С Виктором Ивановичем, нашим ведущим конструктором, мы договорились встретиться в поезде. До отхода поезда оставалось несколько минут, а его все не было и я уже начал беспокоиться. Наконец, он, запыхавшись, появился в купе. Мы ехали в командировку в N., где начинались испытания аппаратуры, разработанной нашим конструкторским бюро. Вскоре поезд плавно тронулся и огни ночной Москвы поплыли за окном. Нам повезло: мы оказались в купе одни. Поговорив с полчаса о предстоящих испытаниях, мы стали укладываться спать. Когда уже погасили свет, Виктор Иванович вдруг сказал:
-Андрей, я хочу познакомить тебя с одной женщиной на заводе. Я с ней познакомился и встречался несколько раз во время предыдущих командировок.
-Что, хочешь на ней жениться? - спросил я.
-Ну, есть такие мысли, только вот одно
обстоятельство, - замялся он.
- Ребенок? - догадался я.
- Да, девочка трех лет, - ответил он.
- Ну и что ты хочешь от меня? Вопрос очень серьезный. Здесь судьба ребенка. Решать должен человек сам. Чужие советы здесь ни к чему.
- Ты, конечно, прав. Но все же мне интересно твое мнение, - проговорил Виктор Иванович.
- Ну, хорошо, - согласился я.
Рано утром поезд прибыл в N. И мы отправились сначала в гостиницу, где нам был заказан номер. Привели себя в порядок, позавтракали и отправились на завод.
Началась обычная командировочная суета. Совещания, согласования, уточнение программ и методик испытаний, испытание аппаратуры. Виктор Иванович не вспоминал о разговоре в вагоне и я ему не напоминал.
На третий день Виктор Иванович сказал, что вечером в кафе состоится встреча. В семь вечера мы стояли у входа в кафе. Был теплый, тихий вечер конца августа. Вскоре к нам подошла стройная молодая женщина в скромном сером костюме. Ее симпатичное лицо с большими серыми глазами показалось мне знакомым.
- Наташа! Андрей Николаевич! - представил нас Виктор Иванович.
Мы поздоровались, и Наташа немного задержала мою руку в своей.
- А мы с Вами знакомы, Андрей Николаевич. Вы не помните меня? - спросила Наташа. И увидев мой удивленный взгляд, добавила:
-Помните Вашу дипломную практику?
Действительно, около трех лег назад, когда я кончал институт, наша группа проходила дипломную практику на заводе. Вечерами студенты ходили на танцы в заводской клуб. Однажды мой приятель познакомил меня со своей девушкой, и я даже танцевал один танец с ней. Это была Наташа. Мы прошли в кафе и сели за столик, который был заказан заранее. Сердечного застолья у нас не получилось, несмотря на все старания Виктора Ивановича. Наташа была немногословна, чувствовалась ее скованность. Видимо она почувствовала, что это были ее смотрины. Через час она стала прощаться. Сказала, что пора укладывать спать дочку, которую она оставила на свою квартирную хозяйку. Мы рассчитались и вышли из кафе. Я отправился в гостиницу, а Виктор Иванович пошел провожать Наташу. Когда он пришел в гостиницу, то спросил меня
- Ну, как?
- Очень симпатичная. Что еще можно сказать?
- Да, - с сожалением сказал Виктор Иванович, и мы больше к этому вопросу не возвращались.
Через неделю испытания были закончены. В три часа дня я ушел с завода: мне захотелось прогуляться по городу.
Виктор Иванович еще остался, чтобы закончить оформление протоколов испытаний. Мы договорились встретиться в гостинице.
Я вышел из проходной завода и пошел по улице к центру города. И вдруг я заметил Наташу. Она стояла у ворот детского сада и кого-то ждала. Я подошел и поздоровался. Действительно, она ждала дочку, чтобы отвести ее домой. Через несколько минут открылись двери детского сада, и оттуда высыпала стайка ребятишек. Одна девочка в розовом платье и пышной копной светлых волос подбежала к Наташе и обняла ее, Я наклонился к ней и сказал:
- Здравствуй! Давай познакомимся. Как тебя зовут?
- Света. А тебя?
- Меня зовут Андрей Николаевич, - ответил я.
- Как здорово! - воскликнула Света.,
- Моего папу тоже зовут Андрей Николаевич
- и она назвала фамилию, мою фамилию Я посмотрел вопросительно на Наташу. Она молчала и смотрела в сторону. Я вызвался проводить Наташу и Свету. Наташа ничего не ответила, только кивнула головой. Мы взяли Свету за руки и пошли по улице. Разговор у нас с Наташей не клеился, а Светка тараторила без умолку о своих детсадовских делах. О том, что Вера Сергеевна отругала тетю Машу за то, что каша получилась с комочками. Что Миша плохой мальчик, что он дерется. Что Оля самая хорошая девочка, и они будут дружить всю жизнь.
Когда мы проходили через сквер, я предложил немного посидеть. Мы с Наташей сели на скамейку, а Света побежала к большой клумбе, около которой на дорожке гуляла стая голубей.
- Ну, и что это значит? - спросил я. Наташа ничего не ответила.
Сжав руки между коленями, она смотрела на Свету, которая бегала за голубями.
- Что это значит? снова спросил я.
Наташа молчала. И вдруг она стала говорить тихим, каким то спокойным, бесцветным голосом, опустив глаза и продолжая сжимать руки коленями.
- Тогда, когда я встретила Вас, я, как последняя дурочка, влюбилась в Вас с первого взгляда. Просто без памяти. А Вы меня не замечали, я для Вас просто не существовала. Когда Ваш приятель стал ухаживал за мной, я отдалась ему, представляя. что это Вы ласкаете и целуете меня. Ну, а когда родилась Светка, чтобы сохранить память о любимом человеке, в графу отец я записала Ваше имя и фамилию. Ведь я думала, что мы с Вами больше никогда не встретимся. Вот что это все значит, Андрей Николаевич..
Наташа подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Слез не было, на меня смотрели глаза, полные выстраданной боли.
Я ничего не ответил, да и что я мог сказать. Эта бесхитростная исповедь ошеломила меня. В голове было пусто, мелькали обрывки каких то мыслей. Спасла положение Светка; она подбежала к нам, мы встали, взяли её за руки и пошли дальше. Светка шла, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой. Она без умолка щебетала, задавала вопросы то мне, то Наташе. И не дожидаясь ответа, продолжала задавать вопросы дальше. Мы подошли к маленькому белому домику, где Наташа снимала комнату, и стали прощаться. Я поцеловал Наташу в щеку. Она не пошевелилась, а только закрыла глаза. Я наклонился и поцеловал Светку в пышные, светлые волосы, которые пахли чем-то неизъяснимо нежным, детским.
Светка потребовала, чтобы я нагнулся. Она обхватила мою шею ручонками и звонко чмокнула в щеку, где-то возле уха. От этого детского поцелуя у меня перехватило горло
и защипало в глазах. Я повернулся и пошел прочь.
Пройдя немного, я оглянулся. Две женские фигурки стояли на крыльце белого домика и смотрели мне вслед. Я помахал рукой. Большая фигура не пошевелилась, а маленькая замахала мне в ответ рукой.
Когда я пришел в гостиницу, Виктор Иванович уже был в номере. Он закончил все дела на заводе, даже получил билеты, и мы могли ехать домой. Я слушал его не очень внимательно, все время думал, что я так и уеду, ничего не сказав Наташе. Виктор Иванович даже поинтересовался, не случилось ли чего со мной. Я его успокоил, что все в порядке.
Мы собрали свои вещи, сходили в ресторан поужинать. Посидели в номере, поговорили о заводских делах, о результатах испытаний.
Наконец подошло время, идти на вокзал. Мы встали, взяли сумки и, когда уже подходили к двери, я вдруг сказал
- Виктор Иванович, ты по езжай один, а я останусь еще на два дня. Мне надо уладить кое-какие дела. Ты только не расспрашивай ни о чем. Я тебе все расскажу в Москве. Пожалуйста, не расспрашивай. Позвони моим старикам, и скажи, что я приеду в воскресенье.
Виктор Иванович оторопел, но так от меня ничего и не добился. Я проводил его на вокзал, сдал свой билет и попрощался с Виктором Ивановичем.
Я не помню, спал в ту ночь или бредил: перед глазами все время стояли две женские фигурки на крылечке белого домика: большая и маленькая. Встал я рано утром и в восемь часов уже был у проходной завода. Пропуск мой еще не закончился, и я прошел на территорию завода. Наташа работала в отделе технического контроля и я быстро нашел ее. Она радостно улыбнулась мне:
• Андрей Николаевич! Ведь Вы должны были уже уехать?
Я попросил ее выйти со мной в коридор. Мы подошли к окну, и я ей сказал:
-Наташа! Завтра мы втроем: ты, Света и я должны уехать в Москву. Давай оформляй расчет.
Сказано было мягко, но решительно. Видимо Наташа почувствовала, что возражать здесь бесполезно. В глазах ее появилось настороженно - вопросительное выражение, но она ничего не спросила: как, зачем, почему, на каких правах она поедет в Москву.
Мы пошли в отдел, и она написала заявление об увольнении, я сам пошел с ним к начальнику отдела.
Я объяснил ему, что я отец Светы и забираю их в Москву. И откуда только у меня появились решительность, обаяние, напор, но мне не составило в тот день никакого труда, уговорить всех быстрее оформить нужные документы. Заместитель директора по кадрам, седая женщина с усталыми, добрыми глазами, когда я ей все объяснил, сказала:
- Ну и молодец! Давно пора.
Она тотчас позвала инспектора и продиктовала приказ об увольнении. Затем позвонила в бухгалтерию и попросила, в порядке исключения, оформить расчет до обеда. С обходным листком, « бегунком», как его называют в народе, я сам обошел все нужные инстанции.
К обеду все было закончено. Мы попрощались в отделе, пообедали в последний раз в заводской столовой и покинули территорию завода.
Затем мы пошли в детский сад за Светкой. Директор детского сада оформила карту на Свету, пожелала нам успехов, и мы пошли домой к Наташе.
Сцена прощания на крыльце дома повторилась: я снова поцеловал Наташу в щеку, она снова не пошевельнулась и только закрыла глаза.
Только поцелуй Светки был в этот раз каким то радостным, светлым. На прощанье я сказал Наташе, чтобы она начала готовиться к отъезду и что я приду утром часам к 10.
Затем я отправился на вокзал и уговорил молодую кассиршу дать мне два нижних места в одном купе. Пришлось снова пустить в ход все неведомо откуда взявшееся обаяние, которого я раньше за собой не замечал. Спал я в эту ночь как убитый: никаких мыслей, никаких сновидений.
Утром в 10 часов я был у Наташи. Следов приготовления к отъезду заметно не было. Я не стал упрекать Наташу, а снова взял всю инициативу в свои руки.
Большого хозяйства Наташа не нажила, и к вечеру все сборы были закончены. На прощанье мы попили чай с хозяйкой. Старушка сокрушалась, что такая хорошая квартирантка уезжает, что она очень привыкла к Наташе и Свете и будет без них скучать.
Но вот пришло время, ехать на вокзал. Я пошел на улицу и довольно быстро поймал машину.
Светка первый раз в жизни ехала в поезде, и ей все было интересно. Только она недоумевала, почему ей: не разрешают бегать по вагону. А когда поезд тронулся, она приникла к окну, за которым мелькали огни вечернего города. Однако новизна впечатлений, полученных за день, мерный стук колес быстро сморил ее, и мы уложили ее спать.
Я принес чай от проводника, и мы с Наташей еще некоторое время сидели и разговаривали. Я рассказал Наташе о своей семье, о себе.
Наташа легла со Светкой, но, как и я, не могла заснуть. Я уговорил ее перейти на мое место, чтобы немного отдохнуть, а сам улегся около Светки.
Света спала беспокойно, что-то иногда говорила во сне, разбрасывала ручки и ножки. Я так и не сомкнул глаз той ночью. Судя по спокойному дыханию Наташи, ей удалось немного поспать.
Утром в Москве мы взяли такси и без приключений доехали до дома.
Когда мы подошли к дверям нашей квартиры, я не стал открывать ее своим ключом, Я знал что мои родители дома, поэтому нажал кнопку звонка. Звонок мелодично прокурлыкал и за дверью послышались шаги. Дверь отворилась, за дверью стояла мама, а за ней виднелась фигура моего отца. Я бодрым голосом сказал
- Здравствуйте! Встречайте гостей, - и пропустил вперед Наташу и Свету. Закрыв за собой дверь, я сказал:
- Давайте знакомиться. Это моя мама, это мой папа. А это моя жена Наташа и дочка Света.
Наташа бросила на меня быстрый взгляд, но ничего не сказала. Последовала, конечно, немая сцена. Первым пришел в себя отец. Он сказал Светке:
- Ну, иди ко мне, Солнышко. Я твой дедушка.
Света подошла к нему, он снял с нее пальто, взял на руки и ушел с ней в другую комнату. Мама некоторое время переводила взгляд с Наташи на меня и обратно и, наконец, протянув к ней руки, сказала:
- Здравствуй, дочка!
Наташа издала какой-то всхлипывающий звук и бросилась к маме на шею. Они обняли друг друга и из глаз у них потекли слезы. Через некоторое время мама отстранила Наташу и повернулась ко мне:
- Здравствуй и ты, мой непутевый! - она обняла меня и поцеловала.
Начался длинный, суматошный день. Мы с отцом занялись переоборудованием нашей квартиры. Мою комнату отвели под детскую. К счастью у знакомых нашлась ненужная детская кроватка. Среднюю комнату отдали нам с Наташей, а родителей переселили в большую комнату. Мама сразу взяла Наташу в работу, дала ей фартук, и они начали хозяйничать вдвоем.
Я очень благодарен моим родителям за их тактичность. Они приняли все, как должное и не задавали никаких вопросов. Только один раз мама спросила, когда мы познакомились с Наташей. Я ничего не ответил, только показал глазами на Свету. Мама понимающе покивала головой.
Сначала чувствовалась некоторая напряженность при обращении друг к другу. Когда Наташа назвала маму по имени и отчеству, мама ей нарочито строго сказала:
- Какая я тебе Мария Федоровна, я тебе мама.
Наташа снова хотела ее обнять, но мама отстранила ее:
- Ну, ну, хватит!
Меня Наташа тоже несколько раз назвала Андреем Николаевичем. Я ей ничего не говорил, и только, когда она в очередной раз меня назвала так, я посмотрел на нее с укоризной. Она подошла ко мне, взяла меня за руку и сказала:
- Прости, Андрей, ты же понимаешь, я еще не привыкла.
Света тоже называла меня по имени отчеству. Отец ей сказал:
- Свет! А почему ты папу называешь не папой, а Андреем Николаевичем?
Света внимательно посмотрела на него, затем подошла ко мне, залезла на колени и серьезно сказала:
- А я всегда знала, что ты мой папа. Она обхватила меня ручонками за шею и прижалась к моей щеке.
Наконец, этот длинный, и трудный день закончился. Мы сидели все вместе и ужинали. Шел неторопливый разговор о ценах, продуктах, ругали правительство. Светка, возбужденная новизной обстановки, новыми людьми, требовала к себе повышенного внимания, забиралась на колени то к одному, то к другому. Еле удалось уговорить ее ложиться спать. И то она заявила, что будет спать с бабулей и дедулей. Усталость взяла свое, и она уснула раньше, чем ее голова коснулась подушки.
И вот мы с Наташей остались вдвоем. Она стояла у окна, опустив руки, и смотрела на меня ожидающе
Я подошел к ней и привлек ее к себе. Она спрятала голову у меня на груди и прижалась ко мне всем телом.
Постояв так немного, она подняла голову и сказала:
- Ах, Андрей! Ты не представляешь, как я тебе благодарна, как я люблю тебя! Она поцеловала меня в губы. Это был нежный, горячий поцелуй любимого человека. Она снова положила голову мне на грудь, и мы долго стояли, тесно прижавшись друг к другу , словно боясь потерять что-то очень дорогое.
Когда я на следующий день появился на работе, ко мне подошел Виктор Иванович и спросил:
- Ну, как твои дела? Все уладил?
- Да, все в порядке, - ответил я,
- А знаешь, я привез Наташу и Свету в Москву. И, увидев изумление на его лице, добавил:
- Понимаешь, Света моя дочь.
Виктор Иванович замахал на меня руками, пробормотал что-то невразумительное и пошел прочь, оглядываясь на меня.
Мы с Наташей живем вместе вот уже сорок лет. Каждый вечер, когда люди обычно желают друг другу спокойной ночи, мы говорим " Я люблю тебя!” Света с двумя детьми живет с нами. Двое наших сыновей '"вылетели из гнезда".
Старший в буквальном смысле: он летчик, летает на гражданских пассажирских самолетах, а младший, строитель, с женой уехал на Украину к родителям жены.
Тайну рождения Светы не знает никто, кроме меня и Наташи, не знает, конечно, и сама Света.
август 2000г.