- Ведуньюшка наша. - так её с нежностью называли селяне.
- Да какая я вам ведунья? - отмахивалась Раиска и даже краснела.
Первый раз девушка узнала, будто она обладает каким-то даром свыше, когда ей было лет восемнадцать. Как раз на работе она находилась, на дойке, как вдруг сильно разболелась голова. Она потёрла ладошкой лоб, потом затылок, ну и за виски не забыла. И вроде рукой всё сняло. Хотя и действительно, снято всё рукою.
А вскоре и подруженьке её, Наталке, стало плохо, от этой самой головной боли, Раиска и ей присоветовала, мол, потри вот здесь, вот тут и вот так. Но у Наталки ничего не вышло.
- Раиска, я тру, тру, а башка как болела, так и болит.
Раиска вздохнула и принялась сама растирать Наталке нужные места. И вскоре та с облегчением проговорила:
- Ну надо же! И правда отпустило.
С тех пор Раиска всегда лечила Наталку от внезапной мигрени, а на это действие обратили внимание и другие девчата, которые, впоследствии, тоже не отказывались от качественной услуги здешней товарки. И таким образом пошла по деревне молва, что Раиска запросто лечит головную боль.
Дальше - больше.
Соседка Раиски, тётка Нюрка, подвернула ногу на собственном пороге и так выла от резей в конечности, что деревья тряслись. Сразу собрался народ под её забором, все с надеждой поглядывали на запыленную дорогу, откуда должна появиться фельдшерица на своём скрипучем велосипеде. А Раиска подскочила к тётке Нюрке и изо всей силы дёрнула ту за щиколотку, та крикнула последний раз и затихла.
- Господи, уже полегчало. - вымученно призналась женщина и принялась вытирать фартуком пот с лица. - Раиска, да как же тебе удалось? Думала, помираю.
- Ой, тётка Нюрка, ты о смерти даже не думай, ещё не одна булка хлеба помрёт, потому что ты её съешь. Как удалось? Сама не ведаю. - дёрнула плечами дивчина. - Я словно почувствовала все твои косточки, вот прямо перед глазами они у меня...
- Чудеса да и только! - прошамкала бабка Акулина беззубым ртом. - Раиска, а может, заодно ты и меня выручишь, спину мне полечишь? Надоела ужо зараза... И ноет, и ноет днями напролёт.
- Ложись, Петровна, на лавку, зараз гляну и на твою спину. - согласилась Раиска.
- А чего, нельзя уйти в укромное местечко? - строго спросила Акулина, задирая свою свободную, некогда синего цвета, кофту. - А если мужик какой рядом, а я тут вся, словно маманя меня только родила.
- Ха-ха-ха! - засмеялись селянки. - Ты, бабка, не промах, мужика ей захотелось! Да кто на тебя посмотрит, нужна ты им. Так бы и сказала, мол, вдруг старик какой мимо будет проходить, то куда ещё не шло. Дык, твои ровесники всё равно не заметят, потому что они все уже слепые, как те кроты.
- Будя вам! - не зло проворчала Акулина. - Разбрехались тут, овчарки. И на вас тоже старость найдётся, али навсегда молодками мечтаете остаться, дуры?
- Не отвлекайся, бабушка, ты ложись. - ласково попросила её Раиска. - А задираться не надо, я через одёжку пощупаю твою поясницу.
- Ну давай, щупай! Давно мне никто не говорил таких слов. - теперь уже и Акулина смеялась вместе с молодёжью.
Кости трещали так, что некоторые молодицы уши закрывали, ожидая, что Акулина тоже начнёт орать, как и Нюрка, но та стоически держалась, лишь губы кусала и изредка кривилась.
- Ох, сколько лишнего ты тут нажила, бабка Акулина. Вот сейчас я тебе всё это разобью и ты ещё станцевать у нас сможешь.
Раиска ещё неделю колдовала над спиной Петровны и та, действительно, потом танцевала на свадьбе своего внука, а слухи о Раиске-ведунье распространились по всему району и к ней стали приходить и приезжать разные незнакомые люди. Они привозили с собой стариков, детей и всех, кому требовалась её помощь. Раиска не отказывала, даже ночью принимала, если в том была нужда, но денег ни с кого не брала, а также никаких подношений.
- Ты малахольная, что ли? - ругала её Наталка. - Время теряешь и свои силы. А всякая работа должна оплачиваться. Дают - бери! - так нас учили с самого детства.
- Нет, Наталка, ты не права. Я ни в чём не нуждаюсь, а людей буду лечить бесплатно. Нельзя мне свой дар за деньги продавать, понимаешь?
Шли годы. У Наталки уже и внуки подрастали, а Раиска всё оставалась одна, теперь уже Раиса Емельяновна.
- Ну и чего ты добилась в жизни своим врачеванием, от скажи? - спрашивала подруга. - Семью так и не завела. Какой парень хороший, Лукьян, за которого ты замуж выходила в двадцать лет. Тебе бы радоваться да детей ему нарожать полную горницу, ведь сама сиротой росла, родители твои рано помёрли, а следом и бабка, что тебя воспитывала. А тебе всё некогда: то работа, то всяких людишек лечила. Оно б ничего, коли местных, так ты и чужаков принимала со всех краёв света. А теперь вот и маешься одна-одинёшенька.
А с законом сколь у тебя проблем возникало? Да на каждом шагу! Это повезло, что ты оплату не требовала от "пациентов", а так бы - тюрьма. Ну и где ты видишь счастье, о котором постоянно мне талдычишь?
Раиска лишь молча смотрела на свою подругу, даже с какой-то жалостью, но иногда не выдерживала и тоже вставляла веское слово.
- А помнишь, когда ты свою старшую ко мне принесла, та помирала на твоих руках от кори, помнишь? А я её спасла тебе на радость. А вот, если бы я тогда сказала, что некогда мне, я, мол, семейная, у меня муж и дети, то ты бы меня поняла? И какое право ты нынче имеешь, чтобы упрекать меня в этом нужном и важном для всех занятии? Мало я, лично твоей семье помогла? Да со счёту сбилась! Для меня, Наталка, нету разницы, где свой, а где чужой. Все живые и все одинаковые. А что Лукьян уехал от меня, то Господь ему судья. Родила бы я ему, обязательно родила, только он не захотел подождать маленько. Ну что же, как говорится, вольному - воля.
- Прости меня грешную, Раисочка, прости. - кидалась ей в ноги Наталка, а Раиска снова молчала, только гладила по голове свою ворчливую и неугомонную приятельницу, с которой они вместе, вот уже более сорока лет.
Но как-то Раиска отказалась от врачевания, сама плохо себя почувствовала. Возле её ворот толпились пришлые и приезжие, они выжидали, когда на крыльцо к ним выйдет ведунья, осмотрит больных и даст распоряжение, кому зайти к ней в первую очередь, а кому в последнюю. Но на крыльцо вышла Наталка, она объявила, что нынче приёма не будет и, возможно, теперь уже никогда.
По толпе прошло роптание, мол, как так? Почему и прочее? - но Наталка уже закрыла двери с обратной стороны. Народ и с места не сдвинулся, все надеялись на чудо. Потом к дому Раиски подъехала грузовая машина, это местный шофёр Иван Лозинин, с которым Раиса Емельяновна накануне договорилась, чтобы тот добросил её до ж/д вокзала. Пожилая женщина направлялась поближе к морю, чтобы поправить надорвавшееся здоровье.
Раиса Емельяновна, в сопровождении своей верной Наталки, продвигалась к машине. Дорогу им преградила дородная баба с годовалым мальцом на руках:
- Спасите внука, пожалуйста! Вы наша последняя надежда! - в слезах попросила несчастная. Раиска глянула на неё, потом на ребёнка и отрицательно покачала головой. А Наталка легонько оттолкнула просящую, чтобы та не мешалась на их пути.
- Да гореть вам всем в аду! - заорала им вслед бабища. Раиска резко развернулась.
- Не посылайте проклятия другим, усугубляя и без того плачевное состояние мальчонки. Пока с ним не всё потеряно. После каждого сеанса мне требовалось целые сутки на восстановление, а я не береглась, по тридцать человек вас обслуживала. И вот, от переборов всегда недоборы, сама теперь хворая. Но ведь вам наплевать на это, не так ли? - обратилась она к голосящей на всю округу женщине. - Вам надо внука вылечить, а там, хоть трава не расти, верно? Но я не могу, у меня на это нету никаких сил. Я ему сейчас открою его ауру, а вдруг закрыть не смогу? Ведь для этого нужно полное здравие духа, а у меня, у самой его с гулькин нос. И малец помрёт на ваших глазах, вам это надо? Везите в больницу, я вам уже сказала, ещё не поздно.
Но и после санатория Раиса по-прежнему никого не торопилась врачевать. Жена председателя колхоза так и сказала своему благоверному, мол, ведунья наша завыпендривалась, никого лечить больше не собирается.
- Куда денется та старая? Меня-то уж точно примет. - с ухмылкой произнёс он. Но ошибся, Раиса и ему указала на порог.
- Ты не лучше всех, хоть и главный. Уходи. Мне ещё долго приводить себя в порядок.
И деревенские осудили Раиску. Ты смотри, мол, какая?! То лечила, а теперь выделывается, цену себе набивает. Уж не оплату ли решила с нас взымать, креста на ней нету.
Они забыли добро, как Раиска ночами не спала, лечила всех подряд без разбора, а потом, не выспавшись, шла на тяжёлую работу. Ведь ни копейки ни с кого не взяла, но это всё кануло в Лету.
Вот так и в жизни. Как только человек перестаёт быть полезным в чём-то, он автоматически превращается в изгоя. И всем недосуг до его здоровья и возможностей, потому что каждый думает только о собственном благополучии. Есть исключения, но они мизерны, ведь дальше своего носа мы ничего не видим. Или не хотим видеть.