Старое село вытянулось вдоль Сибирского или как его здесь называют, Московского тракта. Самая длинная улица тоже называется - Московская. Поодаль, возле искусственного озера расположились дома, разделенные огромными огородами. Это колхоз. В весеннюю распутицу в этой части села непролазная грязь. Даже на тракте приходиться иногда забуксовавшие грузовики вытаскивать тракторами.
Параллельно Сибирскому тракту проходит Транссиб. Железная дорога разрезает село на две части. Владения железной дороги - вокзал, железнодорожные пути в шесть рядов, высокая водонапорная башня, какие-то производственные помещения, бараки для железнодорожников, больница, ларьки. Все деревянные постройки выкрашены масляной краской красновато-коричневого цвета. На территории железнодорожной станции, засыпанной толстым слоем утрамбованного шлака, всегда чистота. Здание вокзала с наличниками и фронтоном, украшенными ажурной резной, выглядит сказочным теремком. Но особая достопримечательность села - школа-семилетка, построенная железнодорожниками еще до войны. Двухэтажное здание из красного кирпича выглядит чуть ли ни небоскребом на фоне приземистых почерневших от времени изб. Ее так и называют - большая или каменная школа.
По другую сторону от железной дороги - шпалозавод, владения леспромхоза и несколько улиц. В этой части села территория между железной дорогой и первой улицей завалена бревнами, обрезками древесины, горбылем и опилками. Рабочая отвозила опилки подальше от шпалозавода на лошади. Так в начале переулка на радость детям появилась рукотворная горка с пологими склонами. Когда горка достигла своих предельных размеров, опилки стали высыпать на дорогу в переулке то ли в порядке благоустройства, то ли по недомыслию. Грязные опилки норовила попасть в обувь, каблучки сельских модниц тонули в этой рыхлой смеси. Пешеходам надо было проявить немалую ловкость, чтобы при переходе через дорогу без больших осложнений достичь тверди земной. А ездоки на всех видах транспорта на себе испытали проблемы зыбучих песков.
Тася и Даша - закадычные подружки-соперницы жили в этой части села. Соперницами они стали тогда, когда Тася открыла секрет получения пятерок на уроке чтения. Оказывается, она дома читает и пересказывает текст! Даша, до этих пор делавшая домашние задания только по арифметике и русскому языку, последовала ее примеру и вырвалась вперед. Но у Таси были другие преимущества. Она так высоко могла взлетать в прыжках на доске, что Даша даже и не пыталась повторить. И в классиках, и в мяч - все у нее получалось ловчее. Соперничество было тайным и не мешало дружбе и взаимной поддержке при различных разногласиях и стычках с прочим населением маленькой школы. Маленькой школой называлась начальная школа, построенная на окраине села по требованию работников леспромхоза: опасно было малышей отправлять в большую школу через железную дорогу. Это был просто большой деревянный дом с несколькими классными комнатами, учительской и темным коридором. В коридоре стоял бачок из оцинкованной жести для воды, к которому была прикреплена длинной цепочкой металлическая кружка. Перекусывали дети бутербродами, пряниками, сухарями, принесенными из дома, запивали водой из этого бачка.
Настало время и подружки пошли записываться в большую школу. Родители не раз проверили, как дети знают правила поведения на железной дороге, прежде чем, разрешили им идти самостоятельно. Даже доверили необходимые документы. Девочки волновались. Старшие ребята рассказывали, как трудно учиться в пятом классе: учителя разные, да еще немецкий язык добавляется. Первый самостоятельный поход удался. Правда, если честно, то у Таси он был не первый. Она со старшими девочками не раз переходила через пути. На этот раз Даше пришлось смириться с превосходством Таси и следовать ее указаниям.
Первого сентября выпускники начальной школы стояли возле большой школы, растерянно поглядывая по сторонам и чувствуя себя никому не нужными. Но тут подошел молодой человек, представился им классным руководителем и указал на место класса в общем строю на праздничной линейке. Ребята повеселели, оживились - они приняты в большую школьную семью. Филипп Иванович, так звали классного руководителя, преподавал русский язык и литературу. По мнению девочек, он был самый умный, самый красивый и самый справедливый. Между собой они называли его - Филиппок. Это куда лучше, чем обидные клички или пренебрежительное "Нинка", "Васька".
В большой школе девочки чувствовали себя повзрослевшими, не то что мальчишки. С ними была просто беда! Они носились по коридору, прыгали по партам и даже по крышам подсобных помещений во дворе школы. Чтобы как-то справиться с этой шумной оравой, Филиппок рассадил учеников по своему усмотрению. Тасе и Даше пришлось расстаться и сесть друг за другом. В соседи им достались самые хулиганистые пацаны. Никакого благотворного влияния на них девочки оказать не могли, силы уходили на борьбу за свою безопасность и независимость. Влияли на них второгодники, ребята на два - три года старше их. Наглые, прокуренные они откровенно срывали уроки, приходили и уходили, когда им вздумается, вызывая восхищение некоторых младших мальчиков.
Школа была замечательная! Перед школой площадь покрыта слоем утрамбованного шлака. На этой площади оборудована спортивная площадка. По обе стороны парадного входа с большим крыльцом - палисадники, засаженные желтой акацией. Светлые коридоры, большое фойе, кабинеты физики и химии, куда пятиклашек пока не пускали. А вот пионерскую комнату и буфет они освоили быстро. В пионерской Даша быстро прославилась как хорошая шашистка, а Тася - как певунья. С буфетом было посложнее: с бою там можно было заполучить стакан крем-соды и пончик. Кто не хотел толкаться в очереди в буфете, бегали в магазины, чайную. А там - что душе угодно! Пирожки, конфеты, кукурузные хлопья, брикеты какао с сухим молоком и сахаром. И не беда, что все это приходилось запивать водой из бочка, стоящего в фойе. За то какая самостоятельность и свобода выбора!
В школе было введено самообслуживание. Дежурные ученики ежедневно мыли в классе полы. Эта неинтересная работа ребятами превращалась в разгульное веселье. Мальчишки развлекались: не просто по рядам переворачивали тяжелые парты, а с грохотом сдвигали их, по разным углам класса. Бывало, что и ведро с водой переворачивали. Тася с Дашей угрожали им швабрами и заставляли вытирать лужи. Они послушно вытирали воду, а потом швыряли тряпки с разлетающимися по классу грязными брызгами в доску. Приходила техничка, под ее крики уборка заканчивалась. Бросаться чем попало пацаны любили. В классе летали книжки и тетрадки, на уборке турнепса они метали турнепс, как гранаты, на картофельном поле - картошку. Девочкам ничего не оставалось как отвечать им тем же или жаловаться Филиппку. Он утешал и обещал, что мальчики скоро повзрослеют и поумнеют.
Когда-то может и поумнеют, но пока они здорово подвели Дашу. По случаю запуска первого спутника Земли в школе проводили общешкольную торжественную линейку. Тася и Даша из-за своего высокого роста стояли в третьем ряду шеренги среди мальчишек переростков, которые затеяли такую бузу, что девочкам приходилось изворачиваться, чтобы устоять. О чем говорили выступающие учителя из-за толчеи и шума на задворках шеренги слышно не было. Когда Филиппок предложил Даше высказаться об этом радостном событии, она отказалась. Ей было стыдно, но она не знала, о чем говорить и не понимала важности события.
Что только не придумывали учителя, чтобы обуздать это беспокойное племя. Когда во втором полугодии класс стал учиться во вторую смену, Филиппок решил всех разом научить дисциплине. Он оставлял ребят после уроков, выстраивал их между рядами, предупреждал, что будут стоять до тех пор, пока не успокоятся, и уходил в учительскую. Учитель периодически заглядывал в класс, не обнаружив ожидаемой тишины, уходил. Через час-полтора притихших от усталости учеников отпускал домой. Дети выходили в темноту на трескучий январский мороз. Переход через железнодорожные пути для них становился сущей пыткой: даже слабый ветерок пронизывал до костей, обжигал щеки, нос. Но они приходили домой к обеспокоенным родителям и теплым ужинам. Хуже было ребятам, живущим в интернате. Их встречал замок на столовой, а магазины уже были закрыты. Однажды они, голодные, сдернули этот символический запор и съели хлеб с маслом в недопустимых нормах. Скандал, кража со взломом! Филиппок устроил товарищеский суд, предлагая одноклассникам оценить неблаговидный поступок провинившихся. Все молчали, только Тася вспомнила, что на суде должны быть свидетели, а коль их нет, значит никакого преступления и не было. Это высказывание вызвало такой хохот, что классный руководитель не смог сдержаться - засмеялся. Суд не удался. По требованию родителей, закончился и педагогический эксперимент молодого учителя.
А вот методы воспитания директора школы возмущения родителей не вызывали, может потому, что пострадавшие им не жаловались. Пока позволяла погода, вся смена за пятнадцать минут до начала уроков выстраивалась на спортивной площадке на зарядку. Опоздавших директор заставлял пробежать три круга вокруг школы. Это только так говорилось "вокруг школы". На самом деле приходилось бежать вокруг ограды школьного двора, палисада и двора больницы, вплотную примыкающего к школьной изгороди. После утомительного кросса под насмешливые замечания прохожих, знающих, в чем дело, число желающих увильнуть от зарядки резко сокращалось. С курильщиками он тоже был строг, особенно зимой. На выходе из уборной директор, вручив бедолагам ломики и лопаты, возвращал их назад в "белый домик". Собравшаяся толпа зрителей разного возраста смеялась, выкрикивала шуточки и свистела. Но отпетые великовозрастные хулиганы терпеливо долбили наледь и дерьмо, предпочитая терпеть насмешки, чем более строгое наказание в случае отказа от этой работы.
К счастью, не эти случаи определяли дух школы. У учителей хватало терпения и умения, чтобы сделать школьную жизнь ребят интересной, а уроки превратить в увлекательные открытия.
Математик, он же физкультурник, на уроках постоянно устраивал соревнования. Неважно сколько у тебя клякс и зачеркиваний, но, если ты решил первым правильно задачу по арифметике, получай пятерку. Здесь на равных шли Даша и Колька и, чтобы было без обид, учитель ставил им пятерки через день. По физкультуре среди девочек не было равной Тасе. Как лучшая бегунья она даже ездила на районные соревнования. Школьный спортзал был хорошо оснащен и доступен во внеурочное время. Даше, чтобы получить четверку за упражнения на брусьях или на кольцах, надо было заниматься дополнительно. Мальчишки физкультурника боготворили. Назначая ответственного, он выдавал им ключи от спортзала, разрешал брать на выходные лыжи.
На уроках русского языка Филиппок, диктуя красивые предложения, называл из какого они произведения. Даше все их хотела прочитать. Читала она запоем, охватывая страницу глазами целиком, от нетерпения заглядывала в конец книги, возвращалась назад. На уроках литературы, когда уже полкласса стояло, не умея объяснить какое-то слово или фразу в произведении, учитель вызывал Дашу и не скупился на пятерки. С орфографией было печальней. Однажды писали изложение и Тася, заглянув к ней в тетрадь, свела свои большие зеленые глаза к переносице. Так она выражала свое крайнее удивление: "Нет такого слова "сиравно", ты что сдурела?" "А откуда ты знаешь? Мы такого слово не проходили", - возражала Даша. Тася щедро делилась опытом. Она внимательно читает книги и запоминает, как пишутся слова правильно и у себя в тетради проверяет - красиво выглядит написанное слово или нет. Генка Рыжик, любитель давать клички, попробовал обратиться к Даше: "Эй ты, сиравно!". Пришлось стукнуть его по макушке учебником. Помогло, запомнил надолго. Филиппок к седьмому классу разуверился в том, что мальчишки поумнеют и успокоятся. Мало того, так и девочки стали поддерживать их в шалостях, даже Тася и Даша, которые, судя по оценкам в журнале, должны быть образцами и ему помощницами. Мамы, вызванные для разговора, во всем согласились с учителем и пригрозили нерадивых дочек отправить в ФЗО на исправление. Генка Рыжик, верный своей привычке давать клички, видать, вспомнил Дашин учебник на своей голове, но выход нашел. В классе училась очень крупная девушка лет шестнадцати, заглядывая на нее снизу вверх, Рыжик протяжно выговаривал:"Светка-фезею-ю-юшница". Светке было все равно, а классу нашелся очередной повод повеселиться.
Даша книгами зачитывалась. Плакала над судьбой Павки Корчагина. "Молодой гвардией" была так потрясена, что во сне некоторые эпизоды переписала в стихах. Про Ленина и Крупскую даже песню сочинила. Может потому, что пели они в школе очень часто. На классных часах Филиппок разучивал с ними революционные песни. Под его игру на мандолине ребята торжественно выводили: "Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой в горе, в надежде и радости". Песня "Мы кузнецы и дух наш молод" стала коронным номером. Когда по случаю какого-нибудь праздника организовывали концерт художественной самодеятельности, класс всегда выступал с этой песней. Даже мальчишки, считающие пение не мужским занятием, орали что есть мочи. Тася хорошо поет, но одна выступать стесняется. Ей в пару Филиппок ставит Тоню. У Даши нет никаких артистических талантов. Ее классный руководитель назначил главным редактором стенной газеты. Выпуск газеты - удобный предлог остаться в школе на несколько вечеров, поострить и повеселиться в сплоченной компании. Роль стенгазеты в перевоспитании двоечников и нарушителей дисциплины была сомнительна: вместе со всеми смеялись и подвергнутые критике, а к Даше выстраивалась очередь из желающих быть "продернутыми".
Учитель рисования показывал свои картины, приносил репродукции картин русских и зарубежных художников. Ребята, поверившие, что каждый может научиться рисовать, учились правильно держать карандаш и рисовать плавные кривые. Даша была очень довольна собой, когда сумела нарисовать осенний пейзаж. На рисунке она изобразила свое село, окруженное темно-зеленым хвойным лесом, за которым синели Саяны. Сибирский тракт терялся в золотистом поле пшеницы, а в палисадниках серых домов полыхали яркими красками листья кустарников. Но для Даши на этом увлечение рисованием закончилось, а у Таси осталось на всю жизнь.
В солнечный осенний день Филиппок вывел ребят на прогулку, обратил их внимание на красоту природы, села и дал задание - написать изложение с обязательным включением в него некоторых слов и фраз. Потом на уроке зачитал свое изложение и работы ребят, показавшиеся ему интересными. Покраснев, он признал, что изложение Даши лучше, чем его. Класс загудел - победа за нами и правда ведь, что Филиппок самый справедливый.
Немецкий язык, которым пугали старшеклассники, оказался совсем не страшным, а очень даже веселым. Учитель - настоящий немец, Адольф Карлович. Был он высокий, с покатыми плечами, кривоватыми ногами и редкими рыжими волосами на черепе, по мнению ребят, явно арийском. Пятиклассники, не пропускающие ни одного фильма о войне, много чего могли рассказать и о фашистах, и об арийцах. Адольф Карлович был добродушен и никого не напрягал с учебой: хочешь учись, не хочешь - твое дело. Тася с Дашей были среди желающих учиться, но в том бедламе, что творился на уроках, учиться было не просто, хотя и весело. Иногда учитель приносил мандолину, запевал и желающие подхватывали:
Im Garten, im Garten
Da sind wir so gern.
Da laufen und springen...
Потом он объявлял, что положенная программа пройдена, осталось время на сказку и разыгрывал сценки из какой-то страшной истории. Он подходил к углу, где, видимо, была раковина, делал такие движения руками, было понятно: он открыл кран и моет руки; потом отодвигал воображаемую штору и в ужасе закрывал лицо руками. Наверное, это был увлекательный спектакль, но артист по-русски говорил очень плохо, а в классе стоял такой шум, что до зрителей доносились только отдельные слова "черный плащ", "кровь", "кап-кап". Иногда в ожидании комиссии из ОБЛОНО, он раздавал детям новенькие тетради и те за один урок под разными датами записывали в них упражнения. Тася и Даша перевод текста с немецкого на русский вписывали между строк в учебнике. Желающие повысить себе оценку самовольно выбегали к доске с этой хитрой шпаргалкой, читали и переводили. Учитель недолго сопротивлялся, вздыхал: "Не хотел я тебя вызывать, да ладно, хорошая девочка, так и быть - четыре." Покладистый с детьми, Адольф Карлович конфликтовал со своими приятелями по выпивке. Когда он появлялся в школе со свежими синяками или царапинами на лице, отъявленные хулиганы с показным участием в голосе интересовались о причинах его несчастья. Ответ всегда был одним и тем же: не смог разминуться с коровой в своей стайке. И далее шел рассказ о неудачных архитектурных особенностях этой постройки.
Адольф Карлович играл на нескольких музыкальных инструментах, поэтому вел уроки пения. Здесь проблем с дисциплиной не было, все слушали его игру на аккордеоне, рассказы о композиторах. Ребята знакомились с популярной классикой, танцевальными мелодиями.
Вопреки обычаям школы Адольфа Карловича не наградили никакой кличкой, даже за глаза называли по имени-отчеству. Другому немцу в этом отношении совсем не повезло. В классе появился новичок - Адольф Шварц. Из каких соображений родители назвали ребенка, родившегося в 1946 году Адольфом, неизвестно, но детство его было омрачено этим именем. Мальчишки сразу нарекли его "гитлером" и затравили несчастного мальчика. Не останавливали жестоких подростков ни выговоры учителей, родителей, ни слезы и увещевания его матери. Семье Шварц пришлось уехать из села.
В сибирской глубинке, такой далекой от битв прошедшей войны, дети нередко сталкивались с ее последствиями. У учителя труда, Доценко, от контузии на лице застыла постоянная улыбка. Ранее он преподавал физику, говорили, что очень хорошо. Но диплома об окончании института у него не было (то ли потерян, то ли не доучился из-за войны), поэтому за ним остались только уроки труда. Иногда он подменял отсутствующего учителя физики. Добиваясь идеальной тишины, он выстраивал класс в колонны между рядами и, сохраняя смеющееся выражение лица, ругался: "Котелки вы мазутные, чересседельник драные" и что-то еще, совсем непонятное. Ребята не знали, что делать - или засмеяться вместе с учителем, или виновато опустить глаза. Совсем другая обстановка была на уроках труда. Девочек Доценко ставил к верстаку и после краткого напутствия выдавал рубанок, фуганок. На том его участие в их образовании заканчивалось. В конце учебного года, испортив множество заготовок, школьницы получали четверки за изделие под названием "Ножка стула". За это время, работая различными инструментами и на каких-то станках, мальчишки собирали настоящие стулья, с резными спинками, скругленными планками. Им не хватало уроков, и они занимались у Доценко в кружке с обоюдным удовольствием. Многие трудные подростки, повзрослев, вспоминали его с благодарностью: уберег от тюрьмы.
Учитель по истории тоже был фронтовиком и тоже требовал полной тишины на уроке. Рисуя мелом на доске пузатого феодала на могучей лошади и тощего вассала на кляче, он внимательно следил за дисциплиной в классе. Тишину сохранять не удавалось, ребята рассматривали картинки и прыскали от смеха. Взбешенный историк указывал на какого-нибудь щуплого мальчишку, требуя выйти к доске. Брал его за шкирку и кидал в закрытую дверь. Очень скоро он исчез из школы.
Еще одним очень тяжелым наследием войны, как объяснял Филиппок, была бедность. Но КПСС и Правительство заботятся о малоимущих семьях. Эту речь он произносил при вручении ребятам телогреек, валенок, ботинок. Ребята, красные от смущения, подходили к столу за подарками, остальные сидели притихшие с опущенными глазами. Всем было неловко. Позже процедуру вручения подарков перенесли в учительскую и ребят с полученной одеждой сразу отпускали домой.
Когда Даша рассказывала родителям об этих случаях в своей школьной жизни, отец неизменно повторял: "Вот же проклятая немчура, сколько горя людям принесли. Разметала война народ, сорвала с родных мест". Под проклятой немчурой он имел в виду фашистов. Отец Даши прошел войну, как он говорил, от звоночка до звоночка. По мнению мамы, отец пришел с войны совсем другим человеком. Что она имела в виду, Даша не знала, но ничего героического в отце не было. Он даже ордена и медали не носил. В кино всегда бывшие фронтовики боролись с несправедливостью, отсталостью, работали на самых ответственных и опасных местах. Ее отец работал механиком в леспромхозе, занимался всякими домашними делами - огородом, сенокосом, ездил по грибы, ягоды. Когда соседи собирались вечерами у них на лавочке, разговоры тоже были об урожае, о погоде, про политику и Хрущева. Про войну вспоминали изредка, рассказывая какую-нибудь веселую историю. Больше всего возмущалась Даша его беспринципностью. Когда подходил сосед Рафик, отец здоровался с ним за руку и приглашал сесть. А ведь этот Рафик - бывший дезертир! Даша все так отцу и высказала, а он ей: "Глупенькая, его уже государство осудило, он искупил свою вину. Человек работает, растит детей. Всяких дезертиров я повидал. Были такие, которым пули мало. А бывало, привезут молодняк необстрелянный, они попадут под бомбежку и - врассыпную. Кто-то и прятались от страха. Командиры те по-разному с этими детьми поступали: один под суд отдавал, а другой покричит, да и в строй поставит. Нет, не мое это дело его судить. Ссыльные тоже разные. Много среди них встречал интересных людей, образованных". Даша с ним не соглашалась, но и не спорила. Что толку? Книг про войну не читает, в кино не ходит.
К седьмому классу ребята стали дружнее. Не сказать, чтобы мальчишки поумнели, но девочек задирать перестали. Теперь они все вместе ходили в кино. После сеанса не расходились, а долго еще гуляли, говорили о фильме и обо всем на свете. По выходным одноклассники брали в школе лыжи и катались с горы, представляющей пологий склон оврага. Когда наскучивало чинное катание, выстраивались в шеренгу и взявшись за руки, летели с горы кубарем, смеясь, помогали друг другу подняться и отряхнуть снег, а то и найти валенок, свалившийся с ноги вместе с лыжей. С опилочной горы катание тоже усложнялось. Санкам предпочитали самодельные ледянки и тазики с круглым дном. Однажды пацаны заспорили, что смогут развести костер на снегу. Для проверки солнечным февральским днем устроили поход на лыжах в лес. Шли и присматривали место, где можно свернуть с накатанной лыжни на опушку. Вокруг - глубокий снег, из-под которого угадывались поваленные деревья, пни и какие-то кочки. Тася попыталась съехать с лыжни, упала и радостно закричала: "Смотрите, смотрите!" Все повернулись в сторону, указанную Тасей. Ничего интересного. Тася встала и посоветовала лечь на ее место, смотреть вверх не прямо над собой, а между деревьев. Последователи доверчиво повалились на снег и не зря: они увидели яркий диск солнца с расходящимися лучами между запорошенных толстым слоем снега еловых веток. "Ух ты, красота! Вот бы нарисовать такое!" - размечтались ребята. И хоть с костром на снегу ничего не вышло, впечатлений от похода хватило надолго.
Учителя постоянно напоминали, что семиклассники выпускники, уже взрослые и должны думать о своем будущем. А мама Даши все еще видела в дочери ребенка. Пошила ей, как третьекласснице, ярко-синее зимнее пальто, да еще и нахваливала: "Пальтишко с поясом, чтобы в спину не поддувало. Воротник большой поднимешь, шаленку вокруг шеи обмотаешь, и уши будут целы". Даша от этого пальто наотрез отказалась - засмеют, у них такого не носят. Мама решила, что дочка стесняется ее кустарной работы, и стала присматривать пальто в магазинах. И наконец ей повезло. Довольная покупкой, она подала Даше пальто: "Меряй. Некогда мне было с тобой советоваться, там девчата набежали, все разобрали за полчаса. Фабрика московская. Конечно, я бы так не отстрочила. Только для нашей зимы тоненькое, придется толстую кофту одевать. Да и ладно, все равно у вас в школе холодно". Даша надела пальто и глянула в зеркало. Пальто из темно-синего добротного драпа для сорокалетних старух. Тоненькая шея девочки вылезла из развалившегося глубокого выреза, плечи отвисли. Мама успокоила:
- Все поправимо, пуговицы перешьем, к воротнику - крючок, вырез меньше станет. И шаленку оденешь так, как нравится.
- Мама, какая шаленка, зачем пальто! У нас так не носят!
- А что же у вас нынче в моде? Ишь, господа какие!
Оказалось, что "господа" носят фуфайки и шапки-ушанки. Мама обреченно вздохнула: дочь вымахала высоченная, а разум детский. В войну нужды натерпелись, теперь-то зачем в эту фуфайку влезать. Посетовала, что все дочки уродились в отца: такие же упрямые, и пошила Даше мягкую, теплую фуфайку. Тасе не повезло: ее мама не умела шить. Хорошо еще, что шубка стала Тасе коротковата и не мешала ей бегать на лыжах.
Игры и шалости взрослеющих подростков не мешали им обдумывать свое будущее. Мальчишки, понимающие, что им не сдать экзамены в техникум, выбирали себе ПТУ. Девочки, у которых старшие сестры учились в медицинском и педагогическом училищах, тоже собирались туда же. Рассудительная Аля убеждала Дашу, что самая лучшая профессия - учитель. Учителя всегда нужны, их никогда не сократят. Ребята видели, сколько переживаний доставило взрослым сокращение на железной дороге, когда на смену паровозам пришли тепловозы. И в леспромхозе бывали сокращения, переводы. Даша соглашалась с Алей, но боялась, что не справится с заданием по проверке музыкальности слуха. Она очень критически относилась к своим музыкальным способностям. Тася тоже не знала, что ей делать. Родители не без основания боялись отпускать от себя четырнадцатилетних детей на чужбину. По их просьбам в школе на базе двух параллельных седьмых классов организовали восьмой.
Восьмой класс объединил ребят, желающих учиться. Не было среди них второгодников, двоечников и откровенных хулиганов. С прежними учителями пришлось проститься, так как их образование - учительский институт - было недостаточным для преподавания в средней школе. Появились новые учителя - выпускники педвузов. Среди ребят каждый новый учитель обсуждался, остряки пытались найти некоторую особенность учителя, чтобы дать ему кличку, но особых успехов не имели. Молодые специалисты были грамотны, красивы, хорошо одеты, доброжелательны, да еще и обращались к подросткам на "Вы". Ребята почувствовали уважение к себе. Даже завзятые балагуры примолкли, поняв, что их шутки на уроке не веселят друзей, а мешают и раздражают.
Классным руководителем у восьмиклассников была учительница физики и математики Нина Ивановна. Похоже, что в университете ее не научили играть на мандолине, и с пением патриотических песен на классных часах было покончено. Она воспитанием подопечных совсем не занималась, а просто сидела за своим столом в физическом кабинете, ребята усаживались вокруг и слушали ее рассказы о жизни в далеком северном городке, о ее школьных годах, о том, как она не поступила в университет и год, работая чернорабочей на заводе, ходила на подготовительные курсы, о студенческой жизни. Эти рассказы вселяли в ребят надежду, что и у них все получится. С ее подсказки восьмиклассники стали проводить у себя в классе вечера с песнями и танцами. Танцевали под игру двух гармонистов: Кольки, бывшего соперника Даши по математике, и бойкой новенькой девочки Лиды. Каждый раз, когда Нина Ивановна объявляла конец вечеру, ее уговаривали на последний танец. Этот последний танец длился до изнеможения. Гармонисты, сменяя друг друга, играли без перерывов Рио-Риту, Брызги шампанского, Албанское танго и Лесную сказку. В школе оборудовали радиоузел и тоже транслировали музыку. На больших переменах старшеклассники устраивали танцы в фойе или на парадном крыльце. Вместо стенгазеты Даша со своей компанией стала выпускать радиогазету. Озвучивали газету голосистые Тася и Лера. Лера писала грустные лирические стихи на мелодии популярных песен из кинофильмов, но они не годились для радиогазеты. Втроем у девочек получалось придумать и пропеть юмористические стишки о школьных проблемах. К ним однажды даже подошел и похвалил довольный Филиппок. А вообще-то Филиппок вел себя странно: никогда не заговаривал со своими бывшими учениками, при встрече отворачивался так, что приходилось проходить мимо, не здороваясь. Дети расценивали это как предательство со стороны когда-то любимого учителя. Обидно.
В школе было так интересно, что Даша стала подумывать о профессии педагога - учителя математики и физики. Тася отговаривала: "Ты забыла, какая дисциплина в 5-7 классах? А двоечники?" Окончательно Даша запуталась в своих раздумьях о профессии после покупки пальто.
Мама у Даши была домохозяйкой. Когда наступали холода, корова переставала доиться, она вспоминала, что у работающих на производстве женщин есть отпуска, а у нее даже выходных нет. Объявляла себя в отпуске, наморозив домочадцам пельменей и котлет в большом количестве, уезжала по гостям. В этом год тоже мама спокойно уехала, а у Даши - беда. Она надела свою любимую прошлой зимой фуфайку и затосковала. Нет, фуфайка не была мала и имела еще вполне приличный вид, но Даша ее возненавидела. На лыжах, на санках без нее не обойтись, но в школу, в кино, просто пройтись по делам по селу этот наряд не годился! В магазине, что возле школы, Даша среди трех висевших пальто выбрала зеленое и - к отцу. Папа огорчил: "Мать же с этой поездкой всю нашу кассу выгребла, надо ждать получки". Девочка каждый день проверяла - все три пальто были на месте. Однажды папа, вернувшись с работы, с порога крикнул: "Дарья, живенько собирайся, пойдем тебе пальто покупать. Сегодня нам за выслугу лет выдали, хорошо, что к вечеру. А то до сих пор наши бабы уже бы магазины опустошили". Увидев Дашу в обновке, молоденькая учительница немецкого языка почему-то подробно расспросила ее о покупке. Выслушала Дашу и сделала вывод: если бы мама была дома, то за эту цену пальто подростку бы не купила. Ведь ей самой пришлось три месяца копить на такое же пальто. Даша не возразила, но она знала, что это не так: темно-синее пальто, которое покупала мама в прошлом году было не дешевле.
Даша с Тасей много раз обсуждали этот случай. Они понимали, что думать и говорить о деньгах, когда выбираешь себе любимую профессию, стыдно. Но в жизни без денег не обойтись. И потом - почему учительница, проучившись 15 лет, имеет зарплату меньше, чем неграмотные женщины в леспромхозе? Конечно, работа в леспромхозе тяжелая, но все-таки... Подружки поняли, что о профессиях, как и о жизни, они мало что знают. Учебный год близился к концу, для восьмиклассников наступало время выбора. Девочки затеяли игру: при переходе через железнодорожные пути поочередно загадывали кому куда горит зеленый огонек светофора. Куда бы ни манили зеленые огоньки, но приходилось считаться с реальностью. Тася училась хорошо, больше всего ей нравились гуманитарные предметы. Учительницей литературы или истории она стать не хотела, другого применения гуманитарных наук не знала. Родители Таси были в преклонном возрасте и очень больны. Это обстоятельство стало решающим в ее выборе. Она поступила в техникум, готовящий специалистов для нефтехимической промышленности. Выбор техникума - чистая случайность: просто там училась Дашина соседка. Даша уехала учиться в среднюю школу в город.
Подружки еще долго встречались в своем селе на каникулах, переписывались. Но когда вышли замуж, разъехались по разным городам. В ожидании своей квартиры молодым семьям приходилось снимать частные квартиры, менять адреса. Так переписка оборвалась. Вначале от родителей узнавали друг о друге, связаться напрямую было недосуг - работа, семейные хлопоты, подрастающие дети. Все откладывали на потом, а потом не стало родителей. Жалко, но упущенного не вернешь...
У Даши юбилей - шестьдесят лет. Поздравили коллеги по работе, позвонили друзья и те, которые считали себя обязанными. Уставшая от праздничной суеты, Даша не спеша наводила порядок в деловых бумагах. Звонок, на экране мобильного высветился незнакомый телефон. "Неужели какие-то заморочки по работе, день будет испорчен", - Даша с огорчением взяла трубку.
- Привет, юбилярша! Узнаешь!
- Тася! Конечно узнала, не могу поверить!
Первый разговор получился сумбурный из восклицаний и вопросов, но затем подружки успокоились и, как в прежние годы, отводили душу в задушевных беседах. Жили они в разных концах огромной страны и, не переставая радоваться чудесам техники, подолгу разговаривали по скайпу. Говорили обо всем: о работе, детях, мужьях, внуках, политике, книгах, фильмах. Как-то Даша посетовала на своего внука:
- Учится наш семиклассник плохо. Когда занимаюсь с ним, говорит, что я все помню, потому что училась во времена самого лучшего в мире советского образования. Представляешь, школа новая, на каждый предмет оборудованы кабинеты, два спортзала, бассейн, во дворе - спортплощадка, рядом - городской каток, футбольный клуб. Все им мало. Тася, сравни, ведь помнишь, как у нас было?
- А ты чем-то недовольна? Так и у нас все было. Примотаешь веревочками коньки к валенкам и айда на укатанную лесовозами дорогу. Колхозное озеро чем тебе не бассейн? Помнишь, украдкой от мам бегали? Они нас еще пугали, что озеро подпитывается залитыми колодцами. Я побаивалась попасть в яму с холодной водой.
- Помню, но я больше гусей остерегалась.
- А про учебу... Что могли учителя, давали. Только мы не очень-то брали. Феодал с вассалом у меня и сейчас в глазах стоят! А уроки немецкого, песни под мандолину! Разве такое забудешь?
- Тебе бы все смеяться. А ты что-нибудь помнишь про права детей? Внук обижается, что их права нарушают. Мне кажется у нас и разговоров таких не было?
- Наверное, права были, только еще подумать надо кто чьи права нарушал. Помнишь, как нас отправили сучки на колхозном поле убирать?
- Это когда нам Помело молодые березки нагибал, а мы на них качались? Бедный Филиппок - гонялся за нами по лесу на велосипеде, комья земли бросал, чтобы нас в стаю согнать.
- Здоровый бычара был этот Помело, не помню его фамилию. Помотал нервы учителям. Да и мы хороши. Помнишь, оравой тележку с большим коробом тянули? Перегной из колхоза на клумбы школьные везли. Он один приподнял тележку и колесо снял. Сделал аварию, чтобы не ходить на уроки. А мы радовались приключению.
- Где-то он затерялся после шестого класса, может женился. Я сейчас поражаюсь терпению наших учителей. Возились с этими второгодниками. Может поэтому и говорят, что образование было лучшим в мире?
Подруги вспоминали далекое детство, смеялись над курьезами, не очень строго журили себя за прошлые провинности, но так и не определились с рейтингом своей сельской школы в мировой системе образования. А в том, что эта маленькая уютная школа сделала их детство лучшим в мире, они не сомневались.