Постаревшим, но не сдавшимся посвящается…
В развивающемся чёрном балахоне, высекая искры из асфальта набойками модных, но истоптанных сапог на тощих длинных ногах, старуха неслась со скоростью сквозняка в предгорье Арарата. А годы то, годы брали своё. Она судорожно хватала воздух широко раскрытым ртом с тонкими губами, и он, воздух, опаляя грудь, со свистом вырывался наружу. Да ещё эта чёртова коса, атрибутика, мать её. Как ни старалась старуха, но в людском потоке, то тут, то там слетали иногда головы, и ведь всё не те. И ей ведь потом отчитываться за них.
Следом за старухой, из последних сил стараясь не отстать, неслись болячки. Артроз, Склероз, редкого вида Понос, и ещё с десяток мерзких и с трудом поддающихся идентификации зараз.
- Всё! Всё, стоп! – прошептала старуха, задыхаясь. Остановилась, согнулась, упираясь руками в колени. Отдышавшись, простонала:
- Опять ушла!
Болячки, повалившись прямо на асфальт вокруг старухи, тоже потихоньку приходили в чувства после сумасшедшей, но безрезультатной погони.
- Да чтоб тебя! - в сердцах выругалась старуха и с размаху шарахнула держаком косы о тротуар.
Почерневший от времени и отполированный до блеска хозяйской рукой, держак не выдержал надругательства и треснул. Старуха взвыла от обиды и злости.
- Да сколько ж можно бегать! – громко возмущался Артроз, - ведь без толку всё.
- Это точно, – подхватил Понос, - Беги - не беги, всё равно не успеешь.
- Ага, - подхватил Склероз, осуждающе глядя на Понос, - Кто о чём, а тощий о бане.
- Не тощий, а вшивый, - поправил Артроз.
- Да помню я! – Вскинулся Склероз.
- Так, ша! – встряла старуха. – Значит так. Бегать хватит, устроим ей засаду. В среду на базаре подкараулим.
Рынок шумел и шевелился людской массой. Болячки заняли посты наблюдения по периметру молочного павильона. Пытаясь не отсвечивать в толпе, старуха старательно прятала косу с перемотанным синей изолентой держаком, за спину. В кои то веки, её пробило на мандраж. Тихо, но звонко дребезжали кости.
Облупленный, с пятнами ржавчины, и рассадой помидор в картонной коробке на багажнике, лисапед проехал грязными колёсами прямо по ногам старухи. От неожиданности та вздрогнула, оценила ущерб сапогам и подняла побелевшее от гнева лицо, уперевшись прямо в небритую харю водителя лисапеда.
- Чё вылупилась! – дохнул тот на неё кислым перегаром, - Смотри, куда прёшь!
Такого надругательства, измотанная нервная система старухи уже не выдерживала. Плюнув в душе на ещё одну «неучтёнку», она потянулась за косой. Косы небыло. Старуха вскинулась, обернулась, успев заметить, как в плотном людском потоке растворился цыганёнок, и над потоком еще некоторое время мелькала синяя изолента на черной палке.
- Вот гадёныш, - застонала старуха.
- Вон! Вон она! – завизжал вдруг Понос, - Держи, держи её!
Разметая с пути людей и прилавки с разной просроченной хренью, старуха ломанулась к павильону. Но болячки, словно гончие, уже визжали где-то за пределами рынка. То и дело слышалось: Лови! Держи! Уходит! Наконец, прорвавшись сквозь густой базарный поток, старуха вырвалась на оперативный простор…
На пешеходном переходе бурым пятном расплылся Понос. Выбрасывая густые клубы дыма и натужно ревя, от места происшествия удалялся гружёный щебнем КаМаз. На обочине, рядом с переходом сидел и плакал Склероз. По ту сторону дороги, среди высоких клёнов, таяла на аллейке удаляющаяся худая спина в длинном пальто, волочащая за собой гружёную кравчучку. Безнадёжно отстав, хромая, за ней плёлся Артроз. Наконец, и он остановился, и понимая всю бесперспективность погони, тяжело упал на траву.
Старуха смахнула с морщинистой щеки предательскую слезу, вздохнула и сказала тихо:
- Всё, отставка, сегодня же. На пенсию, на пен-си-ю!
Расправила плечи, словно скинула непомерный груз, улыбнулась нервно, и, пританцовывая, пошла прочь.
_________
23.10.2018