-Здравствуйте! Где я могу найти пациента Гинзберга Адама Феофановича? – обратился посетитель в недорогом, но отлично сидящем по фигуре, деловом костюме, к медсестре, с большущими и синими словно океан, глазами.
-Ой, а вы родственник? — уточнила девушка, кокетливо поправляя свои золотистые волосы.
-Не совсем, точнее нет — не родственник. Я из министерства научной политики, мадам!
-Мадемуазель,- игриво поправила медсестра.
-Да, конечно, мадемуазель! Мое имя Терентий Иванович Исаев, я из следственной комиссии министерства! — незнакомец гордо приподнял голову.
-А-а, тогда секундочку. — медсестра, побелев словно больничная простыня, засуетилась, лихорадочно перебирая наманикюринными пальчиками, лежащие на сестринском посту карты пациентов.
-Не волнуйтесь, так! — мягким голосом успокоил девушку министерский чиновник, решив, что переборщил с официозом. – Я не кусаю, а особенно таких милых девушек, как Вы!
-Хм, странно… его карты нет на посту! — сказала наконец блондинка, подняв свое залитое румянцем лицо к посетителю.
-А где есть? – невольно вырвалось у чиновника резкая реплика. — В его голосе прозвучали нотки нетерпения.
-Не знаю… Может быть, заведующий отделения знает! Сейчас пойду и узнаю.
-Не утруждайтесь, э-э…
-Лена! Подсказала медсестра, робко улыбнувшись.
-Да, Лена, не утруждайтесь, я сам узнаю. Где я могу найти заведующего?
-Прямо по коридору, третьи двери слева. Александр Петрович, должен быть на месте.
-Спасибо, Леночка! Надеюсь, мы с вами еще увидимся,- попрощался Исаев, и не дожидаясь ответа застенчивой медсестрички, быстрым шагом направился в кабинет начальника.
Заведующий отделениям — полноватый, лысеющий человек, среднего возраста, восседал за своим столом в глубине своего кабинета. Исаев вошел без стука, и доктор, увлеченный какими-то бумагами, не заметил появления чужака в своем кабинете.
Исаев тактично кашлянул, и заведующий сверкнув золотистой оправой своих очков с удивлением уставился на гостя.
-Добрый день! – поздоровался Исаев.
-Ну, здрасте! А Вас что, стучать не учили? Вы вообще кто? — сердито спросил заведующий.
-Не учили. Знаете, обычно «стучат» мне! — не удержался от иронии чиновник. — Я из министерства научной политики. Следственная комиссия.
-Что? Министерство! — захлопал увеличившимися, до размеров линз в очках, глазами заведующий. Вскочив с кресла и рискуя перевернуть стол, он бросился навстречу министерскому чиновнику с вытянутой для приветствия рукой.
Исаев сухо ответив на рукопожатие, представился.
-Ой, как неожиданно, Терентий Иванович, вы приехали! Если бы я знал, то встретил бы как полагается! Знаете, здесь недалеко от больницы есть неплохой ресторанчик… — залопотал заведующий, но встретив в ответ строгий взгляд чиновника, тут же осекся. – Да Вы, присаживайтесь! — предложил доктор, услужливо предлагая доктору стул.
-Спасибо, с удовольствием! — поблагодарил Исаев, игнорируя предложенное Александром Петровичем место, сел в кресло хозяева кабинета.
Заведующий слегка опешил, но не рискнув выразить своего неудовлетворения, уселся на предложенный им самим стул.
-Удобно тут у вас! – сказал Исаев, откидываясь на высокую спинку мягкого кожаного кресла. Чиновник достал из внутреннего кармана пиджака кисет с табаком и трубку.
-Да, тесненько, но уютненько! — согласился завотделением, протягивая Исаеву, коробку спичек.
-Вы очень любезны! — раскурив трубку и наполнив кабинет клубами ароматного табачного дыма, сказал после непродолжительной паузы Исаев. – И так, я к вам по делу!
-Внимательно слушаю Вас! – сделав преданные глаза, ответил заведующий.
-Гинзберг Адам Феофанович ваш пациент? – деловым тоном спросил Исаев.
-Да, знаком…- ответил врач слегка бледнея.
-Отлично! Лена — ваша медсестра, не смогла найти его медицинской карточки. А мне срочно нужно с ним побеседовать.
-К сожалению, вы не сможете этого сделать… никак не сможете! – слегка заикаясь, проговорил доктор.
-Я понимаю, ваша психиатрическая больница — режимное заведение, и пациент Гинзберг находиться под особым контролем. Но, у меня есть все необходимые полномочия и допуски! – в голосе Исаева послышались угрожающие нотки.
-Ну, разве что у вас есть допуск в Небесную Канцелярию,- мрачно покачав головой, ответил заведующий. – Пациент Гинзберг умер вчера ночью! Его медицинскую карту забрал патологоанатом, вот почему Леночка не смогла вам помочь.
-Умер?! – поперхнувшись дымом, переспросил чиновник. — Но как? Отчего?!
-Сердце не выдержало. Последние недели, Гинзберг был очень буйным, часто приходилось колоть аминазин и галоперидол, вот мотор его и подвел. Мне очень жаль!
-Жалом делу не поможешь,- пробурчал Исаев. — Он был выдающимся ученым! — добавил чиновник, слегка успокоившись.
-Да! Я читал его дело. Выдающаяся личность! Сильный характер, великий человек. Но, к сожалению, болезнь оказалась сильнее. Шизофрения за всю историю сгубила немало Великих Умов! — согласился заведующий.
-Да, жаль, я не успел с ним побеседовать! — вздохнул огорченный новостью чиновник.
-Даже если бы вы приехали несколькими днями ранее, то вам бы не удалось бы получить от него никаких сведений — последний месяц, он был совершенно невменяем! Он все время твердил о грехе, сверхновых, сингулярности… Но, насколько мне известны основы космологии, это был чистый бред сумасшедшего
-Вспомните, доктор, может быть Гинзберг, говорил еще что-нибудь, называл какие- то имена?
-Имена? — доктор немного задумался. – Имена нет, но он часто вспоминал одно писание!
-Какое? – оживился Исаев.
-Екклесиаст.
— Кохелет?! – удивленно переспросил чиновник.
-Да, точно, он очень часто в своем бреду упоминал эту книгу. Ведь, это из неё знаменитое выражение: «Во многой мудрости много печали…».
— «…и кто умножает познания — умножает скорбь!» — закончил за Александра Петровича Исаев.
-Да, да именно! Увлекаетесь древней философией?
-Я всем увлекаюсь, понемногу! — кивнул Исаев,- Робота у меня такая!
-Но, почему министерство научной политики, вдруг заинтересовалось Гинзбергом? Вы хотели, о чем ни будь проконсультироваться? — осторожно спросил заведующий.
-Нет, не совсем. Дело в том, что министерство заинтересовалось случившимся с господином Гинзбергом, после его последнего научного доклада в академии наук. Есть подозрения, что болезнь профессора не случайность. Мне поручили навестить Гинзберга, и попытаться с ним побеседовать, а также побеседовать с вами и с его лечащим врачом, что бы выяснить не приложил ли кто-то руку к несчастьям, постигшим профессора, за последние годы.
-А почему вдруг в министерстве пришли к такому выводу? — спросил Александр Петрович, пристально разглядывая лицо Исаева, словно пытаясь загипнотизировать чиновника.
-А вы любопытный! — шарахнулся вдруг Исаев, словно заподозрив что-то неладное. – Я хотел бы увидеть тело покойного… и, свидетельство о смерти, тоже!
-А? Да, да, конечно, пройдемте в морг, Терентий Иванович,- быстро отведя взгляд, согласился заведующий поднимаясь со стула, и доставая из шкафа белый медицинский халат для Исаева.
Морг располагался в полуподвале того же корпуса психиатрической лечебницы, что и отделение, которым заведовал Александр Петрович Жгутов.
Мрачные холодные стены, выложенные керамической плиткой. Жутковатого серого цвета, прозекторские столы и тяжелый морозный воздух, пропитанный смородами аммиака и формалина. Всё это способно навеять тоску, на сердце даже самого оптимистически настроенного весельчака. Но, на Терентия Ивановича Исаева, жуткая обстановка морга и холодный цвет моргающих временами люминесцентных ламп, казалось не производили никакого впечатления.
-А вот и Он! – сказал заведующий, подойдя к одному из нескольких прозекторских столов, и прочитав бирку на большом пальце ноги покойного.
-Я вижу. А медицинская карта и свидетельство о смерти? — строгим тоном спросил Исаев.
-Так, секундочку, должны быть здесь. Вскрытие проводили около двух часов назад, так что документы должны лежать на столе патологоанатома,- ответил Жгутов, копаясь в бумагах на рабочем столе судмедэксперта. — О, а вот и они, пожалуйста! — протянул желтоватую папку Исаеву, заведующий.
-Вроде бы он! – сказал чиновник, сравнив фотографию в деле, с лицом покойника. – Осталась маленькая формальность.
-Какая? — испугано спросил Жгутов, и запнулся, с удивлением наблюдая за тем как Исаев сканирует портативным сканером ладони усопшего пациента.
-Отпечатки пальцев,- ответил чиновник. – Личность идентифицирована, похоже это действительно Гинзберг. Медицинскую карту я заберу для отчета. Вам должно быть достаточно свидетельства о смерти, для бумажной волокиты,- сканер тихонько пискнул, передав данные на центральный сервер министерства.
-Я вижу, вас прекрасно финансируют. Никогда подобных «штучек» не видел! — восхитился Жгутов.
-Да, в этом мне можно сказать повезло. Пройдемте в кабинет, побеседуем, предложил Исаев тоном, не предполагающим отказа.
В кабинете заведующего, Исаев вновь занял мягкое кресло хозяина кабинета. Жгутов покорно сев на стул для гостей, покорно ждал, пока Исаев перелистает медицинскую карточку Гинзберга.
-Итак! — оторвался, наконец, от бумаг Исаев. – Я знаю, что вас распирает от любопытства, но поскольку господин Гинзберг отправился в миры, куда более отдаленные чем край Вселенной, то я, пожалуй, смогу немного удовлетворить ваше любопытство. Конечно же, я при этом рассчитываю на вашу взаимную откровенность, касательно личности и истории болезни покойного профессора.
-Да, да! Будьте уверены! — заверил Жгутов, — Так почему вы считаете, что профессору помогли лишиться рассудка?
-Начну с области научных интересов покойного, начал Исаев свой рассказ, откинувшись в кресле и раскурив погасшую трубку.
-Адам Феофанович Гинзбург, является, пожалуй, самой загадочной личностью научного мира современности. В круг его научных интересов, помимо основной специальности (в области квантовой механики и космогонии), входили изыскания в самых неожиданных областях человеческого знания, начиная от физической химии и молекулярной биологии, и заканчивая метафизическими теоремами, парапсихологией и эзотерикой. Профессор был одержим идеей создания того, что не удалось Эйнштейну и Хокингу, и, пожалуй, не удастся ни одному ученому, еще долгие годы, если вообще когда-нибудь удастся…
-Чем же он таким занимался? — нетерпеливо перебил Исаева заведующий.
-Будете перебивать, я закончу свое повествование,- рассердился чиновник.
-Извините! — промямлил Жгутов.
-Так, вот,- продолжил Исаев,- Гинзберг занимался проблемами корпускулярно- волнового дуализма. Вам знаком этот парадокс?
Жгутов неуверенно качнул головой.
-Ну, а Вы вообще, имеете представления о квантовой механике, спросил врача Исаев.
-Да так, в общих чертах, что-то помню со школы, что-то с начальных курсов университета- неуверенно ответил Александр Петрович.
-Хорошо, постараюсь объяснить в двух словах,- недовольно вздохнул Исаев. – Свет – это, как известно, электромагнитные волны, такие же как радиоволны, но с гораздо меньшей длинной волны. Но в отличие от световых волн, радиоволны не имеют таких признаков корпускулярности как свет. Свет — это не только волна, но и поток фотонов,- элементарных частиц, фактически не обладающих массой покоя, но имеющие массу в движении. То есть свет — это ничто иное как поток вещества. Благодаря этому, свет, в отличие от радиоволн, создает давление на предметы — это доказано экспериментально! Так называемый «Солнечный Ветер» — ничто иное как следствие возможности световых лучей продолжать свое давление на материальные объекты…
-Я что-то читал об этом, в каком- то научном журнале, — сказал Жгутов, но уловив злобный блеск в глазах Исаева, исправился.
-Все, молчу, молчу!
-Гинзберг два года назад, на своем докладе в Академии наук, заявил о том, что ему якобы удалось совместить несовместимое — что он смог доказать единство всех видов известных науке полей (электрического, магнитного, гравитационного и т.д.) и объяснить корпускулярно-волновой дуализм. Также Гинзбург заявил, что из его открытия следует объяснение третьего закона термодинамики (об увеличивающейся энтропии Вселенной), а также подтверждение теории «Большого взрыва», в точке, так называемой, Сингулярности!
Когда Эйнштейн создал свою Общую Теорию Относительности, выдвинул предположение о том, что все поля — магнитное, электрическое, гравитационное, взаимосвязаны, и что одно поле может превращаться в другое, или сопровождать (например, электромагнитное излучение) друг друга. Эйнштейн называл свою гипотезу Теорией Единого Поля, и до конца жизни бился над ее математической формулировкой! В своем докладе Адам Гинзберг, заявил, что он смог доказать, что электрическое и магнитное поля связаны через гравитационное поле, в пример он привел теории волновых квантов Де Бройля, по которой вся материя состоит из элементарных частиц, являющих собой ничто иное, как замкнутую волновую функцию электромагнитной природы. Гинзберг показал, что по Общей Теории Относительности, каждое материальное тело имеющее массу, вызывает искривление пространства, которое и есть проявлениям гравитации… Или точнее наоборот,- поправился Исаев,- гравитация, и есть проявлением искривления пространства… ну в общем, не важно! Гинзберг предложил, что эффект имеет и обратную связь- искривление пространства, неминуемо порождает материю, и гравитацию. Так, Гинзберг предположил, что электромагнитные волны и гравитационные волны — подобны по природе. Свет распространяясь от источника порождает колебания пространственно-временного континуума, и это колебание пространственно- временного континуума, и это колебание, словно рябь на воде порождает материю (фотоны) в точках с максимальной амплитудой, и таким образом Гинзберг объяснил парадокс корпускулярно-светового дуализма. Далее в своем докладе, Гинзберг описал исходящую из его теории материалистическую картину мира, согласно которой постоянный рост энтропии во вселенной связан с затуханием всех возможных колебаний вселенского континуума, в том числе, он предположил, что в далеком будущем могут затухнуть (или как он выразился «распрямиться») даже волновые частицы Де Бройля. В такой момент, по мнению Гинзберга, Вселенная полностью лишиться материи, а все поля станут единым энергетическим полем, распространенным по всей бесконечности Вакуума. По подсчетам Гинзберга — такое состояние Вселенной энергетически не выгодно и «максимально расслабленная» Вселенная в тот же миг станет «максимально напряженной», после чего в центре Вселенной возникнет сингулярность. Эта сингулярность даст начало Новому «Большому взрыву» и Вселенная начнет повторять свой путь к максимальной энтропии. – Исаев заметил поглупевшие глаза психиатра, и поспешил объяснить, — Это что- то вроде резиновой пленки, натянутой во всех направлениях. В какой- то момент в пленка образуется маленькая дырочка, которая расползается во очень быстро во все стороны, снимая натяжение пленки. Вы понимаете, о чем я говорю? – чиновник с надеждой посмотрел на Жгутова.
-С трудом конечно, но понимаю. Однако, как я смог это усвоить, все это лишь теоретические вкладки профессора?
-Да, это и есть теория Гинзберга. Ели бы он остановился на этом, возможно все было бы хорошо! Но, Адам Феофанович, в том же докладе заявил, что ему удалось создать математические доказательства своей теории. Он сказал, что ему стала известна формула, способная описать любой процесс во Вселенной. Благодаря этой формуле, говорил Гинзберг, можно создавать всё из ничего, и всё превратить в ничто! Благодаря его формуле можно вывести любой физический закон, даже тот который до сих пор не известен науке. С помощью этой формулы, он обещал описать состояние любой частицы или группы частиц в любой точке, любого момента времени. Также он заявил, что, владея формулой, можно изменять миры и даже целые Галактики! Свою формулу Гинзберг назвал «Формулой самого Бога»,- говоря, что если Вселенную создал Господь Бог, то при ее создании он пользовался именно этой формулой!
-Ого, куда махнул! — воскликнул Жгутов.
-Да уж, махнул… — Вздохнул Исаев, — после такого заявления Гинзберга высмеяли, и он обиделся на своих коллег. На просьбу же некоторых ученых показать свои расчеты, Адам Феофанович ответил, что открытое им знание слишком опасно для чужих, «не достойных» глаз! Что открытая им формула опаснее термоядерной бомбы, и он никогда не расскажет ее сущности.
-А что было дальше? — с азартом спросил заведующий.
-Дальше Гинзберг уединился, отгородился от коллег, друзей и близких. Он лишь заявил, что продемонстрирует всю мощь своего изобретения наглядно, когда придумает как нам сделать это, не повредив тонкой гармонии Вселенной, так как необдуманное использование «Формулы Бога», может уничтожить всю Вселенную!
— И так продемонстрировал? Что же было дальше?
Дальше с профессором начала происходить какая-то чертовщина! Сначала с ним случилось несколько несчастных происшествий – на него упал кирпич, и поранил в плечо, потом дверьми лифта ему раздробило лодыжку. Хотя ремонтная бригада лифтеров утверждала, что с лифтом все в порядке, и что в подъемниках стоит защита от подобных случаев. По их словам, подобные прецеденты настолько маловероятны, что практически невозможны.
-Он вылечился? К нам в больницу он попал вполне здоровым, хоть и прихрамывал да жаловался, что плечо ноет, когда на улице дождь идет.
-Да, вылечился — пролежал в гипсе несколько месяцев. Когда он выписался из больницы у него началась сплошная черная полоса — банкоматы постоянно «заглатывали его кредитные карты, в доме закоротило проводку, и жилье сгорело. Гинзберг остался без крыши над головой. Потом в автомобиле отказали тормоза, но Гинзберг каким-то чудом выжил — санитары и спасатели приехавшее на место аварии, утверждали, что для того чтобы спастись, профессор должен был на скорости выпрыгнуть из машины, но на Гинзберге не было ни царапины! Адам Феофанович стал зол и раздражителен. Он всё чаще твердил, что докажет правильность своих теорий, как только придумает как сделать это не навредив Вселенной.
-Навязчивая идея, начала приобретать признаки психоза! — прокомментировал психиатр.
-Да! Тогда понемногу насмешки коллег сменились сочувствием — всё больше людей начинало считать, что Гинзберг сошел с ума. А через некоторое время он оказался в вашем заведении. Вот, пожалуй, и всё что мне известно об усопшем — подытожил свой рассказ Исаев.
-Удивительно! — воскликнул Жгутов.
-Удивительно то, что Вы – заведующий отделением ничего из сказанного мной, не знали про вашего пациента! — заметил министерский чиновник, пристально глядя в глаза заведующего.
-Видите ли, я занимаю эту должность всего лишь пару месяцев- я недавно перевелся из столицы- начал оправдываться Жгутов. – Когда первый раз я осматривал Гинзберга, у него проявлялись сильные признаки биполярного расстройства личности. Приходилось проводить симптоматическое лечение для снятия сильно выраженной гиперактивности, проводить же психоаналитические процедуры не представлялось возможным. Он почти все время находился под действием транквилизаторов и антидепрессантов. Мы с ним ни разу не беседовали. Могу дать вам аудиозаписи некоторых моментов его бреда,- это все что есть!
-Поразительно! Как врач, с таким серьезным видом пытается убедить меня, что лечить симптомы, а не причину болезни — правильно! — фыркнул с презрением Исаев.
-Вы поймите, у нас сильно сжатый бюджет, а пациентов много!
-Заметно, что у вас бюджет «сжатый»,- Исаев демонстративно погладил дорогую обивку подлокотника кресла.
-У нас много пациентов, продолжал оправдываться Жгутов, не заметив саркастического намека гостя. — Нам не хватает персонала и лечащих врачей, чтобы подробно вникать в каждый случай…
-Довольно,- перебил- заведующего Исаев,- Бюрократы вы, а не врачи! Но не будем обсуждать врачебную этику, я не пришел сюда заниматься вашим воспитанием. Меня интересует другое,- Исаев пристально посмотрел в глаза Жгутову,- Не вел ли Гинзберг каких-нибудь записей?
-Нет! Его держали в «мягкой» палате, ему и ручки не давали, чтоб не поранил себя. Разве что, когда только-только поступил в больницу… Можно осмотреть его палату,- предложил Жгутов.
-Если его перевели в «мягкую» палату, то разве там после Гинзберга никого не держали? – удивился Исаев.
-Нет. Понимаете, если пациента переводят в «мягкую», то обычная палата остается закреплена за ним, поскольку в «мягкой» обычно долго больных не держат. Просто случай с Гинзбергом особенный. Знаете, мы соблюдаем инструкцию!
— Хоть какая-то польза от бюрократии,- усмехнулся Исаев,- Ну что, пойдемте осмотрим! – чиновник поднялся с кресла, и уверенным шагом направился к выходу.
-И все- таки,- спросил Жгутов, догоняя Исаева,- почему министерство научной политики вдруг заинтересовалось Гинзбергом? Сюда! — Жгутов открыл дверь в безликую комнату с белыми стенами.
-Скромненькая камера! — задумчиво протянул чиновник, оглядываясь в комнате, все убранство которой составляла кровать с никелированными боковинами, и маленькая тумбочка с какими-то медицинскими склянками на ней. — Почему заинтересовались? Помните, я говорил, что Гинзберг заявлял, что придумает способ доказать свою правоту?
-Да! – кивнул Жгутов. Исаеву показалось, что заведующий чересчур заинтересовано ожидает ответа.
-Незадолго до госпитализации, Гинзберг опубликовал в личном блоге предсказание о взрыве сверхновой, в галактике М83.
-Разве можно рассчитать подобное? – удивился Жгутов. Глаза заведующего, как показалось Исаеву, загорелись диким, едва уловимым огоньком.
-Ну, при наблюдении звезды, перед коллапсом, можно увидеть некоторые признаки — увеличение плотности, снижение радиуса… Однако, это теоретически, — оговорился Исаев, с трудом преодолевая ставший вдруг невыносимо тяжелым взгляд психиатра.
-Ясно… И так, предсказание сбылось? – спросил заведующий, сверля мутным взглядом лоб чиновника.
-Сбылось! Вчера в квадрате 48-35-М83, зафиксирован взрыв сверхновой SN2015Gb, в точно указанное Гинзбергом время (с точностью до тысячной доли секунды)!
-И всего-то? Неужели министерство решило, что «Формула Бога» реальна, только по тому что подтвердились расчеты ученого? Быть может, он открыл всего лишь новый способ расчета, более точный способ! — заметил Жгутов.
-Вы правы… Были бы, если б не одно, но…
-Какое?
-Некоторые энтузиасты следили за участком неба указанным Гинзбергом в своем блоге, благодаря чему и было зафиксировано точное время, когда свет взрыва сверх новой достиг поверхности земли.
-И?
-Звезда «Гинзберг» была открыта за час до ее взрыва!
-То есть? – переспросил Жгутов, — Ее было трудно найти?
-Нет, не трудно! Ее там не было! Ученые едва успели определить ее класс и яркость.
-Да ну, не хотите же вы сказать, что… — начал с усмешкой Жгутов.
-Хочу! — перебил Исаев. — Поскольку Гинзберг в своем предсказании заявил, что для того чтобы нарушить баланс и гармонии Вселенной, он создаст звезду и искусственно запустит механизм её самоуничтожения!
-Бред какой- то! – вскликнул Жгутов. – Я конечно далек от физики и астрономии, но помню, что звезды находятся в тысячах световых лет от нас! А эта ваша сверхновая «вспыхнула» много лет назад! Несколько дней назад астрономы видели лишь отблеск прошлого – свет, дошедший до нас через многие годы после гибели Звезды! Так что Гинзберг никак не мог ее «взорвать»!
-Мог, если то, о чем он говорил в своем докладе правда! — Возразил Исаев,- профессор в предсказании пояснил, что для «Формулы Бога» не важно временное измерение. Он писал, что создал звезду пятьсот тридцать три года назад, и разместил ее на расстоянии пятьсот тридцати пяти световых лет от Земли.
-Да ну, Терентий Иванович, не смешите меня,- Никто не может создать звезду! Даже если это белый карлик! — рассмеявшись, сказал Жгутов.
-А откуда вам, Александр Петрович, известно? что звезда «Гинзберг» была белым карликом? — резко спросил Исаев, морщась от вонзившего в его разум взгляда психотерапевта.
-Вы ничего не понимаете, Терентий Иванович! – начав ровным приказным тоном, постепенно переходящим в хрип, проговорил Жгутов, постепенно обмякая под жесткой хваткой Исаева, схватившего врача за горло.
Следователь напряг мышцы, Жгутов еще булькнул что-то нечленораздельное и потерял сознание
-Все я понимаю, горе-гипнотизер! — усмехнулся Исаев, опуская безжизненное тело психиатра на больничную койку.
Радуясь тому, что прошел в разведшколе курс противостояния гипнозу, Исаев спешно осмотрел палату. Ничего не найдя, следователь министерства обыскал заведующего. В нагрудном кармане рубашки Исаев обнаружил маленький потрепанный блокнот, исписанный математическими формулами. Перелистав записную книжку, Исаев нашел «ту самую Формулу». Прошептал несколько раз про себя ряды математических символов и функций, чтобы выучить драгоценное знание. Затем Исаев достал из кармана золотую зажигалку и поднес блокнотик к огню.
Бумага живо вспыхнула, и в считанные минуты бесценная информация превратилась в пепел.
Бормоча в уме заветную формулу Гинзберга, словно мистическое заклинание, Исаев покинул палату с мертвым психоаналитиком, и направился к выходу из больницы. Перемигнувшись на прощание с медсестрой Леной, Исаев спустился по ступеням в вестибюль, и через старинную дубовую дверь покинул здание психиатрической больницы.
***
Вечером того же дня в информационных сводках города появилось следующее сообщение:
«Сегодня в 19.00, на трамвайной остановке попал под вагон трамвая гражданин Исаев Терентий Иванович, уроженец столицы. По данным правоохранительных органов, прибывших на место происшествия, причиной гибели человека стал несчастный случай. Г-н Исаев поскользнулся на луже разлитого кем-то подсолнечного масла, и попал под колесо трамвайного вагона. По данным предоставленным нам, судебно-экспертным управлением, смерть наступила, вследствие отсечения головы от тела».
Так, сотрудник министерства научной политики, подполковник государственной безопасности Терентий Иванович Исаев, по воле странного случая погиб, унося «Формулу Бога» к ее единственному и законному хозяину…
16.07.2013 года