У нее, у этой белокурой девочки, были какие-то диковатые глаза. Ей было лет десять, двенадцать. Она жила с нами по соседству, чуть ближе к дороге в таком же казенном деревянном доме, в каком жили все нефтеразведские дети. Эта странная девочка держалась в стороне от всех ребячьих компаний. Она вела себя как взрослая, хотя по возрасту была таким же, как мы ребенком.
Мы гурьбой играли во всякие игры: в вышибалы, в чехарду, в чугунную жопу, в прятки. Да, в какие игры мы только не играли. И вместе с нами играли наши нефтеразведские девчонки: Любка Спирина, Томка и Ритка Рубцовы, Танька Комарова и другие девочки как раз такого же возраста, в каком была эта странная девочка, которую, кажется, звали Таня.
Она никогда с нами не играла. Она почему-то вообще в любое время года редко выходила из дому, а когда выходила, то смотрела на нас издали, как бы со стороны, и никогда к нам близко не подходила. Я не помню, чтобы мы ее звали. Мы видели, что она какая-то странная, но никто из нас об этом не задумывался, и о ней мы не говорили. Она просто была и была. Мы знали, что есть такая странная девочка, которая редко выходит из дому, и с нами не играет. А при встрече с ней, единственное, что запоминалось – это ее диковатый взгляд.
И вот, однажды, возвращаясь с друзьями из школы, мы увидели, как ее отца вывели из дому и куда-то повели два милиционера. А потом мы узнали, что уже несколько лет он насиловал свою дочь, эту самую девочку Таню, которая никогда с нами не играла и смотрела на всех недетским диковатым взором.