Пристав Прокофьич в последнее время маялся
головной болью. Уж по всякому пользовал он её: и
подорожника широкий лист привязывал ко лбу, и водкой
марлю намачивал, и опять же на макушку плюхал,
придерживая рукой. Но не легчало. И тут пришлось ехать к
городскому голове. Водрузился Прокофьич на свою бричку и
покатил в управу. И чего это вдруг позвали его в скором
порядке? Хотя бы боль-то не маяла бы его. Сейчас бы сесть да
не двигаться, а тут озадачат чем-нибудь. Напрягай мозги, а то
и поезжай куда-нибудь, разбирайся. А это, ой, как тяжеловато
будет, муторно при такой боли. Приехал он,
подождать велели, значит сердит Голова. У него это такая
манера перед распеканием, заставляет ждать, тревожиться.
Вздохнул тяжело Прокофьевич. Что ж, делать нечего. Такая
судьба подневольная.
Но, наконец, запустили. Зашел пристав в кабинет.
Голова сидит в кресле, от жары мается, лоб вытирает. А за
ним над приоткрытым окошком, ходят волнами занавески.
Голова не здоровается. Из-под бровей мечет недобрый взор.
Да, видно нелегко придётся.
- Ну, как все хорошо у вас? Ничто не тревожит?
Ничто не волнует? - в голосе Головы нарастают грозные
нотки. - А, милостливый гсдарь! - потрясает воздух последняя
фраза.
Трудно отвечать что-то внятное, когда не знаешь о
чём речь пойдёт. Прокофьич мнётся нервно, поглаживая руки.
- Ну дак... оно, как-то так. Вроде бы...и в то же
время...
Голова вытаскивает платок из кармана, промакивает потную
лысину и опять ведёт ту же тягомотину:
- Соблаговолите-ка описать, что у нас там в уезде
деется.
- А по какой надобно части? - осторожно выдавил
Прокофьич.
- Да уж по вашей части соблаговолите.
Тягомотно отвечает и Прокофьич:
- Так оно бывает... всяко.
- Всяко-то, всяко. А вот вора Егора ловите?
Голова на стол все карты выбросил, чтобы
околпачить Прокофьича. Но того трудно застать врасплох и
выбить из колеи.
- Да потихоньку и полегоньку следуем за ним.
- Ну и кто он такой? Откуда взялся?
Прокофьевичу-то и сказать особо нечего. Слышал
он, конечно, об этом Егоре что-то исподволь. Да и слухи
какие-то странные. Будто заколдовывает он людей, и ничего
конкретного описать они не могут. Не верил в эти чудеса
Прокофьич. Идут на его поимку отрядами стражников да
вертаются, несолоно нахлебавшись. Считал это фантазиями и
пьяным бредом. Просто не могут выполнить приказ, вот и
придумывают невесть что.
Но все это не будешь рассказывать Голове? Засмеёт
да разгневается. И вот тут пришла ему спасительная мысль, а
что если пристегнуть к образу разбойника, сбежавшего
шалинского слугу Егора. Кстати, и имя одно и то же.
Изобразив серьёзную мину, пристав начал:
- Знаю я энтого татя изрядно и все его повадки мне
известны. Давно он себя зарекомендовал и грабителем и
убийцей.
Брови у Головы вверх взметнулись. Не ожидал он
от пристава такой уверенности. А Прокофьич продолжал
разрисовывать Егора и его понесло:
- Есть у нас один Шалин, купец!
- Ну, знаю я Терентия Семёновича-то! - собеседник
напряг лоб.
- Вот я и провел расследование. Был у Шалина
слуга Егор. Спервоначалу тихий, а потом ровно бес в него
вселился. Почал он у Шалина деньжата потаскивать да
товары приворовывать. А потом чуть дочь его не спортил, и в
одночасье сбежал с большим мешком денег.
- Вон, как... - принахмурился Голова.
- И пошло-поехало у него...- продолжал пристав. -
То там, то здесь слышно было о его татьбе. Потом уж
старушку он задушил и тоже деньгу большую взял.
Голова побагровел, слушая обстоятельный рассказ
пристава:
- Так, чего же ты, зная татя, палец о палец не
ударил и не предотвратил его злодеяния?
Прокофьич, остановив свои словоизлияния, сделал
таинственную паузу:
- Я выследил его и цугундер бросил!
Голова недоумённо развел руками и хмыкнул:
- Ну и где он у тебя?
Вот тут пристав осёкся. Не знал он, как объяснить
таинственный побег Егора из тюрьмы. Помнится, пришел он
поутру к Егору в камеру, а того и след простыл. И никто
ничего объяснить не может. Повыгонял тогда Прокофьич всех
стражей, а что толку.
- Так как же! - пробуравил Голова Прокофьича
взглядом.
Вздохнул тот тяжело. Что говорить? Коли правду молвить,
выгонят с треском:
- Явилась ватага Осипа и выкрала Егора этого из
цугундера. Уж я потом вышел на след, даже стрелял в них и
кажется Осипа подстрелил, а оно, во как...
Пристав развел руками.
Голова некоторое время был в ступоре, молчал.
Потом лысина его налилась кровью, и он заорал на пристава:
- Чего же ты мне цельный час сказки сказываешь
бестолковые. Прок какой от них, коли Егор на воле гуляет!
Съежился Прокофьич, не думал он, что Голова
умеет так кричать басисто. Оправдываться начал:
- Дак, всё делаю, что надо. Надеюсь в скором
времени пымать Егора энтого.
- В Сибирь его сразу, в каторгу! - поднял вверх
указатальный палец Голова.
- Оно так, так! - подпел Прокофьич.
Голова продолжал махать указательным пальцем:
- Вот, как поймаешь и оформляй его быстро. Чтоб в
Вязниках он не оставался. Понял меня?
- Как не понять. - соглашающе кивнул Прокофьич.
- Пошто он нам нужен!
- Во-во! Правильно мыслишь..
- Только вот... закряхтел пристав.
- Что еще? -нахмурился Голова
- Я-то шибко оформлю, а вот суд волынку тянуть
будет.
- Ну, об этом не волнуйся. Я в это дело вмешаюсь. -
хлопнул Голова ладонью по столу. - Ты, главное, поймай этого
чумичку.
- Постараюсь со всем усердием!
Когда вышел Прокофьич от Головы, стал он
раздумывать. Вот ведь наговорил, напридумывал, наобещал.
Целый пузырь выдул. А ведь пшиком всё будет. Тот ли это
Егор? Пёс его знает? Что ж, и этого надо ловить, и того.
Главное имена удачно совпали.
С чего-то начинать надобно. И решил пристав
отправиться к Шалину. Бричка у дверей управы ждёт.
Лошадь стоит, переминается. Увидев Прокофьича, потянулась
к нему.
- Что есть хочешь? Хм! Не заработали мы на
сладкую еду с тобой. Али застоялась?
Лошадь тряхнула головой, звякнув уздечкой, стала
жевать губами. Пристав забрался на сиденье брички, натянул
поводья и лошадь, несильно лягнув копытом бричку,
тронулась. Это у неё была такая привычка. Как будто
отталкивалась, чтоб разогнаться.
Доехал быстро. Шалин принял пристава приветливо,
хлебосольно. Это Прокофьич любил. Посидели, покушали.
поговорили на отвлечённые темы. И вот уж, когда с
Терентием Семеновичем отмякли от вишнёвой настойки, что
принесла любезная Настасья Спиридоновна, спросил
Прокофьич, покряхтел:
- А помнишь, Семёнович, у тебя слуга был
парнишка Егор?
- Да, как же не помнить? - встрепенулся Шалин. -
Ты мне его собираешься представить, да всё никак. Пымал
что ли?
Как будто не заметил подколки Прокофьич, только
губы скривил малость.
- А откуда он к тебе в своё время явился явился?
- Да он мне дальний сродник. Отец мне его на
воспитание мальчонкой отдал. А он эвон каким шустриком
оказался. За хлеб да за соль, как отблагодарил...
- Погодь, Семёнович! - остановил пристав
шалинские словоизлияния. - Из каких мест сам Егор-то?
- Дак, песковский. Я и сам-то оттуда.
- Чай и он туда вернулся, когда от тебя-то сбежал, к
отцу да к матери?
- Неет, - уверенно покачал головой Шалин. -
Матерь у него ишо в детстве померла, а отец в прошлом годе.
У него никого в Песках не осталось. К кому идтить-то?
- Вона, как! - потёр лоб пристав.
- А что, след нащупал?
- Ты слышал про вора Егора, что за рекой гуляет?
- Да, баяли люди... -неуверенно ответил Шалин.
- Случаем, не твой Егорка балует?
- Неее! - встрепенулся Шалин. - Хучь и обокрал он
меня, да разве такого могёт ? Молоденек больно да глуп. Вор
Егор на цельный уезд прославился. А энтот, тьфу, соплёй
перешибёшь!
- Соплёй говоришь? А, как он у меня мог из
цугундера испариться? - возмутился пристав.
- Так ты,поди, забыл цугундер-то запереть, вот он
и улизнул! - усмехнулся Шалин.
Прокофьичу кровь в голову ударила от обиды.
- Ты. Семёныч, меня не дразни. - нахмурился он. -
Не посмотрю, что приятельствуем, привлеку за клевету и
поношение.
Шалин понял, что перехлестнул через край да соли
переложил на самое чувствительное место у пристава.
- Не гневись. - заробел он. Чего-то я не то сказал.
- Да уж.- смотрел пристав исподлобья. - Язык-то не
распускай и не скалься. Дело государственной важности! - Он
поднял вверх палец. - Твой Егор на власть покушается,
стражникам не подчиняется.
- Да никакой он не мой... - испуганно залепетал
Шалин. - И не могёт Егорка такого, не того масштабу.
- А вот это следствие покажет! - важно ответствовал
пристав. - Вспомни-ка, что-нибудь ты слышал о Егоре после
его побега?
- Да, вроде нет. -растерянно пожал плечами Шалин.
Шалинские морщины на лбу сгрудились от
напряженного мыслительного процесса.
- Хотя, погодь, погодь.
Пристав всем корпусом подался вперёд.
- Как-то ездили мы к Кушелевым. Помнишь, на
них напал разбойник Осип, а кушелевская Сашка его
подстрелила.
- Ну помню. было такое.
- Ну так вот, она говорила. что к ним прибегал мой
Егор предупредить о разбойниках.
- Хм! - почесал Прокофьич подбородок. - Это,как же
так?
- Чего не знаю, того не знаю. Поезжай спроси у
Сашки, она тебе всё растолкует.
- Дак, Сашка-то пропала. То ли утонула, то ли еще
чего.
- А, точно! Как же это я запамятовал?