А КТО ИНОЙ?
Наша Трухляндия невелика, но очень разнообразна в смысле климата. У нас вообще не поймешь, что там за окошком – лето? Зима? Травки-елки, колется все примерно одинаково.
Мы, трухляндцы, народ веселый, в приподнятом настроении, особенно когда сухие. В смысле природных осадков, конечно! А вот мироощущение нашего папеньки постоянно подмочено мухоморной настойкой. Маменька у нас в семье не прижилась, сбежала в соседнюю Баландию, бросив тут дочерей, супруга и свою престарелую мать.
Не стану, сказала, в вашей «Тухляндии» задерживаться, буду искать перспективу.
Так родину обозвать! Мы ее просили остаться, а она надела новую блузелью с приподнятым настроением и уехала.
Остались мы: две бедные сироты в ситцевых плательончиках, не четкого ума папенька и как-то равномерно усохшая, но очень бойкая, бабушка. Нам бежать некуда, тут и живем, среди лишайников. Это ладно, не проблема. Беда в том, что сломалась стиральная машина!
У меня и у моей младшей сестры постоянно пачкаются платильоны. Это объяснимо: снизу – мокрая трава и грязная почва, а сверху – осадки и трясогузки разные. Так и норовят капнуть.
У меня все наряды зеленые, а у сестренки голубые, поэтому она больше пачкается снизу, а я – сверху.
Мы к папеньке со слезами – «Машинка стиральная сломалась! Надо новую покупать!»
Он надвинул на лоб фетровый шлякпак, покачался вправо-влево, поскреб по карманам и говорит:
- Бабулю на бабки разводите! Она в пяти банках вклады имеет, да еще и в карты, песочница кособокая, постоянно выигрывает! А я в магазин иду, мой организм резко нуждается в мухоморной настойке.
Мы, конечно, к старушке кинулись, а она нам отвечает:
- Я сейчас как раз свои вклады консервирую, в банки закатываю. Через неделю большой карточный турнир объявлен, вот тогда-то я непременно и выиграю, а пока – ничем не могу помочь.
Мы в рев ударились: за неделю наши одежки так измажутся, что их придется выбрасывать. Бабуля тоже сообразила, что ей на турнир тоже, в таком разе, не в чем будет гастролировать, и подсказала:
- Возьмите у этого вредителя-короеда, папашки вашего, в долг! А я, как получу выигрыш, ему отдам.
Папенька к тому времени уже намухоморился малость и добрый стал.
- Да я ж ничего для родных дочек не пожалею! Никаких денег, особенно, если эта лесопилка мне их потом вернет!
Полез он на чердак, достал кошелек из сосновой коры и выдал нам сотку желтеньких.
- Только чтоб через неделю вернуть!
От такого поступка он так себя зауважал, что быстро допил все, что у него оставалось. Захотелось ему соседям рассказать о своей доброте – надел на ноги галомны, повязал на шею полосатый шермон, и направился по округе - каждого поставил в известность о своем благородном поступке. Больше и рассказать-то некому: нам тоже десять раз похвастал. А хочется…
Терпел, терпел – пошел к бабушке.
- Сломалась у девчонок стиральная машина! Уж так плакали сироты! Я, а никто иной их пожалел – денег дал! Вон – глядите, они уже стирают свои платильончики в приподнятом настроении!
Бабушка, вынимая из сундука походно-выходной трундельяр, в котором она собиралась на турнир отправляться, только руками развела…
Через неделю папаша наехал на нас с сестрой:
– Где наш ходячий сухоцвет? Где моя тещенька закадычная? Деньги-то она выиграла? Когда отдаст?
А бабуля уже по всей Трухляндии разнеса – какой у нее зять внимательный, да заботливый, когда в настроении - в этом. Сломалась у дочек стиралка, так он денег им дал. Сам ко мне приходил, пламенно об этом рассказывал.
И все соседи подтвердили – да и мы, мол, собственными ушами слышали!
Деваться некуда… Гордо выпрямил спину наш родитель и, чуть не плача, произнес:
- Я, а никто иной!
После этого он махнул рукой и отправился в магазин за мухоморной настойкой. За окошком было лето. Или зима?
ТАРАНЧА
Где-то примерно к осени, которая проявляет себя как самый благостный сезон – в смысле еды, мы, трухляндцы, убираем урожай. Весной посевы засеваем, летом растим, осенью – туда их, в закрома.
У нас в огороде растет плотная зелено-красная масса с небольшими вкраплениями фиолетового.
Главное при сборе – выделить из нее зеленое и набить им стеклотару. Красненькое съедается на месте, а фиолетовым угощаем гостей, если останется.
Так вот: растут посевы, радуют глаз. Уже с половину елки, что около сарая чахнет, вымахали. Но тут пришла напасть – явились в нашу Трухляндию полчища таранчи. Говорят, их в Баландии гнали, вот они и напрыгали.
Нарыли везде свои норки, днем там сидят, а ночью выходят – и ну поедать посевы! Красненькое повыгрызли, зелененьким закусывают, фиолетовое на десерт оставили.
- Вперед, на борьбу с таранчой! – провозгласил наш папенька и, охваченный праведным гневом, выпил залпом стакан мухоморовки. Потом, чтоб не остыть, еще один.
А как «на борьбу»? Таранча ночью вылезает и тут бы с ней можно побороться, но мы ночью спим.
Вычитали мы с сестричкой в нашем трухтернете, что таранча боится машкиного помета… А этих машек у нас видимо-невидимо, все на елке живут. Оттого она и чахнет – машки там хороводы водят, пищат и чихают. Кто такое выдержит?
Ладно, не суть. Полезли мы на елку, помет искать. Подметки оборвали, помета не нашли.
Смотрим сверху – бабуля с папенькой оживленно общаются. Оказывается, наша бойкая бабушка, не спящая ночами по причине преклонных лет, убила крупную таранчу – то ли шляпком пришпандорила, то ли живность сама испугалась и околесилась – старушка ночью по саду как приведение из угла в угол шляется.
- Вызываю на честный поединок! – кричит старинная родственница.
- Да я их за ночь целый мешок наловлю! – хвалится папашка.
- За крупную – пять желтеньких, за мелкую – три! – вспомнив былые тилипередачи, хлопает по рукам бабуля, – но деньги – вперед!
- Деньги на кочку! – поправляет ее папец, - нужно составить банк.
Мы живо с елки слезли. В трухлявом пне продолбили ячейку, и бабуля опустила туда две купюры по пять желтеньких.
- Следите, внученьки, чтобы ваш близкий родственник до утра к этому пню не приближался!
- А Вы, антикварное создание, помолчите! Я с Вами за ночь по три раза сталкиваюсь в разных углах сада, при такой проворности Вы скорее банк расшевелите.
Тогда мы с сестрой, ни слова не говоря, надели на пень самое громыхучее ведро, сверху камнем придавили и спать пошли.
Чуть солнышко показалось, под окнами крики:
- У меня два больших! Мой банк!
- А у меня три, зато! Два мелких, один средний! Как раз на десятку желтеньких!!!
Мы спустились с сестрой на двор и видим: бабуля держит за тонкие шеи две крупные таранчи – те глазки закрыли, усики свесили. У папани – целая котомка. И он то лапку оттуда покажет, то крылышко.
- У меня – самцы, - кричит бабуля, - производители!!!
- А у меня сплошь плодоносные самки, все с икрой! – не отстает папик.
- Давайте, банк пополам разделим, - предложили мы, - раз поровну поймали.
Бабуля тут же согласилась, и схватила свою пятерку. Папенька сделал сердитое лицо, и скромно забрал оставшуюся сумму. Тут бабушка как-то странно посмотрела на нас, да как завопит:
- Это что же, я за половину своих собственных денег всю ночь с шляпком по саду металась? Это же еще прицелится надо, в темноте! А этот мухоморовец даром мои денежки пригрел? Сколько у него в котомке? Кто проверял?
Папенька, услышав это, бросился бежать, бабушка, схватив гремучее ведро, за ним, а мы с сестрой следом. Впопыхах не заметили очень широкую и глубокую норку, отрытую таранчой, и все туда рухнули.
Громыхнуло так, что елка вздрогнула, согнулась и весь машкин помет вниз обрушился.
С тех пор у нас в Трухляндии много чего не стало, и таранчи в том числе…
-
(продолжение хроник следует)))