4

Ааабэлла
                (предыдущее:http://www.proza.ru/2018/10/28/776)



- Дальше, - взмолился я, - ну, пожалуйста…
- Ладно, - смилостивился невидимый гость, - но на сегодня – последнее.

  Эх…

  Позже, когда сестрица допытывалась:
  - Уть, ну скажи, какой он?
  Заря отвечала:
  - Веча, он… он… высокий, красивый… руки у него красивые, фигура, жесты… да всё у него красивое…
и умолкала, уносясь мыслями к нему. Глаза её расцветали, лучась, а сестра остро завидовала.

  … Ветер говорил, любуясь ею:
  - Это неправда…
  - …что неправда, милый? – спрашивала Утренняя Заря, откидывая голову и улыбаясь.
  - Таких, как ты, не бывает… я сплю… но это – прекрасный сон, пусть он не кончается… никогда.
  Заря, закрыв глаза, в ответ прижимала голову любимого к груди.

  Но хорошо ли подглядывать? Разве… радуясь за них… за их золотые мгновения, что останутся яркими нитями в общем-то блеклом шитье жизни.

  Была ли Утренняя Заря так хороша? Это какими глазами посмотреть… Если, к примеру, вы – «сова», то Вечерняя, её сестрица, вам скорее покажется. Другое дело, коль вы – «жаворонок»… И, наверно, слышали же: «любящие глаза делают красивее» или «одно сердце зряче»?  Так что не сомневайтесь, как Она, так и Он были прекрасны. Друг для друга. А Любовь, эта плутовка, красит всех…


  Голос вздохнул. А потом спросил:
  - Скажешь, чего тяну несчастного кота за хвост? откладываю рассказ о дальнейших событиях? О грустном не хочется. Поэтому тот, кто хотя бы в сказках жаждет обрести счастливый конец, пусть здесь и остановится. Ты же последуешь за мной… 
  «Конечно, последую», - прошептал я.
  - В следующий раз, - уточнил гость, - Доживёшь до завтра – вернусь.
  - Постараюсь, - пообещал я.
  - Значит, до завтра!

  Не знаю, как дожил до его нового визита. Спать, вспоминая рассказ, не мог.  Лежал, слушая жизнь двора в приоткрытое окно, а после – квартиры.
  Вот проворачивается ключ в замке входной двери. Судя по голосам, входит Тристан с Изольдой. Он басит, она смеётся.
  Вскоре до моих ноздрей доносится запах пищи. Надо бежать, пока не замутило. Встаю и ухожу.
  На их
  - Привет, Виталик!
  сдерживая дыхание, машу рукой, исчезая.
  Теперь надо найти местечко без шаверм и прочих злачных мест с их ароматами. Да, лучше всего на кладбище. Спокойное место, да и скоро самому там лежать, радуя сестру второй комнатой, так что пора привыкать. Можно даже устроить экскурсию по погостам, благо, их поблизости немало и все рядом. На Голодае, Армянское кладбище, Лютеранское, самое большое –Смоленское. Вспоминаю, как отец рассказывал, почему первым названием острова Декабристов, который целиком является царством мёртвых, было Голодай. Так местные переделали на более знакомый им лад фамилию жившего там некогда англичанина Холидея, чья фамилия переводится как «праздник». Правда, есть и другие версии этого названия. Якобы оно происходит от слов народов, которых мы отсюда выжили.
  На Голодае есть приятный, тихий парк, куда мы ходили гулять с отцом. Он тогда мне поведал, что поначалу на этом острове хоронили самоубийц, которых запрещали упокоить на Смоленском. 
  Я спросил тогда: почему они убивали себя? Отец грустно взглянул мне в глаза и ответил:
  - Вырастешь – поймёшь.
  Он оказался прав.
  Так что есть все резоны присмотреть местечко, где предпочёл бы лежать. 
 
  Моё странствие по последним приютам усопших навело на мысль: сколько людей ушло, о которых никто не помнит… судя по состоянию могил. Я навестил и захоронение мамы с отцом. Положил им сорванные полевые цветы. Посидел у них. Побеседовал.
  Домой возвращался намеренно поздно, чтоб наверняка поужинали и запах улетучился.
  Устал, но на сей раз разделся прежде, чем лечь. Уснул, едва голова коснулась подушки.

  Проснулся, долго опять не понимая: ночь сейчас, вечер или утро? Было тихо. Так что, скорее, ночь. В голову лезли странные мысли. Почему невидимка решил рассказать мне Сагу? Он – из Других? Или есть некий умысел? А может, мне сообщается о месте, куда уйду навсегда? Захочет ли насмешливый голос ответить на эти вопросы?
  - А зачем? – хрипловато прозвучало во тьме.
  Я вздрогнул.
  - А почему нет? – тоже вопросом на вопрос ответил я.
  - Смотри, малыш, ты застаёшь то, что застаёшь, видя это впервые. Оно поначалу для тебя непонятно, и ты задаёшь свои вопросы. Ответы не всегда тебя устраивают.  Почему? Да потому, что это – чужие ответы, от иных, чем ты. Большинство смиряется с тем, что застаёт, стараясь подладиться под него, каково бы оно ни было, будь оно хоть Освенцимом.  «Не мы это устраивали, - полагают они, - не нам и менять». Немало гибнет, пытаясь всё изменить. Кому-то из них удаётся, а кому-то нет. Ты – не из их числа. Ты – недовольный наблюдатель, не желающий стать соучастником зла.

  Он взял паузу, словно для того, чтобы дать время переварить его слова.

  - Но мало кому приходит в голову, что он не только вопрос этому миру, но и ответ на свой вопрос.
  - Его жизнь – ответ… - прошептал я свою догадку.
  Невидимый не возразил.
  Тогда я всё-таки решился на один вопрос:
  - Для чего мне знать эту Сагу?
  - Ты спешишь… - недовольно сказал хриплый голос, - Впрочем, если не желаешь слушать…
  - Нет-нет! – взмолился я, - Хочу!
  В темноте усмехнулись.
  - Скажу только, что, возможно, у тебя будет, кому её пересказать. Больше никаких вопросов!
  - Слушаюсь и слушаю, - смиренно ответил я, закрывая глаза.
  И голос продолжил сказание.

  *Общие сожаления.


  Когда всё раскрылось, Зарю перестали выпускать куда-либо без присмотра. С Сумерек до подъёма за ней наблюдала Солнце, затем подключалась Утро, которую сменял Полдень и так до Сумерек, изводивших её шуточками и вопросами, особенно средний, мстивший за невнимание Вечи, по которой тайно вздыхал. Ветру не давали на пушечный выстрел подойти, поднимая страшный шум, крича на него и обвиняя во всех смертных грехах всего лишь на подлёте к Океану, за которым в воздушном замке и прятали возлюбленную.  Приглядывали и за Вечерней, на всякий случай.
  «Я была несчастлива, - выговаривала дочери Солнце, - и не дам сделать такой же тебя!»

  А наш Ласковый Ветер не был буйным иль из гнилого угла, ледяным мокряком или горячим пустынным, он был ласковым тиховеем, что он мог поделать?
  Он ходил кругами, вздыхая и шепча имя возлюбленной, к которой не удавалось приблизиться. Просил птиц передать ей весточку от него… Но Зарю держали там, куда им было не долететь. Тогда он стал молить облака добраться в её края. И часть их доплыла.    Он обратился к Небу: «Облака немы, но пусть, если ты когда-нибудь любило, они прольются дождём моих слёз…»
  Небо погрустнело, нахмурилось и пошли дожди.

  «Так я и думала, - с сожалением сказала про себя Солнце, - размазня, баба! И такому отдать дочь?  Он даже разозлиться не способен… как же он защитит её, если понадобится? Всё я правильно делаю».
   Но почему-то вздохнула.

  Истины ради, надо сказать, что, если бы наш Ветер мог разозлиться и стать Ураганом, пытаясь добраться до любви своей, то наша Звезда, скорее всего бы, решила: «Так вот кто скрывался под личиной тихони! И это – до брака! Что ж ожидало мою несчастную девочку, отдай я её этому варвару?!.»
  Мужчинам нечего и пытаться понять женщин. Они и сами себя понимают не всегда.

  Переживали, не показывая вида, Утро и Полдень. Заря сидела потерянная с остекленевшим взглядом, витая где-то, а по ночам плакала. Веча ходила угрюмая, и только Сумерки подхихикивали. Напряжение дошло до того, что как-то на их шутку сорвались все. Первой заплакала сама кротость – тётушка Утро, Полдень вступился за неё, заикаясь от возмущения, Вечерняя глядела на Сумерки с отвращением: «Тут убивают Любовь, а этим дуракам только бы зубы поскалить…», последней не выдержала Солнце: она ворвалась в комнату, где была заперта Утренняя Заря и закричала: «Ты меня извергом считаешь? Так иди к нему! Брось мать и родных, уходи к первому встречному! Поспеши, а то, как бы он замену не нашёл!»
  И разрыдалась.
 
  Её попытались утешить, но в результате плакали все, включая Полдень, который крепился, пока у него предательски не задрожал подбородок, и даже Сумерки, ошеломлённые общим горем, не очень понимая, что происходит и, бормоча про себя: «Эти бабы… поди их пойми!», пытались, хотя безуспешно, как-то успокоить, то Солнце, то Утро…

  Когда все наревелись, успокоились, помирились и посидели, обнявшись, то решено было идти искать Зориного жениха, раз уж судьба такая! «В конце концов дочери – тоже плод подобного романа… А я-то вообще не помню родителей… - подумала Солнце, - быть может, так у меня на роду написано?»
  Искала Утро, вглядывался Полдень, шагая по планете; тихо звала Вечерняя Заря…   Солнце обозревала всю планету, пытаясь увидеть того, кто вскружил голову дочке. Даже Сумерки вслушивались в дыхание приближавшейся Ночи, надеясь уловить хотя бы какую-то подсказку, способную навести на след.
  Но найти пропавшего нигде не удалось. То ли он потерял веру в счастливое разрешение этой истории и навсегда оставил эти края, то ли… Даже следов не обнаружили. А это уже пахло магией…
  Повздыхали, поутешали Зарю, а Солнце опять убедилась, что, как обычно, оказалась права: не дотерпел. Всего ничего, но не дотерпел.
  А позже пришло в голову: не мОрок ли то был? Оттого и следов нет…

  - Ух, ты… - вырвалось у меня. Второй мыслью было: «А ведь всё сложнее, чем я себе представляю… куда сложнее.  Похоже, что нет только хороших или только плохих».
  И услышал одобрительный смешок. Голос продолжил рассказ.

  *Предупреждение.

  Солнце собрала всех своих в малой зале, чтоб поделиться знанием не для каждого.
  - Возможно, мы чуть было не попали в западню…
  Недоуменный ропот был ей ответом.
  - … Открою вам то, что не хотела до сего дня. Признаю, это – моя ошибка. Надеялась вас, а дочерей в особенности, уберечь от необходимости жить среди подозрений и ожидания удара в спину.
  Яснее пока не стало, но в молчании на неё устремились и глаза Ути.
  - Мы – Звёзды – общаемся друг с другом, сообщая, предупреждая, советуясь… Отсюда мне известно о существовании планет-ловушек или планет-оборотней. С виду они привлекательны и гостеприимны, как эта, о которой идёт речь. Кстати, в моём ведении она единственная такая…  Поглядеть, так она – просто зелёный рай. На ней множество удивительных растений, разнообразных живых существ, занятых собой и поеданием друг друга. Это – снаружи.
Но внутри её – тайна, на которую у меня нет ответа. Там её суть -- жидкое пламя, время от времени вырывающееся наружу. Нельзя притворяться вечно, когда-нибудь да раскроешься. Что это за загадка? Попалась ли ей когда-то в сети маленькая звезда, пытающаяся выбраться, а поневоле работающая на создание континентов, островов и гор, либо кто-то внутри её ждёт свою добычу? Не знаю. Кто может знать? Разве что Та, что существовала ещё до Света и будет после. Великая Ночь. Но Она, высокомерная, никогда не отвечает на чужие вопросы и ни с кем не разговаривает. Известно одно: ничего хорошего от Неё ждать не приходится.
  - Ты хочешь сказать… - начал Полдень, и Солнце кивнула:
  - Возможно, это – Её интрига. Исчезновение Ласкового Ветра без следа… явная магия.
  - Но, сестрица, объясни: сам этот Ветер, вскруживший голову нашей Уте -- посланец-оборотень с целью заманить Зарю, сделать заложницей, или… Ночь использовала этого беднягу в тёмную? – уточнил Полдень.
  Все уважительно посмотрели на него, а Солнце горько усмехнулось:
  - Ты, братец, можешь быть Её советником по интриге… Откуда ж мне это знать?
  В общей тишине было слышно, как всхлипнула несчастная Заря: «Возможно, ему теперь ещё хуже, чем мне… если на него пролился и гнев Ночи, у которой не получилось…»

  - Давайте я вас чуть развлеку, - неожиданно предложило Солнце, - взгляните в окна залы.
  - Оо! – воскликнул младший из Сумерек, наблюдая игру линий зеленоватого свечения северного сияния, которая вдруг полыхнула пожаром. А старший спросил:
  - Но как будто не время для такого?..
  Веча дико посмотрела на него, и он стал оправдываться:
  - … я хотел сказать: не то время года…
  Солнце опустила уголки губ:
  - Когда чего-то хочешь… то всегда найдёшь время. Разве не так?
  Ей никто не возразил. Все любовались спектаклем, только Утя смотрела, ничего не видя от слёз.

  Мне не пришлось просить о продолжении, почти без перерыва я услышал:

  *В парадной зале.

  Когда стали расходиться, дядюшка Полдень показал глазами Солнцу, что хотел бы перемолвиться наедине. Она незаметно кивнула и, дружелюбно прощаясь, сказала:
  - Да, братец, ты же не видел новое убранство парадной залы замка! Хотела бы услышать твоё мнение, прежде, чем завтра предъявить всем.
  И увлекла его за собой, оставив в умах уходящих сюрприз.
  Солнце повела Полдень замысловатыми ходами, когда по пути возникали стены-иллюзии, сквозь которые они проходили, после куда-то сворачивая, тогда как их двойники отправлялись в другую сторону, сбивая со следа. Наконец поднялись по винтовой лестнице, где Солнце отодвинула стену.  Та сомкнулась за их спинами, и оба оказались в большом помещении, полном зеркал.

  Зеркальным был пол и потолок, а не только стены. Отовсюду на дядюшку Полдень глядел он, но… совершенно разный! На одной стене это был молодой и статный мужчина с козлиной бородкой и светлыми завитками волос, который подмигивал ему! С другой стены на него в упор уставился некто набычившийся и готовый сорваться, коль ему скажут что-нибудь не то или прокричат команду. На третьей – Полдень был толстеньким и сплющенным малым, на четвёртой – узеньким и тощим с таким же лицом. Взглянуть на пол или потолок дядюшка не решился. Он поглядел на устроительницу этого действа: подозрительно и осторожно. И лицо его вытянулось: она хохотала!

  Он сразу успокоился.
- Сестра… как я рад видеть улыбку на твоих устах…
  На это  раз Солнце не стала смеяться над его велеречивыми оборотами, а слегка обняла.
  - Ты ещё не посмотрел на потолок и под ноги…
  Полдень вскинул голову и узрел себя в судейской мантии и шапочке. Этот его двойник глядел настолько важно и строго, что оригинал даже оторопел, но тут «судья» ему подмигнул и растянул рот в улыбке. Полдень только развёл руками и взглянул под ноги, откуда сразу же поднялась на стену, вытолкнув в никуда сплющенного толстяка, другая его копия – похожая и вроде бы чем-то непохожая. Пока дядюшка пытался понять, что смущает его в этом дублёре, тот… вышел из стены и подошёл к нему на расстояние вытянутой руки! Полдень обомлел и совсем лишился дара речи, заметив, что видит сквозь двойника Солнце, которая просто неприлично покатывалась со смеху, вероятно, от дурацкого выражения его лица!
  Дядюшка почувствовал слабость в ногах и головокружение, отчего медленно опустился на пол. Хорошо ещё, что он не видел, как к нему на помощь кинулись двойники, не дав ему упасть…

  Он не сразу пришёл в себя. Солнце села рядом и подпёрла его плечом.
  - Извини, братец… Не ожидала такой реакции. Значит, для женщин тем более нужно будет смягчить действо.
  Полдень воспринимал её слова, но пока боялся смотреть на стены, уставившись в свои колени. Солнце поняла и сказала:
  - Я убрала твои «я» со стен.
  Полдень повернул к ней лицо:
  - Мои «я»?..
  - И не только. Там и те, кем тебе хотелось бы стать, кем себя представляешь, каков на самом деле – со стороны в чужом представлении... и много кто ещё.
  - Даа… - только и смог вымолвить он.
  Солнце потрепала его по волосам:
  - Поднимайся! Ты же – мужик…
и стала показывать на стенах северное сияние, бывшее поначалу бледно-зелёным, затем фиолетовым, потом красным…
  - На разных планетах оно отличается, - пояснила она.
  Забыв недавний испуг, Полдень зачарованно следил за игрой цвета.
  Затем он увидел самые удачные рассветы Ути, лучшие закаты Вечи.
  «Какая она молодец… как борется за дочь, желая вернуть её к жизни…»
  После Звезда открыла, чем нынче увлекается: ландшафтной живописью на поверхностях своих планет.
  Полдень подумал: «Вот оно – её призвание! Какие картины!», что и сказал вслух.
  Солнце усмехнулась:
  - Это – забава… У меня достаточно дел поважнее. Столько всего крутится вокруг меня, вы…
  «Братец» перевёл на неё взгляд и словно впервые увидел старшую сестру. Да она большая… только сутулится, будто стесняясь этого. На первый взгляд, некрасивая:  крупнолоба, круглолица, курноса, а слегка скошенные глазки-щёлки вовсе пропадают, когда смеётся. В молодости, конечно, щёки были румяны не как сейчас – без румян… Простое лицо. Такую надо полюбить не за внешность, искренне, иначе не вынести характер. Оттого, конечно, и не сложилось у неё… Звездой-то стала благодаря личным качествам.

  Но… оценка зависит от того, кто оценивает, так ведь? А тогда Солнце, может быть, очень даже… Волосы… не морковно-рыжие, как покажется при ином освещении, а оранжевые, скорее.   Веснушки, разбросанные вокруг маленького носа, придают лицу забавное, задорное выражение. Кажется, что их обладательница вот-вот засмеётся… Если же улыбнётся… то не устоит никто. Непременно улыбнётся в ответ. Проверено. Только что-то давно не видел её улыбки, в лучшем случае – глазами… Нет, внешность неординарная. На такую в толпе оглянёшься! Интересная у меня сестра…
  Полдень вновь взглянул на её картины и неожиданно сказал: 
  - Ветры тоже любят делать подобные вещи… в скалах, к примеру.
  Солнце скосила на него глаза, развела руками, и стены стали тёмными.
  - Да… ты же хотел о чём-то поговорить без свидетелей.

  - До завтра! – произнёс хрипловатый голос и пропал.


                (продолжение:http://www.proza.ru/2018/10/29/986)