Впереди маячил пока ещё знакомый рисунок звёздного неба. Корабль набирал скорость; по правому борту мелькнула кровавая точка.
Марс?
Золотов прикрыл рукой отяжелевшие веки. Он был прыщавым строптивым юнцом, когда на Марс впервые отправился грузопассажирский корабль. Мысли о скором покорении красной планеты будоражили умы землян, и восьмиклассник Золотов, как все его друзья, мечтал о том, как полетит на Марс, где будет строить города и парниковые фермы. Теперь по поверхности красной планеты было разбросано несколько десятков поселений, но колонизаторы были обречены на мучительную смерть, поскольку кислородом и продуктами питания их обеспечивала Земля.
Марс остался далеко позади, и Золотов подумал, что, быть может, видит его в последний раз. Впрочем, как и всё, что за последние сутки он наблюдал по правому борту: огненную волну, стёршую с поверхности Земли материки и острова; безмятежную холодную Луну; шлейф космического мусора, в который превратился развалившийся от столкновения с астероидом зонд.
Золотов поймал себя на мысли о том, что не может думать о Земле в прошедшем времени. Он никак не мог убедить себя в том, что никакой Земли больше нет. Что Великая война не оставила ничего живого на планете. И что от всей расы землян в галактике остались лишь несколько десятков колонистов на Марсе и экипаж его корабля.
Как трудно свыкнуться с мыслью о том, что некуда возвращаться домой! Разве эта изжелта-красная, кипящая планета может быть Землёй? Ещё вчера – живая, зелёная, в нежно-голубом тумане – она мягко сияла среди вселенского мрака.
Нет атмосферы. Нет жизни. Нет великой страны и родного Подмосковья, где у тихой реки ютился его старенький бревенчатый дом. Нет отца и товарищей. Как хорошо, что он не был женат и не имел детей! Смириться с такой потерей Золотов вряд ли бы смог. Да, по сравнению с другими членами экипажа капитан мог считать себя счастливчиком: у штурмана Горцева погибла невеста, у бортинженера Белова – родители, жена и двое детей. Но хуже всего пришлось Смиту – он только приобрёл трёхэтажный особняк в Майами, только защитил диссертацию, только стал счастливым отцом… Золотову было страшно представить, каково это – потерять всё на пике счастья. А ведь Смит был так влюблён в жизнь! Он обожал свою Бесс, мечтал о дочке и сыне и строил великие планы на будущее. Весь экипаж «Надежды» желал, чтобы Бесс родила ему сына – будущего покорителя вселенских просторов. И она родила очаровательного крепкого мальчишку, но на корабле по этому поводу даже не успели откупорить шампанское: в то время как до межпланетного корабля долетала эта благая весть, Европу уже накрывало огненной волной. Бедняга Смит! Он так и не увидел лица своего ребёнка.
Золотов не умел говорить слова соболезнования. Он просто ударил Смита по плечу: «Держись, старик! Мы с тобой!». Остаток дня Смит выл в каюте, а под утро Горцев отобрал у него нож, которым Смит хотел зарезаться, чтобы не думать о Бесс и её ребёнке. Гибель планеты, казалось, не волновала его. Он думал лишь о том, что никогда не обнимет жену и не погладит по головке маленького Юджина. И всё же он не сошёл с ума от горя. А значит – не слабак. Переживёт.
Мысли Золотова вновь вернулись к недавним событиям. Планету уничтожила война. Жестокая и кровопролитная, какой ещё не ведала история человечества. Ради чего? Ради всемирного господства? Ради денег? Кому теперь нужны власть и деньги на мёртвой планете? Ради свободы одних и сомнительной правды других? Свобода, равенство, демократия… Теперь это тоже пустые слова. Кому на обезлюдевшей Земле нужно братство? Нефть, золото, алмазы? Никому ничего не нужно, население погибло, в колонии на Марсе воздуха не хватит и на три дня, а значит, несчастные люди тоже мертвы, хотя ещё и не догадываются об этом…
Дверь в капитанскую каюту сложилась гармошкой. На пороге стоял Горцев.
Золотов недолюбливал штурмана. Горцев был высоким тонкокостным брюнетом с трезвым колючим взглядом. Ему стоило бы выбрать профессию следователя или школьного учителя, тем более что голос его – вкрадчивый, бархатный – имел холодную железную нотку. Характер штурмана был соткан из противоположностей, и это очень раздражало Золотова.
- Капитан! У команды имеется к вам один вопрос: куда мы летим?
«Вопрос задан таким тоном, как будто это я виноват в гибели планеты!» - горько подумал Золотов. За три года совместных полётов он так и не стал для Горцева авторитетом.
- Топлива нам надолго не хватит, - продолжал штурман. - Протянем месяц-полтора, не больше. На Марсе пока ещё есть запасы кислорода и провизия, но мы промчались мимо. На спутниках Юпитера несколько американских военных баз. Там тоже могут быть кислородные баллоны. Наш друг Смит не может утверждать наверняка, но другого выхода команда не видит. Кстати, Юпитер нам не по курсу.
- Мне это известно, Виктор.
- Экипаж желает знать, куда мы летим. У нас есть хоть какая-нибудь надежда?
Золотов молчал.
- Капитан! Если надежды нет, не правильнее ли будет взорвать корабль? Лучше умереть быстро, чем терпеть голод и удушье. По крайней мере, мы сохраним человеческое достоинство.
Золотов бесстрастно бросил взгляд на панель управления, где среди разноцветных кнопок и рычажков тревожно краснел рычаг самоуничтожения корабля. Такой рычаг был на каждом военном звездолёте. Русские ведь не сдаются. Лучше достойно умереть, чем сдать противнику корабль, оснащённый лазерными пушками. Но Золотов не собирался сдаваться. Даже смерти.
- Виктор, вы знаете, что я несколько лет работал на секретной космической базе? – наконец проговорил Золотов.
- Да, капитан. Но база законсервирована. Теперь это космический мусор, зачем нам туда?
- Нам туда не нужно. Я просто хотел сказать, что теперь, когда наша планета погибла, нет смысла хранить тайны. Никто не привлечёт меня к ответу за разглашение военных секретов.
- Каких секретов?
- Мы во Вселенной не одиноки.
Горцев не прослезился от счастья и, казалось, даже не изменился в лице. Золотов впервые подумал о том, что всё-таки штурман не напрасно стал военным. Немыслимое самообладание!
- Зелёные человечки? – усмехнулся Горцев. – Сириусяне? Рептилоиды с Нибиру?
«Он ещё и шутить пытается!» - подумал Золотов, почувствовав укол зависти.
- Вы знаете, Виктор, что во Вселенной существует множество экзопланет земного типа…
- Да, но они слишком далеки от нас, - перебил Горцев. – И неизвестно, что нас там ожидает. Мне почему-то кажется, молочные реки там не текут, и кисельные берега не про нашу честь.
- Реки, верно, не молочные, но вода прекрасная. А ещё там прохладные озёра, леса и плодородные почвы. Но вы правы, местное население не ждёт нас с распростёртыми объятиями.
Горцев усмехнулся.
- Вы переутомились, капитан.
- Ничуть. Двадцать лет назад с космодрома «Российский» стартовала ракета с пассажирами на борту. Учёные и обычные работяги, молодые мужчины и женщины, богатые и не очень… Что их объединяло? Не поверите, Виктор: вера!
- Вера в науку, в себя, в покорение космоса… Это прекрасно! И я не понимаю, чему тут удивляться?
- Вера в Бога, Виктор! Эти люди были прихожанами одной из московских церквей.
- Они улетели искать Бога? – Горцев вновь позволил себе усмехнуться.
- Нет. Просто им не нравилось притеснение других конфессий и атеистов. Настолько, что они решили объединить все свои средства для возможной колонизации одной из экзопланет, чтобы удалиться от нашего греховного мира и возродить духовную, чистую, не запятнанную цивилизацией жизнь. Всего было человек пятьдесят. Их ракета называлась «Ковчег».
- Но ведь это полное безумие – лететь неизвестно куда!
- И тем не менее им удалось невозможное. Они нашли за пределами солнечной системы маленькую планетку и закрепились на ней, основав поселение на берегу полноводной реки. Планета, которую колонисты назвали Эдем, вдвое меньше Земли. На ней отлично прижились земные саженцы и семена. Эдем – прекрасное место. Обилие кислорода и воды. Разнообразная местная фауна – рыбы, зверьё. Колонисты образовали семьи, разбили фермы, приручили скот. Последний раз они выходили на связь полгода назад – ими был послан зонд, который передал сигнал в Военную московскую обсерваторию. На сегодняшний день население колонии должно составлять около двухсот человек. Я верю - мы долетим до Эдема. Если это получилось двадцать лет назад, то почему не получится теперь? А там – возьмём земли, сколько захотим. Создадим новые семьи. Родим детей. Мы будем жить! Правда, - лицо Золотова омрачилось, - за наше спасение кому-то придётся заплатить жестокую цену.
- Я вас не понимаю, капитан.
- А что тут понимать? Как вы думаете, Виктор, рады будут на Эдеме военному кораблю и кучке вооружённых солдат, чьи сородичи, не признающие ни Бога, ни дьявола, угробили матушку-Землю?
- Мы можем основать базу вдалеке от переселенцев…
- Основать базу? – Золотов ухмыльнулся. – А кто из нашей команды умеет строить дома? Пахать землю? Приручать и разводить скот? Мы хорошие солдаты, но нас не учили выживать на чужой планете под открытым небом без пищи и благ цивилизации. Вдали от соплеменников мы можем лишь одичать или погибнуть.
- Мне кажется, нам всё же стоит вступить в переговоры. Мы не варвары, чтобы угрожать оружием беззащитным людям.
- Горцев! – глаза капитана недобро сверкнули. – Права беззащитных людей теперь никого не волнуют. И право на землю имеет не тот, кто её пашет, а тот, у кого в руках оружие. А на Эдеме, насколько мне известно, оружие запрещено. Поэтому не аборигены, а мы – будущее планеты.
Горцев на мгновение задумался.
- Нам выпала честь начать заново историю человечества, – наконец проговорил он. - С чего же мы начнём: с осознания того, что натворили, или с постыдного завоевания бывших соплеменников? Нас – десять, их – около двухсот. Вы правда полагаете, что двести десять человек не смогут поделить новую, девственную, полную природных богатств планету?
- Штурман, из вас получился бы неплохой философ, но дрянной политик. Вы не понимаете главного: какой нам смысл спасать свои жалкие жизни, если среди экипажа «Надежды» нет женщин? Кто будет продолжать наш род? Кто унаследует культуру и знания погибшей цивилизации? Эту миссию могли бы взять на себя дочери колонистов, но захотят ли они иметь детей от землян? Даю голову на отсечение: ни одна набожная аборигенка не пожелает в мужья солдафона, которого тяготят церковные службы, посты и молитвы. Наше мировоззрение сильно отличается от их образа мыслей. Они верят в Бога, мы – в собственный разум. Их закон – десять заповедей, а наш – сила и власть. Смысл их жизни – служить Богу, наш – выжить и передать потомкам опыт земной цивилизации. И нам не остаётся другого выхода как принудить их девушек силой рожать для нас детей.
- Это безумие!
- Нет, не безумие, а здравый смысл. Когда-нибудь на этой планете найдутся люди, которые пресытятся всеобщим равенством и захотят господствовать над природными ресурсами и соплеменниками. Они подчинят своей воле простодушных единоверцев, и опять возникнет неравенство – это закон эволюции. Так бывало всегда. Каин и Авель не могли разойтись на Земле, потому что зло существовало изначально, и победить его невозможно. Где есть, что делить, непременно начнётся война. И если тому суждено быть, пусть господами станем мы и наши дети. Разве я неправ?
Горцев молчал.
- Идите в отсек для релаксации, штурман. Ваш усталый и воспалённый мозг не может принять правильных решений. Через двенадцать часов Помазов сдаст вам вахту.
Солнце палило нещадно, и Мила опустила ноги в прохладную воду. Деревянные мостки, на которых она сидела, то и дело захлёстывало волной, и оттого подол её юбки намок и отяжелел – с него весёлой струйкой бежала вода.
Обернувшись на хруст речной гальки, Мила увидала Матвея. Он улыбался; в его руках пестрел наспех собранный букет горных фиалок.
- Извини за опоздание. Отцу нездоровится. Он попросил меня передать сигнал на Землю, - сказал Матвей, присаживаясь рядом. – Сегодня на родине наших родителей двенадцатое апреля – очень важный для землян праздник. Двести лет назад человек впервые полетел в космос!
Матвей положил на колени Милы букетик и бережно обнял её за плечи. Волосы Милы пахли речными водорослями. Она уже успела искупаться, и на ветвях ивы колыхалась её купальная сорочка.
- Подумать только! Всего двести лет назад люди не знали, что на других планетах возможна жизнь! – Мила задумалась. - Мотя, отчего наши родители так мало общаются с прародиной? Мы почти не знаем, как живут люди на Земле. Твой отец – самый старший из переселенцев, он должен многое помнить о прошлой жизни. Я расспрашивала и его, и своих родителей, но они не велели подходить к ним с подобными вопросами. Почему нам нельзя знать того, что знают они?
Матвей смутился.
- Отец говорил, на Земле много плохих людей. Если мы узнаем, какое бывает зло, то наши души будут осквернены им. Мы уподобимся землянам, и на Эдеме уже никогда не будет счастья.
- Ты говоришь непонятные слова. Какое бывает зло? Отчего люди становятся злы?
- Хорошо, я расскажу тебе всё, что знаю. Но пусть это останется нашей тайной.
- Обещаю.
- Отец говорил, что когда он был молод, люди на Земле перестали уважать Бога и соблюдать Его заповеди. Они научились ненавидеть друг друга. Предавать. Убивать.
- Как? – в беспечном голосе Милы Матвей уловил удивление и любопытство.
- Как мы убиваем назойливых мошек. До смерти.
- Но ведь людей нельзя убивать, как мух! – смеясь, возразила Мила.
– Да, нельзя, - согласился Матвей. – Но люди перестали понимать цену человеческой жизни. Даже матери перестали любить детей. Наши отцы боялись, что и мы заразимся ненавистью друг к другу и забудем заветы Бога.
Мила задумчиво теребила букетик.
- Как странно то, что ты говоришь! И непонятно.
- Мне тоже не всё ясно. У землян было много плодородной земли, металлов, газа, угля. Каждый человек мог бы быть счастлив, но большинство страдало от холода, голода и бедности. Люди всё больше ожесточались и под конец потеряли страх смерти. Ты только вообрази, что творилось на Земле: толпы обездоленных, мятежи, насилие, войны…
- Почему? – простодушно спросила Мила.
- Потому, что люди не смогли справедливо поделить природные богатства. Те, кто имел власть и оружие, мечтали подчинить своей власти остальных, а тех, кто не желал смириться со своей участью, бросали в тюрьмы или убивали.
- А Бог? – робко спросила Мила. - Как же они не боялись Божьего гнева? Он ведь накажет неправедных после смерти!
- Наверное… То есть я хотел сказать – обязательно накажет! Бог ведь не может быть несправедлив.
Мила кивнула.
Прибой, остервенело клокоча, бился о прибрежные камни.
Мила – беспечная, лучезарная – соскользнула с мостков и весело зашлёпала босыми ногами по воде. Матвей любовался её полудетским веснушчатым лицом, густыми, до пояса, волосами, и что-то тяжёлое, сладкое томилось и зрело в его груди. Он пощекотал прутиком её загорелые плечи. Мила рассмеялась.
- Ты расскажешь мне ещё о войне богатых и бедных?
- Не знаю. Отец сказал, надо думать о хорошем, а плохие мысли следует гнать, иначе мы уподобимся землянам и погубим человеческий род. В добре – наше спасение. Давай будем думать о нашем счастье.
Мила улыбнулась и поцеловала робкие губы Матвея.
Горцев остановился в нерешительности перед капитанским модулем. Все – кроме штурмана Помазова, который должен был передать ему вахту, были пьяны.
Из столового отсека воняло перегаром. Горцев заглянул в отсек – там сидели трое сослуживцев. Они ещё могли разговаривать – каждый опорожнил лишь по два стакана портвейна. Горцев остановился послушать их мысли.
- Капитан молодец! Мы теперь хозяева вселенной. Нас ждёт новая жизнь!
Бортинженер стукнул пустым стаканом по столу.
– Мне кажется, не стоит сразу брать аборигенов на мушку, - с трудом проговорил врач. - Зачем им знать, что земляне разнесли планету в пух и прах? Пускай думают, что мы к ним с дружеским визитом. Войдём в доверие, обживёмся, а потом захватим власть и ресурсы.
- Нас всего десять… - бортинженер икнул и дрожащей рукой плеснул в стакан остатки портвейна. - Нет, капитан прав! Аборигены могут догадаться о цели нашего визита, и тогда у них появится оружие. Чтобы не допустить сопротивления, власть надо захватить без промедления. Старых колонистов, которые много умеют и знают, нужно согнать в резервацию, а молодых разделить на мужчин и женщин. Мужчин мы заставим работать, а девушек – рожать детей.
- Верно. У нас – сила, стало быть, и правда за нами. Пусть каждый возьмёт то, что захочет.
- С оговоркой: самую лучшую хату и самую красивую бабу – капитану! Ему мы обязаны спасением.
- Верно! А ты, Смит, чего молчишь?
- I'll find a woman like Bess. She will bear me many children. I'm happy. I'll teach them to read "Оur father" in Latin... (Я найду женщину, похожую на Бесс. Она родит мне много детей. Я буду счастлив. Я научу их читать "Отче наш" на латыни...).
- Удачи, товарищ! За наше спасение!
- За капитана!..
Горцева передёрнуло.
«Свиньи! Грязные свиньи!» - подумалось ему.
Штурман вернулся в коридор.
Навстречу Горцеву, шатаясь, шёл капитан. От него разило спиртом, которого он пригубил самую малость. Взгляд Золотова был осмыслен и остр.
- Капитан! Вы слышали, что говорят эти люди? Они уже мысленно строят резервации и готовы истреблять всех непокорных!
- Мои солдаты настроены на худшее? Тем лучше! – Золотов довольно потёр руки. - Чего ты ожидал от солдат, Горцев? Ты сам офицер и знаешь, что на войну хлюпиков не берут!
В редкие минуты, хлебнув горячительного, капитан, обращаясь к штурману, переходил на доверительное «ты».
- Нас осталось так мало! Десять человек экипажа и двести аборигенов. И это – на всю Вселенную! Наши соплеменники угробили цветущую планету, неужели и мы не извлечём никакого урока…
- Красивые слова, Горцев! В одном ты прав: пора творить новую историю, поэтому пьянку на корабле прекратить! Нас мало, и каждый должен крепко держать оружие.
- Но капитан…
- Отставить философию! Через три часа мы выйдем за пределы галактики, а там до Эдема рукой подать… Эдем, твою мать… Райские кущи… Ты мог себе вообразить, парень, что будешь жить в раю? Что уцелеешь на войне и переживёшь Апокалипсис? Нет? И я не думал, брат… Судьба выбрала нас для продолжения истории. Не упусти шанс! Хватай девок и твори историю, а суда не бойся. Лет этак через пятьсот наши дремучие потомки будут говорить о том, что когда-то на их планету с небес сошли боги, которые принесли невежественным жителям Эдема новые знания. И поверь, никто не вспомнит, сколько крови было пролито «богами», чтобы подчинить себе тех, кто не желал подчиняться их власти!
Золотов покачнулся и, тяжело переступая, пошёл в уборную.
Звёзды мерцали в чистом холодном апрельском небе. Пахло ночными цветами и горячим сеном.
Говорят, на Земле, на родине колонистов, в апреле лежит снег и мало травы. А ещё там почти не бывает зелёных облаков, зато зимой можно купаться в сугробах. «Наверное, - подумал Матвей, - это очень красиво: закат среди снежной пустыни, среди пологих холмов. Огнистое, косматое солнце бывает и на Эдеме, но на Земле оно просто огромно. На него хочется смотреть долго-долго, как на полыхающий в ночи костёр»…
Звёзды мерцали. На закат – зелёный, тревожный – бесшумно плыла ночная птица.
Зачем Мила спросила его о Земле?
Он знает не больше других, хотя его отец самый уважаемый среди выживших переселенцев. Когда Матвей был мал, отец с удовольствием рассказывал о том, какие бывают на Земле облака, реки, деревья и города, потом отчего-то замкнулся и на расспросы бурчал что-то невнятное в ответ, изредка смахивая слёзы. Наверное, он знал о родной планете такое, о чём не мог знать ни один человек, рождённый на Эдеме.
Матвей силился, но не мог понять, зачем отец тоскует о родине. Зачем грустить о падшей, грешной Земле здесь, на Эдеме, где нет ни войн, ни разрухи, ни голода?
Впереди послышался шорох гравия. Сквозь туман Матвей разглядел знакомый силуэт.
- Мила?
- Ты не пришёл на танцы в клуб, - обиженно сказала девушка.
- Прости. Мне захотелось побыть одному. Ты ведь знаешь, я люблю бродить и размышлять в одиночестве…
Мила положила на плечи Матвея свои сильные, пахнущие загаром руки. Его тело мгновенно отозвалось волнением.
- О чём же ты размышлял?
- Я думал о том, отчего родители тоскуют о Земле. Знаешь, Мила, я уже ничего не понимаю. Отец Севастьян в проповеди говорил: «Вам повезло родиться на Эдеме. Вы - самые счастливые люди на свете. Наследники Земли и хозяева Вселенной». Но это он сказал для нас, молодых. А моему отцу он шепнул: «Настоящий рай был на Земле!»
- Но ведь это сущая правда. Между Тигром и Евфратом…
- Да нет, Мила, я не о том! Конечно, вначале Господь сотворил рай на Земле, а потом люди осквернили его недостойными деяниями. Но я нутром чую, что грешная Земля нашим предкам дороже, чем праведное счастье, которое они обрели тут. Отчего так?
- Не знаю, - ответила озадаченно Мила. – Мы с тобою не знаем Земли и другого – земного счастья. И моя мама постоянно говорит: «Зачем вы много думаете о Земле? Адама и Еву погубило любопытство, неужели и вам запретный плод милее Господней любви? Земля страшна, бесчеловечна. Она погубит вас. Не думайте о ней, но творите добро и будете счастливы».
Матвей заметил, как увлажнились глаза Милы. Она права. Зачем тревожить себя мыслями о неведомом счастье, когда есть Бог, родительский дом, любовь?
- Скажи, Мила, я глуп?
- Почему? – удивилась та.
- Философствую о неведомом, когда рядом такая девушка! Я зануда?
- Ещё какой! – засмеялась Мила. - Пойдём к реке. Сегодня будет большой звездопад!
- Пойдём!
Над рекою нависли тревожные облака, но Матвей отогнал дурные мысли и покорно пошёл за Милой.
Глаза Горцева медленно привыкали к непривычному рисунку звёздного неба.
Корабль вышел за пределы галактики, и штурман вдруг отчего-то почувствовал странное томление в груди. Отчего это чувство, похожее на тупую боль, возникло теперь, а не тогда, когда огненная волна стирала материки и острова на родной планете? Гибель Земли Горцев встретил с ледяным спокойствием в сердце. Он солдат и должен быть готов к смерти. Ведь если хорошенько подумать, смерть – не всегда зло. Она исцеляет от душевной пустоты и греха слабого, усталого человека, а Горцев и был усталым, разучившимся радоваться жизни человеком.
Тупая, ноющая боль в сердце. Отчего? Быть может, от красоты непривычных вселенских пейзажей. К концу первого часа своего дежурства Горцев вдруг начал замечать, как прекрасно усыпанное звёздами небо, и как нежны и огромны, в молочно-фиолетовой поволоке, межзвёздные пространства. Он никогда не замечал раньше, как величественен космос. Отчего теперь в нём пробудилась необъяснимая жажда созерцания всей этой красоты?
Неожиданно радиолокатор перехватил тревожный сигнал.
Горцев обмяк в кресле. Это был сигнал с Марса, где погибали последние люди. Быть может, они не знают, что Земли больше нет, и недоумевают, отчего их мольбы остаются без ответа…
В соседнем отсеке слышался развязный смех и звон стаканов. Несмотря на приказ капитана, экипаж продолжал уничтожать спиртное.
- Мы – великие люди! – пьяным дискантом визжал механик. – Мы принесём на дикую планету семя цивилизации!
- Верно!
- Мы покорим природу и научим аборигенов любить золото! А вместо церквей поставим заводы. Бог нам не нужен. Где Смит? Эй, comrade, ты всё ещё веришь в Бога?
- Certainly. I'm the last Catholic. I had to teach the savages the true faith. God has chosen me for a great cause. Thank God! I will become like the apostles and the Savior of souls! (Конечно. Я - последний католик. Я должен научить дикарей истинной вере. Господь избрал меня для великого дела. Благодарю тебя, Боже! Я уподоблюсь апостолам и стану спасителем душ!)
- Окей. Может быть, ты и прав. Оставим дикарям надежду на счастливую загробную жизнь. Помазов, а что это за странный сигнал из капитанского отсека? То пищит, то стихает…
- Это сигнал SOS из марсианских колоний. Кислорода осталось на пару часов. Они надеются, что кто-то придёт им на помощь.
- Напрасно надеются. Капитан сказал, если мы развернём спасательную операцию, то наш корабль не долетит до Эдема. Мы потеряем много топлива и кислорода.
- Помянем наших сограждан! Да будет марсианская земля им пухом…
Горцев вытер с лица холодный пот. Когда же наконец замолчит этот жуткий сигнал?! Положение колонистов было ужасно. Они понимали, что обречены, но надеялись на чудо и отчаянно молили о помощи. О чём думают теперь эти несчастные люди?
Сигнал неожиданно прекратился. Наступила пустая звенящая тишина.
Лицо Горцева исказила ухмылка. Смит, несчастный придурок, верит в Бога, как неразумное дитя. Существуй Бог на самом деле, разве позволил бы он случиться тому, что случилось? Почему Его воля не остановила руку того, кто первым нажал ядерную кнопку? Чем виноваты миллионы людей, которые не хотели войны? И чем провинилась несчастная Бесс и её ребёнок, который не успел отведать материнской груди?..
- Горцев!
Капитан возник из ниоткуда. В его руках был старый фотоальбом в чёрном коленкоре.
- Сидеть на вахте скучно. Вот, держи. Смотри, развлекайся, мечтай.
- Что это?
- Когда прикрыли нашу секретную базу, взял на память из архива. Это фотографии новой планеты, сделанные колонистами. Тебе понравится.
Эдем… Уютная, живая планетка среди вселенского холода и мрака. На фотографиях, присланных колонистами, вполне земные пейзажи: огромные поля, неспешная река и овраги, поросшие кустарником. Счастливые люди. Они улыбаются, зная, что впереди – годы нелёгкого, но благородного труда. Эдем… Эдем… Прекрасная планета, где синеет чистое небо, где трава – с человеческий рост, где живут мужчины и женщины, не знающие насилия и войны…
«Как они там живут?» - подумалось Горцеву. Сажают огороды, сеют рожь? Рожают детей и ходят на церковные службы. Кропят святой водой матушку-землю, живут и радуются, не ведая, какой подарок летит к ним из космоса.
А что, если…
Взгляд Горцева упал на рычаг самоуничтожения корабля. Сколько невинных душ будет спасено, если «Надежда» превратится в космический мусор?
Горцев тут же отогнал от себя эту мысль.
Пора завязывать с философией. Разве можно жить, не ведая зла? Не может быть, чтобы за двадцать лет никто из колонистов не соблазнился отступить от праведной жизни. Не красть, не прелюбодействовать, не убивать. Разве возможна такая жизнь? И разве не прав капитан, когда говорил, что они – носители истинных знаний погибшей цивилизации? Кто, если не они, донесёт до потомков правдивую историю погибшей планеты?
Мир, сотворённый Богом… Кому нужны эти сказки?
А если – нет? Если Бог существует?
Горцев похолодел от этой мысли.
Космос, расстилавшийся перед ним в огромном иллюминаторе, был прекрасен. Откуда-то возникла розоватая туманность, сквозь которую мерцали мириады звёзд. Ведь кто-то создал эту красоту! Бог? Как из взрыва крошечного вещества образовались эти волшебные миры? Все растения, животные, люди? Как из мёртвого вещества развился разум? Нет, это не могло быть случайностью. Мир слишком сложен, разумен, прекрасен. Изначальный счастливый мир, не осквернённый людьми.
Но ведь мир был создан ради человека, а не ради бесцельной эфемерной красоты. Венцом творения должен был стать Человек. Человек, который с благодарным трепетом примет во владение землю, чтобы хранить её бесподобную красоту. (Горцев почувствовал, как в груди защемило сердце). Отчего лишь теперь он начал понимать смысл человеческой жизни? И почему этот высший смысл открылся вдруг ему – холодному, бесстрастному солдату? Быть может, потому, что в нём жива офицерская честь. Разве может офицер ради своего спасения и благополучия загубить невинные души?!
Рука Горцева уверенно легла на рычаг самоуничтожения звездолёта.
Бывают же в жизни нелепые вещи, от которых не знаешь – смеяться или плакать! Звездолёт «Надежда». Хорошее название для единственного уцелевшего корабля. Последний шанс начать историю человечества с чистого листа.
Имеет ли он право отнять надежду у боевых товарищей и распоряжаться их жизнями? Вот вопрос! Ребят жалко. Они тоже люди… Или – уже нет? Или – мародёры, захватчики, конкистадоры? Какие знания принесут они на Эдем?
Настоящая светлая история началась двадцать лет назад с прилётом на Эдем лучших представителей землян. Это они высоко понесут гордое звание Человека. Это они продолжат рожать детей, совершать открытия и покорять вселенную. Они умеют то, что давно разучилось делать испорченное эгоизмом человечество - любить, верить и созидать. Как жаль, что ему, Горцеву, нет места среди этих людей! Он – солдат и захватчик, он – маловер и носитель пороков, он не заслужил права жить…
Рассвет над рекою был ал. Тревожные низкие облака отнесло на север.
Матвей и Мила сидели возле остывающего костра. Пахло сеном и пряными травами.
В небе мерцали звёзды.
- Ты снова о чём-то задумался? – спросила Мила.
- Я подумал, наши предки не зря покинули Землю. Они знали то, о чём не ведаем мы: о пороках и радости греха. А мы будем знать лишь радость созидательной жизни, и нашим детям не придётся искать другой родины.
- Гляди, звёзды падают, - шепнула Мила.
- Давай загадывать желания!
Они обнялись, изнемогая от любви друг к другу.
Эдем… Хрупкая планета в голубоватой дымке… Как прекрасна она среди стеклянной россыпи звёзд…
Экипаж спит. Его сослуживцы, друзья. Они не почувствуют боли и предсмертных томлений. Пусть явятся на суд Божий с чистой совестью, не запятнанной убийствами и грабежами.
Горцев медлил.
О чём думают люди перед смертью? Он будет думать о счастье неведомых ему людей. О тех, кого никогда не знал, но за которых не жаль собственной жизни. Пусть они наслаждаются миром, пусть будут счастливы!
Рычаг поддался. Медленно, с ржавым скрежетом.
Корабль затрясло.
Эдем сиял в голубовато-зелёном тумане.
Горцев прикрыл ладонью воспалённые веки. Справа по борту сверкнула комета, оставив за собой шлейф, и это было последнее, что вспыхнуло в его сознании.
- Господи, какой сегодня богатый звездопад! Я загадала, чтобы нашу любовь никогда не омрачали несчастья! Ведь ты будешь любить меня конца жизни?
Матвей кивнул. Мила нежилась в его объятиях и считала упавшие звёзды.
- Одиннадцать!
На небе что-то вспыхнуло – ярче, чем другие метеоры. От этой неожиданной вспышки у Матвея больно кольнуло в груди.
- Двенадцать! Какая красотища! Ты видела, как ярко?
- Да, видела. Это - к счастью! - сказала весело Мила.
- Ты права, - на минуту задумавшись, отозвался Матвей. - К огромному человеческому счастью!