Когнитивный диссонанс по-русски

 Сценка в одном действии 

 Аннотация

!973 год. ИТЛ  №3 поселка Явас Зубово-Полянского района Мордовской АССР. Бригада отмечает освобождение после двадцатипятилетнего заключения одного из членов бригады. Освобождаемый осужден за то, что в тринадцатилетнем возрасте был приближен и прикормлен оккупировавшими пригороды Ленинграда немцами. В финале пьесы освобождаемый умоляет своего бригадира, чтобы он похлопотал о продлении его заключения. На том основании, что «Мне тут хорошо, а там страшно».
Автор предупреждает, что пьеса  наделена несколькими смыслами. Каждый читающий вправе  судить о предполагаемом  им смысле в меру, как говорится,  "своей испорченности».

    
Осень 1973 года. ИТЛ №3 поселка Явас Зубово-Полянского района Мордовской АССР.
Довольно просторное помещение. Вдоль двух стен из красного неоштукатуренного кирпича – трехъярусные стеллажи с разнообразными древесными заготовками. Из  третьей, без стеллажей,  торчит водопроводный кран. Тумбочка с электроплиткой, чайник, кастрюля,  пара табуреток, полка для самой непритязательной посуды, главным образом, алюминиевой. По той же  стене обитая железом дверь, за ней комната, ее предназначение неопределенно, скорее всего, для хранения рабочего инвентаря. Она же служит раздевалкой. В дальнейшем будет именоваться просто «комнатой». Из нее, поверх дверного проема, выходит довольно внушительных размеров, видимо, вытяжная труба. Она тянется вдоль пустой от стеллажей стены и уходит через крышу наружу. Свободная от  стеллажей часть помещения, видимо, используется, как  столовая. Тому свидетельством  довольно больших размеров стол, какое-то количество стульев.  Она же одновременно является чем-то вроде «гостиной», где можно просто собраться и поговорить. В пользу последнего говорит диван с «веселенькой» обивкой. Сразу у  авансцены, справа и слева, то, что можно условно назвать «входом» и «выходом». «Выход», справа, ведет наружу, «вход», слева -  во внутренние рабочие помещения.
Судить о времени суток, за отсутствием часов и окон, не представляется возможным. Горит одна окукленная густой паутиной лампочка, висящая  на подвязанном к поперечной балке шнуре. А еще постоянно живет своей жизнью невидимая радиоточка. Ее не только не видно, но и почти не слышно (музыка, реже какое-то бу-бу-бу), но периодически, каждые полчаса, она оживает и издает отчетливые сигналы, отсечки времени: «пи-пи-пи».
  Одиноко сидящий на стуле, понурив коротко стриженую голову,  молодой человек (в дальнейшем просто «Молодой».  На нем топорщащаяся, рассчитанная явно на  более габаритного носителя роба.  В помещение, снаружи, т.е. справа, входит бородатый, с розовыми, видимо, от мороза щеками  отец Виссарион.  На нем шапка-ушанка, чистенькая, аккуратно сшитая телогрейка, ватные штаны.

ОТЕЦ ВИССАРИОН (осторожно удаляя из бороды намерзшую сосульку). Отштрелялша?.. Ш почином, родной. Как там наша? (Снимает шапку, оставляет ее на сиденье стула, проходит в комнату. Побыв совсем недолго, возвращается.) Не, еще тужица (Крестится, что-то неразборчиво нашептывает при этом. Отменно отшептавшись и открестившись.)  Умаялша?

Молодой безмолвствует, чем  подтверждает, что ему сейчас не по себе.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ничего.  От работы не умирают. От каторги – да. Шлучаеша. Втянеша полегоньку. (Проходит на кухню, открывает водопроводный кран, пускает струйку воды. Напившись водою прямо из-под крана.) У наш ведь тут душ! Да.  Вода.  Текет еле-еле, но окатица пожалуйшта. 
МОЛОДОЙ (вяло). Да, я знаю. Мне уже показали. Спасибо.  Я окачусь.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Иж питершких будто бы…
МОЛОДОЙ. Да. Ленинградский.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Бывал я раж в Питере. Дай Бог памяти, в двадцать пятом. Отец родной меня командировал. Чтобы повидалша ш Его Швятейшештвом патриархом. Чтоб рашкажал, каким гонениям церковь у наш  подвергаеца. Не ушпел. Он только-только опочил. Жато хоть город пошмотрел. Чем тебе-то в нем не жилошь?
МОЛОДОЙ. Не те книги читал.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну, какие, например?
МОЛОДОЙ. Их много. Да вы и не знаете их совсем. Я так думаю, мы разные с вами книги читаем.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Это правда. Хотя ш пишаниями вашего Карла Маркша тоже как-то пожнакомилша.
МОЛОДОЙ. Зачем?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Швоего врага надо жнать. Его и шильные, и шлабые штороны (Прислушивается к доносящимся справа шагам). Чу!.. Похоже, начальштво по нашу душу… Милого ужнаю по походке… Шмотрю, а одежонка-то  на тебе… Должно быть, от Валентина в нашледштво дошталось?  Он-то погабаритнее тебя. Вот будет шейчаш Евграфыч… Он хоть бригадир и шуровый, но шправедливый. Ты шкажи ему. Нащет одежонки-то. Пушть подыщут на шкладе. Более шоответшвующее твоим габаритам. 
МОЛОДОЙ. Я уже говорил.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. И что?
МОЛОДОЙ. И ничего.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Еще раж шкажи. Повторенье мать ученья.  От тебя, родной, как говорица, не убудет. 

Шаги совсем близко. Молодой, видимо, не испытывая желание встречаться с бригадиром, предпочитает  ускользнуть  в комнату, а в помещение вскоре  входит бригадир. На нем тоже телогрейка, но щеголеватая, если так можно сказать про телогрейку. Сшитая из какого-то более добротного сукна, выглядящая новенькой, почти «с иголочки». 

БРИГАДИР (сильным властным энергичным голосом. Вообще, во всем его облике, в манере обращения с другими заметен уверенный в себе, в своем праве отдавать распоряжения и ждать беспрекословного повиновения командир, хозяин. Глядя на него, трудно поверить сразу, что он не «вольный», а такой же заключенный, как все). А-а! Отец! На ловца и зверь бежит! Вы-то мне как раз и нужны.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да что, родной?
БРИГАДИР. Мы же с утра все подетально обговорили. Сегодня укоротка.  Все пошабашили, и только у вас еще и конь как будто бы не  валялся.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (очень спокоен. Претензии бригадира, кажется, ничуть не испугали его). Ну, поджадержалша. Ешть жа мной такой грех. Ничего каташтрофичешкого.
БРИГАДИР. «Катастрофического»! Еще катастрофического нам здесь не хватало. Но может статься, не хватит  времени  для застолья.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Шейчаш, Евграфыч. Компеншируем... Форш мажор, видишь ли, у наш. Или ты не в курше?
БРИГАДИР. Что  за «форс-мажор»?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Нашей-то… великомученице-то.  Пока никак не опроштаеца.
БРИГАДИР. Вы про кошку, что ли? Ну, отец, вы меня удивляете. Так и  будем теперь сидеть и ждать у моря погоды? Пока не   опростается?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Пошевели можгами. Можем ей как-то пошобить?
БРИГАДИР. Сама, сама.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Неумеха ведь. Первый раж. От того, видно, пока  и не выходит иж  нее.  Пошмотришь - шердце на чашти ражрываеца. 
БРИГАДИР. Ну, что за детский сад, отец, честное слово! От вас… Ну, Валентин еще… туда-сюда. Как был дитём, таким и остался, а вы-то… С вашим-то саном… Не возитесь вы с ней, как с писаной торбой. Оставьте ее в покое. Делайте своё, а природа своё… Все, отец. Заканчивайте свои форс-мажоры, иначе все скомкается. По-человечески отметить не удастся.

Из комнаты выскальзывает Молодой. Под мышкой, видимо, повседневная, нерабочая одежда, в которой обычно ходят в жилой зоне, полотенце. Осторожно, в обход, стараясь не попадаться на глаза бригадиру, проходит,  пропадает влево.

БРИГАДИР. Словом… все. Чтобы я последний раз об этом.  А для пущей верности… (Кивает в сторону только что проскользнувшего мимо него Молодого.)  Вам. В подмогу.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да Бог ш тобой, Евграфыч! Какая из него «подмога»?  Обужа. 
БРИГАДИР.  Я ему накажу.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Штудент… Книжками одними до ших пор питалша. Только путаца под ногами  будет.

Но бригадир отца Виссариона уже не слышит. Привычной для него деловой поступью уходит вправо. Отец Виссарион возвращается  в комнату. Какое-то время в помещении никого, затем справа появляется Валентин. На нем старенькая, маловатая для его болезненно располневших форм  телогрейка. Бережно, как будто на его попечении грудной ребенок, прижимает к себе наполненную чем-то литровую стеклянную банку. Проходит на  кухню. Ставит банку на тумбочку.

ВАЛЕНТИН (у него высокий, почти сопрано голос. Такие свойственны  детям и, до ломки,  подросткам. Хотя Валентин  уже давным-давно  не подросток, ему за сорок). Эй! Есть тут кто-нибудь?
ОТЕЦ ВИССАРИОН (его доносящийся из комнаты голос). Да, родной! Чего надо?
ВАЛЕНТИН. Батюшко!.. Ну, что? Как она? Уже? С котятками?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ишь ты какой! Торопыга. Не, мучаеца еще.
ВАЛЕНТИН. Эх!..  А я принес чего-то  (Берет с полки эмалированную кружку. Дует в нее, убирает пальцем, видимо, какую-то мусоринку.)  Догадайтесь – чего  (Аккуратно отливает из банки в кружку.)
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не слышу. Можешь  погромче?
ВАЛЕНТИН. Я говорю, мне столовские на освобождение чего-то подарили! Догадайтесь, - чего?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Где уж нам?
ВАЛЕНТИН. Да вы, батюшко, не поленитесь. Попытка не пытка  (Делает маленький пробный глоток из кружки. Смакует.)
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не. Даже и пробовать не штану.

Валентин долго держит жидкость во рту. Перекатывает ее от щеки к щеке. Тем временем отец Виссарион выходит из комнаты.

ОТЕЦ ВИССАРИОН.  Ну, так и что там у тебя? Какой подарок-то?
ВАЛЕНТИН.   Молоко!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Надо же!
ВАЛЕНТИН. Да! Говорят: настоящее. Молоко-то. Прямо из-под коровы. Не порошковое. На воле у кого-то.  Я только что попробовал… Пока не разберу. Я ведь настоящее-то только у себя еще в деревне пивал. Так сколько ж с тех пор воды утекло!  (Достает с полки алюминиевую миску.) На Нюшке испробуем. Она-то всяко должна распознать, где настоящее, а где так себе…  А ты, батюшко, когда последний раз пивал настоящее-то молоко?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ой, давненько! Почти как и ты. Только-только женихаца начал. 
ВАЛЕНТИН. И  корова, наверное, у вас своя  тогда была?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не, родной. Врать не штану. Вот хоть и в шельшкой мештношти тоже жили, но коровы швоей никогда не держали… У наш ведь, привилегированная была шемья…
ВАЛЕНТИН. Какая?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Привилегированная. Тятя мой ведь тоже в шане был. И прихожан у него много было. Шлужбы шлужил. От того и корову у шебя держать не пожволяли. Не по шану. Тяте бы жа такое от митрополита б по шапке попало. Кур – да. Можно было. И то немного. Корову… ни-ни. Штрогий он, помню, был - митрополит Афанаший. Шпушку никому не давал… В каменоломне его где-то под Ушть-Ушой будто бы еще при Ильиче – кровавом ухайдакали…
ВАЛЕНТИН. Где, где?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ушть-Уша… Ну, это далеко отшюда. А про то, как… шловом, ражделалишь ш ним,  мне уже потом, кто вше швоими глажами видел, в подробноштях опишал. Как наш вмеште на Новотамбовлаге утрамбовывали. Как его шначала кайлом по темечку, только потом уже шпихнули в ту шамую… каменоломню. А живой он еще был или уже душа покинула его, - это уже беж швидетелей… Жато у вшех одношельчан было по корове. А то и по две. Богатое было шело. Одно из богатейших на Костромщине. Да.
ВАЛЕНТИН. Счастливые…
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да. Шбивалка на кооперативных началах. Шливки, шметана. Шами ели и Коштрому шнабжали.  А потом, уже когда коров не штало, а меня, в ошновном, по тюрьмам да итээр… Вше эти шамые… то, что штало нажываться молоком. Шурогаты. Да и то лишь по большим церковным пражникам. Теперь уж это, можно шкажать, раритет.
ВАЛЕНТИН. Да, батюшко. Вот послушаешь тебя… Много же тебе ото всех на свете досталось. Мне и то поменьше (К этому времени наполнил миску молоком.)  Сейчас… Испробуем… Будет пить, значит, не обманули. Значит, настоящее (Проходит с миской в  комнату.)

Отец Виссарион  между тем садится за стол, о чем-то задумывается. Скорее всего, мысленно гуляет по  богатому селу своего детства. Слева возвращается Молодой. Уже в своей повседневной одежде. Своевременно сейчас дать какое-то представление, как выглядит эта «повседневная» одежда Одинаково черные хлопчатобумажные штаны и застегивающаяся на пару пуговиц, ничем приметным не отмеченная  куртка. Под курткой уже может быть все, что угодно. Молодой выглядит несколько преображенным душем. С розовым лицом, с невысохшей головой. Под мышкой роба и  недавно использованное полотенце. Но хоть и переодетый и помытый,  выглядит  по-прежнему недовольным.

МОЛОДОЙ. Меня бригадир только что по дороге встретил. Приказал, чтобы я вам чего-то там помог…
ВАЛЕНТИН (его радостный голос из-за двери).   Пьет! Пьет!.. Батюшко!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Слышу! (Молодому).  Ну, раж прикажал, надо подчиняца, родной. На то он и бригадир.
ВАЛЕНТИН. Выходит, все же не обманывали меня! Столовские-то! Молоко-то настоящее!
МОЛОДОЙ. А что, разве нельзя было  об этом…хотя бы чуточку  пораньше? Пока я еще не умылся и не переоделся.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Наверное, можно.
ВАЛЕНТИН (выходит из-за двери, с пустой миской). Все вылакала. Вначале-то как будто бы не поверила. Понюхала. Я уж решил: «Ну, все! Ненастоящее». А потом, как разнюхала… Так наворачивает! Только за ушами трещит. (Проходит на кухню, вновь осторожно, стараясь не пролить ни капли, наполняет молоком миску.)
МОЛОДОЙ. И что же? Теперь мне заново прикажете в рабочее переодеваться?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Необяжательно. Можно и в этом… Ничего. Я тебя в хвошт и гриву экшплуатировать не штану. На подхвате будешь… По правда, я бы и один управилша,  но, видать,  чем-то, родной, ты нашему не глянулша. Вот он тебя… шлегка так… прутиком-то и подначивает. Дает тебе шражу понять, кто в доме хожяин. Чтоб другой раж не баловал.
МОЛОДОЙ. Зачем меня подначивать?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Порядок он, родной, любит. И дишциплину. Шам военная кошточка. Его батюшка уже в царшкой армии…в японшкую… командирштвовал… Потом, правда, к шупоштатам в ушлуженье пошел. Но, как я понимаю, не корышти ради. А от того, что уже раж пришягу на шлуженье Родине давал..  А что к тебе нелашков… Я про нашего бригадира… Ты ведь не только, как я понимаю, иж-жа книжек. Ты против шоветшкой влашти попер. Выходит, ты ему чем-то вроде клашшового врага. Он на дух  ревижиоништов не принимает. 
МОЛОДОЙ. Я  не ревизионист, я правозащитник. Я за то, чтоб людей ни за что не сажали и не убивали. Чтоб соблюдались элементарные права человека. Как, скажем, об этом говорится в декларации ООН.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ишь ты! О-о-о-н.
МОЛОДОЙ. Организация объединенных наций…
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да  жнаем мы, жнаем.  Мы тут про вше и про вшех жнаем.
МОЛОДОЙ. Но если, как вы говорите, он против советской власти ничего не имеет, за что его сюда?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. О Берии Лаврентии Павловиче  чего-нибудь шлыхал?
МОЛОДОЙ. Ну, конечно! Кто про него не слыхал?.. Так он из них, из бериевских?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Можно шкажать, что  и так. Он, когда лейтенатшкие погоны на него цепляли,  пришагу лично ему, Лаврентию Павловичу, давал. А потом уж, чуточку шпуштя, когда петух жареный клюнул,  - не отрекша. Как вше. Бунтовать начал. «Мол, подайте мне вешкие докажательшва. Иначе не поверю». Ну, ему и подали. Вначале-то даже  раштрелять хотели. Шлава те Гошподи (крестится). Обошлошь.   
МОЛОДОЙ. Так он следователем, что ли, был?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да нет же! Шлушать, родной, надо. Я ж тебе про погоны. Выходит, политруком. Ну, и жакончим на этом нашу  политинформацию. Пора и жа дело. Поди-ка. Приводи шебя в порядок. А приведешь, - дай  жнать. Я тут буду. Беж тебя не уйду.

Молодой уходит  в комнату, о чем-то задумавшийся отец Виссарион на какое-то остается на сцене один. Из комнаты возвращается Валентин, вновь с пустой миской.

ВАЛЕНТИН.  Все до последней капли вылизала! До того ей настоящее понравилось… А что? (Кивает головой на ведущую в комнату дверь.) Новенький наш… Не нравится ему как будто у нас.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не нравица, родной. Ох как не нравица.
МОЛОДОЙ.  Может, ему молока дать?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Обойдеца.
ВАЛЕНТИН. А как ты думаешь?..  Я, как  меня освободят, смогу еще где-нибудь купить такого же ровно молока? Чтобы настоящее.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Отчего ж не купить? Денежки какие-то тебе на выходе вшяко должны выдать. Ты ж штолько лет, можно шкажать… не щадя живота. И билет и денежки, чтоб в дороге не голодал. А перед тем, как уехать, можешь шходить на бажар. Он как будто  в паре шагов от вокжала. Жнаешь, наверное, что такое «бажар».
ВАЛЕНТИН. Знаю! Как же? Я базар еще вольным застал.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да. Бажар – штука такая… вешелая. Там вшякой вшячиной обычно торгуют. Молоком тоже. Как же беж молока? Причем, что важно, - шобственным. В шмышле, ешли кто еще швою шкотину держит. Подойдешь, шпрошишь, прицениша.
ВАЛЕНТИН. И, как ты думаешь, мне продадут? 
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Отчего ж тебе и не продать?
ВАЛЕНТИН. Так, может, скажут: «Какое тебе молоко? Иуда. Ты матушку Родину предал. Рогатину тебе в глотку, а не молоко». Могут так?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну, про что ты?.. Выброшь иж головы! У тебя что, на лике твоем напишано, кто ты?..  Да и какой ты, по правде говоря, Иуда? Прошти меня Гошподи… Дитё нешмышленое… Был. Да и теперь не больно – то повжрошлел.
ВАЛЕНТИН. А что, я как-то к бабе вольной  одной… из тех, что на зоне… Без охраны была… Только сунулся… Только спросить ее хотел, как ее зовут. Уж больно на мамку, мне показалось, похожа…А она… как труба… как ее?.. Ерихонская! Будто я ее убиваю. Я - руки в ноги. Только что меня и видела. Как я на базар таким страшилищем пойду? Там таких, как она!.. 
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну ты, родной!...  Жадачку мне жадал… Вероучение швятое чему наш вражумляет?
ВАЛЕНТИН. Напомни, батюшка.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Бойша не людей. Их угрожы – тьфу! Это как, ешли тебя комар укушит.  Бойша швоего ишкушителя. Того, что в тебе. Вот где наштоящий штрах-то… Вот и Иишуш Хриштош швоим  ученикам то же внушал: «Ежели шовешть чишта, ничего не бойтешь. Живите, как птицы. А Гошподь о ваш пожаботица».
ВАЛЕНТИН. Да моя-то совесть, батюшка! Она-то чиста?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Чиста, чиста, Валентин. А в чем не чиста, ты давно уже это ишкупил.
ВАЛЕНТИН. Да так ли?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Так! Так! Как перед Гошподом это говорю… А что ты когда-то натворил, это не ты. Это тебя, глупого, да малого шоблажнили. Те шамые. Ишкушители…  Воля, родной. Воля. Безбожный мир, в котором про Хришта жабыли, а ты в том жил... Беж обороны. Беж ничего. «Бери меня голыми руками» Так что ежели к тебе кто ш претенжией, мол, эдакий ражэдакий, а ты им: «Это вы меня, ражжаву нешмышленого, -  под шамый корешок. А я вам вшего лишь поддалша. На поводу у ваш пошел». Так им  шкажешь, они от тебя врашшыпную.   

Откуда-то из глубины, слева, начинает доноситься, как кто-то как будто пробует, настраивает какой-то щипковый музыкальный инструмент. Далее эти звуки будут постепенно усиливаться, словно тот, кто настраивает, с каждый новым звуком становится все ближе и ближе.

ВАЛЕНТИН. Эх, батюшко! Жаль, мы не с тобой. Вот ежели б вместе освобождались! Куда б ты, туда и я. Ты бы всяко, ежели что…ежели кто на меня… меня б от напастей  оборонил.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не волнуйся, Валентин. Мир не беж добрый людей. Да, еще не вше праведники перевелиш. Ты адрешок-то, что я тебе…
ВАЛЕНТИН. Помню, батюшко, помню! Никому про него не скажу.

Слева  входят  Джузеппе и Митяй. У Джузеппе в руках небольшой музыкальный инструмент, скорее всего, напоминает мандолину. Именно над этой мандолиной сейчас Джузеппе прямо на ходу и трудится.  На нем сразу выделяющий его на фоне всего унылого мрачноватого окружения, относительно  нарядный, пестрый пуловер. Очевидно, «забугорного» происхожденья.

МИТЯЙ. Ну, вот и мы, батя. Самые почетные гости. Ну, и где же ваши скатерки-самобранки? Вроде, как обещали.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Эх, да как хорошо-то, родненький ты наш, до тебя тут было! Тихонько, приштойненько.  Где ты, там вше вверх  тормашками и дым коромышлом.

В это же время присевший  на диван  Джузеппе продолжает возиться с мандолиной.

МИТЯЙ. Э-э, старая песня. Пошла изба по горнице, сени по полатям. Не гони волну, батя. Признавайся, не уважаешь ты меня.  От того, что на твои «паче чаяния», свои хотелки  имею.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да ежели б еще швоя!
МИТЯЙ (на вновь удалившегося на кухню Валентина). Вот Эрихович от нас в другие края подастся, - осиротеешь, батя. Некому тебе тут будет мозги вправлять. На нас ежели с  Джузеппушкой - точно не рассчитывай. Мы с ним обое тертые калачи. Я комсомолец, мне по уставу в Бога верить нельзя, а у Джуззепушки своя религия. Забугорная. (К Джузеппе). Верно говорю?
ДЖУЗЕППЕ. Что?
МИТЯЙ. Я спрашиваю, ты в какого бога веришь?
ДЖУЗЕППЕ. Отвяжись от меня.
 МИТЯЙ. Значит, ни в какого… Долго еще у тебя?
ДЖУЗЕППЕ. Un momento…Терпенье, amico Митяй. Терпенье и труд…
МИТЯЙ. У тебя ж  уже вроде как ничего…  получалось.
ДЖУЗЕППЕ. То-то и оно, что «ничего». На «ничего» далеко не уедешь. Надо, чтобы… чего (Ровно к этому моменту, кажется, решил, что добился от инструмента, чего хотел. Тронул одну струну, послушал ее звучание – потом другую.)
МИТЯЙ. Норма-ально… (К отцу Виссариону так словно никакой размолвки меж ними только что и не было.)  Бать… Скажи. Ведь нормально же.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Это уж не нам ш тобой, а как шам маштер решит.
МИТЯЙ. Я тоже мастер.
ОТЕЦ ВИССАРИОН.  Подмастерье.
МИТЯЙ. Опять обижаешь, батя. Да я…
ДЖУЗЕППЕ. Silenzio!
МИТЯЙ. Переведи.
ДЖУЗЕППЕ. Рот заткни... пожалуйста. (Пытается  сыграть что-то связное.)
МИТЯЙ. Ну же!.. Играет вроде бы... Порядок в танковых частях!

Действительно, мандолина зазвучала, запела.  Хотя мелодия грустная, как если бы инструмент  стал на  что-то жаловаться. Из комнаты выходит Молодой. На нем телогрейка, в руках шапка-ушанка.

МОЛОДОЙ (отцу Виссариону). Я готов.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (ему, после того, как зазвучала мандолина, как будто не хочется покидать помещение). Еще ушпееца. Шейчаш, родной. Поштоим чуток.

Джузеппе продолжает играть, ему нравится, зато Митяй сморщился, как от зубной боли.

МИТЯЙ.  Э-э-э… Ты чего это? Не похороны ведь у нас.  И даже не поминки. Человека из застенок на  волю выпускаем. Повеселее чёнить…
ДЖУЗЕППЕ. Ну, ясень пень!.. Повеселее что?
МИТЯЙ. Ну, я так тоже… сходу… Время надо, чтобы обмозговать… Чтоб сплясать можно было.  (Вернувшемуся из кухни Валентину.) Вот тебе, Эрихович… Лично… Чего хочется?
ВАЛЕНТИН (смущаясь). Не! Я не знаю. Откуда мне?
МИТЯЙ (переводит взгляд на Молодого, тут же осознает, что от него ничего не добьется, находит глазами отца Виссариона). Бать… Хотя куда там? От тебя  ж ничего кроме «Господи, помилуй»…
ОТЕЦ ВИССАРИОН. А вот… «Ах вы шени мои шени…».  Подойдет?
МИТЯЙ (мгновение-другое соображает, потом). А точно! (Громко запевает)

                «Ах вы сени д мои сени
                Сени д новые мои
                Сени д новые, кленовые,
                Реше-етчатые!»

Ну, батя! Ё моё!  Точно, точно! В самое яблочко! (К Джузеппе.) По зубам такое?
ДЖУЗЕППЕ. Un momento (Пробует наиграть мелодию.)
МИТЯЙ. Верной дорогой идешь, товарищ! Так держать!  Ух ты, мать чесная! Как же я сам-то? (В спину удаляющемуся вправо отцу Виссариону и  бредущему вслед за ним Молодому.)  Спасибо, батя! Что б мы без тебя?..  Ну, что, Джузеппушка? С репертуаром определились. Теперь давай… наяривай. Теперь на тебя вся Европа смотрит. Не подкачаешь?
ДЖУЗЕППЕ. Постараюсь. Как получится.

Джузеппе еще чуть-чуть потренировался, а потом довольно искусно заиграл. Митяй с десяток секунд только слушает, но долго в положении слушающего находиться не может: задвигался. Помещение довольно просторное, не слишком загроможденное. Для сольного исполнения вполне достаточное. И плясун, оказывается, из Митяя весьма достойный. Какой-то опыт танцорский у него есть. Даже какие-то коленца у него вытанцовываются. Валентин - единственный на этот момент зритель. Сам держится скромно, не выпячивается, но наблюдает за раскочегарившимся Митяем с довольной улыбкой. Смущаясь в те моменты, когда Митяй жестами приглашает его составить ему компанию.

МИТЯЙ. Жги, жги, Джузеппушка! Рви подметки. Итальянская твоя душа… Виртуоз…  Паганини…
 
И вдруг что-то в игре мандолины расстраивается. Как будто что-то оборвалось. Джузеппе прекращает игру.

МИТЯЙ. Оппа!..  «Недолго музыка звучала. Недолго фраер танцевал»… Чего там у тебя?.. Мастер Пепка. 
ДЖУЗЕППЕ (выглядит смущенным). Cavoli…  Эй!  (Бьет ладошкою по деке. Так  бьют по попке нашкодившего ребенка.) Mazuriki… Халтурщики. У нас за такую работу без башек бы оставили. 
МИТЯЙ. Да ладно тебе. «У нас. У вас»…  Без «бошек» надо говорить… Тебя послушать, мазурики только у нас. А у вас что? Неужто все передовики производства?

Расстроенный Джузеппе что-то невнятно ворчит, на этот раз исключительно  по-итальянски, при этом еще пытаясь что-то сделать с подведшей его мандолиной.

ВАЛЕНТИН (подходит к Джузеппе поближе и, видимо, желая хоть чем-то его порадовать). А у нас молоко… Я принес. Целая банка. И не порошковое. Настоящее! Мне столовские на освобожденье подарили. Хочешь попробовать?
ДЖУЗЕППЕ. Ах, отвалите, пожалуйста! Не до вас!
МИТЯЙ (как будто оскорбившись за Валентина, набрасывается на Джузеппе). Слушай…Ну, ты… Паганини… А еще иностранец. Человек к тебе с молоком, а  ты ему: «Отвалите». Не обижай убогого. Боженька тебя опять за жабры. Возьмет и еще раз накажет.

Джузеппе, увлеченный починкой мандолины, кажется, сейчас вовсе не слышит, с чем к нему обращается Митяй, зато задетым за живое оказывается Валентин.

ВАЛЕНТИН (Митяю). Кто это «убогий»?.. Ты сказал «убогий»? От  убогого слышу!

Митяй, удивленный таким порывом Валентина, стоит, раскрыв рот, и молчит.

ВАЛЕНТИН. Если я убогий, то ты Иванушка-дурачок. Вот ты кто!
ДЖУЗЕППЕ (вынужден отвлечься от мандолины). Silenzio! Silenzio!  Come i bambini, parole mia. Не ругайтесь.
МИТЯЙ. А ты откуда это взял? В смысле: насчет Иванушки-дурачка. Сам додумался  или кто-то нафискалил?
ВАЛЕНТИН. И говорили, и сам… Раз ты … там… уже был…  Был?
МИТЯЙ. Где?
ВАЛЕНТИН. Раз ты уже убежал. Там бы и оставался. А раз не остался…Ну, и кто ты после этого?
МИТЯЙ (теперь задетым за живое чувствует себя Митяй). Погоди, Эрихович… Не все так просто. Давай разберемся.  Ну, не остался… Потому что… Ну, мало ли?.. Ёжикова малина! У тебя – то, сам жаловался: куда ни плюнь – пусто, пусто, а у меня… Сколько у меня тут одной родни! Не говоря про все остальное. На кого  я их тут одних, без себя б, оставил?

Джузеппе что-то бормочет на итальянском. Непонятно, к кому или к чему это относится, однако Митяй сразу принимает это бормотанье на свой счет.

МИТЯЙ (на Джузеппе). Тебе б лучше тоже подержать свой итальянский язык за зубами! Ни фига ведь, почем фунт изюма. Ни бельмеса. А  еще лезешь! Штучка ты импортная. Тебе бы только финики с оливками жрать. Вашим тухлым вином запивать. Вот и помолчал бы... (Джузеппе или притворяется, или действительно, по-прежнему увлеченный мандолиной, не слушает, поэтому на последнюю тираду и не реагирует. Зато вовсю разошелся Митяй.) А что не остался…  Думаете, я тогда вообще… с какого такого перепугу? Думаете, мне эти… (теребит при этом пуловер, что сейчас на Джузеппе) шмотки заграничные, так уж прямо  были очень нужны? Да я в гробу все это тряпье ваше видел!.. Все из-за  Любки из-за моей… Подружка такая у меня была. Любашей ее кликали. Это ж она меня… бортанула. Маляву  от нее получил. «Так, мол, и так. Любила, да разлюбила.  Больше на меня не рассчитывай. Точка». Вот ты… Представь себе. Служишь на границе. Кругом сплошной лес… Причем хвойный. Елки, елки. Сто километров сюда, сто километров туда. Одни елки. Ни одной живой души. Одно зверье. А если какая-нибудь… хоть мало-мальски на бабу похожая случайно тебе попадется… Как будто с другой планеты прилетела. Смотришь – глазам своим не веришь… Неужто не привидение какое-нибудь?.. А тут еще получаешь такую филькину грамоту. Посмотрел бы я тогда на тебя.
ДЖУЗЕППЕ. Да. Тяжело, amico Митяй. Я тебе сочувствую.
МИТЯЙ. А мне, как назло, в наряд на охрану государственной границы идти. Ну я и пошел… Куда глаза глядят. Ноги сами понесли. Все как во сне. Очухался, а я уже типа… в штабе ихнем. Чухонском. Они меня уже допрашивают… Фотоаппаратами щелк, щелк… Я ведь с полгода у них пожил. Предложили к границе с Норвегией переправить… Они, то есть норвеги, не обязаны  тех, кто вроде  меня… Ну, то есть депортировать… В ситуацию врубаешься?
ДЖУЗЕППЕ. Врубаюсь, amico, врубаюсь.
МИТЯЙ. И жил бы я и поживал. В рыбаки бы к норвегам нанялся. Сам викингом бы стал…
ВАЛЕНТИН. Ну, и чего ж ты не жил?
МИТЯЙ. Женился б на ихней какой-нибудь…викигине.  Она б мне маленьких векенжат  стопудово нарожала… А меня вдруг та-ак, мужики, к себе… в Грязовцы потянуло… Такая на меня тоска зеленая… А все из-за таких вот… любаш. Из-за них все несчастья.
ВАЛЕНТИН. Ну, раз так… Ежели из-за любаш… Ты на меня не дуйся, Митенька. Я ведь про любаш… сейчас первый раз от тебя слышу.
МИТЯЙ. Тебя, Эрихович, кстати,  это тоже касается.
ВАЛЕНТИН. Чего?
МИТЯЙ. Сейчас вот высунешься  за ворота… А эти… любаши… на тебя так всей стаей вороньей… хапужьей и налетят…
ВАЛЕНТИН. Зачем?
МИТЯЙ.  За тем, что мужик-то ты еще хоть куда.
ВАЛЕНТИН ( смущенно опускает глаза). Ну, так уж!
МИТЯЙ. Что в тебе самое привлекательное? Ты в курсе?
ВАЛЕНТИН. Что?
МИТЯЙ. Денежки… Мани-мани… Тебе ж за двадцать-то пять-то лет ударного коммунистического труда денежки какие-то на руки выдадут?  Не все ж на конфеты в лавочке нашей  потратил.
ВАЛЕНТИН Да. Батюшко мне тоже про то говорил.
МИТЯЙ. Во-во! А у  любаш наших  с мужиками, да еще при деньгах,  сейчас полный кирдык.
ДЖУЗЕППЕ. Кирдык? Что такое «кирдык»?
МИТЯЙ. Хана… Так понятнее?
ВАЛЕНТИН. А как они про то узнают?.. Ну, что у меня...
МИТЯЙ. Очень просто. Они такие. Про все сразу узнаЮт. Кто, куда, с чем. У них тут целая агентурная сеть налажена. Мама не горюй!
ДЖУЗЕППЕ. О madre de Dio!  (Валентину.) Да не слушайте вы его. Закройте  уши. Stronzo!.. Совсем запугаешь бедного человека.
МИТЯЙ. От стронца слышу!.. Опять материшься? До чего ж тут у нас иностранцы распускаются!..  И не запугиваю я, Джузеппе Верди.  Как жизнь прожить учу… А вот тебя, видать, жизнь тоже ничему не научила.  Ты ведь, вроде бы, тоже из-под этой самой... типа любаши. Из-за нее ж  погорел.

Джузеппе оставляет вызов Митяя без ответа.

МИТЯЙ. То-то и оно-то! Так что помалкивал бы уж. Кабальеро… Начальство идет. Всем приготовиться.

Справа возвращается бригадир. С ним  небольшой обернутый в вощеную бумагу сверток.

МИТЯЙ (прикладывая руку к голове). Товарищ командир, за время вашего отсутствия…
БРИГАДИР. Вольно… Что-то маловато вас. Я ожидал большего. Где остальной народ?
МИТЯЙ. Батя с новеньким на какое-то боевое заданье пошли…
БРИГАДИР. Артура Ованесовича что-то не вижу.
МИТЯЙ. Артур Ованесович, я так понимаю,  специального приглашенья дожидается.
ВАЛЕНТИН (принюхиваясь к лежащему на столе свертку). Вкусненькое чего-то…
ДЖУЗЕППЕ. Компатриоты к нему, signore бригадир, я видел, зашли. Всей честной компанией. Шумели.  О чем-то сильно базарили.
МИТЯЙ. А, может, командир, без Ованесовича обойдемся? На фиг он нам тут? Все равно от него ни одного нормального слова не дождешься. Будет нам тут настроенье портить.
БРИГАДИР. Он хоть в курсе, что у нас сегодня торжество?
ДЖУЗЕППЕ. А как же! Я его ввел в курс. Мол: «Провожаем товарища».
МИТЯЙ. Не товарищ он нам, товарищ командир. Тамбовский волчара ему товарищ. Вот увидите, он нам всем тут глотки перегрызет.
БРИГАДИР (к этому моменту снял с себя телогрейку, оставил на крючке вешалки. На нем сейчас отлично сидящий  на нем, выглядящий явно не по по-зэковски мундирчик из темно-синего сукна, с накладными карманами.  К Митяю). А ну прекратить!..   Взрослый мужик… Здоровый как бык. Хилого очкарика испугался.
МИТЯЙ. С бородой, как у Карабаса-Барабаса…
БРИГАДИР. Вырастил бы и ты себе бороду… (К Джузеппе.)  Вы-то хоть его не боитесь…
ДЖУЗЕППЕ. Ни-ни! У нас с ним полный ажур.
МИТЯЙ. О-ба-на! Ёжикова малина! Джузеппушка… Какие секреты про тебя узнаем!

Джузеппе, смутившись, смотрит на бригадира. Видимо, желая, чтобы тот ему объяснил, какую он совершил оплошность.

БРИГАДИР. Высоко ценю, Джузеппе, ваше стремление досконально изучить русский язык… со всеми его, так сказать, нюансами,  но советую впредь быть крайне осторожным. Можете вляпаться.
ДЖУЗЕППЕ (видимо, догадавшись). Signor бригадир… Madre di Dio… Клянусь. Ни-ни! Ни сном, ни духом.
БРИГАДИР. Не в службу, а в дружбу… Сходите. Передайте нашему…
МИТЯЙ. Шакалу. 
БРИГАДИР. Что мы его ждем (К Митяю.) А ты займись лучше полезным делом. Понимаешь, о чем речь?
МИТЯЙ. Так точно,  товарищ командир! Приказ понял. Приступаю к исполненью.

Джузеппе уходит влево.

ВАЛЕНТИН (поймав на себе взгляд бригадира). А я Нюшку нашу молоком напоил. Настоящим. Мне столовские подарили. Попила и заснула… Нюшка-то. Вот что значит настоящее! Попила  и заснула.
БРИГАДИР. Давайте-ка (берет Валентина  под руку.)  Пока без чужих ушей…  Сядем и,  как говорится, посидим рядком, да потолкуем ладком.

Бригадир и  Валентин  садятся на диван. Митяй в это же время хозяйничает на кухне. Наполняет большую эмалированную кастрюлю водой из-под крана. Вода течет тощей струйкой. На то, чтобы заполнить большого объема кастрюлю у него уйдет не меньше пяти минут.  Достаточно, чтобы бригадир и Валентин поговорили спокойно, не отвлекаясь.

БРИГАДИР.  Ну вот, Валентин, вроде как, и пришло время, о котором вы годами мечтали... Со многим столкнуться пришлось. Во что-то, возможно, и я был замешан.  О плохом не будем, а хорошее вы и без меня помните.   Не обессудьте,  если… за то время, как наши пути-дороги пересеклись…  мог вас за что-то поругать… наказать…
ВАЛЕНТИН. Да ладно, гражданин начальник Я уж и не помню, когда б вы меня за что-то наказывали…
БРИГАДИР. Куда вам дальше, после того, как освободитесь? Вас уже должны были поставить в известность.
ВАЛЕНТИН. Да. К себе. В поселение.  Красные Горы. Поселение так называется.  Лужского района Ленинградской области.
БРИГАДИР. Только не «поселение»… Отвыкайте… «Деревня. Село». Только не «поселение»… Кто-то вас  встретит?
ВАЛЕНТИН. Так кому? Брат был. Помладше. И сестра. Но мы  с ними никогда не переписывались.  Как-то… тому уж лет пять… написал, мне не ответили. Больше не стал… Так ведь все правильно. Кто ж с таким как я захочет родниться? Я на них обиды не держу…  А еще мне батюшко… на всякий случай… адресочек один дал.
БРИГАДИР. Что, что? Что еще за адресочек?
ВАЛЕНТИН. Вроде, таких же, как он… Подзапретных.   Кто только в настоящего Бога верует. А не в антихриста. Батюшко говорит, если узнают, что я от него, по его наущенью пришел, - точно  не прогонят. Они вроде крепко друг за дружку. Никого в обиду не дают.
БРИГАДИР. Ну, что за бред! Батюшка, батюшка!.. Где он у тебя? Этот его адресок.
ВАЛЕНТИН (пальцем себе в голову).  Велел запомнить, как «Отче наш». Чтобы без бумажки.
БРИГАДИР. Верно говорят: «Старый, что малый».
ВАЛЕНТИН. Да  что, гражданин начальник? Что тут не так?
БРИГАДИР. Запомните… Зарубите  себе  на носу. Никогда… никому…даже вскользь   про этот адресок. Даже своим родственникам, если найдутся. Не говоря уже про таких посторонних, как я.
ВАЛЕНТИН. Но вы же свой! Почти как родной.
БРИГАДИР. Вы человек страшно наивный, доверчивый, без опыта нормальной жизни. В нормальной жизни люди должны остерегаться друг друга. Следить за каждым шагом, словом. А иначе у тех же, кому вас батюшка рекомендует, могут возникнуть большие неприятности… Я вот дам ему хорошую взбучку. 
ВАЛЕНТИН. Вы только сильно-то его не наказывайте!  Он мне добра хочет.
МИТЯЙ. Алё, командир! Ну, у меня, вроде, все на мази. Пробу брать будем?
БРИГАДИР (пропустив предложение Митяя мимо ушей). Может, у вас лично ко мне еще какие-то вопросы есть?..  Спрашивайте. На что-то отвечу, на что-то, возможно, нет.

Валентин задумался. Молчит.

БРИГАДИР. Нет вопросов?
ВАЛЕНТИН. Есть! Один (Стараясь говорить, как можно тише.) Вот батюшко говорит, вы будто в Бога не веруете…. Это так?
БРИГАДИР. Хм… Ну, если батюшка так говорит… И что?.. Вас-то  отчего это волнует, верую я или не верую? По-моему, вам от этого должно быть ни жарко, ни холодно.
ВАЛЕНТИН. А так можно?
БРИГАДИР. Можно ли не веровать в Бога? Конечно! А кто может запретить? Сейчас безопаснее  не веровать, чем веровать. Проблем меньше. Да вы сами себя вспомните. Пока судьба не свела вас с батюшкой. Вы ведь тоже не веровали. И что? Муки какие-то особенные от этого испытывали? Места себе не находили?.. Ничего. Он же вам мозги засорил.
ВАЛЕНТИН. Нет, я веровал. Я всегда веровал. Только про то не знал. То есть знал, но забыл. А как он начал мне все по порядку… как все началось, как потом все сталось…  так передо мной сразу все и вспомнилось!
БРИГАДИР (с  иронией). И что? Лучше от этого стало?
ВАЛЕНТИН. Еще и как лучше-то!
БРИГАДИР (обдумав). Ладно… Хорошо… Вам, как говорится, виднее. Не станем об этом. Что же касается этого адреска… Может, батюшка и хорошо сделал… Эти люди, те, кто предпочитают так называемую катакомбную церковь… Они, как первые христиане, это верно, обычно держатся общиной. Мне со многими из них пришлось. Разные среди них тоже попадались. И нормальные  и не очень. Но если они примут вас в свою семью, это позволит вам удержаться на плаву. Хотя бы на какое-то время… При этом не могу удержаться, чтобы вас не предостеречь… Не рассчитывайте, что с волей  перед вами все откроется… Молочные реки, кисельные берега… Конечно, жизнь на воле несколько отличается от той, что здесь. Но только в мелочах. А по сути … Вся разница  только в том,  что на воле двери запираются изнутри, а в неволе - снаружи.

Слева в помещение входит Джузеппе.  Почти одновременно справа возвращаются отец Виссарион и Молодой.

ДЖУЗЕППЕ. Все! Передал.  Скоро будет. Только с компатриотами  попрощается. У них там какая-то терка.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Морож. На улице-то. Днем-то уже и капель, я подумал: «Вот  и вешна-крашна!» Рано пташечка жапела. На градушнике почти дешять морожа. (К Валентину) Ну, что? Как там наша горе-роженица?
ВАЛЕНТИН. Пока все тоже. Молока до пуза напилась. Вроде как заснула.

Отец Виссарион,  а вслед за ним и Валентин, их очевидно больше всего сейчас волнует, как себя чувствует кошка,  проходят в комнату. На диване остается задумавшийся о чем-то бригадир.

МОЛОДОЙ (какое-то время не решается, наконец, обращается к бригадиру). Извините… Можно я с вопросом?
БРИГАДИР (неприветливо). Если считаешь нужным…
МОЛОДОЙ. Мне и дальше придется работать на грунтовке?
БРИГАДИР. Тебя это не устраивает?
МОЛОДОЙ. Да, от того что,  я в какой-то мере аллергик. Забыл вас  об этом предупредить, но в моей медкарте…
БРИГАДИР. И что?
МОЛОДОЙ. От запаха красок у меня начинается  головокружение…
БРИГАДИР. Сочувствую… Но пока ничем помочь не могу.
МОЛОДОЙ. Пусть и дальше кружится?
БРИГАДИР. С грунтовки в нашей бригаде начинают все. Операция, требующая наименьшей квалификации. Если б ты сказал мне, что ты классный, допустим, раскройщик, сверлильщик, облицовщик, сборщик, наконец, я бы, конечно,  же, не задумываясь, поставил тебя на другую работу. Но ты же ничего, кроме, как писать прокламации и расклеивать их по стенам общественных туалетов, кажется, не можешь. Не обучен.
МОЛОДОЙ. Откуда у вас такое обо мне? Я не писал никаких прокламаций и не расклеивал. Тем  более в общественных туалетах. Вы просто отчего-то ненавидите меня…
БРИГАДИР. Ты, вроде бы, на лесопилке до нас работал. Там кроме запаха опилок тебя, как аллергика, как будто ничего не должно было беспокоить…
МОЛОДОЙ. Там слишком большая нагрузка.  Я к этому не привык. Пару раз едва не покалечился сам и не покалечил других. 
БРИГАДИР. И попросился куда-нибудь полегче. Твое пожелание было выполнено. Смотри, как гуманно обращаются с тобой! Возятся как с писаной торбой.  Но у нас тоже, как видишь, далеко не курорт. Свои сложности. Куда от нас ты еще попросишься и где то теплое и мягкое местечко, где ты сможешь пересидеть  остаток своего срока?
МОЛОДОЙ. За что вы меня вдруг так возненавидели? Что я, лично, для вас такого сделал?
БРИГАДИР. Возненавидел? Эка куда хватил! Ты не барышня-смолянка.  Это говорит в тебе твоя мнительность. Пока слишком мало тебя знаю, чтобы делать какие-то однозначные выводы. Я к тебе приглядываюсь. Но если ты хочешь, чтобы тебя полюбили… Мой тебе совет… Не как от бригадира, а как от человека Поменьше занимайся самим собой. Побольше внимания на других.  Трудись добросовестно. С полной отдачей. На любом порученном тебе месте. Как бы трудно тебе, может, не было. Умей преодолевать. Это тебя закалит и раньше-позже все расставит по  своим местам. Но  не ищи, не вынюхивай к себе  каких-то смягчений, поблажек. С чего вдруг? Чем ты лучше нас… всех… остальных? Мы все –так или иначе – преступили закон и отбываем за это соответствующее наказание…  Хотя твою аллергию… все же обещаю - учту. Возможно, придется какое-то время поработать с респиратором. Мы вместе сходим, подберем для тебя. Другого выхода я пока не вижу… Что-нибудь еще?
МОЛОДОЙ. Д-да. Про спецовку…
БРИГАДИР. Я же, помнится, тебе сказал.  Не услышал? Вернется из больнички кладовщик,  – подберем тебе другую спецовку. По твоим размерам. Пока поработай в этой… Все?
МОЛОДОЙ. Вы мне ничего об этом не говорили…
БРИГАДИР. Тогда сейчас говорю… Все?

Молодой, судя по выражению лица, оставшийся не очень довольным тем, чего ему удалось добиться от бригадира, проходит в комнату. Видимо,  выжидавший удобного момента Джузеппе подходит к бригадиру со стулом,  садится на стул напротив бригадира.

БРИГАДИР (заметно приветливее, чем было в случае с Молодым, даже слегка с улыбкой). Тоже хотите на что-то или кого-то пожаловаться?
ДЖУЗЕППЕ. No! No!  Меня тут все устраивает. Не жизнь, а ёжикова малина. Просто… Показалось… вы как будто приуныли. Захотелось вас утешить.
БРИГАДИР (улыбнувшись еще больше). Я готов. Утешайте.
ДЖУЗЕППЕ.  Не горюйте, exccellenza.   Будет и на нашей улице когда-нибудь праздник.
БРИГАДИР. «Когда-нибудь». Это верно. Но праздник ли?
ДЖУЗЕППЕ. А разве не так?
БРИГАДИР. «Ит дипендс». Как выражаются англичане.
ДЖУЗЕППЕ. Не буду говорить про вас, но у меня точно будет праздник. Да еще какой!
БРИГАДИР. Расскажите.
ДЖУЗЕППЕ. С превеликим удовольствием, signor бригадир! Весь наш маленький городок сбежится. И старые и молодые Кошки, собаки. Музыка. Угощенья. Танцы, пляски до утра. Пиротехника… Словом, событие… А вы, простите,  из какого городка?
БРИГАДИР. Мой городок, Джузеппе… Если вы до сих пор этого не знали… Москва.
ДЖУЗЕППЕ. Большой городок.
БРИГАДИР. Мда… Большой. Лучше б, как у вас.

Слева входит Артур. Вошел и стал у дверного проема, как будто не  уверенный, что ему сулит это помещение и какое в нем место предназначено лично для него. Бригадир заметил его появление, одним глазом за ним наблюдает, не забывая при этом о Джузеппе.

ДЖУЗЕППЕ. Самое главное, signor бригадир, чтобы вас жена, сын под конец встретили. Чтобы вы обнялись. Они же, я знаю, вас не забывают. Пишут. Ждут вас. Вот и будет вам праздник. Остальное уже … вроде танцев, пиротехники… merda… Это уже пустяки.
БРИГАДИР (положил руку на плечо Джузеппе, какое-то время ее на плече подержал, только после этого поднялся с дивана. Подходит к  комнате и тем, невидимым, кто сейчас там находится). Поспешайте. Мы вас ждем (К Артуру.)  Вас ведь  предупредили, какое у нас тут мероприятие.

Артур отвечает нервной и довольно длинной фразой на армянском.

БРИГАДИР. Окей.  Теперь то же самое только на русском… пожалуйста.
АРТУР. Да.
БРИГАДИР. Какие-то новые неприятности с твоими близкими? Все живы, здоровы?

Артур отвечает такой же нервной, быстрой фразой на армянском.

БРИГАДИР (гневно). На русском! Мать твою.
АРТУР (ни одна жилка на его заросшем черным волосом лице, кажется, не дрогнула). Нет.
БРИГАДИР (помедлив, видимо, сдерживаясь, чтобы опять не закричать).  Вот твое место… Садись….
МИТЯЙ. Командир! С чего начнем? С цейлонского ? С грузинского?.. Первый сорт.
БРИГАДИР (на только что появившегося в помещении  Валентина). Вот кто сегодня нас угощает. Он у нас виновник торжества. Кто угощает, тот и заказывает музыку.
МИТЯЙ (Валентину). Эй! Виновник! С чего начнем? С цейлонского или грузинского? Тебе решать.
ВАЛЕНТИН (привычно засмущавшись). Не знаю… Как все.

Из комнаты выходит Молодой. Стоит, неуверенный, очевидно, не зная, какое место за столом ему предпочтительнее занять.

ДЖУЗЕППЕ (садясь за стол).  Спросили б меня, я бы, не задумываясь, ответил: «Вначале Grappa. И никаких гвоздей!»

Молодой, наконец, делает выбор, садится на стул по соседству с Джузеппе.

ВАЛЕНТИН (к Джузеппе). Как ты сказал? Грапа? А что это?
ДЖУЗЕППЕ. О! Жить, не зная  при этом, что такое «Grappa». Лучше б не рожаться совсем.  Кто-нибудь знает?
МОЛОДОЙ (неуверенно). Сорт вина.
ДЖУЗЕППЕ. Браво!!  (Берет в руки мандолину) Брависсимо! (К Молодому). Пробовал когда-нибудь?
МОЛОДОЙ. Да. Немножко.
ДЖУЗЕППЕ. Понравилось?
МОЛОДОЙ. Относительно.
ДЖУЗЕППЕ. Значит, ты пил не «Grappa». Какой-то falso. Позвольте…  (берет в руки мандолину) я немного поподробнее. (Начинает наигрывать какую-то мелодию.)  Grappa это… Яркое солнце круглый год… Нежный… как будто тебя касается  пальцами любимая женщина… ветерок с моря… Горы… Оливковые рощи… Деревни… Стада коз… С длинными бородами…  Campanellino… (Видимо, пытается вспомнить, как это слово будет на русском.)  Колокольчиками! Барашки… Бе-е-е-е… Бабушка… Nonna… С вот такими… чуть ли не до… (показывает на поясницу)…  petto..
МИТЯЙ. Сиськами.
ДЖУЗЕППЕ. Соседская девушка… Rosalba… У нее круглый год  черные от загара длинные-длинные, как у цапли,  ноги… Grappa, miei cari,  это жизнь… любовь… надежда… Felicita, наконец.
ВАЛЕНТИН. А  что это?
БРИГАДИР (направляясь в этот момент  в сторону комнаты). Если не ошибаюсь,  фелисита это «счастье».
ДЖУЗЕППЕ. Верно! Верно, signor бригадир! Счастье. Beata Vergine!
БРИГАДИР (заглянув в комнату). Отец!.. Теперь вас ждем! Вы один неохваченным остались.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (его голос). Иду, родной!
ДЖУЗЕППЕ. Ну, теперь-то, синьоры зэка, вы представляете,  что такое Grappa?
МИТЯЙ. Драпа-драпа. Далась тебе, Джузепушка, эта драпа. Да, драпали вы хорошо. Мне батя про войну рассказывал. Как он с итальяшками… Бегали от нас. Только пятки сверкали. Ты как хочешь, а мы все равно начнем с грузинского (Берет со стола осьмушку чая, надрывает, ссыпает ее содержимое в только что снятую с электроплитки вскипевшую воду в кастрюле.)  Сейчас… Будет  у нас свое драпа… А тебе, Джузепушка, меньше надо было за юбками наших стервоз ухлестывать, они же все на жалованье у гэбэ. Пил бы сейчас свое драпа  в своей роще, по которой бегают стада коз. И было б тебе полное итальянское фелисито!
БРИГАДИР (Митяю). Занимайся-ка лучше  своим делом и поменьше отвлекайся. Время поджимает… (К выходящему из комнаты отцу Виссариону.)  У нас, помнится, были какие-то тарелки… побольше этих. Или даже лучше поднос.

Отец Виссарион проходит к тумбочке, отворяет дверцы. В это же время бригадир неторопливо развязывает бечевку на принесенном им свертке.

ВАЛЕНТИН (жадно наблюдает за бригадиром. Когда тот развяжет бечевку и  глазам предстанет содержимое свертка, так словно не верит своим глазам). Ух ты! Маменьки мои родные! Неужто пироги! Да неужто настоящие?   
ОТЕЦ ВИССАРИОН (подходит к столу с только что извлеченным им из тумбочки жестяным подносом). Пироги, пироги, родной… (К бригадиру.) Большое дело, Евграфыч… Как это тебе? 
ВАЛЕНТИН. Да сколько ж их тут!.. И начинка как будто разная.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. У дядюшки Якова товара вшякого.

Митяй в это же время зачерпывает черпаком из кастрюли приготовленный им чифир, осторожно переливает в полулитровую закопченную кружку.

БРИГАДИР. Все… Конец всем хождениям, разговорам (К Джузеппе, он в этот момент трогает одну из струн мандолины.)  Вас, уважаемый синьор, это тоже касается… (Джузеппе спешит оставить мандолину в покое.)  Ну, что ж…
 
Митяй, придерживая рукавицами наполненную горячим чифирем кружку, на цыпочках, как будто боясь спугнуть задумавшегося бригадира,  подходит к столу, ставит кружку на середину стола, также на цыпочках возвращается на кухню, оставляет там рукавицу, забирает табуретку, возвращается к столу.

БРИГАДИР. Все? Хожденье закончилось?
МИТЯЙ. Так точно, товарищ командир!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Дверь бы… ш улицы жапереть. Шпокойнее будет.
БРИГАДИР. Уже… А теперь… Внимание… Сегодня наш маленький коллектив отмечает большое событие. Мы отправляем  на Большую землю нашего… товарища… Он родился в трудное предвоенное время. А дальше еще трудней… Ему не было еще и одиннадцати, когда на нашу землю пришел жестокий враг… Не только жестокий, но и коварный. Наш товарищ вместе со всеми… домом, односельчанами… оказался под немцем… Так уж получилось, что рядом с ним не оказалось никого, кто мог бы ему помочь… растолковать… Или, как любит выражаться наш… (Глядя при этом на отца Виссариона)… «окропить живой водой Истины»… Ему было тринадцать, когда  оккупанты посчитали его  своим, таким же арийцем, как и они. Пошили и надели на него немецкую военную форму, дали подержанную кобуру с незаряженным  шмайсером. Он стал для них кем-то вроде сына полка. Он же все это охотно принял. Ничто в нем не вздрогнуло, не возмутилось. Он даже этим очень гордился… Форсил перед своими односельчанами… Даже кого-то из них своим незаряженным шмайсером пугал ( Обращаясь к сидящему со склоненной головой Валентину.)  Пугали? (Валентин кивает повинной головой.) Потом ему это очень больно аукнулось… Ему не было  семнадцати, когда врага изгнали, бросив своего сына полка на произвол судьбы. Ну, а дальше… те  же односельчане… отомстили ему по полной… Подытоживаю.  Да, наш товарищ совершил тяжкое преступленье, предал своих,  уподобился оккупантам, пошел в услужение к врагу, и даже его малолетний возраст не смог стать ему оправданием, но… Он отбыл свое наказанье. Гигантский срок. Четверть века. Его не пожалели. Дали за шмайсер с избытком. Не скостили ни года. Он оказался отрезанным от Большой земли еще совсем подростком, возвращается взрослым… и, к сожалению, не совсем здоровым сорокатрехлетним  мужчиной. Давно осознавшим и своим честным трудом сполна искупившим  свою почти детскую вину… Перед ним послезавтра откроются ворота и он ступит в другую жизнь… Или, точнее, не «другую», а ту, в которой он уже начал. Вернется на свободу… На волю… В жизнь, которая когда-то уже не потрафила ему… Боюсь, ему и сейчас будет очень непросто.  Так пожелаем же ему удачи… И чтобы он встретил в новой жизни как можно больше хороших добрых и надежных товарищей. Примерно таких же как мы (Дотягивается рукою до стоящей посреди стола наполненной чифирем кружки, берет и вручает ее  Валентину.)

 ОТЕЦ ВИССАРИОН. Правильно, Евграфыч! Шправедливо. Шегодня Валентинин день. Ему и пенки шнимать.

И пошла, пошла, пошла гулять кружка по кругу, постепенно пустея. Когда опустеет до какого-то критического уровня, Митяй наполнит ее сызнова. И вновь пустит по кругу. Но до этого еще надо дожить.  Похоже, судя по реакции пьющих, чифир  Митяю удался.  Только Молодой не сдержался и чуточку поморщился сразу после глотка, но это и понятно: он чифиряет впервые. Его реакция не осталась незамеченной, кое-кто улыбнулся, но словесно  никто не  прокомментировал.

МИТЯЙ (после того, как кружка побывает у него, а потом перекочует к  соседу). Слушай, Эрихович! А ты каким макаром  собираешься к своим-то?
ВАЛЕНТИН. На поезде.
МИТЯЙ. Понятно, что не в карете.  Маршрут какой?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Череж Мошкву-матушку, родной, он поедет. Череж Мошкву шорокоглавую. Короче дороги у него нет. Или… (К Молодому) Или ешть? Вшпомни, тебя каким путем, родной, шуда доштавляли?
МОЛОДОЙ. Мы не видели. Нас в крытом вагоне везли. Остановки не объявляли. В Горьком высадили. Там пересылка. Два дня подержали, потом опять в вагон и  дальше.
БРИГАДИР (Валентину).  Вам, Валентин, вначале надо будет до станции Потьма на автобусе. На Ленинград прямой поезд есть, но почти сутки придется сидеть на вокзале. Лучше взять билет на поезд, что идет на Москву. С вами за компанию  еще будут освобождаться. Я знаю, из прибалтов.   Держитесь их.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да. Латинянину срок тоже подошел. Кшёнж. Отец Пятраш. Хороший человек. Крепко жа швою веру штоит. Шкала. Мы ш ним не раж… Чуть ли не до мордобою дело доходило. Он тебя, Валентин,  не брошит, прямо до Питера доштавит. Дальше придеца шамому.
МИТЯЙ. Будешь в Москве – в мавзолей обязательно сходи.
ВАЛЕНТИН. А что такое «мавзолей»?
МИТЯЙ. Эх! Голова садовая. Не знаешь даже, что такое мавзолей? Ты хоть, кто такой Ленин, знаешь?
ВАЛЕНТИН Конечно! Про Ленина-то  я все знаю.
МИТЯЙ. Ну, тогда давай. Просвети нас.

Валентин  затрудняется с ответом.

МИТЯЙ (торжествуя). А! Ну вот!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да что ты приштал к человеку шо швоим, прошти меня Гошподи, этим шамым… кровопийцем? Ждалша он тебе!.. (Энергично крестится.) Швят, швят, швят…   
ДЖУЗЕППЕ. Был я в мавзолее. Часа два под дождем простоял.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. В храм бы лучше жашел…
ДЖУЗЕППЕ. Закрыто было… И очередь бы потерял.
МИТЯЙ. Слушай, так это ты что ли Владимиру Ильичу свои пароли-явки передавал? То-то он, наверное, удивился! Подумал: «Мать моя! Дожил. Опять по конспиративным квартирам шастать. Морока».
ДЖУЗЕППЕ. Ну… Словом… Что сказать? Посмотрел я на него… Terriblemente… Жуть… Я вообще с пеленок  боюсь мертвецов.
МИТЯЙ. Ну, не скажи, Джузепушка. Это Владимир Ильич-то  мертвец?! Да он живее… (Ловит на себе недовольный взгляд бригадира, осекается). Я в смысле (угасающим голосом)… живее всех живых.
ВАЛЕНТИН. Вспомнил! Он после революции был у нас самым главным гражданином начальником. После него Сталин. У Сталина  усы… вот такие.
МИТЯЙ. А кто сейчас? Знаешь.
ВАЛЕНТИН. Ну, ты уж, Дмитрий, совсем дураком-то меня не считай… Брежнев. Леонид Ильич. Генеральный секретарь.
МИТЯЙ. Молодец! Пятерка. Садись.
ДЖУЗЕППЕ. Да! Пока не забыл… (Достает из кармашка брюк листок бумаги.) Специально для тебя… (протягивает листок Валентину)  навалял. Возьми-ка… Может, и пригодится.
ВАЛЕНТИН. Что там?
ДЖУЗЕППЕ. Адресок мой. Где родные мои живут.  Может… когда-нибудь… каким-нибудь… как это?.. шальным  ветром в наши края занесет.

Валентин нерешительно смотрит на бригадира, тот поощрительно кивает головой. Только после этого Валентин решается взять листок.

БРИГАДИР. Вы чудак, Джузеппе. Искренне верите, что какой-то шальной ветер может занести простого человека дальше нашей любимой границы?   
ДЖУЗЕППЕ. Signor бригадир, я искренне вам верю. «Граница на замке». С этим никто и не спорит. Бывают, конечно (глядя на Митяя) и…кирдыки, но это, скорее, исключение. Которое подтверждает правило. Но я еще не перестал верить в чудо.  Взять хотя бы, что случилось со мной. Мог ли я подумать, когда ехал в вашу страну чудес  за русской невестой, что вместо невесты за колючку попаду? Но ведь…случилось же! (Пожалуй, все остальные, кроме не знающего подноготной Джузеппе Молодого и по-прежнему угрюмого необщительного Артура не могут сдержать улыбку.) Почему бы и другому чуду не случиться? Почему бы Валентину когда-нибудь не заглянуть ко мне в дом?.. Он, кстати, даже на ночь не запирается. От того, что у нас…там, где я живу…  воров никогда… даже в помине…  не было. Только ставни на окнах. И то, скорее, не от воров, а от мух.
МИТЯЙ. Наверное, от того одни ставни, что у вас и своровать-то фактически нечего.
ДЖУЗЗЕПЕ. У нас?! Нечего своровать?! Мы что, по твоему? Shantrapa?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Мы вот, помню, когда я еще вот под такой же штол пешком ходил,  тоже в маленьком городке жили. И тоже не жапиралиш. Хотя и не у тебя это дело было, не  в Италии. Коштромшкая губерния. Но, правда, это еще до того, как антихришт к нам вшем в дома беж шпрошу ворвалша. Теперь-то, ежели жить хочешь - обяжательно надо  жапираца. От греха подальше.
ДЖУЗЕППЕ (замечает, что Валентин силится разобраться, что написано  на бумажке). Что-то непонятно?
ВАЛЕНТИН. Да ты тут… не по-русски. Каракули какие-то. Ничего не разобрать.
ДЖУЗЕППЕ (отбирает бумажку).   Слушай (Читает.) Контрада Ротта,  Уффицио Постале… Номер… Почтовое отделенье… Риццикони, Реджио-Калабрия, Италия. Signora Gabriela Cavalli… Это моя матушка. Ты ее сразу узнаешь. Я ее вылитая копия. Ей сейчас за семьдесят. Отец… (запнулся)… Не стало  пару лет назад. Меня не дождался. А так хотел!.. А кроме матушки ты еще встретишь там Витторию… Моя старшая сестра. Ей уже тоже под пятьдесят, но еще не замужем… Кстати, может,  и понравитесь друг другу. Средняя сестра… Виолетта… Развелась с мужем, они в Вероне жили, но там не задержалась, вернулась. Уже одна. Пару детишек с собой привезла.  Но у нее всегда нервы… Как это? На взводе. Я про среднюю.  Тебе лучше с ней не связываться. Еще младшая.  Доминика. Но она очень капризная. Наряжаться любит. Ты ей никак, если даже  тебе очень понравится, не подойдешь.   
ВАЛЕНТИН Да, но… Я ведь… если на твоей… старшей сестре женюсь… У ней от меня детей ведь не будет. Я ведь болен… У меня ведь щитовидка… Гормоны.   
ДЖУЗЕППЕ. Ежикова малина! Это ведь только здесь у тебя гормоны! К нам в Реджио-Калабрию, даст Господь милостивый,  переберешься, тут же сразу…  все гормоны.. Фьить!.. Как не бывало.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (приунывшему Валентину). Даже ешли и не будет… Детишек в шмышле…  Не такая уж и беда бедовая.  Можно ведь и беж них. Дети, конечно, дело божеское, шлов нет, но  шемья… ежели это, конечно, наштоящая божешкая шемья, а не иждевательштво какое-то…  она не только на детишках. Главное, штобы мир в шемье был. Между шупругом и шупружницей. Мир и шоглашие. А дети это уже как шоколадка. Вкушно, но можно и беж нее.
ВАЛЕНТИН. Мир и согласие у нас точно будут! За это я ручаюсь!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну и ш Богом!.. Шохрани, родной, шохрани у шебя эту бумажку. Шмех шмехом, а, может, и впрямь… Джузеппе правильно говорит: чудеш каких только на швете не бывает!
МИТЯЙ. Ну, да. Теперь ему только осталось в Италию прошвырнуться. И жизнь пойдет как по писаному. Не слушай, Эрихович, никого. И в сказки эти не верь. Поезжай в свою дерёвню-матушку. В лапти переобуйся. На доярке какой-нибудь вдовой женись. У которой мужик от пьянок сдох. Ты же не пьешь. Так за тебя любая. В очередь друг за дружкой станут. Будет тебя молоком поить от пуза. Своим. Настоящим. И заживешь.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Тоже вариант (Митяю.)  Ведь работает же иногда…
МИТЯЙ. Не «иногда», батя, а «всегда». Только я ее, головы, стесняюсь. От того редко ею и пользуюсь.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Нет, ты не дурак. Бешпокойный ты элемент, Дмитрий. И вше  беды твои от того, что шильцем тебя вшу дорогу в одно хорошо ижвештное мешто…
БРИГАДИР. Жаль… Дмитрий Афанасьич… что ты головы своей так стесняешься. Не стеснялся б,  смотришь, и стольких бы глупостей за свою жизнь не натворил.
МИТЯЙ. Не вопрос, командир. Но тут есть еще одно. «Чертом» называется. У других, посмотришь, черт как черт. А у меня он какой-то…чертовский. То и дело по ходу подводит…
ОТЕЦ ВИССАРИОН (заметив, что Валентин последние минуты энергично принюхивался). Что, родной?
ВАЛЕНТИН. Будто дымком…пахнуло. А вам не пахнется?
БРИГАДИР (также понюхав, к Артуру). Ты, когда уходил, вьюшку у себя закрыть не забыл?
АРТУР (помедлив). Да.
БРИГАДИР. «Да» что?

Артур встает из-за стола, уходит быстрым шагом влево.

МИТЯЙ (выждав, когда затихнут шаги Артура). Во гад!.. «Да» - «Нет». Больше других слов как будто не знает. Еще хорошо, у Эриховича нюх как у гончей… Вот увидите, он нас когда-нибудь или подожжет или газом отравит.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не нагоняй, Дмитрий.
МИТЯЙ. Слушай, командир,  от беды подальше. Сплавил бы ты его куда-нибудь. Тебя все уважают. Поговори. Может, в тот же лако-красочный. Там все его кореша. Вот и будут все заодно травиться. Красота!
БРИГАДИР. Прекрати… Допрыгаешься, я тебя куда-нибудь сплавлю (Заметив, что Молодой, слева от которого до сих пор сидел Артур, из-за того, что он отсутствует, хочет передать кружку сидящему дальше Джузеппе). Оставь… Поставь на стол… Не будем нарушать традицию…  Подождем.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да-да!  К тому же еще и примета плохая (Бригадиру.) Проветрица  б  не помешало. Жаодно поглядеть, как там… наша.
БРИГАДИР. Сидите. Проветрю и погляжу.

Бригадир встает из-за стола, исчезает в комнате. Несколько напряженное ожидание, когда вернутся Артур и бригадир. Отчетливо прозвучавшие в тишине, транслируемые радиоточкой «пи-пи-пи».

МОЛОДОЙ (решается прервать затянувшееся молчание).  А… кто-нибудь может  мне сказать?.. За что его?.. В смысле: Артура. За что его осудили?

Молодого как будто не услышали. Никто не откликнулся на его вопрос.

МОЛОДОЙ (чуть с вызовом). Тайна?
ДЖУЗЕППЕ. Да никакой тайны, signore. Просто считается нехорошо про других, пока их самих нет, трындеть. А за что…  Он всего лишь сын своей madre. Точнее, матери.
МОЛОДОЙ. И что?
ДЖУЗЕППЕ. Трагедия, как у Шекспира. Он на химии был. И в это же время узнает, что его мать при смерти. Он к большому начальству, чтоб его отпустили. Повидаться, пока она не умерла. Те - ни в какую! Тогда он решается самоволкой. Не тут-то было! В поезде его прихватили. Вернулся в железных доспехах. Это, кажется, у вас называется «наручники».
МОЛОДОЙ. «На химии» это что?
МИТЯЙ. «На химии» это… Вот будешь если стучать на нас, тогда и тебе, может, повезет. Тоже попадешь на химию.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Там режим, родной, помягче. Почти как вольные. Только отмечаца каждый вечер.
МИТЯЙ. А как побег ему посчитали, то и  припаяли еще сколько-то. К нам досиживать привезли. От того и на нас, на всех русских,  озлобился. Будто это мы кругом во всем виноватые
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Не на вшех. На тебя.  От того, что вьёша вшю дорогу вокруг него как комар-пишкун. Покоя ему не даешь.
МОЛОДОЙ. А за что его… еще до химии?
МИТЯЙ. Мутное дело. Сам он про себя ничего не говорит. Но будто бы кореш  у него был. Еще по школе. И затеял он самолет какой-то угнать. И наш заодно с ним. Вот и впекли им всем. Отсюда, мораль…

Возвращается бригадир.

БРИГАДИР. Ну-ну! И что же это за мораль?
МИТЯЙ. Летайте только самолетами «Аэрофлота».
ВАЛЕНТИН (бригадиру).   Посмотрели? Как там наша? Еще не родила?
БРИГАДИР. Пока нет. Тужится, тужится, Валентин. Но держится молодцом. Не ноет. Как некоторые.

Слева возвращается Артур.

БРИГАДИР. Все в порядке? Закрыл?
АРТУР. Да.
БРИГАДИР. Хорошо закрыл?
АРТУР. Да.
БРИГАДИР. Садись… Артур Ованесович.  Твоя очередь. Все тебя дожидаемся (Выждав, когда Артур займет оставленное им место за столом,  возьмет со стола кружку, отопьет из нее и передаст сидящему рядом с ним Валентину.) Мне тут вот о чем подумалось… Хотелось бы поделиться с вами… Кому-то, заранее предупреждаю,  может не понравиться, но…
МИТЯЙ. Не темни, командир. Говори прямо, кто чего нарушил и какая секир башка ему за то полагается.
БРИГАДИР. Коль сам напросился,  с тебя и начнем. Приготовиться. Сейчас худо будет.
МИТЯЙ. Я всегда. Как пионер.
БРИГАДИР. Твой дед, кажется, тряпичником всю жизнь прожил?
МИТЯЙ. Д-да. Было такое... И что?
БРИГАДИР. Старье – ходил и по домам собирал. Тем и семью содержал... Не будь Ленина… над которым ты тут совсем недавно куражился… и ты б от своего деда  недалеко ушел. Потому что на большее-то ты не способен… Ленин тебе, дураку, шанс выбиться в люди… образованье тебе бесплатное дал… Мог бы, если б захотел, и дальше учиться. Любой специальности… Выше, дальше, больше…
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да ладно тебе, Евграфыч! Что, в шамом-то деле? Экое прештупленье! Ну, по Ленину человек шлучайно прошелша… Он тоже… Ленин то ешть… по многим…  и не шлучайно. Жлонамеренно.   
БРИГАДИР. А вам тоже, отец Виссарион, терпенья не хватает до конца дослушать, а потом уже с комментариями… Тем более, что я вовсе не о том, о чем вы подумали…  Я о том, что мы постоянно прячемся за кого-то.  Нам постоянно кажется, что нас кто-то притесняет. Обижает. Соседи скандалисты, жить нормально не дают. Начальство придирается. Власти худые. Маркс-Энгельс, Ленин-Сталин до печенок достали. Позамучили нас, бедных - несчастных. Обложили запретами со всех сторон. А не будь запретов… Ого! Мы б тако-ое наворотили… Это «бы» постоянно мешает, как одному танцору одна штучка. Вместо того, чтоб оборотиться на самого себя. Задаться вопросом: «А, может, во всех своих бедах, в первую голову виноват я сам?.. Может, я вначале сделал что-то не то или не так?» Это ведь и по вашему писанию, отец. Разве ваш Господь тоже не этому учит? «Если кто-то безгрешным себя считает, бросьте в нее камень». Кто-нибудь бросил?
МИТЯЙ. Эх, командир!.. Ну, уж если ты про боженьку начал…Туши свет. Тогда и я, наверное, скоро в церковь к батюшке запишусь. Как, батя? Возьмешь меня в свою церковь?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Почему ж не вжять? Я добрый, я-то возьму. Вожмет ли Гошподь? Ой, не уверен. «Много жваных, но мало ижбранных»…
ДЖУЗЕППЕ. Чу!.. Signor бригадир. Похоже,  к нам еще какой-то гость просится. 

Так и есть: издалека, справа, доносится методичный деликатный стук в дверь.

БРИГАДИР (Митяю).    Сбегай, открой.
МИТЯЙ. Ну вот! Где так – мало избранных, а чуть что -  так сразу меня! У нас тут (на Молодого) кто-то и помоложе есть… (Видимо, не устояв перед устремленным на него строгим взглядом бригадира.) Да ладно… иду.
АРТУР. Я открою…  Можно?

Теперь бригадир внимательно смотрит на Артура, медлит с ответом.

МИТЯЙ (Артуру). А чего это ты? Вдруг… В привратники, что ли, к нам нанялся?

Артур по-прежнему смотрит с ожиданием на хранящего молчание бригадира.

БРИГАДИР (Артуру). Что?.. Не сидится с нами или какая-то надобность?
АРТУР. Надобность.
БРИГАДИР. Ты, конечно, не скажешь…
АРТУР. Нет.
БРИГАДИР (еще с пару секунд подумал). Хорошо… Только не задерживайся.

Артур спешит покинуть помещение выходом справа.

МИТЯЙ. Гадом буду, командир, тут что-то не чисто. Что-то у них затевается… Свалить отсюда хотят.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Окштишь родной!
МИТЯЙ. А что? Милое дело. В заложники кого-то возьмут… Да нас же и возьмут.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Зачем же наш-то? Тебя одного жа глажа хватит. Как тебя вожмут, так вше правительштво мошковшкое в панике. Такого человека в рашцвете шил потерять!
ДЖУЗЕППЕ. Скажите, padre… Вам столько пришлось отсидеть! Никогда ниоткуда не бегали?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Бегают, Джузеппе Иваныч, жапомни, только те, кто виноватым шебя щитает. Я – нет. Я жавшегда правый. Меня никто никогда ни в чем не уличил. И не уличит. Выходит, мне и бегать от кого бы то ни было, Гошподь Бог не велит.
ДЖУЗЕППЕ. Достойно уважения, padre… Я бы, будь у меня такая возможность, - наверное бы, сбежал.
БРИГАДИР (выразительно согнутым пальцем стучит по, видимо, пустой кружке). Кто-то забывает свой долг.
МИТЯЙ. Ноу проблем, командир! ( Забирает со стола кружку, уходит с нею на кухню. Там, в дальнейшем, будет готовить новую порцию чифира.)

Справа появляется мужчина средних лет в опрятной телогрейке, вокруг шеи повязан ярко-красный шарф. Вслед за ним Артур.

МУЖЧИНА (говорит с акцентом, выдающим в нем уроженца Эстонии). Здравствуйте всем! Извините, если помешал…
БРИГАДИР. Да, Таймо. Чем порадуете?
МУЖЧИНА.  Шпон.
БРИГАДИР. Какой?
МУЖЧИНА. Под орех.
БРИГАДИР. Темный? Светлый?
МУЖЧИНА. Мои извинения – не знаю.  Пачками. Упакованный. 
БРИГАДИР. Хорошо. Подождите здесь пару минут. Я сейчас (Уходит влево.)
МУЖЧИНА. У вас как будто мероприятие…
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да. Проводы (На Валентина.)  В большую жизнь  нашего товарища  отпушкаем…
МУЖЧИНА. Да уж наслышаны. (Валентину.) Наши поздравленья. От всех моих земляков.  Отмучились. Огромное дело. Столько лет ждали! Дождались.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да. Тоже почти ваш жемляк.
МУЖЧИНА. Я из Пуурмани.
ВАЛЕНТИН. Мы из-под Осьмино.  Никогда там не бывали?
МУЖЧИНА. Под Осьмино? Нет, уважаемый, никогда.
МИТЯЙ. А ты вспомни. Когда вас по лесам начали в хвост и гриву. Могли и под Осьмино добежать. Это ж совсем недалеко от вас.
МУЖЧИНА. Нет, под Осьмино, уважаемый,  нас никто никогда ни в хвост ни в гриву. Без кавалерии обходились. На своих двух. И под Пуурмани только это было… слегка.  И то не очень долго. Всего-то шесть зим и пять лет.
МИТЯЙ. «Всего-то»!

Слева возвращается бригадир, с какой-то конторской книгой.

БРИГАДИР (мужчине). Пойдемте… (К Артуру.) Вы тоже. Понадобитесь.
МУЖЧИНА (Валентину). Благополучия вам. Устроитесь – милости просим в Пуурмани. Там вам будут очень рады.

Бригадир, мужчина и Артур уходят вправо. Валентин улучает момент, чтобы заглянуть в комнату. 

МИТЯЙ (скорее всего, подразумевая только что скрывшегося Мужчину). Вот кто настоящий волчара!.. Этот, попадись ему в лесу, точно бы пулю в лоб пустил. И даже б не зажмурился.

Отец Виссарион вслед за Валентином  также скрывается в комнате. Митяй хозяйничает на кухне. Джузеппе вновь берется за мандолину.

ДЖУЗЕППЕ (перебирая струны, Молодому). Ну что, молодой signore?.. Как тебе у нас? Привыкаешь?
МОЛОДОЙ. Да как вам сказать?.. Пока не очень.
ДЖУЗЕППЕ. Ничего. Привыкнешь. Я долго привыкал. Но я чужестранец. У  тебя все должно  намного быстрее.
МОЛОДОЙ. Да, наверное… (Джузеппе что-то потихоньку наигрывает.) А можно я задам вам вопрос?.. Лоб в лоб. Так ведь можно? Вы, действительно?..  (Ищет слово, которое могло бы наименее  обидеть Джузеппе.)
ДЖУЗЕППЕ. Шпион я или не шпион?.. Шпион. Что,  не похож?
МОЛОДОЙ. Нет.
ДЖУЗЕППЕ. Нескромный вопрос. Тебе сколько лет?
МОЛОДОЙ. Двадцать шестой.
ДЖУЗЕППЕ. «Двадцать шестой»… Но, колечко на тебе,  я смотрю…
МОЛОДОЙ. Д-да… Я женатый. И что из того?
ДЖУЗЕППЕ. Мне скоро сорок и я еще холостой.
МОЛОДОЙ. И что?
ДЖУЗЕППЕ. У  нас… Не буду отвечать за всю Италию но… Италия, конечно, не такая большая страна, как ваша, и все-таки… Я буду говорить только про Реджио-Калабрию… Хочешь послушать?
МОЛОДОЙ. С удовольствием.
ДЖУЗЕППЕ. А я с удовольствием тебе расскажу… Мы, в Реджио-Калабрии, совсем уж молодыми редко, когда семьей обзаводимся. Когда где-то уже много за тридцать. Я тоже, в общем-то, не спешил, а когда решил: «Все! Пора», - а на меня ни одна девушка… взглядом…таким вот… примерно… (демонстрирует мимикой на собственном лице) не посмотрит. Их можно понять. Как это по-русски?.. Ни кожи, ни… (Затрудняется.)
МОЛОДОЙ. Рожи. Только, кажется, надо слова переставить.
ДЖУЗЕППЕ. Да-да!.. С такой рожей, как у меня… Еще с этим (пальцем на уже заметно облысевшую голову), как видишь, не повезло. Я уже и в то время почти с голым черепом был. Но главное-то  это то, что я коротышка. А мне, как назло, только высокие девушки всегда нравились… Да и сейчас, пожалуй… И вот я как-то услышал, что в России девушки охотно за иностранцев выходят, И что я такой маленький и почти без волос – для них это ровным счетом ничего не значит. Я и загорелся. Тур подешевле купил. Хотел проехаться на своей машине. С ветерком.  У меня старенький «Фиат» был. Но хоть и старенький, но и новому не уступит. Я человек мастеровой. Я чего угодно могу… Вот! (На мандолину.) Уж если с этим справился, мне какую-то машину собрать… Тьфу!..  А уж когда я собирался в дорогу, брат мой двоюродный… Под  Римом на собственной вилле живет. Должность какую-то в магистратуре  занимает. Все от того, что учился хорошо.
МОЛОДОЙ. Ну, в тур вы поехали. Дальше-то?
ДЖУЗЕППЕ. Да… Но сначала все же про брата… Значит, он в магистратуре тогда был. Может, и сейчас…  Я вообще-то человек отходчивый, не могу долго обижаться, но на него за все, что со мной натворил, рассердился. Даже  в письмах приветы ему не передаю. Он для меня… покойник.  Так вот он мне тогда и говорит «Хочешь сэкономить?» Я всегда хочу сэкономить, поэтому так ему и отвечаю. Мол, да, хочу.  Он мне: «Все дорожные расходы за тебя оплатят. И проживание и кормежка. Даже за бензин». Я: «А что мне за это?»  Я ведь не sciocco. Понимаю, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает. «Книжку одну человеку в Москве передашь». Всего-то?! «Что за книжка?» «Сказки. Джанни Родари»… Я потом посмотрел ее… Книжка как книжка. Действительно, сказки. Картинки красивые. Действительно, Джанни Родари… (Слышны доносящиеся справа шаги). Потом доскажу.

Возвращается бригадир.

МИТЯЙ. Командир! У меня с полпачки грузинского еще с прошлой заначки осталось. И цейлонского пачка. Еще не тронутая…
БРИГАДИР. Пусть будет цейлонский… Где батюшка?
МИТЯЙ. Я так думаю, опять с кошкой нянькаются.
БРИГАДИР (заглядывает в комнату). Отец!... Ну что вы оба, как дети малые? Оставьте животное в покое.  Шпоном займитесь.

Отец Виссарион выходит из комнаты.

БРИГАДИР. Там немного. Наш… «да-нет» вам  поможет, чтобы поскорее. Вы, главное…

Отец Виссарион и бригадир постепенно уходят вправо. 

  ДЖУЗЕППЕ (подождав, когда стихнут шаги).  Ну, вот… Так будешь слушать дальше? Тебе еще интересно?
МОЛОДОЙ. Да.  Говорите.
ДЖУЗЕППЕ. Доехал я, значит, до Москвы. Повидался  с нужным человеком. Ничего особенного. На писателя похожий. В очках. Шляпа. Портфель. Все чин-чинарем. Никогда ничего плохого не подумаешь.  Передал я ему этого Джанни Родари, он меня ото всей души поблагодарил. В дом к себе приглашал, я отказался. А дальше я поехал в твой… Ленинград. Мне Эрмитаж посоветовали обязательно посмотреть…
МОЛОДОЙ. А как же?.. Вы же хотели…
ДЖУЗЕППЕ. С девушкой-то? Нет, я про девушку не забыл. Сейчас до  нее дойдем. Во-первых, оказалось, все не так просто, как мне обещали. Может, во мне вся причина, - что я для них… место пустое. Мне бы… как это?..  посмелее, что ли, с ними, а я все ждал, что они сами мне на шею бросятся. Как только увидят, что я иностранец. Ну, или хотя бы как-то… глазками. Я хоть в этих делах ни бум-бум, - я бы понял. А ничего такого. Я ни рыба, ни мясо, и они со мной все…ну, такие паиньки! В общем, в Москве я подругу себе не нашел. Доехал на своем «Фиате» до Ленинграда. В кемпинге загородном остановился. Вот тут-то  меня и заметила… хорошенькая такая… Коломбина. Из местных. Она горничной в этом кемпинге работала. Совсем еще юная… Чуть ли не школьница. Грудь… Бугорочки такие… Совсем чуть-чуть. И, что особенно для меня важное, - примерно… вот на столько повыше меня. Мой размер. Как раз то, что мне надо. Заиграла, в общем, во мне реджо-калабрийская кровь. «Вот, - я решил, - это и есть моя будущая половина». Договорились, что я, как домой вернусь, приглашенье ей, как полагается в таких случаях,   пришлю. Чтобы она приехала. Я на десятом небе… Или на седьмом? Ну, неважно.  Попрощался со своей будущей. Мне только границу осталось переехать. Только паспорт свой пограничнику, - а на меня сразу…со всех сторон… будто я орк какой-нибудь…  Человек десять! Честное пионерское. На землю повалили. И сразу же доспехи эти… Опять забыл… Наручники!.. Потом-то уже узнал, что эта Коломбина на кэгэбэ работала, а я, как в раж вошел, да еще выпил этой вашей… «Пшеничной» от радости… Ей все про ту самую книжку Джанни Родари рассказал. А что на самом деле было в той книжке, кроме, конечно, самих сказок, я и сам до сих пор… в полном невежестве. Меня не просветили, а мне самому как-то страшновато было допытываться.

Справа возвращается бригадир. С  большим куском  льда.

МИТЯЙ. Командир! Ну, у меня все готово. Можно садиться.
БРИГАДИР (заглядывает в комнату). Возьмите (Протягивает лед появившемуся из комнаты Валентину.)  Как-то подсуньте  ей под бок.
ВАЛЕНТИН. Поможет?
БРИГАДИР. Должно. (Проходит к столу. Берет лежащую на столе мандолину,  осматривает и к Джузеппе). Вы, когда я подходил… Вроде бы, про свои похожденья рассказывали?  Или я ослышался?
ДЖУЗЕППЕ. Не ослышались. Вот… Молодого signore решил просветить. Чтоб не попадал… в такие же… неудобные ситуации.
БРИГАДИР. А вы (на мандолину) молодцом. Да вы во всем… за что не возьметесь (Вновь на  мандолину.)  Не верил, что у вас получится… С вашими бы способностями. Можно мне?
ДЖУЗЕППЕ. Не вопрос,  signore бригадир.

Бригадир, оседлав стул, пробует  сыграть на мандолине.

ДЖУЗЕППЕ. Э-э, да я вижу, у вас получается!.. Играйте, играйте!
БРИГАДИР. Какое там «получается»… Да, баловался в молодости. И то на гитаре (Возвращает  мандолину Джузеппе.) Сыграйте-ка лучше вы… Да заодно, может, что-то и напоете…. Умеете петь?
ДЖУЗЕППЕ. Ну, каким же я был бы итальянцем, если б не пел? Хотя, конечно, я не Энрико Карузо, но на школьных посиделках когда-то хлопали… А что бы вам больше всего хотелось послушать?
МИТЯЙ. Он тут недавно «Ах вы сени мои» шандарахнул. У меня аж ноги ходуном пошли.
ДЖУЗЕППЕ. Может, все-таки… Хотя бы пожелания какие-то.
БРИГАДИР. Пожелания… Что-нибудь наше… русское. Но не «Сени». Чтоб без ног, чтоб за душу…
ДЖУЗЕППЕ. За душу? Д-да… Пожалуй… Есть у меня одна такая. Только недавно разучил. Если не все слова вспомню…
БРИГАДИР. Ничего. Не страшно.
ДЖУЗЕППЕ (усаживается поудобнее на стуле. Еще какое-то время мысленно вспоминает текст, начинает петь, подыгрывая на мандолине).

                «Степь да степь кругом,
                Путь далек лежит,
                В той степи  глухой
                Умирал ямщик.
                И набравшись сил,
                Чуя смертный час,
                Он товарищу
                Отдает наказ.
                Ты, товарищ мой,
                Не попомни зла,
                Здесь в степи глухой
                Схорони меня…»


БРИГАДИР (сдавленным голосом). Подожди… Дальше пока не надо… Не могу (Кажется, едва сдерживает слезы. Порывисто встает, выходит из-за стола, оступаясь, пошатываясь, проходит через все помещение и падает, как подкошенный, лицом вниз, на диван.)
МИТЯЙ. Эй!.. Командир!.. Ты чего?

Из комнаты выходит Валентин. Джузеппе осторожно подходит к дивану, робко касается пальцами плеча бригадира. Тот, не отнимая лица от дивана, энергично машет одной из рук, давая этим понять, чтобы его оставили в покое. Справа в помещение возвращаются отец Виссарион и Артур.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. А морож-то, робятки! Крепчает и крепчает. Уже жа пятнашку…

Бригадир одним рывком поднимается, принимая сидячее положение. Сидит, зажав опущенную голову ладонями рук. 

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Чего это ш ним? (Подходит к дивану.) Евграфыч… Ну, что ш тобой, родной?

Бригадир продолжает сидеть в той же позе, глазами в залитый цементом пол. Бригадир поднимается с дивана, берет оставленную им прежде на диване телогрейку, вынимает из кармана телогрейки пачку папирос. Идет к выходу вправо.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Евграфыч! Куда ты? Курнул бы ждешь. Так уж и быть, в виде ишключенья, я б тебя потерпел.

Бригадир, оставив пожелание отца Виссариона без ответа, уходит  вправо.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Что ш ним?
ВАЛЕНТИН (на Джузеппе). Вот он… играть и петь начал, а наш  расплакался.   
МИТЯЙ. Да не расплакался! Ты, Эрихович волну-то больно не гони. Ну,  глаза промочило… чуток. Так на что я… и то… защипало. От такой-то песни.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да, пешня… ешли она наштоящая… душу может перевернуть. А эта?..  Что за пешня-то?
ВАЛЕНТИН. Про степь. Как ямщик умирает и просит, чтобы его похоронили. Эта песня  настоящая?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Как в штепи умирает? Да. Это наштоящая… Да и Джузеппе Иванович  у наш… Тоже настоящий! Хотя и чужештранец.
МИТЯЙ. Верно, батя! Первый раз за всю сознательную жизнь полностью с тобой согласен. Будь я Сталиным… Я б (на Джузеппе) сталинскую бы ему премию не пожалел
МОЛОДОЙ (к Джузеппе). А откуда вы так хорошо русский язык знаете?
 МИТЯЙ. Эх!..  У меня б такая же училка, как у него! Я бы  и  китайский выучил.
МОЛОДОЙ. Какая училка?
МИТЯЙ. Его училка… По русскому. У нас же школа. Не знаешь, что ли? Так между ними таки-ие любашки-обнимашки!
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Эх, Дмитрий... Ешли б поменьше рот рашкрывал, цены б тебе не было.
МИТЯЙ. Все! Молчу, батя!.. Я ведь любя. И Джузепушка на меня, дурня, не обижается. Верно ведь?.. А ему и аттестат  выдали. Тот, что зрелости. Он теперь совсем зрелый. Теперь вернется к себе, сможет в любой институт. Скажет: «Я образованный. Меня за колючкой всему обучили». А ему: «Заходи, дорогой! Ждем-не дождемся. Нам такие – с колючками - позарез нужны». 

Возвращается бригадир.  Ничего в нем не выдает им только что  испытанное. Выглядит деловым, энергичным.

БРИГАДИР (отцу Виссариону). Не заметили, со шпоном есть какие-нибудь проблемы?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Жаметил, Евграфыч. Беж брачка опять не обошлош. Мештами нештандарт. 
БРИГАДИР. Вернули?
ОТЕЦ ВИССАРИОН (виновато). Не ушпел.
БРИГАДИР. Займетесь этим завтра.   А теперь… До вахты совсем чуть-чуть. Придется по-стахановски.
МИТЯЙ. У меня все готово (Берется  на черпак.)
БРИГАДИР. Начнем с того, на чем закончили.

Митяй доставляет и ставит уже наполненную кружку на стол. Бригадир протягивает к кружке руку, подвигает ее поближе к отцу Виссариону. Приглашение, чтобы первым на этот раз глоток сделал именно он. Затем он же берет слово.

БРИГАДИР (говорит жестко, быстро, четко. Как будто на трибуне и выступает с заранее подготовленным докладом).  Напомню... Тем, у кого проблемы с памятью. И для сведения тех, кто узнает об этом впервые. Короткая историческая справка… В 1954 году распоряжением бывшего на тот момент министром внутренних дел СССР Лаврентия  Павловича Берия на базе Темниковского ИТЛ и Темниковской детской колонии появилось учреждение ЖХ-385. Теперь известное, как Дубравлаг. Мы его – на данный момент - обитатели. Сейчас на дворе год 1973, и нам в этом году еще придется отметить  двадцатипятилетнюю годовщину его официального открытия. В конце года будут подведены итоги, будут объявлены коллективы, показавшие наилучшие результаты. Поделюсь с вами самой, что ни есть… можно сказать: из первых рук… достоверной   информацией. Так вот: мы на отличном счету…  Не секрет, что в глазах кого-то сам тот факт, что мы, люди осужденные, подневольные,  участвуем в каком-то соревновании, выглядит чем-то… даже диким… не укладывающимся в голове… несправедливым. Я так не думаю. И вот мои тому аргументы…  Мы не на каторге, как это было, допустим, в царской России. Когда главной целью было сломать, унизить человека. Стереть в порошок. Кандалов на нас нет. Мы называемся «Исправительно-трудовое учреждение». Еще раз, если кто-то не расслышал, -  «Ис-пра-ви-тельное». И это не просто слово. Так и есть. Нас целенаправленно не убивают, нас преднамеренно воспитывают… Вопрос. Нужно ли нас…взрослых мужиков… вообще воспитывать? Исправлять. Для кого-то, конечно, это неприемлемо. Они так любят, ценят себя! Они не замечают в себе никаких недостатков... Но они слепы. Мы все урожденные уроды… Кто-то больше, кто-то меньше. Или, если не нравится «уроды», - выскажемся помягче: каждый из нас заражен какой-то болезнью. Мы все, как один, нуждаемся в каком-то исправлении… лечении. Это мое – на этот момент – убежденье… Мне никто это убежденье никаким предписанием, внушением не навязывал. Я пришел к этому выводу сам… Ранами… синяками…  тяжелыми методичными многолетними размышлениями… бесконечными бессонными ночами. Советую вам заняться на досуге тем же. Лучше, чем тратить  оставшиеся в вас силы на возмущение… негодование.  Загляните себе. Задумайтесь… Для этого найдите смелость быть честными перед самими собой… Вспомните, что с каждым из вас произошло… почему вы оказались здесь… И если вы послушаетесь меня, если займетесь собой, вы придете, примерно, к такому же выводу … Подумаете: «А-а, ерунда! У бригадира крыша поехала»… Хорошо. Живите такими же темными и дальше. Однако, кому-то раньше, кому-то позже, любому из нас придется вернуться в тот… другой мир. Он сразу же возьмет вас в крутой оборот. Закрутит-завертит. Там много, конечно, своих плюсов. Там много развлечений. Но у вас уже почти не останется возможности остаться наедине с собой. Вы потеряете подаренный вам шанс просветиться. Останетесь темными, слепыми до конца ваших дней… Заканчиваю. А то собирался коротко, а получилось длинно… И, скорее всего, не убедительно. Но я больше говорю это не для вас, а для себя… И последнее… В порядке опять же напоминания … Я начал с соревнования, им же и закончу. Победители получат… на какой-то срок… в зависимости от… кто первый, кто второй и так далее… заметное смягчение режима, по которому мы все поголовно осуждены. Что за смягчение? Мы получим право закупать больше товаров в нашей лавочке. Писать и получать больше писем от наших родных. Мы получим по одному внеурочному свиданию с теми же родными… У кого-то это отец-мать, у кого-то жены-дети. У кого-то уже внуки… Если вас не убедило первое… те мои рассужденья, с которых я начал… пусть вас подстегнет хотя бы второе… Есть желающие выступить в прениях?.. Может, кто-то хочет мне возразить?.. Или я найду себе союзников? Хотя на последнее почти не рассчитываю.

Никто не спешит откликнуться на призыв бригадира. Кажется, все до одного озадачены.

БРИГАДИР. Что? Нечего сказать?.. А жаль. Ей Богу, хотелось бы… хотя бы какое-то продуманное возраженье.
МИТЯЙ. А можно с меня начать? Хотя, понятно, командир, я болтуном тут у вас прослыл… типа Иванушки-дурачка, и все такое, но раз уж бригадир…
БРИГАДИР. Говори. Я тебя слушаю.
МИТЯЙ. А, по-моему, командир, ты все  правильно сказал… И про нас… Что мы все уроды. И вообще. И с соревнованием тоже согласен. Если только все по-честному, а не как у нас обычно… «Свой-чужой»… Лишнее свиданье никому не помешает… Хотя, по-моему, мы и так все нормально вкалываем. Нас специально подстегивать не надо. Мы насчет этого ученые, в печке пропеченые.
БРИГАДИР. Хорошо. Зачет, Дмитрий Афанасьевич. Растешь не по дням, а по часам. Кто-нибудь еще?
ДЖУЗЕППЕ. А я про болезни, signor бригадир… свои, как это говорится? Двадцать копеек…
МИТЯЙ. Эка хватил! «Пять», Джузепушка.
ДЖУЗЕППЕ. Хорошо. Пусть будет «пять»… Про то, что мы все чем-то больны… Мне кажется, я вас раскусил. Вы как этот… Кто про землю сказал.  Что она вертится. Галилео Галилей. Высоко-о  смотрите. Я ведь и сам иногда про то же… Ночью… Проснешься у себя на койке… Дыхнуть нечем… Храпят… Внизу… Справа… Дома, когда еще моим домом была Реджо-Калабрия… Когда услышу, кто-то храпит, чуть ли не rabbioso… бешеным становился. А сейчас… ничего. Как будто так и надо… Но я, конечно, не об этом. Я о том, что проснешься посреди ночи… и голова от того, что в ней, пухнуть начинает. Думаешь: «Ну, каким же я до сих пор был idiota! Если от того, что было, нос воротил». Ну, женился бы на нашей соседке. Вдовая. Детишек двое. Ну, сколько-то там постарше меня. Толстая. Зато против меня ничего не имела. Прямым текстом мне о том говорила. Но меня ведь как будто ваша Баба-Яга… взяла меня под мышку и  на своей метле в ваши края потащила! Значит… (покрутил у своего виска)  прав наш signor бригадир. Это же как…  ясень пень.  Не будь я (вновь пальцем у виска), конечно, я бы так не сделал…. Хотя, другой вопрос… А  надо ли меня за это за колючку сажать?  Специально, чтобы я поумнел. Не лучше бы мне и дальше таким же оставаться? Раз уж меня мама один раз таким уродом родила.
МИТЯЙ. Возражаю. Ну, это, может,  у тебя, Джузеппе Верди, что-то там... с винтиками, гаечками,  а я всю жизнь был нормальным Что коленца иногда выделывал – было дело, не отрицаю. Это у меня от матери. В пятнадцать лет в петлю полезла. Из-за любви. Еле в чувство привели. Выходит, я в нее пошел. Но если в общем и целом брать… и если б баб…тех, из-за кого вся жизнь кувырком, поменьше бы…а то б… вообще без них… Вот и жизнь бы нормальная наладилась. И меня б перевоспитывать никому не надо было.
БРИГАДИР. Твой аргумент, Дмитрий Афанасьевич услышан. Эх, женоненавистник ты наш!  Еще… Отец…

Отец Виссарион долго  не отзывается на призыв бригадира.

БРИГАДИР. Неужели нечего сказать?
ОТЕЦ ВИССАРИОН (тяжело вздохнул). Да шкажу, шкажу, родной. Ш мышлями шобираюш… Ты уж прошти меня штарого… Можги, конечно, у меня уже далеко не те…  Что-то жабывать начал… Когда, например, у наш на Покрова Прешвятой Богородицы шнега почти по колено выпало. До Антихришта? Или пошле? Вот и не помню уже. А раньше хорошо помнил...  Ты к кому это? Пошлание швое. Это ж надо так… Не ш бухты ж барахты! Видать, долго к этому шел… Это школько ж в тебе, родной, перебродило, пока такое… шурло-мурло!.. Повторяю: «Ты к кому обращаеша? Кто твой, по ученому выражаяш, адрешат?» Потому что… Ежели ты в маштабе… шкажем так… вшего рода людшкого… Я тут ш тобой чаштично могу даже и шоглашица. Мы вше тут…на планете Жемля… в целом…  твари нешовершенные. Ш червоточинкой. И жачатые, как ижвештно, во грехе и живущие… От того и мытарштва вше наши, что мы этот первородный грех в шебе не ижжили… И, пожалуй, ежели брать все нашеление в целом, не ижживем. Вшегда шлабаки.. отштупники какие-то найдуца. Но Гошподь-то Бог не обо  вшем человечештве печеца. Библию-то. Почитайте. Только о швоем. Богоижбранном. Да и наш Бог…  Прешветлейший Иишуш Хриштош…  И он о народах меньше вшего. Жато Он  о че-ло-ве-ке. Будь он иудей или халдей какой-нибудь. Он о каждой живой душе радел…
БРИГАДИР. Да вы, я смотрю, какой-то… еретик, отец. Чуть ли не кантианец. Как бы вас ваши же собственные единоверцы на костре не сожгли.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ш человеком-то, когда один на один, Прешветлейшему нашему работать куда как проще. Мир может пребывать в темноте и шлепоте, а человек… ежели он вражумлен… он дейштвительно прошвещаеца. Дорогу начинает видеть. Ту, на которую Гошподь его толкает. Беж ухабов похабных… шоблажнов… Люди удивляюца: «Куда ты идешь? Бежумец. Иди, куда мы. Лучше будет. Теплее. Шытнее». А человек им: «Вы в беждну, а я к шпасенью»… К этому наш Вшемилоштивейший Гошподь прижывает, а к чему, прошти, прижываешь ты? Ну, ты и шкажанул, Евграфыч!.. Я твою боль, родной, рашпожнаю… И то, что ты радеешь не только жа шебя… Тебе кажеца, ты прожрел, и другим помочь хочешь. Это тебе на Божьем шуде жачтеца. Но что же у тебя жа лекарштва?  Неужто и впрямь думаешь, что можно  вшех… итээрами? Ударным трудом.  Под жамком… Это уже какой-то… шодомижм, что ли,  получаеца.  Шомневаюшь, родной… Да ты и шам наверняка шомневаеша. Хорохориша только. Или иждеваеша над нами.
БРИГАДИР. Все?..  Закончили, отец? Или еще что-то осталось?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Жкажем так… Вожму перекур.
БРИГАДИР. Дадите мне последнее слово?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ты ждеш хожяин. Ты и решай. Жа кем должно оштаваца пошледнее шлово.
БРИГАДИР. Я вас очень уважаю, отец Виссарион… В первую очередь… за вашу несгибаемую стойкость. Немногие смогли бы выдержать то, что выпало на вашу долю. Да, стойкости, верности своим убежденьям вам не занимать… Вашу речь обвинительную тоже внимательно выслушал… В ней есть рациональное зерно, но… Не слишком ли много надежд вы и вам подобные возлагаете на вашего Бога?.. А ну-ка скажите, сколько уже веков он будто бы вразумляет человека? Наставляет на путь истинный… А результат?.. Сколько б вы или такие как вы не талдычили, а идеального человека… чтобы без сучки и задоринки…  как не было, так и нет. Почти сплошь и сучки и задоринки. Да еще какие! Волосы иногда дыбом на голове. Неувязочка, отец, с вашим Господом Богом выходит. Жила-то у него, оказывается, тонка. Не справляется со своим заданием. Не выправляется  человек. Скорее, наоборот. Что ни год – поганцев становится все больше и больше. 
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Шправляеца… Шправляеца, родной. Это твое жаблужденье. Ш тобой-то, точно, шправляеца. Это жаметно. Вон как тебя, родного, корежит! Шправица и ш другими.
БРИГАДИР. Да ой ли, отец? Не мерещится ли вам опять? Видится то, чего хочется увидеть… А пусть… (обращается лицом в сторону Валентина) наш спор самый главный у нас на сегодня человек за столом разрешит… На чьи слова, Валентин, ваше чуткое сердце больше откликается?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ш огнем играешь, Евграфыч. Ошторожней, родной (Валентину.) Лучше отмолчишь.
ВАЛЕНТИН. Но я же действительно больной, батюшко!  Все это видят. И знают. Мне и врач так сказала.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ты не врача, Валентинушка, шлушай. Бога в шебе. Он тебе говорит: «Ты ждоровый».
ВАЛЕНТИН Я не жнаю…  Гражданин начальник… Батюшко… Я  обоим вам верю. И начальнику и Богу… А в детстве я в мамку верил.  Она меня каким-то одним волшебным словом лечила.
МИТЯЙ. Что за слово?
ВАЛЕНТИН. Помню, как она  одеялом меня с головой укрывала. Сама укрывалась. И слово это мне… на ушко.
МИТЯЙ. Да слово-то какое?!
ВАЛЕНТИН. Не знаю… Не запомнил. Я всегда…  так разволнуюсь!  Помню, раз коленку сильно расшиб. Болело очень, и кровь шла, не переставая. И вот она все также со мной сделала… Одеялом… Слово это нашептала. И сразу все поправилось…

Артур что-то произносит на армянском. Все оборачиваются, смотрят  на Артура.

ВАЛЕНТИН. Не услышал. Что ты сказал?

АРТУР. «Родной»… Волшебное слово, которое вам шептала ваша мама.  Меня тем же словом лечила моя мать. Также укрывались с ней, но  не одеялом, а ее старой юбкой. Она была из зеленого шелка. Пахла… Скорее всего, какими-то духами. Мне особенно запомнился один случай.  У меня тогда температура была очень высокая. Почти сорок. Мы точно также укрылись с нею этой юбкой и она прошептала мне на ухо: «Родной». Да, я это четко услышал и запомнил. Только прошептала , и я сразу почувствовал, как мне стало… (Заметив, что сидящий рядом с ним Джузеппе протягивает ему кружку.) Нет! Спасибо. Я больше не буду! Больше не хочу.

Растерявшийся Джузеппе не знает, как ему поступить с кружкой. По инерции продолжает предлагать ее Артуру. Артур порывистым, неловким движением локтя отталкивает  от себя руку Джузеппе. Тот от неожиданности не удерживает кружку, она выскальзывает из его руки. Ее содержимое выливается на стол, и дальше стекает на пол. Одновременно с этим из комнаты начинают доноситься кошачьи стенания. То ли жалуется, то ли зовет себе на помощь. Валентина из-за стола, как ветром сдуло. Исчезает в комнате.

МИТЯЙ (переживает произошедшее с кружкой, как катастрофу). Ну, молодца-а… Первый парень на деревне, а в деревне один я… Подлюка…Ну, ё моё… Ты чего натворил-то, а? Ты только глянь… (Трясет уже пустой кружкой перед лицом Артура.)  Ни капелюхи… Цейло-онский… Все коту под хвост. Ё моё.

Митяя ломает  от обиды, жалости  за утраченный  чифир, его распирает желание как-то наказать Артура. И не только словом, но и делом. Худой и длинный, возвышающийся над Митяем Артур, видимо, испытывает другую гамму чувств. В нем сейчас, скорее, преобладает упрямство, чем воинственность. Он, как взрослый, осознает вину за свой непроизвольный промах, но, как мальчишка, не желает открыто эту вину признавать, в ней раскаиваться. На откровенное желание Митяя схватиться с ним врукопашную, отвечает только тем, что защитно выставляет вперед себя локоть. Но, чувствуется, он сосредоточен, настроен на любую борьбу,  готов дать Митяю достойный отпор.
Между тем стенания несчастной кошки не прерываются ни на секунду. Она уже не мяукает, скорее, хрипло, совсем по-человечески стонет. Отец Виссарион  к этому моменту также не выдержал, убрался  в комнату.  Бригадир остается за столом. Кажется, он сейчас больше погружен во что-то свое и не замечает, что происходит вокруг. Митяй же никак не угомонится. 

МИТЯЙ. Ишь… размахался своими граблями. Это когда ты в сакле у себя будешь… коз пасти… тогда и размахивайся…  Это же… чурка ты стоеросовая… это же ча-ай… цейло-онский. А не хухры-мухры.  Когда еще у нас такой будет? Будем пить мусор завалящий… грузинский. Но тебе же, армянский бог... тебе же все одно. Ты же в чаях ни хрена. Для таких, как ты, что чай, что пойло для свиней... А если за мать свою так распереживался… Ты к Леониду Ильичу претензии свои предъявляй, а не к нам. Он царь и бог. Он за все ответчик. Мы-то тут при чем?
БРИГАДИР (наконец, как будто осознал происходящее и принял решение действовать. Свирепо, обрушиваясь на Митяя.)  А ну заткнись!

На Митяя такое грубое и, кажется, вовсе не свойственное бригадиру обращение, мгновенно подействовало: он действительно «затыкается». Теперь солирует одна, не прерывающая ни на секунду свой все более хриплый вопль кошка. Похоже, ее силы уже на исходе. Бригадир зажимает уши руками, видимо, для того, чтобы всего этого не слышать. Митяй, еще переживающий потерю чифира, но уже про себя, что-то под нос себе бормочущий, проходит на кухню. Артур, как вскочил на ноги, чтобы отразить нападение Митяя, в том же положении и остается рядом со столом. В нем как будто сейчас происходит какая-то внутренняя борьба. Она отражается на его искаженном гримасой лице, в неловкой напряженной позе.

ОТЕЦ ВИССАРИОН (озабоченный, выходит из комнаты). Плохо дело, Евграфыч. Нюшка-то наша… Надрываеца, мочи нет. Ну, ты и шам не глухой. Видать, что-то у нее… жаклинило. Я ж говорю, - молодежь. Бежопытная, бешпомощная… Делать-то…будем что? Или пуштим на шамотек?

Бригадир никак не реагирует, по-прежнему сидит с прижатыми к ушам руками.  Джузеппе также проходит в комнату.

ОТЕЦ ВИССАРИОН (с мягким укором). Ну, вот… А ты, родной, говоришь «природа»… На природу, Евграфыч, надейся, но и о Боге не жабывай.
БРИГАДИР (убрав руки с ушей). Помолились бы… что ли. Если вы такой милосердный…  Или за скотину у вас не положено молиться?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Молица Бог не жапрещает ни жа кого. Но тут не только молица… Тут реально надо б хоть как-то помочь.
АРТУР (в нем как будто к этой минуте созрело какое-то решение, обращаясь к по-прежнему хозяйничающему на кухне Митяю). Из того, что пролилось… Хоть что-нибудь сохранилось?
МИТЯЙ (слегка озадачен). В кружке – нет, в кастрюле – да. А что? Чего ты хочешь?
АРТУР. Хотя бы пару столовых ложек.
МИТЯЙ.  Со стакан, пожалуй, еще наберется. А то, может, и побольше. С донышка. Самая густота.
АРТУР. Отлично! Нож поострее.
МИТЯЙ. Без проблем. Хоть не один.
АРТУР. Как следует, прокипятишь… Кипяток…
МИТЯЙ. Имеется! Ноу проблем. Согрею еще.
АРТУР. И пару полотенец… Чистых.
МИТЯЙ. За чистоту, чтоб по-больничному, честно признаюсь, не отвечаю.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Чиштые платочки ношовые подойдут?
АРТУР. Подойдут… (Митяю.)  Все это занесешь…
МИТЯЙ. Понял! Будет сделано, товарищ командир.

Артур скрывается в комнате, откуда продолжают доноситься кошачьи стоны.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну вот (крестится)  и ушлышал наш Гошподь (Собрался вернуться в комнату.)
МИТЯЙ. Бать! Погоди (Спешит к отцу Виссариону со стандартного объема эмалированной кружкой.) Передашь. Скажи, остальное, что надо, чуточку попозже.

Отец Виссарион скрывается в комнате. Бригадир также подходит к комнате, но лишь заглядывает в нее, не заходит. Затем проходит на кухню.

МИТЯЙ. Что, командир?.. Чего ты хочешь?

Бригадир наполняет водою из водопроводного края стакан. Усевшись на табуретку, вынимает из заднего кармана брюк пузырек, из пузырька-таблетку, кладет таблетку в рот, запивает водой из стакана. Митяй скрывается в комнате, в его руках, помимо каких-то мелочей, большой эмалированный, видимо, наполненный кипятком чайник и пустой тазик. За столом сейчас лишь одинокий Молодой. Из комнаты  выходит отец Виссарион.

БРИГАДИР.  Ну, что? Как… там? Есть успехи?
ОТЕЦ ВИССАРИОН (подходит к тумбочке, за которой сидит бригадир, садится на незанятый табурет). Пока беж режультата. Тужица, Евграфыч, тужица… Но теперь уже (крестится)… милоштынею Твоею Боже Вшеблагий… Шловом, мучица, но теперь хоть не  одна. Шочувштвуют. Помогают. Она тоже это чувштвует.  От того как будто бы и  полегче…  Тебя тоже как будто, я шлышал, прихватило.
БРИГАДИР. Пустое.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну-ну. 

Из комнаты доносится дружное, спаянное, объединенное единым порывом: «О-о-о!»

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Похоже, что шладилошь (Крестится, выходит из-за стола, видимо, намереваясь, пройти в комнату. Его опережает выбегающий из комнаты  Митяй, с пустым чайником.)  Пождравить можно?
МИТЯЙ (мчит на кухню). Можно, можно, батя! Первый пошел! (Уже когда окажется на кухне, станет наполнять  чайник пущенной из крана водой.)
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Ну, раз первый пошел…

Из комнаты выходит Валентин, держит в ладонях попискивающий комочек.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Вот он, выходит, и режультат
ВАЛЕНТИН Батюшко… Гражданин начальник… Вы только гляньте!

Митяй спешит вернуться в комнату с уже наполненным чайником. Валентин бережно, осторожно выгружает попискивающий комочек на стол. Бригадир и отец Виссарион переходят из кухни в столовую. Разглядывают попискивающий комочек.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Эй! Малый! Ты куда попер? (Мешает котенку приблизиться к краю стола, возвращает в центр стола). Да, мал да удал. Еще и прожил-то ровно ничего, - уже штола ему мало… Шуштёр…
ВАЛЕНТИН  Это ж… чудо-то какое! Поглядите… Батюшко.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Чудо, чудо, Валентинушка. Кто ж против? Однако ж… Покажал –хорошо, а теперь… Верни-ка лучше это чудо матери. Ему ш ней поуютнее будет.

Из комнаты выходит Джузеппе.

ДЖУЗЕППЕ. Пять! И все как снег белые. У нас белое почитается. Белые котята -  хороший знак. Значит, быть в доме богатству и счастью.
ВАЛЕНТИН. Пять! Я б одного с собой прибрал.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Эка, чего удумал!
ВАЛЕНТИН. Я б в корзиночку его… Есть у меня одна такая на примете. Красивая корзиночка. Сам сплел.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Оштавь, Валентин. Вредная жатея. Да его еще и рано от матери отымать. Приедешь, даш Бог, в швои Красные Горы, уштроиша, жа доярку, в шамом деле, выйдешь, вшякую ражную шкотину у шебя жаведешь. И кошку тоже. И жаживешь!

Из комнаты выходят Митяй и Артур. 

АРТУР. Словом, так… (Проходит на кухню, открывает воду и моет тщательно руки.)  Про пациентку… Вы меня слушаете?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Да-да, родной! Очень внимательно.
АРТУР. У нее проблемы. Зауженные родовые пути. В следующий раз, если никто не поможет,  тем, как сегодня, может не закончиться… Вы понимаете, что я имею в виду.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Что пошоветуешь.

Митяй с подчеркнутой почтительностью подает Артуру полотенце.

АРТУР (вытирает руки). Стерилизовать.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Грех ведь это…
АРТУР. Я сказал. Вы решайте.
БРИГАДИР. Ладно, отец. С этим, видимо, придется примириться (Артуру.) Сможешь?
АРТУР. Как скажете (Проходит к столу.)

К этому времени  Валентин успеет унести попискивающего котенка в комнату.

БРИГАДИР. Ну, так и решим. Но это потом, а пока… Время закругляться, а у нас еще пироги совсем не тронуты. 
ДЖУЗЕППЕ. Пироги! Блестящая идея, signor бригадир! Закруглиться такими вкусными пирогами.
БРИГАДИР. Тогда за дело.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (заглянув в комнату). Валентинушка! Мы жа пироги вот-вот примемша. Не боиша  беж них шовшем оштаться?
ВАЛЕНТИН (его голос из комнаты). Иду, батюшко!

Все садятся за стол. Валентин выходит из комнаты.

МИТЯЙ. Шопай!
ДЖУЗЕППЕ. Отличный запах!.. Пожалуй, не хуже, чем у пиццы Маргарита… Кто-нибудь из вас…хоть раз в жизни… пробовал пиццу Маргарита?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Что жа птица?
ДЖУЗЕППЕ. Пицца, padre. Пиц-ца, а не птица. Неужели никогда за всю вашу долгую почтенную жизнь не пробовали пиццу?  Как много же вы потеряли! О, божественная, тающая во рту пицца Маргарита!
МИТЯЙ. Вот пристал со своими паршивыми пиццами!
ДЖУЗЕППЕ. Не надо, не надо, amico Митяй, обзывать нашу пиццу такими нехорошими словами. Я могу до конца жизни на тебя обидеться.
БРИГАДИР. Может, ваша пицца, синьор, и хороша, но вам приходилось когда-нибудь пробовать рыбную кулебяку?
ДЖУЗЕППЕ. Как?.. Как вы это назвали?
БРИГАДИР. А! Так, значит, вы впервые о таком слышите! И вам ни капельки не стыдно?
ДЖУЗЕППЕ. Н-нет… В самом деле, я многого чего в жизни пробовал, но только не… Напомните, как ее.
БРИГАДИР. Да что вы вообще знаете о русской кухне?
ДЖУЗЕППЕ. О, много чего! Из русской кухни, signor бригадир, я знаю, например,  жидкую баланду с почему-то французским  названием «soup». Кашу перловую. У нее есть еще другое более популярное название «шрапнель». Селедку… Каких только селедок я здесь не переел! И слабосоленые. И среднесоленые. И сильносоленые. Но почему-то все одного вкуса и, самое главное (зажимает нос)… Да, еще про кислую капусту не забыть!   Это… qualcosa di speciale… что-то особенное. И щи. О-о-о… Незабываемое.
ВАЛЕНТИН. А можно мне вон того пирожка? Кажется, с грибами?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Бери, бери, родной. Вше твое. Не штешняйша. Наедайша до отвалу. Дорога впереди у тебя далее- е -екая. Проголодаеша не раж.
БРИГАДИР (Джузеппе). С вами все понятно. Ваш рацион на данный момент. Конечно, нас не откармливают, как каплунов. Не до жиру, как говорится. А я  про то, когда человек не на казенных, как у нас, харчах, на рубль сорок  в день, а на свободе. И когда, разумеется, у него есть что в кошельке, и он себе может позволить… Ну, например, расстегаи… рассольник с куриными потрохами… рябчики в сметане… блины. Да много всего! Пробовали когда-нибудь?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Про пасхальные куличики не забудьте. С глазурной обсыпкой.
МИТЯЙ. А мне больше всего нравилось, когда матушка рубцом отварным угощала. Во вкуснятина! (Артуру.)  А ты? Чего тебе больше всего сейчас из жратвы не хватает?
АРТУР (подумав). Скорее всего… бастурмы.
МИТЯЙ. Из чего?
АРТУР. Мясо… Говядина. Но как-то по особенному приготовлено. Бабушка, в основном, у нас  готовила. А я рецептов не знаю.
МИТЯЙ (к Молодому). А ты чего помалкиваешь? Есть у тебя любимое? 
МОЛОДОЙ. Н-не знаю. Трудно сказать. У нас каких-то разносолов вообще никогда не было. Еда было не главное… Ну, может, торт «Наполеон». У мамы он всегда получался каким-то необыкновенным. Особенно,  когда она его из духовки вынимала.
ВАЛЕНТИН. А я про преженчики вспомнил.  Румяные, горячие, только что из печки. Мамка гусиное перышко в маслице обмокнет… этим маслицем помажет… Вот хоть и без начинки -  во рту, как леденцы. Таяли.
БРИГАДИР (Джузеппе). Ну вот… Вот вам, синьор, и пицца Маргарита.
ДЖУЗЕППЕ. Не спорю, signor бригадир. Как это у вас?.. «Каждый кулик свое болото хвалит».
БРИГАДИР (прислушиваясь к тому, как радиоточка транслирует очередную порцию «пи-пи-пи»). Все, товарищи! Хорошего помаленьку (Решительно поднимается со стула.)
МИТЯЙ. Может, еще минуток…
БРИГАДИР. Опоздаем на минуту, подведем не только себя - весь отряд.  (Встает из-за стола. К отцу Виссариону.) Проследите, отец (Уходит влево.)

Все остальные также задвигались с большей-меньшей степенью энергичности, в зависимости от характера, темперамента. Вскоре все, кроме Митяя и Артура, один за другим проходят в комнату. Митяй еще задержится на пару минут, чтобы хлебнуть из кружки остатки чифира, что-то убрать со стола, например опустевший после того, как съели пирог, поднос, вернуть все это на кухню.  Наконец, также проходит в комнату. Артур, видимо, он переодевается в другом помещении, к этому моменту также покинул помещение, но направился влево. Еще через пару минут из комнаты также один за другим выходят уже облаченные в одинаковые по покрою, но не по степени изношенности, опрятности телогрейки, с нахлобученными на головы шапками-ушанками все, кто в нее входил, за исключением Валентина. Джузеппе, Молодой и Митяй направляются вправо, а отец Виссарион задерживается у дверного проема, видимо в ожидании Валентина.

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Давай, давай, родной!.. Пошуштрее.
ВАЛЕНТИН (его доносящийся из комнаты голос). Сейчас, батюшко.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. «Шейчаш череж чаш»…
ВАЛЕНТИН. Вы идите. Вы медленно ходите, а я бегом припущу.
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Иж тебя, Валентин, бегун еще тот! Где побежишь, там и ляжешь.

Слева появляется бригадир.

БРИГАДИР. Что?
ОТЕЦ ВИССАРИОН. Дитё малое. Ш котенками никак не может проштица.
БРИГАДИР (также заглядывает в комнату). Валентин!.. Ну, надо же иметь совесть! Вы же не хотите нас всех под штрафные баллы подвести… (Не получив ответа, обращается к отцу Виссариону.) Хотя бы вы-то идите.  Им я займусь.
ОТЕЦ ВИССАРИОН (прежде, чем уйти). Валентинушка! Про молоко не забудь! (Уходит вправо.)
БРИГАДИР (проходит к дивану, берет лежащую на нем телогрейку, надевает, вновь подходит к комнате). И что?.. Валентин…
ВАЛЕНТИН (его голос из комнаты). Иду! Иду!

Проходит еще около минуты, прежде чем Валентин выйдет из комнаты одетый в телогрейку.

БРИГАДИР. Готовы?.. Идемте.
ВАЛЕНТИН.  Гражданин начальник…
БРИГАДИР. Все, Валентин. Прекратите так меня называть. Я для вас больше не начальник. А гражданином не  был никогда.
ВАЛЕНТИН (заметно волнуясь). Вы хороший человек, гражданин начальник. Все знают, что это так. Вас уважают. Поговорите с ними.
БРИГАДИР. С кем?
ВАЛЕНТИН. С большими начальниками.
БРИГАДИР. О чем?
ВАЛЕНТИН. Пусть они мне разрешат здесь остаться. На всю оставшуюся жизнь. 
БРИГАДИР. Вы… Вы это серьезно?.. Вы в своем уме? О чем вы?
ВАЛЕНТИН. Я так подумал… Да вы и сами про то же сказали.
БРИГАДИР. О чем я сказал?
ВАЛЕНТИН. Мне тут хорошо. Меня тут исправляют. А там... соблазняют. Мне там  страшно.
БРИГАДИР. Ну, о чем вы?!.. Ей богу!... Вы все не так поняли.
ВАЛЕНТИН. Нет, я все правильно. Я ведь и сам до этого же додумался. Только при всех про то не сказал. Мне здесь лучше.
БРИГАДИР. Чепуху городите.
ВАЛЕНТИН. А я здесь еще пригожусь. Я ведь не за спасибо прошусь. Работать буду. Я ведь еще не полный инвалид.
БРИГАДИР. Послушайте меня… Ей Богу, даже не знаю, что вам на это… Поздно. Поздно, Валентин, вы это затеяли. Хотя бы… пару месяцев  пораньше.  Может, администрация и пошла бы как-то вам навстречу. Вошла бы в ваше положение. Позволила бы вам осесть где-то в поселке. Вы могли бы найти тут какую-то должность. Но сейчас… На вас уже все документация подготовлена. Вы представляете, какая это работа?.. Вас будут ждать. В вашем родном селе… Я имею в виду милицию.
ВАЛЕНТИН. А здесь и ждать не надо. Я уже. Здесь.
БРИГАДИР. Но вы же не глупый человек, Валентин. Должны понимать, что так… тяп-ляп… подобного рода вещи не делаются. Это длительная процедура. Пока отправляйтесь, куда вам указано… Возможно, все окажется не таким страшным. Если даже вас никто не ждет. Я имею в виду: «из ваших родственников»…
ВАЛЕНТИН. А вы можете прямо сейчас про меня поговорить?
БРИГАДИР. Прямо? Прямо едва ли. Суббота. Из администрации уже вряд ли кого-то застану. Придется дожидаться понедельника…
ВАЛЕНТИН. Дождитесь!
БРИГАДИР (еще помедлив). Ну, если вы так сильно этого хотите…
ВАЛЕНТИН. Гражданин начальник! Я вам… до конца жизни… Вы только им скажите: «Ему тут  хорошо, а там страшно». Всего-то. Неужто откажут?
БРИГАДИР. Хорошо, хорошо… Если вы так настаиваете… Я попробую.
ВАЛЕНТИН. Это правда? Вы меня не обманываете?
БРИГАДИР. Попробую, попробую, хотя… Каких-то надежд…
ВАЛЕНТИН.  Попробуйте! А я вам за это… (Направляется быстрым шагом на кухню. Забирает с тумбочки наполненную молоком банку. Так же быстро возвращается к дожидающемуся его бригадиру. Протягивает банку бригадиру.)
БРИГАДИР. Что это?
ВАЛЕНТИН. Молоко.
БРИГАДИР. Я понимаю…
ВАЛЕНТИН. Дарю его вам. От самого чистого сердца.
БРИГАДИР. Да нет…
ВАЛЕНТИН.  Возьмите, возьмите, гражданин начальник! Вас очень прошу!
БРИГАДИР. И не просите. Все равно не возьму.
ВАЛЕНТИН. Ну, возьмите же, гражданин начальник. Я бы другое чего вам подарил, но раз уж у меня больше нет ничего другого…
БРИГАДИР. И не просите…

Валентина как будто кто-то сильно толкнул со спины. Покачнулся, выронил банку из рук. Банка, ударившись о цемент, громко разбилась. Валентин с отчаянием смотрит на растекающееся по цементному полу молоко. Бригадир обнимает его, как ребенка, тесно прижимает к себе.
 Так они и стоят, прижавшись друг к другу, оба осужденные на двадцать пять пребывания в неволе, один освобождающийся, другой остающийся в заточении, пока висящая на шнуре облепленная паутиной лампочка медленно гаснет, и пока вся сцена постепенно не погрузится в темноту. Последнее, что донесется из-за сцены, это голос встревоженного отца Виссариона: «Евграфыч! Валентин! Ну, куда вы жапропаштились? Мы вас ждем!»

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

БРИГАДИР. Дедушка по материнской линии был кадровым военным. Участник русско-японской войны. В 1 мировую войну дослужился до звания полковник. В разгар гражданской свары принял сторону большевиков. По окончании  войны принял активное участие в становлении Красной армии. Работал на разных должностях в наркомате обороны. Сам Бригадир в 1945 году был принят курсантом в Московское военное училище НКВД. В 1950 году окончил его с отличием. Являвшийся в то время министром внутренних дел СССР Л.П. Берия лично надел на него лейтенантские  погоны. Получил назначение в одно из  подразделений войск НКВД МВО. Сразу после ареста Л.П. Берия «агитировал своих подчиненных и сослуживцев не доверять выдвигаемым против Л.П. Берия обвинениям, призывал отправиться к нему на выручку» (Из Обвинительного заключения). Был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу по Статье 581б УК РСФСР (редакция 1926 г),  замененной лишением свободы на срок 25 лет.   

ОТЕЦ ВИССАРИОН. Из семьи священника. Отец стал энергичным противником «обновленчества». В 1928 году был арестован и осужден за «содержание нелегальной молельни».  Сам Виссарион (в быту Епифан)  был тайно рукоположен в сан священника.  В 1936 году арестован и осужден (Ухтинско-Печорский ИТР). В 1942 году досрочно освобожден и призван в РККА. По окончании войны возобновил деятельность как катакомбный священник. В 1955 г был арестован и осужден на 5 лет за якобы кражу церковного имущества. По освобождении в 1960 году возобновил священническую деятельность в рамках ИПЦ. В 1968 году был осужден за «Антисоветскую деятельность» («Власть от Антихриста. Призывал анафему»), тунеядство и нарушение паспортного режима (жил без паспорта.)  Получил за это по совокупности 7 лет ИТР и 3 года ссылки.

ДЖУЗЕППЕ. Гражданин Италии. Осужден по статье 65 УК РСФСР (редакция 1960г) «Шпионаж», на лишение свободы сроком 9 лет.
 
АРТУР. Родился в Ереване, закончил военно-медицинскую академию имени Кирова в Ленинграде. В составе группы из трех человек участвовал в планировании захвата военно-транспортного самолета. Был осужден на 8 лет лишения свободы. По истечении шести лет пребывания в ИТУ строгого режима был переведен в исправительное учреждение открытого типа (ИУОТ). Сделал попытку совершить несанкционированную поездку домой, по дороге был задержан и в последующем осужден еще на 4 года лишения свободы.
 
МИТЯЙ. Уроженец г. Грязовцы Вологодской области. Во время несения службы по охране государственной границы СССР совершил побег на приграничную территорию Финляндии. По осуществленной финскими властями депортации был осужден военным трибуналом к 10 годам  лишения свободы по Ст. 64 УК РСФСР от 1960г. («Измена Родине»).

ВАЛЕНТИН. Предками были переселившиеся еще в конце 19ого века под Петербург остзейские немцы.  Отец был счетоводом в  местном колхозе. Незадолго перед войной был уличен в недостаче денежных средств в колхозной кассе, арестован. О его дальнейшей судьбе больше ничего неизвестно. Старший брат воевал под Сталинградом, пропал без вести. Оккупировавшие эту территорию немцы   взяли его, тринадцатилетнего, к себе на полное казенное обеспечение. При стремительном наступлении Красной армии, был брошен немцами при отступлении. По окончании войны  какое-то время проживал в г. Луга. В 1948 году вернулся в родное село. По доносу односельчан  был арестован. Осужден на 25 лет по ст. 58 УК РСФСР от 1922 г («Измена Родине»). 

МОЛОДОЙ. Будучи студентом Технологического института в Ленинграде, начитавшись самиздатской литературы о  деле группы Ронкина-Хахаева, сам увлекся идеями «правильного социализма». Попытался создать собственную организацию, но очень скоро был разоблачен. Был  осужден на 3 года лишения свободы по Ст. 70, ч.1 т 72, ч.2 («Антисоветская пропаганда и агитация»)

МУЖЧИНА. Участник послевоенного повстанческого движения («Лесные братья») из Эстонии