поднебесной, то он, оставаясь в нашем клане Пяти твердынь, принесет неисчислимые неприятности». Вслух произнес: «Брат Юэ, герои Поднебесной просят тебя взойти на помост, блеснуть мастерством, отчего бы их не уважить?»


Юэ Бу-цюнь ответил: «Если брат Цзо так говорит, то ничтожный уважает его слова больше, чем собственную жизнь». И тут же шаг за шагом пошел на помост.


Герои почувствовали, что сейчас произойдет нечто интересное, захлопали в ладоши и закричали в знак одобрения. Юэ Бу-цюнь сложил руки перед грудью: «Брат Цзо, мы с тобой теперь принадлежим к единому клану, во взаимном оттачивании техники будем всегда готовы остановиться, как тебе такое?»


Цзо Лэн-чань ответил: «Братишка будет очень осторожен, изо всех сил постарается не поранить брата Юэ»


Люди из школы Суншань начали возражать: «Еще не дрались, а уже заговорил о пощаде, уж лучше тогда и в бой не вступать». «Мечи и сабли глаз не имеют, едва начнешь движение, кто может тебе гарантировать, что тебя не убьют и не ранят?» «Раз уже испугался, так признавай свое поражение, и спускайся с помоста – еще не поздно сдаться».


Юэ Бу-цюнь усмехнулся, громко произнес: «Мечи и сабли глаз не имеют, едва двинешь – трудно уберечься от смерти или ранения – эти слова не плохи». Обернулся к ученикам клана Хуашань: «Ученики клана Хуашань, слушайте: Я с братом Цзо собираюсь оттачивать боевое искусство, совершенно без злобы и ненависти, если брат Цзо убьет меня, или тяжело ранит – в бою такое вполне возможно, не рассчитал на вершок – и готово, никому не позволяется злиться на брата Цзо, и тем более нельзя питать вражду к клану Суншань, портить братскую верность единого клана Пяти твердынь». Юэ Лин-шань и остальные громко откликнулись в знак согласия.


Цзо Лэн-чань услыхал его слова, для него они были полной неожиданностью, и он произнес: «Брат Юэ глубоко почитает справедливость, столь благородно относится к делам нашего клана, это превосходно».


Юэ Бу-цюнь улыбнулся: «Объединить наши пять кланов – дело весьма трудное. Если наше исследование техники меча повредит общему согласию, то пять кланов погрязнут в раздорах, и это будет противоположный результат от ожидаемого».


Цзо Лэн-чань произнес: «Верно!», а сам подумал: «Этот человек уже поддался страху, да я с ним справлюсь с первого натиска».


Когда высокие мастера меряются боевым искусством, внутренняя сила и внешние приемы имеют свое значение, но победа приходит к тому, у кого в данный момент обильнее сила и энергия, Цзо Лэн-чань увидел, что противник проявил слабость, втайне обрадовался, и его меч с тихим шелестом вылетел из ножен.


В этот раз меч выскользнул из ножен очень тихо, но долина огласилась возгласами. Внутренняя сила была приложена так, что клинок вышел, совсем не касаясь стенок, без дребезжания. Люди несведущие ничего не поняли, и несколько изумились, а ученики клана Суншань разразились громкими криками одобрения.


Юэ Бу-цюнь вытащил меч вместе с ножнами из-за широкого тканого пояса, отстегнул его от поясного ремня, поставил в уголке арены, и только после этого извлек, наконец, клинок из ножен. Даже по манере обнажать клинки большинство сразу поняло, чья возьмет, и что соревнование, скорее всего, можно и не проводить.


Меч воткнулся Лин-ху Чуну в области лопатки, пробив спину до самой груди, и ранение было весьма тяжелым. Ин-ин сразу это заметила, и, пренебрегая собственной маскировкой, бросилась к нему, извлекла меч, и придерживала в объятиях.
Хэншаньские ученицы одна за другой окружили их. И Хэ протягивала укрепляющие пилюли из медвежьей желчи «Пилюли Белых облаков» дрожащей рукой выкатила пять или шесть шариков и скормила их Лин-ху Чуну. Ин-ин уже успела заблокировать точки вокруг раны на спине и напротив груди, чтобы остановить кровотечение, И Цин и Чжэн Э каждая порознь накладывали на его рану повязки с «Небесным ароматом, склеивающим разрывы».


Глава школы получил ранения, как ученики могли скаредничать? драгоценные лекарства, которые не купить ни за какие деньги, втирались, как примочки из белой глины, толстым слоем ложились на рану. Хотя Лин-ху Чун и получил тяжелое ранение, но сознание его оставалось ясным, он видел как Ин-ин и ученицы Хэншани лихорадочно заботятся о нем, и почувствовал неловкость: «Ради улыбки на лице сяошимэй я заставил Ин-ин и сестер клана Хэншань так переживать». Тут же через силу улыбнулся, произнес: «Не знаю как так получилось, был неосторожен, дал.. позволил мечу меня поранить. Не... не тревожьтесь так сильно. Не надо... не надо...»


Ин-ин произнесла: «Не разговаривай». Хотя она и старалась говорить погрубее, но скрыть свой нежный голосок не смогла. Хэншаньские сестры услышали, что курчавобородый молодец говорит нежным девичьим голоском, и изумились.


Лин-ху Чун произнес: «Я ... я взгляну...»


И Цин ответила: «Слушаюсь». Она отодвинула учениц, прикрывавших Лин-ху Чуна спереди, чтобы он увидел поединок Юэ Лин-шань и Цзо Лэн-чаня. После этого Юэ Лин-шань применила приемы школы Суншань, затем Цзо Лэн-чань разломал ее меч на множество осколков, и взошел на императорский жертвенник вместе с Юэ Бу-цюнем, но все это Лин-ху Чун видел нечетко, будто во сне.


Юэ Бу-цюнь направил меч вниз, и не сдержав на лице улыбки, обернулся к находящемуся от него в двух саженях Цзо Лэн-чаню.


В этот миг все герои полностью сконцентрировались, затаив дыхание, и на вершине горы Суншань установилось абсолютное безмолвие.


В этот миг Лин-ху Чун расслышал, как рядом кто-то тихим голосом шепчет слова священной сутры:


«И если лютые звери окружат тебя, с острыми клыками и когтями, помолись Бодисатве, и ее сила перенесет тебя в безопасное место. Огромные змеи, ядовитые насекомые и скорпионы, зловонный дым и бушующее пламя окружат тебя, помолись Бодисатве, и все рассеется. Соберутся тучи с громом и молниями, падет град и великий ливень, помолись Бодисатве, и они исчезнут. Все попавшие в беду и страдания, в безвыходное положение, Гуаньинь обладает неизмеримой мудростью и силами, спасает весь мир от горестей...»




Лин-ху Чун услыхал эту молитву, полную страсти и искренности, понял, что это И Линь умоляет бодисатву Гуаньинь, спасающую всех живущих от бед и горестей, помочь ему. Когда-то давно, в окрестностях города Южная Хэншань, И Линь уже творила для него эту молитву. Сейчас ему даже не нужно было поворачивать голову, чтобы тут же отчетливо увидеть обращенный на него прекрасный и нежный взгляд И Линь, ее полное любви лицо. Его сердце тут же наполнилось теплотой: «Не только Ин-ин, но и младшая сестра наставница И Линь – они все ценят мою жизнь больше своей. Даже если дам разбить себя вдребезги, и то вряд ли смогу отплатить им за их доброту».


Цзо Лэн-чань окинул взглядом Юэ Бу-цюня. Тот держал меч перед грудью, собрав пальцы левой руки щепотью, будто держал кисть для каллиграфии. Цзо Лэн-чань решил, что эта форма пальцев левой руки соответствует приему фехтования школы Хуашань «Друзья встречаются со стихами и мечами», смысл в том, что эта форма символизирует дружескую встречу для изучения приемов, ученые люди, встречаясь, продолжают стихотворные строки друг друга, а военные взаимно оттачивают боевое искусство. Если он выбрал этот прием, то демонстрирует им, что у них нет вражды и мести, они ведут бой только ради определения уровня мастерства, а не на жизнь или смерть. Цзо Лэн-чань тоже не сдержал усмешки в уголках губ: «Не нужно много церемоний». Сам подумал: «Юэ Бу-цюня называют «Благородным мужем», на мой взгляд, это составная часть его более правильного имени «Поддельный Благородный муж». Он ко мне не показал никакой вражды, но это вовсе не значит, что он действительно хорошо ко мне относится. Во-первых, он напуган, во-вторых, он хочет, чтобы я расслабился, а он внезапно воспользуется случаем, и убьет меня. Он откинул левую руку назад, махнул правой рукой, резанул мечом наружу, выполняя прием меча школы Суншань «Открыть дверь и увидеть гору». Этим приемом он хотел подчеркнуть, что взявшись биться, нужно биться, и нечего важничать и разводить церемонии, а подтекст был, что его противник на самом деле просто фарисей – фальшивый благородный муж.




Юэ Бу-цюнь вздохнул. и нанес прямой укол в грудь противнику, на полпути кончик меча дрогнул, и устремился вверх – это был прием школы Хуашань «Синие горы в дымке», в самом деле этот прием был очень изменчив, и не имел определенной формы.



Цзо Лэн-чань рубанул своим мечом сверху вниз, сила была ужасающей. Немало сторонних наблюдателей из толпы героев вскрикнули от неожиданности. Изначально в приемах меча клана Суншань этого приема не было, Цзо Лэн-чань привнес его в фехтование из рукопашного боя, применяя меч вместо кулака для внезапного разрубания. Этот прием, «Одним ударом расколоть гору Хуашань», был абсолютно заурядным, и все, изучающие кулачное искусство, не могли его не знать.


Пять кланов меча уже сотни лет состояли в союзе, что говорить о том, что в клане Суншань не было такого приема, даже если бы и был, то ему бы изменили название, а может быть, и форму, чтобы не бросать тень на клан Хуашань. Но сейчас Цзо Лэн-чань намеренно изменил этот прием, чтобы разозлить Юэ Бу-цюня. Методы меча клана Суншань изначально могучие и величественные, этот прием «Одним ударом расколоть гору Хуашань» , хотя и был совершенно заурядным, но был проведен настолько мощно, воздух гудел так, что было ясно, что таким ударом действительно валун можно расколоть – он в самом деле, содержал все сильные стороны техники школы Суншань.



Юэ Бу-цюнь уклонился наискосок в сторону, и нанес укол мечом – это был прием «Густые древние кипарисы». Цзо Лэн-чань увидел, что движения Юэ Бу-цюня строгие и экономные, он не стремится к атаке, но стремится не увлекаться, это в самом деле план на длительный поединок, его два приема «Открыть дверь – увидеть горы» и «Одним ударом расколоть гору Хуашань» не привели противника в гнев, он подумал, что на этот раз ему попался действительно серьезный противник, его нельзя недооценивать, и применять приемы как попало – тот может перехватить инициативу. Он тут же резанул мечом поперек – это был прием клана Суншань «Яшмовый дракон над краем небес».


Все ученики клана Суншань видели этот прием, но кто еще мог выполнить его так мощно, с такой могучей силой? Люди, увидели, как меч в его руках рванулся в поперечном движении будто живой, и было непонятно, прямой он, или изогнутый, трепещет в воздухе, и все разразились одобрительными криками.


Люди прочих кланов, придя на Суншань, увидели, что люди из клана Суншань постоянно бьют в гонги и барабаны, что бы не сказал Цзо Лэн-чань, встречают его слова радостными воплями и аплодисментами, и такое поведение вызывало всеобщее отвращение. Но в этот момент, когда ученики Суншань взорвались в овациях, то всем это показалось само собой разумеющимся, и каждый присоединился к восхищенным крикам. Цзо Лэн-чань выполнил этот прием «Яшмовый дракон над краем небес», его меч двигался как дух змеи, или дух дракона, неважно, каким оружием был бы исполнен такой прием, он не мог не вызвать криков одобрения.


Мастера кланов Тайшань, Южная Хэншань, и другие, едва увидели этот прием, разом подумали: «Какое счастье, что противником Цзо Лэн-чаня на этом алтаре жертвоприношения Небу является Юэ Бу-цюнь, а не я!»



Юэ и Цзо, вступив в схватку, использовали фехтовальные приемы каждый своего клана. Меч горы Суншань строгий и могучий, как выстроившееся в правильном порядке войско с тысячью колесниц и десятью тысячами конницы, бешено рвущееся в атаку, его можно сравнить с колыхающимся строем длинных копий и могучих алебард, безбрежной пустыней желтого песка. Хуашаньский меч легок и проворен, он подобен двум весенним ласточкам, танцующим между деревьями ивы – то взмывающим вверх, то прижимающимися к самой земле, рыскающим вправо и влево, вращающимися вокруг друг друга в свое удовольствие. Юэ Бу-цюнь, взойдя на помост жертвенника, хоть и не обнаруживал признаков поражения, но восемьдесят процентов атакующей мощи оказались за мечом клана Суншань. Меч Юэ Бу-цюня, хоть и был предельно изысканным, и умудрялся ни разу не столкнуться с могучим мечом Суншань, но все же в основном, уклонялся, а, уповая на один иероголиф «ловкость» трудно быть достойным противником грандиозному по своей силе мечу горы Суншань.



Казалось, что эти двое не во всем безукоризненно следовали логике своего стиля. Цзо Лэн-чань смешал в одно целое все семнадцать дорожек своего меча. У Юэ Бу-цюня приемов было сравнительно меньше, но он применял неистощимые вариации и изменения форм меча горы Хуашань. Они снова разобрали так около двадцати приемов, как вдруг Цзо Лэн-чань высоко поднял меч правой рукой, и что было силы, нанес удар левой ладонью, угрожая тридцати шести жизненным точкам в верхней части корпуса противника. Если бы Юэ Бу-цюнь попытался уклониться от этой ладони, то непременно попал бы под удар мечом. Его лицо окуталось фиолетовым сиянием, он тоже размахнулся левой ладонью, и направил ее навстречу ладони Цзо Лэн-чаня. Две ладони столкнулись с громким хлопком, и Юэ Бу-цюнь отлетел назад, а Цзо Лэн-чань остался твердо стоять на своем месте. Юэ Бу-цюнь воскликнул: «Этот прием тоже принадлежит к школе Суншань?»



Лин-ху Чун в высшей степени внимательно смотрел на поединок, и в момент соударения ладоней не удержался от крика. Он знал, что ледяная энергия Цзо Лэн-чаня необычайно сильна, в поединке с Жэнь Во-сином, чья внутренняя сила была куда более обильна, он так глубоко проник в его энергию, что позже четверо людей превратились в снеговиков. Хотя Юэ Бу-цюнь и практиковал длительное время перемещение внутренней энергией, но по уровню цигун уступал Жэнь Во-сину, и, даже если он сразу и не заморозился, то явно не мог долго сопротивляться.


Цзо Лэн-чань рассмеялся: «Ничтожный сам придумал этот прием, в будущем собирался передавать его избранным ученикам единого клана Пяти твердынь». Юэ Бу-цюнь ответил: «Вот оно как, нужно будет попросить брата Цзо подробно рассказать об этом приеме».


Цзо Лэн-чань ответил: «Прекрасно». Сам подумал: ««Твое волшебное искусство «Фиолетовой зарницы» клана Хуашань однако, тоже весьма годное, ты получил удар моей «Волшебной ладонью холода», – и даже голос не дрогнул». И тут же его меч затанцевал, нанося укол в Юэ Бу-цюня. Юэ Бу-цюнь запечатал атаку мечом, через несколько приемов, потом снова раздался треск. и две ладони встретились вновь. Меч Юэ Бу-цюня заходил кольцами, тот вращался, норовя подрезать Цзо Лэн-чаня на уровне поясницы. Цзо Лэн-чань защитился мечом, отведя меч Юэ Бу-цюня, перевел дополнительную энергию в левую ладонь, и пошел в новую атаку ладонью, с силой атакуя того в область спины на уровне сердца. Юэ Бу-цюнь вышел из вращения, встречая ладонью новую атаку, снова раздался хлопок – их ладони сшиблись уже в третий раз. Юэ Бу-цюнь сжался, и отлетел наружу.


Но вдруг Цзо Лэн-чань почувствовал в центре ладони боль, посмотрел на руку. и увидел в центре ладони маленькое отверстие, как от укола шипом – из раны сочилась черная кровь. Он и испугался, и рассвирепел, начал ругаться: «Коварный мерзавец, как не стыдно!»


Он понял, что Юэ Бу-цюнь держал в левой ладони отравленную иглу, и внезапно пронзил ему центр ладони. Кровь в ранке уже успела почернеть – значить на конце иглы в самом деле был яд. Он и предположить не мог, что человек, прозвищем которого было «Благородный меч», окажется столь подлым. Он проделал дыхательный цикл, пальцем правой руки заблокировал три точки на своем левом плече, чтобы отравленная кровь не поднималась вверх, сокрушаясь: «Как же я мог получить этот ничтожный укол отравленной иглой? Но теперь нужно ускорять поединок, нельзя позволять ему затягивать время». И тут же его меч обрушил на противника атаку, подобную неукротимому ветру и шквалистому дождю.



Юэ Бу-цюнь ответным махом вернул удар, его техника меча тоже преобразилась, стала очень яростной и коварной. В это время сумерки сгустились над алтарем Неба и Земли, и в закатной полутьме не было видно, какая из сторон одерживает верх. Ясно стало ясно, что бой теперь идет на жизнь и смерть, люди под возвышением глядели во все глаза. Великий наставник Фан Чжэн произнес: «Благо! Благо! С чего это вдруг возникло такое ожесточение?»


Через несколько десятков приемов Цзо Лэн-чань уведел, что уже плотно прижал соперника, он беспокоился, что яд начнет подниматься вверх, сила его меча станет уменьшаться. Юэ Бу-цюнь защищался со всех сторон, было похоже, что ему не устоять, но вдруг его приемы снова изменились, его клинок то выскакивал вперед, то отдергивался назад, приемы стали предельно изворотливыми.


Толпа героев под жертвенником пришла в изумление, тут и там стали спрашивать: «Что это за приемы меча?» Задававших вопросы было много, но ответить никто не мог, оставалось только качать головами.


Лин-ху Чун опирался на Ин-ин, и вдруг увидел, что приемы шифу вдруг стали чрезвычайно быстрыми и весьма странными. совершенно ничего общего не имеющими с техникой меча горы Хуашань, он изумился, но, переведя взгляд, увидел, что приемы Цзо Лэн-чаня не слишком-то отличались от приемов его учителя.


Два человека нападали и оборонялись, прижимали и уклонялись, взаимодействовали без единого разрыва, как «не имеющая швов небесная одежда», казалось, что они ученики одной школы, десятками лет отрабатывающие знакомый комплекс, и сейчас просто разбирают приемы. Они разобрали так более двадцати приемов, Цзо Лэн-чань все наседал, Юэ Бу Цюнь непрерывно отступал. Лин-ху Чун был наиболее искусен находить уязвимые места в приемах противника, и заметил, что у шифу таких уязвимых мест стало появляться все больше и больше, ситуация становилась все опасней, и он забеспокоился.


Было видно, что сил у Цзо Лэн-чаня больше, и ученики клана Суншань разразились одобрительными кликами. Цзо Лэн-чань все увеличивал скорость своего меча, приемы его противника пришли в беспорядок, и через десять приемов меч Юэ Бу-цюня улетел в воздух. Цзо Лэн-чань ощутил непобедимое чувство удовольствия. Вышло так, что, когда он проводил косое срезание, Юэ Бу-цюнь подставил свой меч для защиты, но сил в руке не хватало, он не удержал меч, и тот полетел в воздух, к великому восторгу поддерживающих Цзо Лэн-чаня.


Внезапно Юэ Бу-цюнь провел руками по телу, и принял позицию рукопашного боя, привел руки в форму борьбы захватами, и метнулся в стремительной атаке. Его тело полетело в воздухе, подобно демону, он несколько раз провернулся, метнулся на запад, невообразимо быстро протянул руки, это было за гранью возможного. Цзо Лэн-чань был шокирован, крикнул: «Это... это... это...» Он выставил меч в защите. Меч Юэ Бу-цюня вылетел и воткнулся в помост, но на него сейчас никто не обращал внимания.



Ин-ин прошептала: «Дунфан Бубай!» Лин-ху Чун мысленно с ней согласился: то что сейчас проделал шифу, было точь-в-точь похоже на то искусство, каким Дунфан Бубай орудовал вышивальными иглами, ведя бой против четырех соперников. Он был так поражен, что забыл о боли, и встал на ноги. Маленькие ручки поддержали его за подмышки, но он ничего не чувствовал; пара внимательных глаз безотрывно глядела на него, но он ничего не замечал, будто был не здесь.


В этот миг среди тысяч взглядов на вершине горы Суншань только эта пара глаз не смотрела на стоящих на помосте Юэ и Цзо, только одна И Линь безотрывно глядела на Лин-ху Чуна.


Цзо Лэн-чань издал страшный протяжный вопль, Юэ Бу-цюнь отпрыгнул и встал на юго-западном краю жертвенника, возле самого края. Его трясло, казалось, он вот-вот упадет с помоста. Цзо Лэн-чань рванул свой меч в яростном танце, все быстрее и быстрее, он использовал приемы горы Суншань, защищая свои уязвимые места со всех сторон. Его приемы были утонченными и могучими, каждый прием производил грозное гудение ветра, и множество людей разразилось одобрительными криками.


Прошло некоторое время, и все заметили, что Цзо Лэн-чань исполняет свой танец с мечом, вовсе не атакуя Юэ Бу-цюня, и в этом было что-то неправильное.


Он использовал только защиты, вовсе не атакуя Юэ Бу-цюня, такое использование меча больше напоминало индивидуальную тренировку, как такими действиями можно было совладать с сильным соперником? Вдруг он сделал колющий выпад, и замер, чуть-чуть склонив голову, будто прислушиваясь к какому-то странному звуку, и только тут все заметили, что из его глаз тянутся две тонкие струйки крови, протекают по щекам, и капают с подбородка.


Многие вскричали: «Да он ослеплен!»


Не успели эти слова затихнуть, как Цзо Лэн-чань пришел в ярость: «Я не слеп, я не слеп! яКакой собачий преступник сказал, что я слеп? Юэ Бу-цюнь, Юэ Бу-цюнь, подлый преступник, если считашь себя годным, подходи, дедушка проведет с тобой еще три сотни схваток». Он кричал все громче, его крик был полон гнева, боли и отчаяния, он был подобен хищному зверю, получившему смертельную рану, и вкладывающему все свои силы в предсмертный рев.


Юэ Бу-цюнь стоял у края помоста, на его лице змеилась тонкая улыбка.


Люди разглядели, что Цзо Лэн-чань н самом деле ослеплен Юэ Бу-цюнем, и все пришли в изумление. Только Лин-ху Чун и Ин-ин не были удивлены таким исходом. Когда Юэ Бу-цюнь лишился меча, он продемонстрировал практически такое же гунфу, как и Непобедимый Восток. В тот день на утесе Черного Дерева Жэнь Во-син, Лин-ху Чун, Сян Вэнь-тянь и Шан-гуань Юнь вчетвером объединились против Непобедимомго Востока, но не могли добиться победы. К счастью, Ин-ин изменила ход поединка, напав на Ян Лянь-тина, да и то в этом бою Жэнь Во-син лишился одного глаза, в тот миг разница между жизнью и смертью была толщиной с волосок. То стремительное движение, которое демонстрировал Юэ Бу-цюнь, все же не могло сравниться с той фантастической скоростью, которую тогда показал Дунфан Бубай, но в поединке один на один Цзо Лэн-чань не мог не проиграть, и вот – оба глаза Цзо Лэн-чаня оказались выколоты.



Лин-ху Чун увидел, что шифу добился победы, но вовсе не обрадовался, а лишь ощутил невыразимый словами ужас. У Юэ Бу-цюня был мягкий характер, поначалу, когда Лин-ху Чун был ребенком, тот о нем заботился, и он относился к шифу с любовью и почитанием. Потом шифу выгнал его из клана, он считал это заслуженным наказанием за свой строптивый характер, и никогда не питал к шифу ни капли злобы. Но сейчас, он увидел, как легко и свободно шифу стоит на краю жертвенника, с изысканно-ученым выражением лица, и вдруг в его груди необъяснимым образом родилась лютая ненависть. Может быть, это было из-за того, что движения шифу напомнили ему извращенного, превратившего себя в невесть что Дунфан Бубая, или от того, что шифу явно добился победы нечестным способом, но оно застыл на некоторое время без движения, а потом боль в ране дала о себе знать, и он в изнеможении сел.


Ин-ин и И Хэ поддержали его с двух сторон, одновременно спросив: «Ты как?»


Лин-ху Чун отрицательно покачал головой, через силу выдавил из себя улыбку: «Ни... Ничего».


Тут Цзо Лэн-чань снова возопил: «Юэ Бу-цюнь, ты, подлый преступник, если смел – выходи на смертный бой, прятаться и увиливать – удел ничтожного человека! Ты... ты подходи, сразимся еще!» Тан Ин-Э из клана Суншань произнес: «Идите, помогите шифу сойти с помоста».


Двое учеников, Ши Дэн-да и Ди Сю-ин тут же откликнулись: «Слушаемся!» Стремительно взлетели на помост: «Шифу, мы спускаемся!» Цзо Лэн-чань орал: «Юэ Бу-цюнь, ты не смеешь подойти?» Ши Дэн-да протянул руку поддержать, произнес: «Ши...»


Тут блеснула вспышка, и Цзо Лэн-чань ударом меча развалил Ши Дэн-да от левого плеча до правого бока, тут же мелькнула вторая вспышка, и Ди Сю-ин оказался горизонтально разрублен на уровне поясницы. Эти удары мечом были так внезапны и свирепы, настолько неожиданны, только сверкнуло две молнии и два старших ученика клана Суншань превратились в четыре куска мертвой плоти. Зрители под помостом разом вскричали от ужаса.

Юэ Бу-цюнь маленькими шажками прошел к центру помоста, произнес: «Брат Цзо, ты уже стал инвалидом. я не могу смотреть на тебя, как на соперника, А до сих пор все еще хочешь биться со мной за место главы единого клана Пяти твердынь?» Цзо Лэн-чань медленно-медленно поднял меч, направив его кончик прямо в грудь Юэ Бу-цюня.


Юэ Бу-цюнь не имел боевого клинка, его меч был выбит, воткнулся в помост, да и остался там торчать, слега подрагивая под несильным ветерком. Он засунул обе руки в свои широкие рукава, и неотрывно смотрел на кончик меча, замерший в трех локтях от его груди. С кончика меча капля за каплей стекала свежая кровь, разбиваясь о землю жертвенника. Правый рукав одежды Цзо Лэн-чаня раздулся, как парус, поймавший ветер, левый рукав тяжело свисал вниз, было очевидно, что он вогнал всю внутреннюю силу своего тела в правое запястье, так, что рукав едва не лопался, это внушало уважение. Эта форма меча напоминала небо, готовое взорваться тысячами громовых раскатов.


Вдруг мелькнула вспышка белого пламени, Юэ Бу-цюнь метнулся назад на несколько чжанов, и в мгновение ока вернулся на прежнее место. Отступление и возвращение заняло столько времени, чтобы обычному человеку моргнуть глазом. Он стоял так некоторое время, потом скользнул на несколько чжанов назад-влево, и с невообразимой скоростью снова встал перед острием меча Цзо Лэн-чаня. Все прекрасно поняли, что как бы Цзо Лэн-чань не изменял направление удара, какую бы сокрушающую силу он не применял, ему не суждено было достать до тела Юэ Бу-цюня.



Цзо Лэн-чань прокручивал в уме бесконечные варианты, если он ударит мечом в грудь Юэ Бу-цюня – тот увернется, а он слеп, ему оставалось только принять свой горестный удел; подумав о том, сколько сил и крови он потратил на подготовку слияния пяти кланов в один, и все его деспотические амбиции пошли прахом, он потерпел поражение накануне успеха, попался на коварный план, вдруг у него в груди защемило, горячая кровь хлынула вверх, он издал спастический звук, и прыснул облаком свежей крови.


Юэ Бу-цюнь слегка уклонился корпусом, заранее сместившись в сторону, не сумев скрыть улыбку на своем лице.


Цзо Лэн-чань взмахнул своей рукой, преломил свой меч посередине, отбросил в сторону обломок, и расхохотался, подняв лицо к Небу. Он хохотал долго и громко, и эхо вторило ему в горных ущельях. Смеясь, он развернулся, быстрым шагом пошел к краю платформы, дойдя до края, шагнул левой ногой в воздух, но был внутренне готов к этому, посильнее оттолкнулся правой ногой, и прыжком слетел с возвышения.


К нему бросилось несколько учеников, крича: «Шифу, мы сейчас все вместе вступим в бой, изрубим весь клан Хуашань в мясной фарш». Цзо Лэн-чань громко ответил: «Великий муж свои слова держит! Раз решили выбирать лидера по мастерству меча, каждый, полагаясь, на свое гунфу, добивался победы. Мастерство господина Юэ намного превосходит навыки некоего Цзо, все должны принять его, как главу клана, разве могут быть возражения?»

В первый момент, когда он потерял оба глаза, то невольно, начал ругаться, разрывая рот, но, немного успокоившись, тут же вернул себе степенное спокойствие патриарха боевых искусств. Герои увидели, что он легко принял испытания, отпустив переживания, как великий герой своей эпохи, и не смогли не восхититься. Если бы ученики Суншань воспользовались перевесом в численности, и мощной поддержкой помощников, своим знанием рельефа места, навалились бы толпой, устроив свалку, то, как бы не был силен Юэ Бу-цюнь, то и ему было бы трудно противостоять противникам.


В кланах Пяти твердынь, и среди героев, пришедших посмотреть на горячие события, было немало людей, умеющих подстраиваться под сильных мира сего. Едва они услыхали эти слова Цзо Лэн-чаня, тут же разразились громкими здравицами: «Господин Юэ – глава клана Пяти твердынь, господин Юэ – глава клана Пяти твердынь!» Ученики клана Хуашань, понятное дело, кричали изо всех сил, хотя все случившееся было совершенно вне всяких ожиданий, они в самом деле не могли поверить, что все произошло на самом деле.


Юэ Бу-цюнь подошел к краю помоста, сложил руки в приветствии перед грудью: « Ничтожный состязался с братом-наставником Цзо в воинском умении, изначально стремился не доходить до крайностей. Однако, боевое мастерство брата-наставника столь высокое, он даже выбил меч из руки ничтожного. В этой критической ситуации ничтожный стремился только защитить себя, проявил небрежность, и повредил оба глаза брату-наставнику Цзо, сердце ничтожного неспокойно. Мы найдем для брата-наставника Цзо знаменитого лекаря, чтобы тот вылечил его глаза».



Кто-то снизу вскричал: «У сабель и мечей глаза не растут, разве можно гарантировать полную безопасность соперника!» Другой вскричал: «Ваше превосходительство полны гуманности и справедливости, оставили сопернику его жизнь». Юэ Бу-цюнь изрек: «Неплохо!» Он молча держал руки перед грудью, не обнаруживая желания спуститься с возвышения. Кто-то снизу закричал: «Кто хочет стать главой клана Пяти твердынь – поднимайся на помост. и дерись!» Другой прокричал: «У кого приемы хороши, поднимайся на помост, и попроси у господина Юэ, чтобы он тебя оттуда выковырял. запрета нет!» Несколько сот человек кричали: «Господин Юэ – глава клана Пяти твердынь, господин Юэ – глава клана Пяти твердынь!»



Юэ Бу-цюнь дождался, пока крики немного стихнут, и громко произнес: «Раз все присутствующие одарили меня высоким доверием, ничтожный не может отказываться. Сегодня основывается единый клан Пяти твердынь, происходят великие перемены, ничтожному приходится возглавить это дело. Делами клана Южная Хэншань пусть ведает господин Мо Да, делами клана Северная Хэншань пусть занимается добродетельный младший брат Лин-ху. В клане Тайшань прошу заняться делами даосских старейшин Юй Цина, Юй Ина, вместе с братом-наставником Тянь Мэнем втроем заниматься делами. Что касается дел клан Суншань, то у брата-наставника Цзо с глазами не все в порядке, тут надо поразмыслить...»


Юэ Бу-цюнь выждал паузу, прошелся взглядом по рядам учеников Суншани, и медленно продолжил речь: «На основании взглядов ничтожного, сейчас нужно просить Тан Ин-э – брата-наставника Тана, Лу Бая – брата-наставника Лу, втроем вместе с братом-наставником Цзо заняться повседневными делами. Лу Бай этого совершенно не ожидал, произнес: «Это... это...» Люди клана Суншань и примкнувшие к ним мастера других школ пришли в изумление. Тан Ин-э долгое время был заместителем Цзо Лэн-чаня, это ладно, но Лу Бай совсем недавно осыпал Юэ Бу-цюня язвительными фразами, издевался над ним, а тот вдруг отмел личную неприязнь, и назначил его управлять делами фракции Суншань. Клан Суншань был в гневе из-за ослепления Цзо Лэн-чаня, множество людей только ждали повода, чтобы начать действовать, но вот Юэ Бу-цюнь назначил Цзо Лэн-чаня, Тан Ин-э и Лу Бая управлять делами, не стал силой навязывать новые порядки, и раздражение тут же улеглось.


Юэ Бу-цюнь произнес: « Сегодня день объединения пяти кланов, если у нас не будет внутри согласия и единодушия. то объединение будет только по названию. Мы теперь все подчиняемся единому клану, и в дальнейшем не будем разделяться. Ничтожный не обладает добродетелями и способностями, назначен заведовать школой, все перемены будет подробно обсуждать с братьями, не посмеет самоуправствовать. Сейчас уже поздно, все устали, прошу всех спуститься во двор Суншань отдохнуть, выпить вина и перекусить!» Герои ответили криками радости, и начали спускаться с вершины горы.


Юэ Бу-цюнь спустился с помоста, великий наставник Фан Чжэн, даос Чун Сюй и другие вышли к нему навстречу с поздравлениями. Фан Чжэн и Чун Сюй изначально тревожились, что Цзо Лэн-чань, объединив пять кланов, не остановится на этом, и поглотит Шаолинь и Удан, ввергнув воинское сообщество в пучину бедствий. Когда они узнали, что Юэ Бу-цюнь, скромный и благородный человек, стал главой общего клана, то совершенно успокоились и поэтому их поздравления были совершенно искренними.


Великий наставник Фан Чжэн произнес тихим голосом: «Господин Юэ, сейчас в клане Суншань, опасаюсь, есть люди, желающие зла драгоценному мирянину. Пословица говорит: нельзя держать в сердце зла на людей, но нельзя не остерегаться противников. Сейчас драгоценный мирянин находится на горе Суншань, следует соблюдать осторожность». Юэ Бу-цюнь откликнулся: «Слушаюсь! Благодарю великого наставника Фан Чжэна за наставления». Фан Чжэн продолжил: «Гора Шаошишань отсюда в двух шага, если что случиться – только дайте знать». Юэ Бу-цюнь совершил торжественный поклон со сложением рук перед грудью: «Прекрасная мысль великого наставника, некий Юэ тронут до глубины души».


Он также сказал несколько фраз даосу Чун Сюю. главе корпорации нищих Цзе, быстрым шагом приблизился к Лин-ху Чуну и спросил: «Чун-эр, как твоя рана, ничего страшного?» Хотя сердце Лин-ху Чуна и похолодело, он пролепетал: «Не... ничего особенного». Юэ Бу-цюнь спросил: «Может быть, ты вместе со мной отправишься на Хуашань залечивать рану, как тебе такое?» Если бы Юэ Бу-цюнь предложил такое еще несколько часов назад, то Лин-ху Чн с радостью бы согласился, но сейчас он колебался, испытывая страх перед подъемом на Хуашань. Юэ Бу-цюнь удивился: «В чем дело?»


Лин-ху Чун ответил: «В клане Северная Хэншань ранозаживляющие лекарства очень хорошие, ученик... ученик залечит раны, и явится с поклоном к шифу и шинян».


Юэ Бу-цюнь наклонил голову, внимательно вглядываясь в его лицо, словно хотел разведать его истинные мысли. Прошло некоторое время, и только тогда он согласился: «И так будет неплохо! Ты тщательно лечи раны, жду тебя на Хуашани». Лин-ху Чун ответил : «Слушаюсь!», изо всех сил постарался подняться для поклона. Юэ Бу-цюнь придержал его за правое плечо, мягко произнес: «Не стоит!» Лин-ху Чун неосознанно дернулся всем телом, на его лице невольно проступило выражение ужаса. Юэ Бу-цюнь хмыкнул, между его бровями мелькнуло выражение гнева, но он тут же улыбнулся, вздохнув: «Твоя сяошимэй все такая же взбаломошная девчонка, распустит руки – не различает легкого и тяжелого, она вовсе не хотела ранить тебя так тяжело!»



Он кивнул И Хэ, И Цин и другим ученицам Хэншани, медленно развернулся, и пошел.


В нескольких десятках саженей его ждали сотни людей, они окружили его плотным кольцом, и стали расхваливать его могучее боевое мастерство, гуманность и справедливость, умение вести дела. Подлизываясь и нахваливая, тесной толпой стали спускаться с вершины.


Лин-ху Чун провожал глазами силуэт учителя, пока тот не скрылся за склоном горы, остальные герои тоже спустились с вершины, и в этот момент позади него раздался девичий голосок: «Поддельный Благородный муж!»


Лин-ху Чун колыхнулся всем телом, рана невыносимо заныла, эти три иероглифа «Поддельный Благородный Муж» ударили его в грудь тяжелее железного молота, так, что некоторое время он и вздохнуть не мог.