ЛЮТЕР КАК ПРОПОВЕДНИК
Артур Скевингтон Вуд (1949)
Г-н Паркер недавно написал книгу о Кальвине как проповеднике, озаглавленную "Оракулы Бога". Он представляет почти забытый аспект наследия великого реформатора. Кальвин не был кабинетным ученым, занимавшимся богословием для богословия. Он был прежде всего проповедником. Он стал богословом, только углубившись в исследование Слова для того, чтобы проповедовать его смысл с кафедры. Подобная работа необходима для осмысления проповеди Лютера, ибо он шел точно в том же направлении. Но такой работы пока нет. Ни один исчерпывающий трактат по этому вопросу никогда не был подготовлен даже в Германии (1). Обычные оценки Лютера в гомилетике и истории проповеди являются крайне неадекватными и в той же степени неточными. И, к несчастью, сам материал, на котором могло бы быть основано такое исследование - подлинные проповеди Мартина Лютера - почти недоступен на английском языке. Из 1978 полных проповедей, классифицированные Эбелингом (2), у нас переведены меньше двух десятков: 9 в филадельфийском издании (3) и несколько - в "Избранных трудах" под редакцией Коула (4). (На русском через 70 лет не лучше! - Пер.). За последний век появились несколько фрагментов в разной редакции, часто из первого английского сборника проповедей под странным названием: "Избранные проповеди д-ра Мартина Лютера, собранные из его трудов для необходимого назидания алчущих и жаждущих совершенного знания и неоценимой славы Иисуса Христа к утешению и спасению их душ". Это издание было напечатано в Лондоне Томасом Ватролем из Лудгейта в 1578 году и подписано W.G. Данные инициалы скрывают личность Уильяма Гонса, который в том же году опубликовал хрестоматию из Лютера "Утешения"; это издание содержало 34 проповеди.
Единственный глубокий и адекватный источник, по которому можно всерьез рассмотреть проповеди Лютера - это 20 томов массивного Веймарского издания, в которые они вошли. Задача тщательно изучить их в латинском или немецком оригинале является устрашающей. В результате Лютер как проповедник вряд ли когда-либо серьезно рассматривался у нас в стране. Тем не менее он является проповедником по преимуществу. Его проповеди являются настоящими моделями евангельской экспозиции, а гомилетические принципы носят продуманный годами характер.
Мы склонны игнорировать долг, который мы обязаны Лютеру. Именно он поставил проповедь в центре поклонения Церкви и поднял ее на уровень таинства. Лютер, заявил доктор А.Е.Гарви, "поставил проповедь в протестантизме на место мессы в католицизме, и это его самое сильное влияние на Церкви Реформации" (5). За пределами протестантизма. Как показал профессор Маккиннон, он произвел революцию и в проповеди Римской Церкви (6). Проповедь занимала центральное место в протестантском богослужении не как слово человека, а как Слово Божье. Проповедник никогда не был свободным мыслителем, который выражал свое личное мнение. Он был рупором Бога. «Бог, Творец Неба и земли, говорит с тобой через Своих проповедников, - объявил Лютер. - Катехизис не менее важен, чем крещение и все таинства. Проповедь - это слова Бога, а не Платона или Аристотеля" (7). Проповедь - это не то, что человек говорит о Боге: это то, что говорит Бог человеку. Только в этом качестве она может занять в Церкви возвышенное место литургии.
Лютер не стал проповедником, когда стал священником (8). Священник не обязательно должен был проповедовать. Лютер был рукоположен в 1507 году. Он не начал проповедовать в течение еще пять лет. По совету Штаупица он стал доктором богословия в Университете Виттенберга, и частью уставного требования к нему было умение проповедовать. Лютер получил распоряжение проповедовать сначала в трапезной монастыря в Эрфурте, а затем в городской церкви Виттенберга. С большим трепетом он сочинил свою первую проповедь. Это было для него долгом, а не радостью. "О, как я испугался, увидев кафедру!" - вспоминал он много позже в "Застольных разговорах" (9). И все же эта первоначальная неуверенность была важным фактором, способствующим его последующему величию. Великие проповедники часто нервничали, хотя не все нервные проповедники стали великими!
Лютер был прежде всего проповедником. Проповедь была тем, что создало Реформацию. То, что Лютер стал проповедовать в Виттенберге, было напечатано по всей Германии и за ее пределами. Но Лютер был не только проповедником, но и пастырем, помощником Бугенхагена и профессором университета. В своей церкви он служил до конца своих дней. Конечно, он выезжал проповедовать и в других местах, но с 1510 года до своей смерти в 1546 году он был наставником общины Виттенберга. Это была его Церковь, Ecclesia mea, как он называл ее, зная, что будет за нее отвечать в Судный день (10). Он позволял себе отвлечься от Виттенберга лишь в исключительных обстоятельствах - например, посешая Лейпцигский диспут и Вормсский сейм или в убежище в Вартбурге среди моря врагов. Обычно он проповедовал Два или три раза в неделю. Когда Бугенхаген отсутствовал (в 1528-29 гг. он был в Брауншвейге, в 1530-32 в Любеке и в 1537-39 в Дании), все пастырское бремя передавалось Лютеру, и он проповедовал три или четыре раза в неделю. В праздники он учил еще чаще. В 1529 году он проповедовал не менее 18 раз на Страстной и Пасхальной неделе - 11 дней от Вербного воскресенья до среды Пасхальной недели (11). "Я не только Лютер, - сказал он, - но Моисей, Иофор и кто угодно" (12). Эти непрерывные труды продолжались до дня его кончины, и его лебединая песня была составлена всего за четыре дня до его смерти. В "Застольных беседах" он скромно утверждает, что сравнялся с проповедническими трудами Августина и Амвросия (13).
Следует помнить, что Церковь в Виттенберге по мере роста Реформации все больше и больше рассматривалась как пример, и на ней были взоры всего мира. Протестантизм мог подняться или упасть в соответствии с успехом или провалом этой общины. Тем не менее ее членов никто не подбирал; они не представляли собой специально отобранный круг суперхристиан. Они были самыми обычными людьми, нуждавшимися в предостережениях проповедника и подлинно пастырском служении. Более того, это была миссия Церкви. Лютер проповедовал не только обращенным, но и людям с улицы. Горячие призывы, которыми заканчиваются многие его проповеди, делают совершенно очевидным, что он не пренебрегал этой задачей (14).
Нет более яркого примера его благовестия, чем восемь проповедей, которые он прочел в Виттенберге по возвращении их Вартбурга в 1522 году. В его отсутствие Карлштадт Цвиллинг и пророки из Цвиккау посеяли семена раздора (15). Когда Лютер вернулся, город был в шоке. 9 марта, в первое воскресенье Великого поста, он поднялся на кафедру и прочел первую из восьми проповедей, охватывающих такие противоречивые темы, как месса, изображения, исповедь и мясоедение. Но если эти предметы были спорными, тон Лютера был примирительным (16). Эти прекрасные тексты вскоре были собраны и напечатаны, и терпение Лютера принесло незамедлительные результаты. 15 марта, после шестой проповеди, д-р Шурф написал курфюрсту: "О, какая радость, что доктор Мартин вернулся к нем! Его слова Божией милостью каждый день выводят впавших в заблуждение людей на путь истины. Ясно как солнце, что Дух Божий в нем, и что он вернулся в Виттенберг Его особым провидением" (17). Цвиллинг открыто признал, что ошибся, и заявил, что Лютер «проповедовал, как ангел» (18). Карлштадт был вынужден замолчать, ибо городской совет признал вмешательство Лютера своевременным. Красноречие одного человека восстановило закон и порядок, когда население уже было взбешено!
Пусть те, кто обвиняют Лютера в антиномизме, вспомнят хотя бы такие слова: "Теперь мы поговорим о плоде этого таинства (т.е. Евхаристии), который есть любовь. Мы должны обращаться с нашими ближними так же, как Бог обращался с нами. Мы не получили от Бога ничего, кроме любви и милости, ибо Христос пообещал и дал нам Свою праведность и все, что Он излил на нас, все Его неизмеримые сокровища, которые и ангелы не могут постичь, потому что Бог - пылающая печь любви, и Его огонь горит от земли до небес. Любовь, скажем мы, является плодом этого таинства. Но я знаю, что многие из вас скажут: "Я помню много проповедей о любви, и, кажется, она главное для христиан. Но никто не проявляет рвения к этому, зато все хотят делать всевозможные ненужные вещи, которые не имеют к любви никакого отношения". Хотите ли вы, чтобы осталась только любовь - тогда, когда упразднится все остальное? Св. Павел говорит: « Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая и кимвал бряцающий". Это суровые слова! И далее: "И хотя бы у меня был дар пророчества, понимание и познание всех тайн Бога, и я мог бы двигать горы, если у меня нет любви, я ничто. И если я отдам все свое добро, чтобы накормить бедных, и отдам свое тело на сожжение, но не буду иметь любви, это не принесет мне никакой пользы". Возможно, вы получили великие и богатые дары от Бога, а также знание Священного Писания. Это правда, что у вас есть чистое Евангелие и истинное Слово Божие, но пока еще никто из вас не раздал нищим всего своего добра и не отдал своего тела на сожжение; но и тогда без любви вы не получили бы от этого пользы. Примите все блага причастия: они ничего не дадут вам без любви. Возможно, никто из вас не даст другому руку помощи, никто не выручит ближнего, каждый готов смотреть лишь на себя и искать своего, и не заботится о том, чтобы помочь бедным, и пусть все идет как идет. Но как это жалко и отвратно! Вы слышали много проповедей об этом, и все мои книги полны этого и имеют единственную цель - призвать к вере и любви" (19).
Лютер тем не менее не ограничивался кафедрой. Особенность его подхода к Библии состояла в том, что он не признал принципиального различия между проповедью и экзегезой. Для него истинная проповедь была откровением, а самая высокая экзегеза могла быть проповедью. Проповедь становилась лекцией, а лекция - проповедью. "Для реформатора, - говорит фон Шуберт, - церковная кафедра была своего рода популярной профессорской трибуной, а профессорская трибуна - кафедрой для студентов" (20). Лютер проповедовал как в храме, так и вне его. Его программа богословских исследований не имела никакой другой цели, кроме как обучать проповедников, чтобы они были насыщены богословием не просто как знанием, а как личным опытом. "Суть богословия - это пережитый опыт" (21). "Об истине пишет не тот, кто много знает и мучает этим других, но тот, кто свят, будучи богословом" (22). Богословские и экзегетические лекции Лютера были направлены к сердцу, а также к уму. Мы вполне можем принять это к сведению сегодня. "В наших богословских коллелжах Библия слишком часто оказывается на анатомическом столе и слишком редко на алтаре. К ней подходят с чисто академической точки зрения. Мы забываем, что это живое Слово, в котором говорит Сам Бог. Библию лучше всего изучать в контексте Церкви, а не класса" (23).
Будучи вовлечен в этот водоворот проповеди, Лютер не имел времени судить о публикации своих работ. Обычно он даже не писал их целиком, прежде чем всходил на амвон. Он готовил примерный план, а остальное говорил экспромтом. Иногда он даже забывал свою мысль и произносил проповедь лучше, чем готовил ее. Для него "только Господь поистине Проповедник" (24). Проповеди Лютера никогда не были бы сохранены для потомков, если бы они остались в его руках. Мы глубоко признательны группе книжников, посвятивших себя утомительной задаче собрать их, привести в порядок и подготовить к публикации. Этот труд любви начался с 1522 года, и поэтому важно, что известные до этого проповеди сравнительно немногочисленны и плохо отредактированы, те же, которые сохранились после этого года, представляют не менее 92% его сочинений за последние 25 лет и гораздо более тщательно записаны. Увлекательная история окружает имена Стефана Рота, Георга Рирера и Каспара Крусигера, записавших тексты Лютера, и Аурифабера и Дитриха, руководивших их изданием (25).
Основная цель настоящего исследования состоит в том, чтобы указать основные мотивы проповеди Лютера. Как мы можем понять проповедь этого первопроходца протестантизма? На протяжении всей своей жизни он возвещал Слово. Это было выдающейся и всеохватывающей чертой всей деятельности Лютера за кафедрой. Он был поглощен служением Слову. Для него "не может быть подлинного поклонения без Слова" (26). Но что такое для Лютера Слово? Иногда кажется, что это Бог, иногда - что это Писание, а иногда - что Сам Христос. На самом деле он имеет в виду все это вместе. Слово есть Бог. Бог и человек вступают в личное общение. Это отношение Я-Ты между Богом и человеком. Ибо как только человек видит Бога по отношению к себе, он может видеть себя по отношению к Богу (27). Писание является свидетелем этого Богочеловеческого отношения. Оно является косвенной письменной записью прямого откровения. Но Писание может снова стать прямым откровением через действие Святого Духа (28). Дух приносит нам ключ к Писанию - ключ, который раскрывает его секреты и воссоздает живое Слово из мертвой буквы. Этот ключ - это Христос, Который Сам есть Слово (29). Единство Писания принадлежит Христу. Слово в Ветхом Завете может быть провозглашено только в христологической интерпретации. Отношения Закона и Евангелия разъясняются только во Христе. "Закон должен толковаться Христом; Евангелие - это Сам Христос" (30). И только Христос через Святого Духа, может преобразить Писание изнутри и превратить его из косвенного письменного слова в непосредственное живое Слово, в котором снова говорит Бог (31).
Именно Лютеру мы обязаны повторным открытием этого экзистенциального и динамичного качества Слова Божия. Вся проповедь Лютера была окрашена этой концепцией Слова. В его проповеди находит место вся деятельность Слова. Святой Дух вдохновляет проповедника на то, чтобы изложить Христа во всех Писаниях и, таким образом, поставить людей лицом к лицу с живым Богом. Поэтому проповедь обобщает все дело искупления. Это момент, в котором сконцентрирована вечность. Это общая основа всей проповеди Лютера. Теперь мы проанализируем некоторые из ее конкретных аспектов (32).
1. Что больше всего поражает нас в проповеди Лютера - так это его строгое отношение к Писанию и к его единственному Предмету - Иисусу Христу. "Я выбираю отрывок и придерживаюсь его, - сказал он однажды, - чтобы люди после проповеди могли сказать, о чем я говорил" (33). Он подчиняется строгой дисциплине и обязательствам перед Словом. Его проповедь никогда не бывает просто актуальной. Он никогда не может превратить текст в предлог. Проповедуя, он никогда не двигался от людей к тексту, но всегда - от текста к людям. Для него вопрос никогда не определяет текст; текст всегда определяет вопрос. Он имеет дело с центром Евангелия, а не с окружностью. Он обращается не к поиску, но к доктринам. Но когда он проповедует доктрины, он всегда следует тексту Писания шаг за шагом. Одна из простых обязанностей проповедника заключается в том, что он должен хорошо владеть текстом (34). Лютер никогда не отказывался от текста и никогда не одобрял эту практику в других. "Неразумно для адвоката оставлять дело; еше более неразумно для проповедника оставлять свой текст" (35).
Это подчинение Писанию легко иллюстрируется всем подходом Лютера к текстам. Он строго придерживался официальной системы, всегда выбирая свой текст из дневного отрывка. Пока он не раскритиковал содержание церковного года и не стал исправлять его в своей немецкой мессе (36), он никогда не искал возможностей заменить тексты. Возможны различные мнения о полезности такой практики. Она имеет по крайней мере те преимущества, что гарантирует, что великие темы Писания будут регулярно обрабатываться, а община сможет знать заранее предмет проповеди и готовить к ней умы и сердца, и также это заставляет проповедника отбрасывать личные предпочтения, которые несомненно были бы, если бы его собственные интересы и опыт определили выбор текста. П.Т.Форсайт предложил замечание, которое Лютер полностью одобрил бы. Он утверждал, что "идеальное служение должно быть библейским вполне... Мы должны говорить изнутри святыни Писания. Библия сама является единственным проповедником, единственным руководством вечной жизни, единственными страницами, которые светятся, когда вся жизнь становится темной, единственной книгой, чье богатство с годами открывается нам все больше и больше, так что однажды мы удивимся, что мы узнали и полюбили ее так поздно" (37).
2. Удивительно, но это подчинение Писанию породило в проповеди Лютера удивительную свободу. Он был обязан Слову, но ничему другому. На самом деле эта преданность Слову освободила его от ограничений многих проповедников. Мы напрасно будем искать у Лютера искусственно построенный контур или ловкое сопоставление стихов. Здесь нет отполированных периодов, нет аффектации стиля, нет хитроумно спроектированных риторических кульминаций, нет тяжеловесного введения, гарантирующего привязку слушателей к узловым моментом, нет текстовых заклинаний и трюков, извлекающих экзегетического кролика из шляпы многообещающих отрывков. Обязанности перед текстом освобождают проповедника для служения Слова в Церкви.
3. Третьей характеристикой проповеди Лютера является простота. Нет ничего грандиозного в его стиле или предметах. Он начинает свои проповеди с откровенно неофициальным введением и заканчивает их простым призывом, лишенным какой-либо аффектации. Д-р Стюарт высказывает поразительную мысль, что "в Лютере нашло прекрасное воплощение искусство гибкости. Он не стеснялся проповедовать половину текста, если у него не было времени идти дальше, или повторять тот же текст снова и снова, если он не исчерпал то, что имел в виду" (38).
Лютер всегда стремился разъяснить простой смысл Писания. Он отверг четвероякое искусство схоластов и настаивал на буквальном толковании Слова. "Когда я был молод, и особенно прежде, чем я познакомился с теологией, я имел дело в основном с аллегориями и тропами и с обилием словесного ремесла, - признается он, - но теперь я позволил этому уйти, и мое лучшее ремесло - придавать Священному Писанию простой смысл: вот мое искусство и жизнь" (39). Его проповедь была, таким образом, популярна в прямом смысле слова. Она была подлинно народной, и в ней не было ничего формального. Лютеру не хватало литургического порядка; как писал д-р Луккок, он часто проповедовал по жизненным ситуациям (40). Он мог учить в будний день или проповедовать в собственном доме; его "Домашняя постилла" составляет немалую часть его проповедей, и все его проповеди отличала удивительно домашняя атмосфера. Он всегда стремился сделать себя понятным самому скромному из его слушателей; прежде чем проповедовать, он был готов, как он однажды выразился, глядеть в рот людям на улице (41). Это напоминает признание Малерба: "Когда я теряю слова, я иду в порт посовещаться с грузчиками". Такая простота не должна презираться. Это не простота поверхностности; это простота глубины. Проповедь Лютера, как и само Евангелие, настолько проста, что ее может понять и ребенок, и настолько глубока, что ее не сможет отбросить философ. "Проповедовать просто - это великое искусство, - заявлял Лютер. - Его практиковал Сам Христос. Он говорит только о вспаханном поле, о горчичном семени и использует только язык народа" (42).
4. Евангельская забота - это очевидный знак проповеди Лютера. "Он был по-евангельски настойчивым", говорит Бейн (43). Когда его спросили: «Что мы должны проповедовать ?», он ответил: "Евангелие" (44). Маккиннон утверждает, что проповедь Евангелия в евангельском смысле началась с Лютера (45) Он освободил проповедь из средневековой могилы и снова сделал ее средством благодати. Он возвестил великое спасение Божие. Как всякая истинная проповедь, весть Лютера двигалась по двум орбитам: греха и благодати. Человек согрешил, но Христос умер за него - это было суммой его Евангелия. Для Лютера проповедовать Евангелие было не чем иным, как нести Христа людям и вести людей ко Христу. Как и Уэсли, он "предлагал Христа" (НЕВЕРНО! - Пер.). Христос был для него всем, и Он был достаточным. Сама Библия была полна Христа. «Во всем Писании нет ничего, кроме Христа, ни в простых словах, ни в Слове в целом" (46). Есть проблемы, которые трудно понять, но содержание Писания в целом совершенно очевидно, и это ничто иное, как откровение Бога во Христе. Это правда Ветхого Завета, а также Нового. "Весь Ветхий Завет относится ко Христу и согласен с ним" (47). Лютер сравнивает Ветхий и Новый Завет с «двумя устами, преподаюшими один Божественный урок Христа" (48). Если, однако, Ветхий Завет должен быть предметом евангельской проповеди, он должен преподноситься в свете Нового. Только тогда мы узнаем Ветхий Завет как "пелену и ясли, в которые был завернут и положен Христос" (49). Отношение Лютера к Ветхому Завету наиболее актуально для современных библейских дискуссий. Доклад Всемирного Совета церквей "От Библии до современного мира" завершается словами: «Начните с Нового Завета, затем используйте Ветхий Завет как интерпретирующий фон; затем подведите итог учению всей Библии во Христе. Дальнейшая работа может начаться с более полного применения этого принципа" (50). Такова была и позиция Лютера. Только с такой точки зрения библейская проповедь может быть вполне евангельской. Только так Ветхий Завет может восстановить изначальное и законное место в христианской керигме.
5. В то время как проповедь Лютера полна евангельского пыла, она никогда не теряет из виду этических требований Евангелия. Заряд антиномизма столь же неприемлем для Лютера, как для Уэсли или Павла. В разгар своих самых ярых евангельских призывов он никогда не упускал из виду и не затемнял требований Христовой вести. Лютер жаловался, что, когда он говорил своей общине, что спасения нельзя достичь добрыми делами, люди "сочли, что мы приглашаем их хорошо провести время и делать то, что им нравится" (51). Он всегда ясно давал понять, что вера без дел мертва. "Дела так же нельзя отделить от веры, как жар от огня" (52). Беглого взгляда на названия некоторых из его проповедей будет достаточно, чтобы убедить нас в их практическом характере: "О делах милосердия", "Добрые дела - плод веры", "О жизни христианина", "О том, что отдается кесарю", "О добром самарянине", "Сумма христианской жизни". Закон и Евангелие всегда шли для Лютера бок о бок. И то и другое - дела Христа, просто закон - косвенно, а Евангелие - непосредственно. "Закон раскрывает болезнь; Евангелие предоставляет лекарство" (53).
6. Последней чертой проповеди Лютера является ее решительность. В ней нет ничего неопределенного или мутного; она четка и определенна. Чувство реальности пронизывает все. При всех ложных осуждениях, сыпавшихся позже и на методизм, Лютер не был мистиком. Христос и антихрист, Бог и дьявол были для него объективной реальностью, и острое осознание этой реальности придавало особую конкретность его проповеди. Каждая проповедь была для него борьбой с сатаной. На карту поставлены бессмертные души. Люди рядом могут быть во тьме. Он проповедовал как умирающий человек другим умирающим. Вечные проблемы решались в этот момент вопросы жизни и смерти, свет и тьма, грех и благодать, Царство Христа и царство мира сего. Проповедь Лютера носила печать неотложности. Он призывал своих слушателей к быстрому ответу. Им было предложено почувствовать, что предложение Евангелия было здесь и сейчас, теперь или никогда (? - Пер.) (54). Д-р Джон Кегг говорит об этом аспекте проповеди Лютера: «Он колол сердца мыслью: время на исходе, медлить больше нельзя! Это назначенный Господом день; входите по Его призыву и живите для Того, Кто умер за вас" (55). Такова была решительность слов Лютера.
Мы видим все эти черты проповеди Лютера и сияющую через них концепцию Слова, которое является основанием всей его проповеди, и их пронизывает самый чистый свет - свет любви. Мы уже отмечали это в виттенбергских проповедях; закончим цитатой, которая будет напоминать нам, что для Лютера, как и для Павла, любовь - величайшая вещь в мире. Он говорит снова и снова: "Любовь - это критерий, позволяющий решить, подлинна ли наша вера... Это пробный камень, посредством которого мы обнаруживаем, что вера истинна или ложна". "Итак, что является суммой той доктрины, которой нужно учить людей? Павел отвечает: цель заповеди - это любовь от чистого сердца, добрая совесть и непорочная вера. Здесь у нас сумма христианской веры, самая превосходная и полностью осознанная, произносимая радостно и без компромиссов, и она должна запечатлеться в вашей памяти... Павел считает любовь суммой всего закона, в котором она пребывает. И любить - это не что иное, как являть благосклонность от всего сердца, являть и исполнять все особенности дружбы и доброй воли. Многие болтуны произносят такие слова, проповедуя о любви и похваляясь ею, особенно в своих пустяках и безумии, и многие еретики, нечестивцы и негодяи имеют любовь, правда только между собой и к тем, кто заодно с ними. И при этом они ненавидят и гонят всех добрых христиан, которых они охотно обвиняли в убийстве, если могли. Это еще не заслуживает того, чтобы называться настоящей любовью. Если я найду одного-двух тех, кого я приветствую и с любовью обнимаю, и не поставлю никого рядом с ними, это называется особой любовью, но истекающей не из чистого сердца, но из зараженного и грязного. Ибо истинная любовь течет из чистого сердца, когда я стараюсь излить любовь к ближнему, как повелел мне Бог, и всячески отдавать людям благосклонность независимо от того, друзья они или враги, как и Сам наш Небесный Отец позволяет солнцу Своему светить на добрых и злых и посылает дождь Свой благодарным и неблагодарным. Откуда это приходит? От чистой любви, которой исполнено Его сердце, и которой Он не обходит добрых или злых, достойных и недостойных, и это называется Божественной, истинной и совершенной любовью".
1. Cм. J. Mackinnon, Luther and the Reformation, IV, L.,1929 p. 4I8, n. 66.
2. G. Ebeling, Evangeiische Evangeizenauslegung, Tubingen 1938 Anlage I, Tabelle I.
3 Works of Martin Luther, Philadelphia Edition (P.E.), 11, pp. 39'-425; IV, pp.'42-78.
4 Select Works of Martin Luther, translated by Henry Co.1e, I, pp. 355-569'
5. A. E. Garvie, The Christian Preacher, N.Y.,1921 pp. 115 f.
6 Mackinnon A.L., op. cit., p. 308 .
7 Luthers Werke: Kritische Gesamtausgabe (Weimar) (W.A.), Tischreden, IV,No. 4812.
8 Cf. O. Scheel, Martin Luther, 11, pp. 55 1 IF.
9 W.A. Tischr. Ill, 3143b.
10 W.A. XLIX, p. 318.
11 Ibid. XXIX, pp. 132 IF.
12 Luth,rs Enelwechsef, Enders, VIII, p. ]26.
13 W.A. Tischr. Ill, 3590a; V, 6434.
14 G. Ebeling, op. cit., pp. 473 If.
15 P. Schaff, History of the Christian Church.. The Reformation, II, pp. 388 f.;
16 F. Kuhn, Luther, sa Vie et son Oeu'Vre, II, pp. 70 If.
17 Letter of Albrecht Burer, Briefwechsel des Beatus Rhenanus, 303; cf. also Introduction,
p.liii,W.A. X.
18 Quoted in P. Schalf, op. cit., p. 390.
19 P .E. II, pp. 420-1.
20 H. von Schubert, Zu Lutners Porusungtaligkeit p 3
21 W.A. Tiscnr. r, 16. ' • .
22•W.A. V, 26.
23 Cf. P. S. Minear, Eyes of Faith, p. 12.
24 W.A. Tischr. Ill, 3494. .
25 Cр. G. Muller, Magister Stephan Roth; Th. Pressel, Caspar Crucrger.
26 Commentary on Galatians, edited by Erasmus Middleton, p. 278.
27 P. s. Minear, op. cit., p. I I.
28 On the .Spirit and the Word, cf. W.A. VI, 460; XI, sz f.; XV, 729; XX, 45 1
29Lenker Edltl?n, XII, paras. 16-17; Enders, I, 141•
30 n Christ as the Word, cf. P.E. VI, 379,478,489; W.A. XVIII, 606; Riimerbrief
(ed. Flcker), 240.
31 P. S. Watson, Let God be God! p. 15 1 •
32 Двумя тезисами этого анализа я обязан G. Ebeling, op. cit.,pp. 26-7•
33 W.A. Tischr. 11, 1650.
34 Ibid. IV, 4512.
35 Enders, I, 149.
36 W.A. XII, 209-10; XIX, 79• .
37 P. T. Forsyth, Positive Preaching and the Modern Mtnd, p. 38.
38 J. S. Stewart, Heralds of God, p. 139.
39 Quoted in J. Ker, History of Preaching, p. 102. On the Literal Sense, cf. W.A. HI,
14; VI, 301, 509, 562; VII, 648-52.
40 H. H. Luccock, In the Minister's Workshop,p. So .
41 Cр. W.A. Tischr. Ill, 3579 .
42 Ibid. IV, 4719.
43 P. Bayne, Martin Luther, His Life and Work, I, p. 260.
44 Luther, Slimmtliche Werke, Erlangen, XLVII, 455.
45 J. Mackinnon, op. cit., Ill, p. 62.
46 Er!. X, i, 14.
46 W.A. XI, 223.
47 Ibid. X, i, 81.
48 Quoted by J. Maconnachie in Scottish Journal of Theology, I, p. 116.
49 W.A. X, i, 576.
50 From the Bible to the Modern World, p. 113.
51 W.A. Tischr. II, 1947.
52 P.E. VI, 452. Cf. also Treatiu on Good Works (1520), P.E. I, 184-285.
53 Sermons of Martin Luther, ed. Kerr, p. 219.
54 Journal of John Wesley (Standard Edition), 11, p. 467.
55 J. Ker, op. cit., p. 102 •
56 Charles Wesley, Methodist Hymn Book, No. 323, v. 5•
57 Select Wor/if, H. Cole, I, p. 455.
58 Serm01lf, pp. 149-50
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn