В осеннюю прелесть тихого солнечного утра решительно, вероломно ворвался ветер. В синем небе сделалась золотая метель. Охапками взмывали листья берёз, беспомощно падали на землю языки рябинового пламени. И часа через два безудержного буйства ветер уже превратил богатые одежды деревьев в жалкие отрепья.
В полдень синее небо сплошь закрыла серая пелена. В небесах стало скучно. Потемнела, нахмурилась земля, так зависящая от солнца. Казалось, наступили сумерки. Серость неба, холодный ветер, пустота леса. И на душе стало пусто, одиноко. Будто опало и улетело вместе с листвой что-то значительное, дорогое. Даже Байкал не способен сейчас скрасить печаль. Он сам не может опомниться от ненастья, вороном налетевшего на сверкающее солнцем разноцветье лесов и в короткое время растрепавшее чудесное лесное богатство в пух и прах. Порывистый ветер неустанно будоражит, вздымает беляки на свинцовой поверхности моря, становящегося всё угрюмее.
Черна возле Байкала черёмуха. В скорби склонилась она над Байкалом. Ещё недавно, открытая всем ветрам, трепетала она праздничными листьями-флажками. А теперь обнажились её кривые сухие ветви. Тянутся они к небу, словно молят о тепле, о пощаде.
Возле края тропки у самого Байкала замечаю мёртвого черного жучка. Лежит он на спинке со строго сложенными лапками. Я видела его здесь всё лето. Он всегда направлялся по каким-то делам. Тут под камнем был его дом, от которого жучок не уползал дальше двух-трёх метров. Для жизни ему было достаточно этого малого расстояния. На своём обжитом пятачке он и остался лежать.
Почему жучок не успел спрятаться, спастись? Хватило ли ему короткой жизни всего в одно лето? Неисчислимое множество таких вот маленьких, незаметных человеческому глазу тружеников, погибло и погибнет в этот день от непогоды…
Вдруг с неба стали падать тяжёлые снегоподобные капли. Они бьют прицельно и хлёстко. От их ударов беспомощно, обречённо вздрагивают осиротевшие ветви деревьев и уцелевшие листья дикой малины. Снежно-дождевые сгустки тают на малиновых листах, ещё тёплых, и капают с них крупными слезами. Плачет небо, плачут деревья, плачут кусты. Во множестве падают слёзы в поникшие травы…
По прогнозу, снег прекратится непогода только под утро. На горах в эту ночь, наверняка, мокрый снег в прямом смысле наломает дров. Многие деревья не выдержат огромного его веса. Часть ветвей обломится полностью и упадёт на землю. Другие сломаются до середины, и останутся торчать на деревьях их белёсые обрубки. Одни несчастные деревья стихия повалит с корнем, и завалят они горы и тропы, другие переломает, расщепит надвое, перекрутит, покалечит.
Коварен мокрый снег, беспощаден. Весной и осенью он собирает большие жертвы среди древесного народа. Многие деревья он оставляет инвалидами. Летом одним из них удаётся кое-как себя залечить, зарубцевать, прикрыть изъяны зеленью, другие обречены на медленную смерть. И ничего с этим не поделать. Болезненны для природы переходы к лету и зиме. Расплачивается она за вход в другое время года своими прекрасными созданиями…
Завтра утром выглянет солнышко. Обогреет, обсушит оно озябшую землю. Голубым зеркалом будут неподвижно лежать воды Байкала. Наступят тишина и покой. И даже будет тепло. И всё же сегодняшний день – переломный. Дни теперь станут намного свежее, а ночи – холоднее. И лес теперь останется голым, насквозь пропитается синевой, и вскоре его нагота станет привычной глазу. Будто и не было летней зелени, будто и не зажигала осень в лесах своих разноцветных поэтических костров. Сорвала непогода с деревьев наряды. Напомнила о снеге. И начинается новая жизнь лесов и лугов: без листвы, без травы. И душе надо готовиться к зиме. Где-то на подходе уже снега настоящие, сибирские. Скоро пышно лягут они на остывшую землю, и наступит глубокое зимнее безмолвие.