И снова про горы

Ирина Окунева
Однажды, любимый сказал, что мы идем на Мунку-Сардык.
"Надеюсь, не в ближайшую пятницу?" — поинтересовалась я.
"Неее... Там пограничная зона, разрешение нужно за два месяца оформлять." — ответил супруг.
"Может, пронесет," — помечтала я.
А милый добавил: "Нужны каски и "кошки", и, желательно, ледорубы".
"Не пронесет", — обреченно подумала  я и пошла в интернет гуглить на тему, кто такая Мунку-Сардык, и чем мне может грозить ее посещение в каске и без каски.

Оказалось, что все серьезно, что Мунку является высочайшей вершиной Саян, рост имеет 3 с половиной километра и круглый год стоит по маковку в снегу. Ходят на нее, как правило, в мае, по причине удлинненных выходных и еще не растаявших горных рек, по которым, собственно, и добираются наверх профессионалы и примкнувшие к ним "чайники".

К стати, недавно узнала, почему бывалые туристы новичков называют чайниками. Мне объяснили, что довольный своими первыми результатами дебютант любит фотографироваться в традиционной позе: одна рука уперта в бок, а другой он приветственно машет своим потенциальным созерцателям. То есть, силуэт его напоминает чайник с ручкой на боку и вздернутым носиком. Боже, как узок был еще 50 лет назад кругозор того, кто это придумал!!! Он и не подозревал, какими изобретательными по части поз и позиций могут оказаться любители селфи!

Но я, как всегда, отвлеклась.
Через пару дней на пороге возник Евгений Семенович, бывалый проводник по Хамар-Дабану. Испив чаю, гость поведал, сколько раз он "брал" Мунку-Сардык, а также другие всевозможные пики и вершины, после чего сказал: "Поехали, познакомлю с ребятами".

Первая же встреча произвела впечатление на наши неокрепшие альпинистские души. Эта команда разительно отличалась от тех брутальных мачо, с которыми мы ходили на пик Черского (вернее, с которыми мы оттуда возвращались). Новые были существенно меньше размерами, но гораздо более жизнерадостней, подвижнее и, как-то, проще.

Готовиться начали за месяц. Собирались в чьей-нибудь квартире. Мужики раскладывали карты, подключали на компе Googleспутниковые пейзажи, и начинали громко спорить и тыкать пальцами в экран и бумагу.   
Между собой они разговаривали на языке, казавшимся знакомым, но только в первом приближении. Мы с Юрьичем сидели на галерке этих словесных баталий, с благоговением наблюдали, слушали и параллельно пополняли свой словарный запас. Среди абсолютно незнакомых нам терминов, типа "вибрам", "снаряга", "спасы", "тропарь", периодически звучали и знакомые, но несущие в себе новый, почти сакральный для нас, смысл: "качалка", "карабин", "морена", "гребень".

Ближе к маю мы с ножом у горла перетрясли всех знакомых и знакомых знакомых. Нашли одни "кошки" на двоих и строительную каску. Моя коллега-сноубордистка дала на прокат шлем от своего снаряжения, который занял сразу половину рюкзака и весил как хороший арбуз. Накануне отъезда еще один мой знакомый нашел в гараже свои старые "кошки". 

Запасным ледорубом с нами поделился Евгений Семенович. Решили, что его, в смысле ледоруб, потащит на себе Юрьич. Я же ограничусь лыжными палками. Таким образом, наше снаряжение мы сочли достаточным.
Водку в этот раз брать не стали. Через знакомых знакомых раздобыли чистый медицинский. Будучи грамотными потребителями, мы предполагали в перспективе увеличить его объем, как минимум, вдвое. А наученные уже имеющимся туристическим опытом, зелье перед поездкой перелили в пластиковую тару.
Но туристического опыта хватило только на спирт. По части продуктов питания мы опять отожгли.

По договоренности с остальными членами группы, каждый из нас должен был обеспечить одну трапезу для всего коллектива. Нас было двое. Нам полагалось обеспечить две трапезы.

Традиционная тушенка в этот раз Юрьича, почему-то, не устроила. Он захотел вкушать на привале цивилизованную пищу. Выбор его остановился на упитанных розовых сардельках, аппетитно возлежащих на витрине соседнего супермаркета. Он мысленно сосчитал всех членов экспедиции, добавил пару возможных дополнительных участников и умножил полученную цифру на две трапезы. Но этого количества ему показалось мало. Решив, что на свежем воздухе аппетит у всех должен быть хорошим, любимый полученную цифру еще раз удвоил, и  купил четыре килограмма сарделек...
Для сравнения — одна банка тушенки весит 340 граммов. А двух банок вполне достаточно на полноценный обед человек на 7—8. Нас было семеро. Умножили? Сколько получилось? Правильно, меньше полутора килограммов... Но любимый хотел сарделек, и я не могла ему отказать.

Теперь опять отвлекусь на географическую справку. Мунку-Сардык расположена в южной части республики Бурятия на границе с Монголией. Желающие ее посетить едут из Иркутска 300 километров на чем-нибудь через поселки Култук, Аршан и Монды, делая по пути нужное количество своротов и поворотов, и, не доезжая Орлика, завершают свое транспортное путешествие в районе старого моста через Белый Иркут, возле которого находится пограничный пост. Там, как правило, проверяют документы и пропуска, а бывает, что и не проверяют, кому как повезет. И вот с этого места и начинается, собственно, первый этап восхождения. Здесь энтузиасты всех мастей грузят на горбушку свои рюкзаки и, оставив за спиной пограничный пост, как последний оплот цивилизации, движутся вверх по ледяному асфальту Белого Иркута. Идут до так называемой Стрелки — места его слияния с речкой под названием Мугувек. И путь этот, ни много ни мало, составляет цельных три километра снега, льда, торосов, обледенелых подвижных и неподвижных валунов, и местами начинающей просыпаться горной речки.
 
На Стрелке ставятся палатки, разбиваются мелкие стоянки и лагеря покрупнее. Со Стрелки ходят на Мунку и в другие походы по окрестностям. Например, недалеко от Мунку-Сардык есть еще одна интересная вершина — пик Пограничный, слегка пониже Мунки, но с более сложными маршрутами восхождения. Наши спутники как раз планировали идти на Пограничный. У меня и любимого были более скромные цели.

Итак, продолжаю. Купленные Юрьичем сардельки и выданный мне сноубордистский шлем до пограничного поста резво докатил наш автомобиль. Дальше нужно было грузить все это на горбушку и проявлять энтузиазм.
Машину загнали под ближайший незанятый куст, дождались соратников из другого автомобиля, напялили рюкзаки и зашагали вверх.

Спирт, шлем и сардельки несла я. Кроме того, в моем рюкзаке лежал приличный пакет с курагой и полкило грецких орехов. Орехи и сухофрукты, по совету более опытных товарищей, были приобретены в целях борьбы с "горняшкой" — кислородным голоданием, которое могло подкараулить нас на пути к вершине.
Через некоторое время сардельки перекочевали в рюкзак к любимому. Еще через триста метров мне удалось сплавить супругу шлем. Засунуть эту бандуру в переполненный рюкзак мы не смогли, и пришлось привязать его сверху. Шлем на ходу заваливался то вправо, то влево, и периодически бил супруга по затылку. Любимый шел и  почему-то на меня матерился.
Если бы я могла, я бы, наверное, огрызалась. Но все мои силы были сосредоточены на том, чтобы окончательно не утратить совесть и самостоятельно донести до Стрелки хотя бы спирт. Чтобы никто не посмел мне сказать, что я шла к лагерю с пустым рюкзаком. В конце концов мы добрались до места и встали на отдых.

Вечер у костра в обществе интересных людей, горячий ужин и ночь в палатке вернули силы нашим ослабленным организмам. Утром, позавтракав и нагрузив карманы сухофруктами и орехами, налив в термос горячего сладкого чаю, мы с любимым подались по Мугувеку вверх, а наши соратники ушли направо по Белому Иркуту искать подступы к Пограничному.

Описывать словами наш подъем — только напрасно тратить буквы. Впечатления от того дня невозможно переложить на слова. Но я, все-таки, попробую.

Первое препятствие на пути — падающая сверху и окаменевшая до весны вода, ледяные террасы Мугувека, опасные и потрясающе красивые. Царапать "кошками" их алмазно-изумрудную поверхность казалось кощунством. Немного выше, куда в распадки днём успевало пробраться майское солнце, река уже проснулась и бурлила, срываясь вниз освободившимися водяными потоками и, натыкаясь сама на себя ледяную, снова замирала, создавая на своем пути очередной фантастический узор.
Преодолев русло Мугувека, мы вырвались на свободное пространство. Идти стало немного легче.  Дальше наш путь некоторое время пролегал через залитые солнцем плато, окруженные со всех сторон горными кряжами.

Сказать по правде, к тому времени я уже порядком устала. Но сияющая вечным снегом вершина Мунки не оставляла мне выбора. Юрьичу же вообще было хоть бы хны. Глаза его сияли юношеским восторгом, а ноги сами бежали вперед.

Но несмотря на разную мотивацию к движению вверх, из нас обоих фонтаном били одинаковые эмоции. Вокруг был сказочный мир. Цветы росли прямо из камней и снега. И эхо кололось на тысячи осколков, отражаясь от каждой скалы и прячась обратно под гранитные валуны. И вся эта мощь, эти простор и сила, эта бесспорная, абсолютная красота, наполняли тело энергией, давали заряд на каждый следующий шаг.

Этого заряда хватило, чтобы пересечь плато и перебраться через довольно высокую, а главное, аффигительно каменистую гряду скал, на которой я едва не переломала себе ноги.
Перебравшись через скалы, мы попали в зиму, настоящую зиму со снегом по колено и желанием как следует утеплиться. Зато Мунку, закрытая белою шубой, выглядела теперь близкой и почти доступной. Прямо у ее подножья блистало озеро Эхой, закрытое ледяным панцирем, — последний форпост перед восхождением, место привалов и экзотических фотосессий для сильных духом.

У нас были термос с чаем, печенюшки и курага с орехами. Слегка подкрепившись, мы снова пошли вверх. Очень скоро я поняла, что ходить по снегу — это не мое призвание. Идти быстро я не могла категорически. Бедный Юрьич метался между мной и вершиной, едва ли не пытаясь тащить меня на себе с упорством гусеничного трактора. Девушка я не мелкая, и потому желание любимого перекинуть меня через плечо и нести к вершине было бесперспективным.

Пришлось разделиться. Любимый ушёл вперед, я же, сцепив зубы и призвав на помощь всю свою вредность и упрямство, двигалась вверх медленно, преодолевая подъем шаг за шагом. Последние сто метров я ползла на карачках, с остервенением цепляясь за растянутый кем-то страховочный трос.
Вершина Мунки представляла собой маленький пятачок, площадью не больше 40 квадратных метров с поклонным крестом в середине. Какой-то энтузиаст когда-то втащил его на эту верхотуру. Вокруг толпился радостно-возбужденный народ.

У меня сил не было совсем. Полулежа в сугробе  и свесив ноги обратно в снежную кашу, я, почти со злым удовлетворением разглядывала лежащую внизу монгольскую степь.

Сил не было настолько, что я даже не заметила любимого, который в числе других покорителей вершины радостно снимал все вокруг себя.  Если хотите посмеяться, то смейтесь! ибо меня любимый тоже не заметил. Мы не увидели друга друга на ничем не загроможденной площадке в 40 квадратных метров!

Встретились мы уже внизу. И позднее, разглядывая фотографии, отснятые супругом на вершине Мунку-Сардык, веселились, узрев на нескольких из них мою согбенную от усталости спину. 

В сугробе я сидела недолго. Нужно было вставать, и я встала. И еще раз посмотрела вокруг. Я уже писала, что переложить на слова невозможно никакие эмоции. Любой текст будет  ущербнее чувств, кипевших во мне. Восторг,
восхищение, упоение, экстаз, эмоциональный оргазм! Я не дошла, я почти доползла, истратив все запасы упрямства и злости, израсходовав ресурс каждой клеточки своего измученного тела. Я доползла, и я один на один с небом!!!

Вот только вечером, в лагере, принимая заслуженные аплодисменты от сотоварищей, я скромно умолчала о том, как уже на спуске я несколько раз подряд упала на спину просто потому, что измученные ноги не подчинялись сигналам мозга и не желали идти.

На 16-ый Конкурс на свободную тему -  http://www.proza.ru/2018/10/03/1218 Международного Фонда ВСМ