Приехал, Катюша рыдает на плече, глаза прячет. Даже не успеваю как следует рассмотреть, изменилось ли чего в лице. И вообще. Откуда мне знать, что это не игра? Видел мельком опухшие глаза и бледную кожу, только это ещё ни о чём не говорит.
Правда, замечаю некоторую запущенность. Словно без меня она не мылась, не причёсывалась, не стирала и не гладила. Хотя, чему удивляться. Это же всё я за двоих делал. И готовил, тоже я. Наверно болела сильно. Или от расстройства, от мыслей негативных впала в уныние. Надо же, как расстроилась из-за моего отъезда. Неужели она мне совсем не доверяет? Вроде не обманывал, ни единого разочка.
Глажу девочку нежно и ласково по головке. Чувствую, что сейчас начнёт причитать. Хорошо, если до обвинений дело не дойдёт. Сам нахожусь в смятении. Больно ситуация щекотливая.
Вроде ничего вокруг не изменилось, а дышится совсем не так, как прежде. Обнимаю Катеньку, целую в маленький носик, в глазки, пробую сладкие губы. Тот же вкус, что и прежде. Те же, так полюбившиеся мне, ароматы, совмещающие запах спелой антоновки, летнего луга в знойный полдень, утреннюю свежесть просыпающихся деревьев, предзакатную пряность трав.
Не хватает лишь запахов любви, так мы не в постели. Всё на месте. Та же Катенька, только печальная и расстроенная. Осторожно, словно боюсь что-то повредить, дотрагиваюсь до неё. А ребёнок, где же он?
Тихонько кладу руку на Катенькин живот, ожидая необычного, но ничего не меняется, нет ощущений. Да и плоский он, совсем не такой, как у беременных. Почему? Откуда она знает, что носит под сердцем плод?
Катя отрывается от меня, долго и пронзительно смотрит прямо в зрачки, прожигая до самого донышка. Губы сжаты, так, что в углах рта обозначились морщинки. Пытаюсь угадать, что сейчас услышу, в голову не приходит ничего. Надо её успокоить, обнадёжить. Как? Я ещё никогда не был отцом. Что надо говорить?
— Ты получил телеграмму?
— Конечно. Поэтому здесь.
— Поступил?
—Давай лучше поговорим о тебе. О нас, — я снова кладу руку на её живот, — абсолютно не чувствую сопричастность к происходящему. С чего ты взяла, что отец, именно я? Откуда вообще, знаешь, что беременна?
— Шесть недель. Доктор сказал, что ему шесть недель.
— Ему? Может быть ей?
— Не знаю. Какое это имеет значение? Что скажешь?
— Я здесь причём? То есть, какая разница, что скажу я, если человечек уже есть? Главное, что он нам потом скажет. Как ты, справляешься?
— Тошнит. Меня всё время тошнит. Это ты во всём виноват.
— Виноват, конечно. Но в чём? Если ты уверена, что ребёнок от меня, тогда, кто его мать? Как он оказался в тебе, если виноват только я? Не пугай меня, куколка. Ты его любишь? А меня? Тогда в чём я виноват?
— Кто тебя просил делать из меня маму? Почему ты такой дурак? Я ещё не готова.
— Ты не хочешь ребёнка, боишься? Ну, не молчи! С тобой всё в порядке? Почему тебя тошнит? Завтра же едем к врачу.
— Я уже была. Поставили на учёт в женскую консультацию. Не знаю, хочу ли ребенка. Мне только ты нужен, а детей не хочу. Знаешь, как страшно? А если умру? Женщины умирают при родах, я читала. Не хочу умирать. И рожать не хочу. Это больно. Я жить хочу.
— Какой идиот наговорил тебе эту чушь? Раньше умирали. Теперь в стране современная медицина. Радуйся, глупенькая! У нас будет ребёнок. Наш сын. Мы, его родители — ты и я. Как хочется посмотреть на своего первенца, хоть одним глазком. Ты кого хочешь — мальчика, или девочку? Только первая говори.
— Я еще не думала. Конечно, хочется мальчика. С девчонками проблем много. Знаешь, сколько со мной проблем было? Не знаешь. А я троих братьев и сестёр успела понянчить. Надоели, хуже горькой редьки. А теперь опять соски, крики и пелёнки? Заговорил мне зубы. Не хочу никого.
— А ты для меня роди. Малюсенького.
— Только не ругайся. Сам подумай. У нас же с тобой ни кола, ни двора.
— У нас же две головы. И руки. Все с чего-то начинают. Справимся.
— Я думала, мы ещё молодые. Пожить для себя не успели. Зачем нам дети? Мы ещё сами не совсем взрослые. Может это... может, аборт?
— От абортов чаще, чем от родов, умирают. Но я не об этом. Неужели, ты сможешь спокойно жить, так и не увидев своего первенца? Просто возьмёшь и позволишь его убить? Не верю. Кто тебя так настроил? Даже слышать ничего не желаю. Мы рожаем. И точка!
— Мы, Ага! Конечно, вы рожать будете. А мучиться мне. Одной, — она опять захлюпала носом, по щекам градом катятся слёзы, величиной с горошину.
Препирались довольно долго, предъявляя разные аргументы. Только логику моя милая отрицала на корню. Вместо неё ключевым моментом выносила целесообразность, которую ставила под огромный вопрос. В воздухе завис запах крови. Если Катенька упрётся, заставить её выносить плод будет невозможно. Но тогда на наших отношениях можно будет поставить жирный крест.
И всё-таки победил здравый смысл. Короче, брифинг на высшем уровне прошёл плодотворно, судьба моего ребёнка окончательно решена в его пользу. Я папа! Ну, почти.
Теперь осталось основательно изучить вопрос. Хочу знать всё про своего будущего наследника. Правда, Катюше я сказал, что мечтаю о девочке. Кто-то же должен её хотеть.
Остался ещё нерешённый вопрос - как просветить на этот счёт родителей? С этого неудобного момента у меня начался мандраж.
Может быть, вообще ничего не говорить? Родим, а потом скажем.
Но жениться всё равно придётся. В ближайший выходной подадим заявление. Об этом можно никому не сообщать. Свадьба нам не нужна. На неё денег надо вагон и маленькую тележку, а у нас даже на лопату не хватит. Жениться нужно тихо.
Тайком оформить брак не получилось. Я даже не предполагал, что невесте лишь через два месяца исполнится семнадцать. Столько времени водила меня за нос, утверждая, что совершеннолетняя. Да, уж!
Для регистрации несовершеннолетних необходимо согласие родителей невесты, даже не смотря на беременность. Кто бы мог знать, если подружка тщательно скрывала свои паспортные данные.
Нужно идти на поклон к будущим родственникам, тёще и тестю. Придётся неукоснительно соблюдать ритуал сватовства. Как же не люблю я все на свете церемонии. С какими глазами обращаться к её родителям, представить не могу, боюсь.
Я, двадцатилетний растлитель несовершеннолетнего ребёнка, обрюхативший их ягодку, которую не для меня, ирода, растили. Это я так себе представил. Хорошо, если в глаз не дадут.
Текст, процедуры сватовства утверждён, наверно ещё при Иване Грозном, а может и того раньше. Короче, мне хана! Но делать нечего — еду просить руки дочери их, Будур, будь оно всё неладно.
Жених, твою мать! Сейчас по шее накидают и правы будут. Так тебе, балбесу, и надо. Говорили люди добрые, — прежде, чем в трусы девушке лезть, паспорт нужно спрашивать.
Так я сколько раз пытался. Что с того? Показала? Фигушки. То-то и оно. И что я им скажу? Извините, мол, люди добрые, воткнул не туда, сослепу. Простите, братцы, не губите, жить хочу! Даже жениться согласен. Только, свадьбу играть не на что. Денег у меня нет, жить тоже негде. Сам я никто и зовут меня никак. Берите что есть, пока дают, а не то совсем жениться перестану.
А если так,— ваш товар, наш купец?
Тогда, они, — позолоти ручку женишок. Мы свою ягодку растили-растили, почти вырастили. У нас за кровиночкой приданое приготовлено: три перины, да дюжина подушек, а простыней и портков, не счесть. Короче, заходи, не скупись — покупай живопись.
Дальше увидят, что голодранец и крапивой по жопе. Тогда остаётся только нахрапом — отдавайте девку, пока беру. У меня нынче очередь выстроилась из невест. Желающих, пруд пруди. Если к обеду не женюсь, вечером придётся гарем строить.
Шутки шутками, а на деле — по-всякому может обернуться. Думать нужно до, а не после процедуры оплодотворения. К тебе же, дубина, хорошие мысли приходят вечно не вовремя, когда думать поздно — действовать нужно. Всё, Катюша, поехали жениться. А если не прокатит, придётся, ну, не знаю, топиться, что ли.
Тут невеста заартачилась, — У нас положено сначала старшему брату семью завести, только тогда, кто младше, замуж можно. Это не мы придумали. Всегда так было. У меня старший брат, Иван, холостой. Если не позволит — всё пропало.
— Это не моя беда. Твой брат. Тебе и думать, как его уломать. Для меня. Самая большая проблема — тёща. Я вынужденно на все условия согласен. Могу даже младшую сестру в придачу взять. Всё равно денег ни фига нет, так хоть будет кому носки постирать. А мужской силы у меня и на вас двоих хватит. А может, мне и старшую сестрёнку заодно сосватать?
На этом интересном месте я получил коленкой в самое интимное место. Дошутился. Я же не просто так юмор развожу, от безысходности.
— Дура, бля!!! На кой я тебе потом без первичных половых признаков нужен буду? Чуть инвалидом не сделала, зараза! Не выводи меня из себя — взорвусь, как триста тонн тротила. Всё, к чёртовой матери, на кусочки разнесу. Мне теперь терять нечего, кроме цепей. Едем или не едем!? Меня уже трясёт от формальностей. Загородились со всех сторон неразрешимыми процедурами. Хочешь матерью-одиночкой стать?
— Едем. Только, всё равно, сначала я с Иваном поговорю.
— Ворон ворону глаз не выклюет. Он что, враг родной сестричке? Или предлагаешь взятку ему предложить за право первой ночи? Как-то у вас всё странно получается. Сексом заниматься, пожалуйста, а замуж — ни-ни, не доросла?
Фото: