Я делаю листья из цветной бумаги
Для Бируте...
Со временем познакомился я и с прочими обитателями и послушниками привольской общины. Староста Игорь Кузьмич поначалу отнёсся ко мне с настороженностью, даже враждебно. Всё ворчал, зачем нам чужой батюшка в приходе, лишние расходы, жалование. Но жалование мне никто не платил. Хватало тех денег, что давали за требы. Пища была бесплатной. Каждый день к отцу Александру приезжало много людей, они-то и привозили продукты на пожертвование. Так что ни в хлебе, ни в крупе, ни в остальном мы не нуждались.
Со временем Игорь Кузьмич поменял своё отношение ко мне, мало того, мы подружились. Он и его жена часто приглашали меня к себе домой, угощали чаем с баранками собственной выпечки. Мы могли беседовать до полуночи о евангельских историях, о жизни святых людей, о святых местах и монастырях, в коих Игорю Кузьмичу довелось побывать.
А ещё мы сдружились с той самой тётей Галей, — медсестрой, что, в своё время лечила Алису. Вообще, привольские прихожане показались весьма добрыми, дружелюбными людьми. Каждый старался чем-то помочь, поддержать добрым словом, просто относился с неподдельным почтением и каким-то искренним участием.
Случались и неприятные моменты. Был при храме на послушании некто Борис, парень лет тридцати, высокий, худощавый, с небольшой залысиной. Человек этот с первых дней проявлял ко мне неприязнь в полной мере. При храме он заведовал хозяйственной частью, по совместительству прислуживая алтарником. Я, наверное, даже не обратил бы внимания на отношение Бориса ко мне, но как-то раз мы шли с Ауксе к трапезной, я помогал нести ей корзину с продуктами. Тут Борис выходит со своей мастерской. Взглянул на нас, покривил рот, пробурчав рядом стоящей послушнице:
— Во, пошаркали уже, сладкая парочка — гусь да гагарочка!
— Ты чего такое несёшь?! — возмутилась послушница.
Борис ничего не ответил, сплюнул в сторонку и, взяв коробку с инструментами, ушёл по своим делам.
— Не пойму этого Бориса, — обратился я к Ауксе. — Что его мучит? Такое впечатление, будто он весь мир ненавидит.
— Зачем весь мир? — ответила девушка. — Он меня ненавидит. Ну, а теперь и тебя.
— Что за бред? Не ведаю уж, какие у вас с ним разногласия были, но я ему чем не угодил?
— Придёт время, люди всё расскажут. Народ любит здесь чужие грехи перемывать.
— Тогда ты расскажи, зачем мне сплетни собирать.
Ауксе приостановилась, на короткое время задумалась, затем сказала, насупив брови:
— Оно тебе надо?
— Понять хочу просто.
— Прошлое искушение. Роман, можно сказать, у нас с ним произошёл. Я только приехала сюда, а тут Борис. Обходительный такой, слова красивые говорил, цветы дарил, даже замуж звал. Закрутилось-завертелось. Я голову потеряла. Не скажу, что прям-таки влюбилась, но увлеклась серьёзно. Узнал о наших отношениях отец Александр. Браниться принялся, разозлился сильно. Приказал прекратить нам блудодействовать. Мы, ясное дело, не послушались, стали встречаться тайком. Однажды Борис пришёл ко мне в комнату, взял за плечи и говорит: «Пойду к отцу Александру просить благословения на венчание с тобой. Хватит нам по углам зажиматься». Я засомневалась. Вижу же, что не люблю его. А венчание… Венчание для меня казалось серьёзным поступком. Но Борису ничего не сказала. В то время чувствовала себя такой одинокой, потерянной. Решила: будь что будет! Несмотря на обещание, Борис к батюшке долго не подходил. А тут как-то раз под вечер зашла я в трапезную, хлеба попросить. Слышу, разговаривают Борис и отец Александр где-то на кухне.
— Ты себя слышишь?! — Батюшка просто кричал. — Зачем девке голову морочишь?! Зачем обещаешь то, что невыполнимо?
— Почему вы так говорите? — мямлил Борис. — Что теперь, всю жизнь как проклятому жить?
— Разочаровал ты меня, Боря. Не ожидал от тебя такого. Не ожидал... Таси всего-то как два года нет. Быстро же ты свою семью забыл.
— Устал я! — вскрикнул Борис. — Я молодой, я жить хочу! Понимаете? Жить!
— Жить?! Венчаться, значит, решил? А как Тасе обещание давал, уже забыл? Так быстро?
— Зачем вы так? Я же…
Борис заплакал и буквально пулей вылетел из кухни. Увидел меня, на миг остановился, смахнул слёзы и, ничего не сказав, быстро вышёл на улицу.
— Ты их мёртвыми не видел! — закричал ему вдогонку отец Александр. — Так что хоронить не смей! Я за них денно и нощно молюсь, верю, что вернутся!
Удивилась я тогда сильно. Спросить, в чём дело, Бориса не решалась. Да и он после того избегать меня стал. Глаза прячет, не разговаривает, лишь «здрасте» сквозь зубы процедит и быстрым шагом прочь. Обидно стало, да что поделаешь! Тётя Дуся на всё глаза открыла. У Бориса семья была, жена и сын. Однажды уехали они на отдых куда-то к морю, да там и пропали, словно в воду канули. Никто нигде их не видел, поиски результатов не дали. Милиция лишь выяснила, что видели их на вокзале, в такси садились. Какое такси, куда их увезло, — на этом ниточка теряется. А дальше пошло всё по вершине параболы. У меня появилось множество поклонников. Бориса это сильно злило. Он даже пытался выяснять со мной отношения. Но то, что я узнала, стояло нерушимой преградой между нами. Вот он и бесится. Его жену и сына до сих пор не нашли, и мне кажется, что ему самому этого не очень хочется. Нет в нём того порыва, уверенности, любви, которая со дна океана достанет. Я же, в свою очередь, не особо горю желанием связывать судьбу с таким человеком. Он ведь даже ничего не сказал о пропавшей семье, значит, в его сердце их нет или это нечто другое. Или, может, я просто не разбираюсь в людях? В любом случае, хочется какой-то искренности, романтики, если хочешь...
Не хотелось ничего отвечать. Да и вообще, у меня нет права рассуждать о человеке, потому как у каждого поступка всегда находится причина. Меня вон самого как понесло.
Почти каждое воскресенье приезжали Алиса с Настенькой. От них я узнавал новости о нашем зарождающемся приходе, об успехах, которых удалось достичь, и неприятностях, с какими пришлось столкнуться. В общей сложности всё шло как надо, но не обходилось и без искушений. Вера Степановна продолжала, негласно конечно, формировать отрицательное мнение о новом приходе. Женщина не стеснялась в выражениях самого омерзительного тона в мой адрес, а также об Алисе, Але и некоторых других, кто не поддерживал её взглядов. Возникали проблемы и с документацией на постройку дома для сирот на территории храма. Председатель Бесс, ссылаясь на социальные службы, отказывался выносить такое решение на сессии поселкового совета.
— Ничего, прорвёмся, — неунывающим голосом говорила Алиса. — Доброе дело не может начинаться без искушений. Вот, набралась наглости и позвонила Шкалину. Он обещал посодействовать. Я ему верю!
— Ну, а вы здесь как? — спросила Настенька. — Освоились? С отцом Александром сладили? А то он такой… как бы лучше выразиться... Короче, если честно, я его до сих пор немного побаиваюсь.
Я рассмеялся:
— Он просто потрясающий человек! От него многому можно научиться. Рад, что представилась такая возможность.
Когда мы беседовали стоя во дворе храма, мимо проходила Ауксе с двумя вёдрами, доверху наполненными водой. Она остановилась неподалёку, поставила вёдра на землю, принявшись трусить руками, демонстрируя, как ей нелегко таскать такие тяжести. Какое-то время постояв, девчонка поняла, что её не удостаивают вниманием, поэтому она, громко прокашлявшись, обратилась ко мне:
— Поможешь? Боюсь, что не донесу.
Алиса с Настенькой удивлённо переглянулись, и последняя почти шёпотом произнесла:
— Да-а. Теперь уж точно мы убедились, батюшка, что вы здесь освоились.
Обе прыснули в сторонку смешками, а Алиса добавила:
— Ладно, нам пора. В субботу на вечерню приедем.
— Постойте! — растерянно окликнул их я. — Мы так толком и не поговорили...
Алиса повернула голову через плечо, при этом лукаво улыбаясь, сказала:
— Помогите лучше девушке воду донести, а то вон как умаялась, бедняжка!
Оставалось лишь развести руками, испустив тяжёлый вздох.
— Куда нести-то? — спросил я, поднимая вёдра.
Ауксе мечтательно закатила глаза, произнеся:
— Пошли за мной.
Шли молча, не спеша. В голове мелькали мысли, с какой такой радости мне нужно это делать? Тут же возникали другие, перечащие им: всё правильно, девушке помог, вёдра действительно тяжёлые, полторашные... Зачем она их только решилась тащить? Но я же священник, а не водонос. У меня своё послушание, у неё своё. Глупости, оправдание собственной лености. Преподобный Сергий Радонежский, святой Феодосий Печерский никогда не гнушались чёрной работы, не брезговали услужить братии. Так что всё правильно. Нет, неправильно. Девка пытается верёвки вить из меня, а я как баран на поводке. Да ладно, не стоит уж так опошлять простые человеческие отношения, дружеские, можно сказать. Таки уж дружеские? Прочь, назойливые мысли, не тревожьте душу!
— Куда мы идём? — наконец спросил я, когда, очутившись на небольшой церковной грядке, понял, что дальше только просёлочная дорога, полностью занесённая снегом.
— А никуда. Пришли уже, — сухо ответила Ауксе, забирая одно ведро у меня из рук.
Она без малейших раздумий просто взяла и вылила его в сугроб. То же самое проделала и со вторым.
— Это что было? — моему удивлению не было границ.
— Ничего, — сказала девушка. — Спасибо за помощь.
Ауксе сгребла пустые вёдра в одну руку, демонстративно повернулась и пошла обратно к храму.
— Сумасшедший дом какой-то! — сказал я, со злостью пнув кучу чистого снега.
— Ты чего такой хмурый? — отец Александр остановил меня на полпути к дому.
Я шагал быстро, уткнувшись взглядом в землю, и это не могло не привлечь внимания.
— А! — махнул рукой я. — От этих женщин одни расстройства.
Отец Александр проглотил смешок, жестом руки позвал идти за ним. Мы вошли в деревянную хибарку, в которой по приезду в Привольцы пили чай. Батюшка предложил сесть, взял с полки две огромные чашки, поставил их у самовара.
— Чего там произошло? — спросил он. — Со своими поцапался, что ли? Видел, приезжали.
— Да нет, — помотал головой я, словно желая встряхнуть замутнённые мысли. — Дело не в этом.
— Ясно, — отец Александр почесал нос, скрывая очередную улыбку. — Аська достаёт.
— А что, видно?
— Да нет, просто уже немного знаю её.
— Что посоветуете?
— Чего мне тебе советовать? Ты батюшка, иерей Божий. Как же ты собираешься приходом управлять, если в такой мелочи разобраться не можешь? А основу прихода кто составляет? Правильно, бабы. Ну?
— Ничего себе мелочи! Да и молодой я совсем ещё. Нет опыта житейского… И духовного тоже.
— Проблема в том, что ты с ними запанибрата стал. Алиса, Настя, — я вижу, как они возле тебя вьются, будто осы возле гнилой сливы.
— Ну, спасибо.
— Я не хотел унизить, просто неудачное сравнение. Понимаешь, они, помимо того, что прихожанки, послушницы, если хочешь, ещё и женщины. Одинокие, с нереализованными чувствами матери, жены, любимой. А ты как раз подходящий объект для такого дела. Жена умерла, ребёночек сирота, сам молодой интересный. Важно, чтобы они в тебе видели не мужчину, а священника.
— Это всё понятно, но я даже порой не замечаю грань, которая разделяет две сущности — женщину и друга.
— Нужно научиться. Понимаю, трудно, но необходимо. Иначе либо впадёшь в блуд, либо бабы на приходе будут руководить тобой, как захотят.
— Знаете, у нас на приходе, по соседству, служит отец Мирон. Так вот, рассказывали, как он учил своих послушников, готовящихся стать священниками, общаться с женщинами в церкви. Смотреть нужно не в глаза, а немного поверх, как бы над головой. Благословение давать так, чтобы женщина не целовала руку, но благословив, класть персты ей на голову. Ещё всякое прочее. Вы считаете, так правильно?
— Я считаю, что, прежде всего, нужно воспитать в себе такое целомудрие, которое могло отобразиться не только на твоём лице, но на всём теле, во всём твоём образе. Тогда не нужны будут все эти условности, которые только отталкивают человека либо заставляют чувствовать своё унижение. Я как-то читал в одной книге рассказ. Шёл инок по своим делам, а навстречу ему несколько монахинь. Он смутился и решил свернуть с дороги, дабы не встречаться лицом к лицу с женщинами. Видя это, старшая из сестёр, игуменья, обратилась к иноку с такими словами: «Если бы ты был совершенный монах, то, завидя нас, не узрел бы в нас женщин!»
— Мда. Но это так сложно. Практически невозможно.
— Что невозможно для человека, возможно для Бога! Господь всегда приветствует любое стремление, направленное на духовное совершенство, целомудрие, благочестивую жизнь. И, конечно же, окажет всяческую поддержку такому подвижнику. Господь помогает спасаться.
— Право, отец Александр, мне это вправду не под силу. Раньше, когда была жива Аня, я совершенно не чувствовал такой проблемы. Её вообще не существовало. Казалось, во всём мире, нет и не может быть иной женщины в моей жизни, кроме жены. А теперь какая-то путаница в голове. Вроде осознаёшь грань, за которой сплошные стереотипы, устоявшиеся веками, а с другой стороны видишь в них логику и смысл, необходимый для того, чтобы оставаться в определённом смысле человеком.
— Если не знаешь, как правильно поступить, доверься Богу. Он всё управит.
продолжение следует....