Сказка сидела на краешке стола, сложив бумажные крылышки и надув губки. Автор, борясь с мигренью и ощущением беспомощности, тер переносицу, грыз карандаш. Пахло крепким чаем, коньяком, дешевыми сигаретами и пылью.
— Ну? Сказка прервала затянувшееся молчание.
— Баранки гну… буркнул Автор. — Не пишешься ты у меня. Понимаешь? Не пи шешь ся…
— А кто виноват? Ты зачем от музы ушел? Так бы сидели сейчас, втроем… Мы болтали о своем, о женском, а ты бы меня писал.
— Это так не работает. Автор посмотрел на обгрызенный карандаш.
— И как же это “работает”? Сказка фыркнула и сложила на груди тонкие ручки. — Сидеть и смотреть на лист, где нет ничего кроме моего имени? Ты обещал, что я буду милая и красивая. С единорогами и радугой! Что бы она на это сказала?
Автор закрыл глаза. Летний день. Солнце играет на янтаре сосен. Немного лениво распеваются птицы. Муза сидит со скибкой арбуза, выковыривая косточки. Они говорят о чем-то забавном и милом, как делают друзья, которые никуда не торопятся. Щенки, котята, ролики на ютубе, присыпать воспоминаниями о детстве, подавать с шутками. Тепло.
— Если бы ты мог трахнуть кого угодно, кто бы это был?
Щенки поджали хвост. Детство ушло курить. Щеки автора стали такими же красными, как арбуз. Муза беззаботно смеялась, откинувшись на спинку садового кресла.
Автор придвинулся к столу и стал заполнять листок немного взволнованными буквами. Сказка подняла бровь. Личико вытянулось. Крылышки нервно задрожали.
— Серьезно!? Ты шутишь, да? Какого цвета волосы? Она повернулась к Автору спиной, подняла подол юбочки. Трепетание крыльев прекратилось. — Радуга… Радуга блять! Ну ты и мудак… Автор нетерпеливо пожал плечами, не прекращая писать.
— Знаешь милая. Иногда музы простым вопросом, дают больше вдохновения, чем сотни прочитанных книг. Вопрос заполняет лакуны в голове, и ты не можешь, не думать об этом… Подожди. Сейчас дойду до Единорога.
— Да иди ты! Сказка процокала на каблучках, не толще игольного острия в сторону недопитой рюмки коньяка.