Право в сфере духовной культуры общества

Новиков Борис Владимирович
…И отец Ансельм, и старший брат Людвига Фейербаха были юристы. Сам же Людвиг был предназначен семьей к карьере клирика. Чем это могло быть на практике: практикующий священнослужитель или же теолог-теоретик – история умалчивает. Ибо дело до делания карьеры служителя культа… не дошло. Соскочил юный Людвиг с тех направляющих, на которые был поставлен решением семьи. Хотя, общеизвестно, что получил добротное, если так можно выразиться, начальное, среднее и высшее теологическое образование. В частности, закончил теологический факультет Гейдельбергского университета. (Где был «инфицирован» Гегелем, философией, которую и начал затем изучать уже в Берлинском университете). Т.е. получил квалификацию профессионального теиста. Разобрался в предмете досконально, и … некого рядом с ним поставить вплоть до середины ХІХ ст. в качестве… атеиста. И, хотя речь о христианской версии монотеизма, учитывая, что монотеизм – это вещь достаточно инвариантная, полагаем, что и в других мировых, – монотеистических, – религиях Фейербах разбирался не намного хуже того уровня атеизма, который он продемонстрировал во множестве своих теоретических работ и в первую очередь – в своем знаменитом труде «Сущность христианства». К слову сказать, из известных мне людей, таким кроме Людвига Андреаса Фейербаха, – мое убеждение, – был… всего лишь один человек, о тоже котором тоже можно сказать: атеист. Это: Евграф Каленикович Дулуман.  Жизнь сделала мне отменный подарок: на его работах по религиоведению я формировался в соответствующей составляющей своего философского образования в студенческие годы в КГУ им. Т.Г. Шевченко (философский факультет) и был щедро одарен его личной человеческой дружбой, – целое десятилетие, – когда пригласил его на нашу кафедру философии КПИ на работу в качестве штатного профессора. Он тоже был атеист. (Это особый сюжет его биографии, кто захочет, может узнать. Здесь и теперь мы – об ином. И упомянули это просто к слову). Чтобы иметь право сделать вывод: чтобы иметь основание называть себя, считать себя атеистами, как минимум надо побывать… в теистах. Т.е. досконально знать предмет, по отношению к которому однажды весьма радикально может поменяться отношение.
…Так что, никакие мы не атеисты (я тоже, разумеется). А кто же мы? Дотеисты. К сожалению, не я придумал: это творческая находка одного моего коллеги-кафедрала. Очень верная (в смысле: ценная) находка.
Но это так, отступление. А вот что «не так», так это то, что Фейербах – это завершитель того величайшего, – по своим обретениям, – периода в развитии мировой философской мысли, которая вполне официально называется «классическая». Классическая. Немецкая классическая философия! Классика. Нетленка. Непреходящее в преходящей человеческой культуре. Много вы вспомните подобных случаев? Думаю, немного. Мне вот, кроме как «классическая физика» и имени И. Ньютона и вовсе ничего на ум не идет.
И, заметьте: период – мировой, качество – классика, а представлен одной страной: Германия и философами, коих, – и не фигурально, а буквально, – можно перечесть на пальцах одной руки: родоначальник – И. Кант, И.Г. Фихте, Ф. Шеллинг, Г.В.Ф. Гегель и завершитель данного периода – Людвиг Андреас Фейербах.
Это я – о масштабе мыслителя, т.е. предельно лапидарно и в первой итерации. О Фейербахе. А зачем? А затем, что великий – он если уж и не во всем, то во многом – великий.  Какая тут связь? Где Людвиг Фейербах и где – «информационное право»? Где Кант и где – защита интеллектуальной собственности? Казалось бы…
Давайте не будем спешить. Хотя бы потому, что всё связано со всем, всё превращается во все, ибо: развитие – способ бытия всего сущего.
Сначала Кант. Ему принадлежит вывод: «в любой науке ровно столько науки, сколько в ней математики». Он заблуждался. (И ничего страшного: в науке отрицательный результат – тоже результат. И человек, который не ошибается – это ошибка природы. Ну и т.д.). В любой науке столько науки (и не только в науке, но в любом стоящем деле, включая, безусловно, и право) сколько в ней (в нём, в деле) диалектики. Ди–а–лек–ти–ки.
К сожалению нашему глубочайшему, право, – как бывшее, так и сущее, – это, – как бы это помягче сказать, – сплошная «картина маслом». Ну, в смысле: попранная диалектика. Включительно и в части «охраны интеллектуальной собственности». Вкупе с «информационным правом».
И причем здесь Фейербах, спросите (подумаете) вы? Да так, вспомнилась его чеканная мысль: «Право есть неразвитая форма морали». Понятно: правоприменение практическое можно сравнить о практической моралью: с нравственностью. И если «несущий конструкцией», основанием морали и нравственности, – а, равно, науки, их развивающей и изучающей: этики, – есть диспарантная категориальная связка «добро и зло»; а модусами: «правда – кривда»; «справедливость – несправедливость»… то тут уж и до «проступок  – порицание», не говоря уж: «преступление –наказание» – рукой подать. А это уже – безраздельное царство юстиции. Правоведения (правосознания) и практического правоприменения. И тут мы вступаем в сферу правового регулировании в (прошу прощения за тавтологию) сфере духовной культуры общества. Нашего общества. Ибо нет права всеобщего, права универсального. Оно всегда носит отчетливо выраженный особенный, – национальный, – характер. Да, есть международное право, но живем мы все-таки по праву собственного государства. Преимущественно по праву собственного государства. Преимущественно. О нем и речь. Ближайшим образом  – о нашем праве в той его части, где оно регулирует отношения в духовной (интеллектуальной) сфере его (общества) жизни. А в сфере этой, – очень мягко говоря, – дела обстоят не блестяще. Очень не блестяще. Сфера человеческого духа – это сфера человеческого творчества. Либо –  его, – творчества, – дефицита, а то и полного отсутствия. А, по нашему убеждению, мера всех, – без изъятия наималейшего, – социальных патологий, аномалий, дефективов, деформацией, девиаций etc. равна… мере недобора, невостребованности, растраты, а, нередко – и сознательного извода и затаптывания творчества во всех его непосредственных формах и видах проявления. Ввиду ограниченности формата материала, – тезисы, – упомянем лищь о двух его, творчества, видах и формах: научном и техническом. Ну, и о таком их естественном синтезе, каким есть творчество научно-техническое. О его, творчества вообще и к творчества научно-технического – ближайшим образом в ХХI-м веке значении для страны говорить не приходится. Оно не просто значительно, или, там, огромно – оно принципиально и определяюще. Оно определяет уровень развития страны, ее место в мировом сообществе. Но, с одной стороны, у нас, – у всех, – уже мозоли на языке от слов «инноватика», «ноу хау», «хай тек»; от призывов беречь творчество и декларативных призывов «развивать и охранять», «защищать и споспешествовать» и тому подобное; а со стороны другой – ничтожно мало делается практически, в т.ч. и в области права – для этого самого споспешествования его, творчества, развитию. А ведь, собственно, творчество – это и есть самая развитая форма развития.
… Ясно, что бороться за чистоту несравненно легче, чем подметать. Вот и «боремся». И вся энергия – в гудок…
Вспомните, что у нас (у вас, у юристов) творится в области охраны авторского права, в области постановки и развития патентного дела. Это же мрак! Мрак-мрачнейший. Впору мартиролог убитого, невостребованного, изведенного творчества (и его субъектов) в виде открытий, изобретений, рационализаторских предложений etc., так и не ставших (или не ставших в нашей стране) тем, чем должны были стать: материализванной силой человеческого интеллекта: новыми техническими, технологическими , конструкторскими и т.д. разработками.
Так это ж мы упомянули только такой вид творчества, как научно-техническое. А, на минуточку, вы в курсе дела, что идеи, открытия, ноу хау в области т.н. гуманитарки и вовсе не учитываются, не патентуются, не охраняются? Даже не рассматриваются! Ну, совсем и вовсе. Т.е., надо так полагать, что право, педагогика, история, философия, экономика, филология etc. – это вовсе и не науки?!
А что же тогда право в сфере интеллекта… хранит и оберегает? Результаты? Ну, мы об этом выше бегло сказали. Как. «Хранит и оберегает». А, ведь: «результат – ничто без того пути, который к нему приводит» (Гегель). А путь здесь: это формирование, воспитание, культивирование творца. От рождения – и на всем протяжении его жизни. Ибо: «Гений – это нормальный человек, все остальные – отклонение от нормы» (У.-С. Моэм). А субъектом творчества может быть исключительно вот этот самый нормальный, действительный человек. В идеале: каждый, многие и все.
Чем мыслящий человек (люди, общество) отличается от информированного? В первую очередь тем, что у мыслящего есть шанс стать понимающим. (Понимание – способность мыслить единичное как момент всеобщего, а всеобщее – как бесконечность единичного, опосредованную общим). У информированного этот шанс категорически равен нулю. Ибо в первом случае: и результат (знание), и путь, к нему ведущий (познание), т.е. результат и процесс являют собой отношение противоположностей одной сущности: осуществляющееся диалектическое противоречие. Притом – в векторе смысла.
Между «знать» и «понимать» такая же разница, как и между глазеть и видеть, слушать и слышать, натыкаться и осязать, словом, между ощущать и чувствовать. В случае разрыва они умертвлены.
Повторяю: понимание – способность мыслить единичность как момент всеобщности, а всеобщность – как бесконечность единичного, опосредованных общим.
То есть понимание предполагает полноценное мышление, имя которому – разум. Притом разум, повенчанный со смыслом. Где, если уж и не в гармонии, то, во всяком случае, во взаимодействии находятся и теория, и методология. И, затем – полноценная практика.
Информированный же — это получивший (получающий) готовый результат в режиме воздействия. Извне. И что это: инфа, информационный шум, докса или откровенная деза, сам реципиент ... не понимает. Потому как: «понималка» развита слабо. Или – и вовсе не вызвана к жизни, не развита. Ведь не разумный, но: информированный...
А у нас: «информационное право», а у нас: «защита интеллектуальной собственности». Ведь дозащищаемся…
И еще. Повторяюсь, но скажу и здесь, и теперь. Есть у меня голубая мечта. Наверное, уже несбыточная. Хочу найти молодого, – толкового, – кандидата юридических наук и инфицировать его замыслом (ну, и помочь в его осуществлении): подготовить и защитить докторскую диссертацию на тему: «Правосознание: от праворассудочности к праворазумности».