"Вот тебе и Рождество! Уже минус тридцать два, а что завтра будет?" – в досаде Димка захлопнул дверь так некстати заснувшего "мерса" и побежал к дому.
На крыльце он обернулся на автомобиль, полез в карман за брелоком сигнализации, но передумал – кому он мёртвый сдался! – и зашёл в дом. В прихожей его ждали уже одетые дети и собранные в дорогу вещи. Не было только жены.
– Одну минуту! – с кухни донёсся голос Оксаны и характерный перестук стеклянных банок. – Я забыла положить варенье. В Москве чай попьём с домашним вишнёвым, ну и малиновое нужно взять обязательно. Ты пока сумки начинай грузить.
– Дорогая, мы, похоже, сегодня никуда не едем! – сказал Димка, снимая дублёнку. – Пацаны, и вы раздевайтесь, что стоите?
– Как это не поедем? – удивилась жена. – Мы же решили, что встречаем новогодние праздники здесь, на даче, а на Рождество вернёмся домой!
– Машина не заводится – аккумулятор сел! Так что мы остаёмся до завтра. Я с утра позвоню Мишке в автосервис; он подвезёт зарядку, и мы поедем. Вечером будем в городе, как раз к Рождеству успеем.
– Нет уж, звони сейчас! Чего ждать-то? Пусть сразу и приезжает!
– Послушай, Оксана, уже два часа дня. Пока он соберётся, пока доедет – от нас до Плёск-Залесска сорок километров как-никак – я на ночь глядя в такой мороз с детьми на убитом аккумуляторе не поеду! Мало ли что случится в дороге. Ни встречных, ни попутных – все в такой мороз по домам сидят! – не соглашался Димка.
– Всё равно позвони, предупреди, может и сумеет выбраться сегодня! – настаивала Оксана.
Димка достал из кармана мобильник и начал искать в его памяти "Мишу-автосервис-деревня"…
– Миш, привет! С прошедшими тебя… Спасибо! Тут такое дело: у меня аккумулятор сдох, а я в Москву собрался. Помоги, пожалуйста! Сегодня бы, а? Нет? У тебя уже двенадцать заказов?! И все тоже в Москву хотели? И у всех аккумуляторы сели? Сколько-сколько на завтра обещали?! Минус тридцать восемь?! Ничего себе! Ну, хорошо, завтра к обеду жду. Ты уж постарайся, – упавшим голосом произнёс Димка.
– Всё слышала? Хорошо, что дом не успел остыть. Пойду включу отопление, принесу дров для камина, а потом схожу к Степанычу – может мужики чем-нибудь помогут.
– Не-е-е, Димон, рад бы, но ничем помочь не могу! Вот, с мужиками Ваську, колдырика нашего, поминаем. Упокой, Господи, его душу грешную! – Степаныч размашисто перекрестился и медленно, мелкими глотками, выпил стопку с какой-то настойкой.
– Эх-х-х! – крякнули хором двое его соседей по деревне, Митроха и Касьяныч. – Хороша ж твоя на бруньках! Мягко идёт – будто ликёр какой! Не самогонка, а нектар!
Димка присел на край лавки. Ему тоже налили "бруньку" в гранёную рюмку по самый край. Тётя Вера поставила перед ним чистую тарелку и положила вилку.
– Ну, дотянешься до закуски как-нибудь! – сказала она и залпом, по-мужски, опрокинула свою рюмку. – Да, жалко Ваську, хоть и забулдыга. Безобидный пьянчужка был, тихий, слова скверного от него не слышала! Ну, попросит сто рублей на опохмел когда… Ну, не дашь, пошлёшь его куда подальше, а он даже не матюкнётся, смотрит тебе вслед, улыбается.
Тётка Вера поправила цветастый платок на голове, который не снимала даже в доме, и подняла спокойные серые глаза на старую икону в углу над холодильником. Её губы зашевелились в беззвучной молитве, а простое деревенское лицо как будто посветлело. Димка взглянул на иссечённые морщинами лица мужчин, похожих друг на друга как родные братья. После сорока лет они "консервировались" и в сорок пять, и в пятьдесят, и в пятьдесят пять выглядели всегда одинаково: примерно на "после шестидесяти".
– Н-да, – вздохнул Митроха, – вот и ушёл последний пьяница в нашей деревне.
– У нас в Порошкино, посчитать, с десяток домов всего и осталось. Одна надежда осталась… – Касьяныч многозначительно глянул на Димку, – на московских дачников. Да редко вы теперь в родные места заглядываете! И самогон-то, небось, гнать не умеете?
– Да ладно тебе – зато ты у нас мастак… с печки бряк! Чего пристал к человеку? Приезжает же он, родительский дом, вон, отремонтировал! – вступилась за Димку тётка Вера. – Налей ему полную! Помянём Ваську! Скучно будет без него, непривычно. Кому теперь на праздник подавать? Вроде никудышный человек, а вот поди ж ты – паперть-то без него осиротела!
Димка хорошо знал этого деревенского пропойцу, которому тоже иногда давал на пиво. Тот, действительно, был безобидным хроническим пьяньчугой – колдырём на местном наречии, за которым стаей бегали деревенские собаки. Чем он их ухитрялся подкармливать, и почему собаки так его любили, для всех осталось загадкой.
– Сколько ему было?
– Да кто ж его знает? Кто им, алкашам, считал дни рождения? Жил себе и жил, пока вот…
– А умер он как?
– Как-как, замёрз! Пошёл за водкой в сельмаг в Каменке и не вернулся…
– Каменка же в семи километрах от нас! – удивился Димка. – Зачем он попёрся в такую даль? Автолавку не мог подождать?
– И не умер он вовсе, а можно даже сказать погиб! – вдруг заявил хмельной Степаныч. – П-п-практически во время боевых действий…
Димка недоумённо обвёл взглядом всех сидевших за столом.
– Хватит тебе страху нагонять! – попыталась урезонить мужа тётка Вера.
– А чё? – вступились за приятеля Касьяныч и Митроха. – Пущай знает дачник, чем живёт его родная деревня! Война у нас, чистая война идёт…
– С кем воюете? – поинтересовался Димка.
– С прокурорскими… Проходу, суки, на дают! Понастроили заборов и хором – не пройти, не проехать! Никакого уважения к простому народу! – кивнул в окошко Митроха.
За окном в наступавших сумерках ещё можно было рассмотреть трёхэтажный деревянный особняк, стоявший на вершине холма и практически полностью закрывший собой барочную колокольню Воскресенской церкви.
– Тьфу, – сплюнул Степаныч. – Теперь перед первой воскресной стопкой даже толком не перекрестишься – куполов с крестами не видать, один звон нам и остался!
Дом окружал высокий забор, который чёрной полосой расчертил белый снег на огромный квадрат, полого спускавшийся к самому берегу Волги. Там, у самой воды, тёмным пятном торчал банный сруб с плавучей пристанью. Это была летняя дача нового районного прокурора, которого то ли прислали, то ли сослали (главное, не посадили!) из какого-то крупного города. В общем, что бы люди ни говорили, а пригодился человек для вертикали. Сосланный на поселение в четырёхстах километрах от Москвы в Плёск-Залесский прокурор начал наведение правопорядка… конечно, со строительства дачи в Порошкино.
Подумаешь, приехал мужик и построил дом! Не он первый, не он последний! Тем более, прокурор… Живописных холмов вдоль Волги и вокруг Плёск-Залесска на всех хватит! В России столько прокуроров нет, сколько холмов бесхозных здесь ещё осталось с Левитановскими видами на Волгу-матушку! Сколько с царских и советских времён сюда художников, писателей и заслуженных совработников ни приезжало, всем хватало места и для дач, и для пленэра, и для домов отдыха от пленумов! На то оно и "Золотое кольцо", чтобы любовью окружать столицу нашу! На то и стоят бесчисленные монастыри и церкви по окрестным холмам, чтобы хоть как-то – по куполу с крестом на вельможную дачу – уравновесить этот сумасшедший мир. И вечно трезвонили бы колокола, взывая толи к Богу, толи к совести. И стоял бы прокурорский дом ещё долго, пока хозяина не посадили или куда дальше не послали, если бы…
Если бы прокурор не решил поставить забор и не перегородил тропинку, по которой местные с незапамятных времён ходили на пристань к лодкам. Вот Куприянов другое дело! Хоть и богатей, но человек с понятием, потому что из местных. Купил старую барскую усадьбу, отреставрировал её, парк привёл в порядок, подчистил от зарослей. Статуи, как при царе, по аллеям поставил – ходите, люди добрые, отдыхайте, наслаждайтесь красотой русской! Никаких заборов. Пристань новую сделал и разрешил всем местным рыбакам бесплатно держать свои лодки – видите ли, ему нравится, как они, старые деревянные, качаются, поскрипывая уключинами, на воде. Чувствует жизнь, не то что прокурор.
Ну, подумаешь, отвинтили люди пару саморезов и отогнули лист! Немного, ведь, погнули. У самого края, так, чтобы можно было пролезть в щель, и всё! А могли бы оторвать и выкинуть целый пролёт… Не понимает прокурор человеческого языка: снова заделал забор. А местные опять отшурупили металлический профиль и ходят по привычной дорожке, по которой их прадеды и прабабки ходили и им типа завещали. А прокурор всё равно не понимает, что к нему, хоть он и прокурор, по-человечески люди – не ломают забор, а аккуратненько так, с уголочка! И Куприянов-то ему не пример!
– Короче, Димон, – продолжал свой рассказ Степаныч, разливая самогонку, – доколупался он до нашей автолавки. Пригрозил посадить её хозяина и заодно водилу…
– За что?
– За то, что якобы нет у него лицензии на торговлю водкой! Всей деревней ходили к нему и говорили, что лицензия есть у магазина, от которого приезжает автолавка! На фига ей отдельная лицензия?! А прокурор: "Посажу, ханурики, если увижу ваш тарантас! Узнаете, как шляться через мой участок!" Теперь дождь-снег, даже за пивом нужно семь километров туда, и семь обратно! Вот такая война у нас! И Васька – царствие ему небесное! – на ней погиб.
– Помянём, мужики!
– А прокурор, сволочь, чтоб ему… сидеть не пересидеть!
…
На следующее утро Димка встал ещё затемно. Щурясь, он тщетно пытался рассмотреть термометр за окном. В медленном ожидании зимнего рассвета он пил горячий чай с вареньем. Рассвело. Со вчерашнего вечера температура упала ещё на два градуса, застыв на минус тридцати семи. В дверь громко постучали.
– Хозяин, открывай! – раздался хриплый голос.
Чья-то тень в меховой шапке и тулупе с поднятым воротником заглянула с крыльца в кухонное окно и постучала по стеклу.
– Мишка, ты? Что так рано?
– Димон, это мы! Забыл что ли? – на крыльце стоял, переминаясь с ноги на ногу, в высоких валенках Степаныч. – Договаривались с утра…
– О чём?
– Мы ж обещали тебе помочь! – Степаныч повернулся, показывая на Митроху с Касьянычем, которые ползали вокруг иномарки, прикидывая, куда лучше приткнуть горящую паяльную лампу.
– Мужики, вы чё?! – заорал Димка. – Это же "мерседес"! У него электроника! Сожжёте мне всё на хрен!
– Не ссы! "Камаз" не горит, и твой "мерс" не сгорит. У нас на ентот случай настоящий пожарник есть! Подумаешь, электроника! Мы уже трактор "разбудили". В Каменку на нём сгоняли за генератором. Видишь, мы про тебя не забыли! Щас всё будет тип-топ, и поедешь к себе в Москву!
– Может быть, подождём Мишку? Он обещал привезти зарядку к обеду? – умолял Димка.
– Какая нах зарядка?! Мороз под сорок градусов! Моя сгорела на раз-два, и все пробки в доме повыбивало! Не дай Бог, деревню оставим без света! Тогда всем точно крындец!
Касьяныч с Митрохой, похоже, определились что и где нужно греть у "мерседеса" и поставили под двигатель горящую паяльную лампу. Через несколько минут из-под капота повалил густой белый дым.
– Степаны-ы-ыч! Гори-и-ит!!! – забегал вокруг машины Димка.
В окно тревожно смотрели разбуженные Оксана и дети.
– Х-х-хня это, а не дым! Простой пар! – авторитетно заявил Касьяныч, работавший, кстати, пожарником в местной части МЧС. – Что я, не видел в своей жизни дыма! И вообще, дыма без огня не бывает. Вот ежели пламя увидишь, то тогда точно – это дым! Понял, дачник?
– Щас будем снова заводить! – командовал Степаныч. – Митроха, подсоединяй стартер, включай генератор! И крути! Давай, пошла, родная!
"Бац!"
"Эх,накрылась лампочка рыжая!"
"Да-а, кажись, малёхо перегрузили мы Чубайса!"
Во всех домах потух свет.
– Фигня, потом пробки проверим! Щас главное не терять момент! Если не разогреем и не прокрутим двигатель, то тогда конец! – командовал Степаныч. – Давай ещё! Крути, едрёна корень! Не оставаться же человеку в нашей дыре!
"Дрык… Др-др-р-р… Др-р-р-ы-ы-ы!"
– Ура! Завелась! – закричал Димка.
Счастливая семья радостно барабанила ему по стеклу.
– Ну вот, всего и делов-то! – довольно потирал руки Степаныч. – А ты – немецкая электроника! Она ж не дура умирать! Умная – должна понимать, что мы ей помочь хотим.
– Реанимация разрешений не спрашивает – это вам не "Скорая помощь"! – Касьяныч и Митроха выключили паяльную лампу и отряхивали снег с колен.
– Всё, мы пошли – нам ещё пробки менять, да и Ваську помянуть нужно! Бывай!
– Мужики, ну спасибо, выручили! – Димка полез во внутренний карман за бумажником.
– Возьмите, пожалуйста! – он протянул две пятитысячные купюры.
– Димон, ты чё? Мы ж по-соседски, а ты с деньгами!
– Возьмите хотя бы коньяк французский!
– Дим, а Дим, – это подошла тётка Вера, – Ну, какой коньяк? Степаныч такую самогонку на бруньках гонит! Ты в следующий раз нам лучше конфет московских привези… "Мишку косолапого"… Он очень любит! А у нас их не бывает.
Прошло две или три недели. Димка давно купил целый мешок конфет, а совесть не давала ему покоя. Но вот, наконец, морозы отступили, и можно было ехать на дачу отдавать долг. Припарковав автомобиль возле дома, Димка открыл багажник и остолбенел. На месте прокурорской дачи лежали обугленные до черноты брёвна… Зато Воскресенская церковь воскресла во всей своей красе русского барокко, зеленея яркими куполами на фоне бледного неба, к которому тянулась узорчатая колокольня.
– Тёть Вера, здрасьте! Степаныч дома? Я конфет вам привёз.
– А-а-а, Дима! Проходи-проходи, они на кухне дегустируют свеженькую на бруньках.
– Димон, приехал? Здорово! Присоединяйся к нам!
– У вас пожар был? – сразу спросил Димка.
– Не-е-е, у нас, слава Богу, всё в порядке! Это у прокурора. Проводка неисправная была… скорее всего, – равнодушно пожал плечами Касьяныч.
– Так он зимой не живёт на даче! Или приезжал? – никак не мог понять Димка.
– Ну, чё ты пристал? Живёт – не живёт! Приезжал – не приезжал! Не… живёт! Не… приезжал! – как-то подозрительно двусмысленно произнёс Митроха.
– И кстати, по "ноль-один" мне… никто… не… звонил! – как бы закрыл тему пожарник Касьяныч. – Деревня у нас, сам знаешь, маленькая, дворов раз-два и обчёлся. Никто… ничего… не… видел. Пить будешь?
Степаныч разлил самогонку по стопкам.
– Ну, ещё раз за Ваську и… его друзей… настоящих! – звонко опустил рюмку на стол Митроха.
– Н-да, вот тебе и колдыри… – переглянулись Касьяныч со Степанычем. – Ну, за упокой души его!
Димка выпил с мужиками и решил не задавать лишних вопросов. В деревне на десять домов? И так понятно, почему вдруг ни с того, ни с сего… Война в деревне ведётся по деревенским правилам! Могилу-то Ваське на кладбище копали такие же, как и он, колдыри. Им не хотелось повторить его путь, и бились они за автолавку, как могли.
Достоверно никто этого не знал и знать не хотел, но люди, конечно, догадывались.
***
Где-то на Волге, "Золотым кольцом" окружившей столицу, 2011 г.