1.
Ласковый сентябрь баловал природу необычно долгим бабьим летом. Летала паутина, золотясь в лучах ещё тёплого солнца, пьяняще пахло пряной листвой неотвратимой осени. Узкая аллея пряталась в тени густых развесистых клёнов с разноцветными резными листьями, которые в бликах солнца загорались золотым и медным цветом.
Эта встреча была случайной.
Красивая девушка в модном, светлом плаще неспешно прогуливалась по аллее парка, то и дело наклоняясь, чтобы поднять приглянувшийся листик, и объёмный букет царственно красивых листьев с трудом помещался в её кулачке.
А навстречу ей по той же аллеи, спрятав руки в карманы спортивной куртки, быстрым шагом шёл юноша. Занятый своими мыслями он, казалось, совсем не замечал сказочной красоты багряно-золотой осени. Но вдруг, увидев тоненькую улыбающуюся девушку с распущенными рыже-осеннего цвета волосами и с огромным разноцветным букетом в руках, неожиданно остановился. Улыбнулся ей в ответ и, очарованный её дивной красотой, не мог сдвинуться с места. Она была настолько хороша, что ему захотелось обнять это рыжеволосое чудо, но сумел он лишь только представиться, протянув прекрасной незнакомке руку:
– Игорь.
– Ляля, – она засмеялась, – Елизавета, – и протянула в ответ свою узкую ладошку.
Долго глядели они друг на друга с нескрываемым интересом, не размыкая рук и смущённо улыбались.
– Меня через месяц в армию забирают, – зачем-то сказал Игорь и серьёзно взглянул девушке в глаза.
– Целый месяц, ещё целый месяц впереди, – Ляля подбросила вверх собранные листья, и решительно взяла его под руку.
Они бродили по аллеям парка, болтали, перебивая друг друга, обо всём и ни о чём, как это бывает в молодости, и уже через несколько часов им казалось, что знакомы они давным-давно. Ляля тонула в его тёмных бездонных глазах, а сердце её вздрагивало от каждого случайного прикосновения. С ним было спокойно, надёжно и не скучно.
Как мы распознаём, что этот человек твой, а этот – нет? Есть мнение, что на животном уровне – по запаху. Так это или нет – оставим решать учёным. От Игоря пахло одеколоном «Саша», и никаких других запахов она не ощущала, но каждая клеточка её тела принимала его, понимала и не хотела отпускать.
Долго прощались у Лялиного подъезда, и загоревшаяся искра любви согревала их в осенней прохладе.
– Мама, я познакомилась с таким парнем! – Ляля словно летала по комнате.
– Влюбилась, – улыбнулась мама и с беспокойством взглянула на дочь, – кто он такой?
– Он чудесный! – Ляля, переодеваясь, продолжала кружиться, но, встретив встревоженный взгляд матери, решила пока скрыть свои зарождающиеся чувства. «Не буди лихо, пока тихо», – подумала она и перевела разговор на другую тему.
И уж никак не могла сказать, что приняла его приглашение на предстоящий день рождения.
– Ты придёшь? – спрашивал он при расставании. Она кивала в ответ: «Да, да, да!»
И вот наступил долгожданный день.
Ляля долго и тщательно примеряла свои многочисленные наряды. Не хотела выглядеть слишком роскошной, но в то же время мечтала быть лучше всех.
Елизавета была единственным и поздним ребёнком в благополучной и обеспеченной семье и росла в любви, ласке да заботе, а посему была сильно избалована.
Её жизнь до настоящего времени напоминала беззаботное порхание бабочки у сладкого цветка, и казалось ей, что так было, есть и будет вечно.
В подарок Игорю она выбрала пятитомник любимого Есенина, что стоял в библиотеке отца, одновременно служившей ему кабинетом. Отец Ляли занимал высокий пост во Внешторге, крутился, вертелся как мог, проворачивал сложные спекулятивные махинации, в том числе и валютные. Верная жена была в курсе этих дел, от дочери же, оберегая, всё это тщательно скрывали. Дом был, как говорится, полной чашей. Лялины наряды не помещались в шкафу, и, стоило ей только чего-либо захотеть, это сразу у неё появлялось. Семья не видела пустых прилавков, огромных очередей – они жили словно в ином мире, ином измерении. Общались в кругу себе подобных, посторонних в дом не пускали и берегли свою красавицу-дочь для брака с человеком «своего круга».
Запреты, как известно, всегда ведут ко лжи, и влюблённой девушке тоже пришлось пойти по этому пути.
– Мама, я сегодня задержусь. У сокурсницы день рождения, и меня пригласили. Я взяла в подарок «Есенина», – говорила спокойно, стараясь честно глядеть в глаза матери.
Возможно, подобная ложь спустя некоторое время не прошла бы, но мама ещё не успела навести справки о тех, с кем училась её дочь на первом курсе филологического факультета университета. И мама, потеряв бдительность и осторожность, позволила.
Занятия и лекции Лялю сегодня не интересовали. Она, казалось, ничего не видела и ничего не слышала. Была рассеянна, и сердце её замирало в ожидании предстоящей встречи с Игорем. И вот последняя пара окончена. Она первой выбежала из аудитории. Увидев Игоря, на мгновение замерла, любуясь его стройной и мускулистой, как у гимнаста, фигурой.
Тихонько подошла сзади и закрыла ладошками ему глаза. Он накрыл её руки своими крепкими тёплыми ладонями, и сердце у Ляли застучало, упало куда-то вниз, затрепетало и она глубоко задышала. Зажмурилась, а Игорь рассмеялся.
– А почему ты смеёшься?
– Мне с тобой хорошо, и хочется смеяться, – весело ответил он, подхватил её, поднял над собой и, глядя на неё снизу вверх, вздохнул, – и зачем я встретил тебя именно сейчас?
– Так это же хорошо, – она всё смеялась, смеялась…
– Ничего хорошего, – он поставил девушку на землю, – мне служить два года.
– А я буду ждать, – тихо и серьёзно ответила она.
Игорь внимательно посмотрел на Лялю, вздохнул и щёлкнул пальцем по носу.
Они вновь засмеялись, но уже как-то невесело.
2.
Игорь жил вдвоём с мамой в скромно обставленной двухкомнатной квартире. Длинный стол занимал всю комнату и ломился от обилия самых разнообразных блюд. Мама Игоря, очень молодая по сравнению с мамой Ляли, раскрасневшаяся, продолжала хлопотать на кухне, и на предложение девушки помочь отказалась. Ляля этому несказанно обрадовалась – делать-то она ничего не умела. Уборкой в их большой квартире занималась домработница, она же и готовила.
– Наработаешься ещё, – смерив оценивающим взглядом девушку, мама Игоря добавила: – Идите лучше котят посмотрите.
– Котят? – удивилась Ляля.
В маленькой комнате стояла большая картонная коробка, и в ней грациозно возлежала белая пушистая кошка. Вокруг неё спали, ползали и пищали чёрно-белые пушистые котята.
– Можно? – затаив дыхание от восхищения, девушка присела и потянулась к забавным малышам.
Словно маленький ребёнок, бурно выражая умиление, тискала она эти мохнато-шёлковые чудные комочки, целовала, прижимала к себе. Игорь смеялся, заглядывала мама и тоже смеялась, удивляясь столь непосредственному выражению радости. Ляля попискивала вместе с котятами, передразнивая их, взвизгивала, когда они выпускали коготки. Она брала на руки то одного котёнка, то другого, то двоих сразу, прижимала к груди, зажмурившись, и приговаривала: «Какие хорошенькие!»
Кошка внимательно следила за ней и нервно махала хвостом из стороны в сторону, выражая этим крайнее недовольство.
– Ты что, котят ни разу в жизни не видела?
– Нет...
Это было невероятным, но в её доме никогда не заводили никакой живности, даже аквариума с рыбками не было, и сейчас она искренне испытывала неизведанный в детстве восторг.
Стали собираться гости. Первыми пришли родственники, после подтянулись друзья, с девушками и без. Стало шумно, и Ляля почувствовала себя неуютно.
«Как-то всё некультурно», – с тоской думала она.
Но стоило ей взглянуть на Игоря, как все страхи и сомнения исчезали, и она вновь растворялась в своих новых приятных ощущениях.
Игорь тоже не сводил с неё грустных глаз. Всеми силами он сопротивлялся охватившему его чувству: только бы не влюбиться – ведь впереди разлука на два длинных года…
И мама Игоря, переживая, следила за ними и грустно вздыхала: «Ой, как же не вовремя пришла к ним любовь!»
А разве любовь спрашивает разрешения прийти? Двое встречаются, и вдруг совсем неожиданно, как будто по велению свыше, начинают биться в унисон сердца, и каждый принимает другого полностью, без остатка, в сердце и душу, и уже не помнит жизни до: без взгляда, вздоха, слова любимого, без тепла, запаха, объятия и ласки.
За столом произносили тосты, что-то вспоминали, смеялись. Игорь взял гитару, и они ещё долго пели.
– Давай сбежим, – вдруг предложила Ляля.
– Давай, – неожиданно согласился Игорь, – только я хочу сделать тебе подарок.
– Какой? – кокетливо спросила немного опьяневшая от шампанского девушка и, засмеявшись, подумала: «Что бы сейчас сказала мама, увидев меня?»
Они долго гуляли по ночному городу. Ещё дольше стояли у подъезда и целовались. Котёнок – подарок Игоря – спал во внутреннем кармане его широкой куртки. От счастья кружилась голова, и расстаться не хватало сил.
– Мне пора, – в который раз говорила она тихо, а он снова и снова неловко прижимал её к себе, боясь потревожить спящего котика.
3.
Ляля осторожно открыла дверь в квартиру. Но это была излишняя конспирация. В прихожей, в ночном пеньюаре и бигуди, скрестив руки на груди, возвышаясь, словно памятник, стояла мать. Чуть в стороне, с недовольно-обречённым видом в мятой полосатой пижаме, широко зевая, пытался удержать равновесие сонный отец.
– Ну! – угрожающе упёрлась кулаками в пышные бока мать.
И вдруг Ляля, продолжая глупо и блаженно улыбаться, опустила на пол дрожащего от страха маленького очаровательного котёночка.
– Это что такое?! – мать потеряла самообладание и сорвалась на визг, – выброси немедленно! Убери эту гадость с глаз моих долой!
– Нет, – твёрдо и решительно ответила Ляля и топнула ножкой, – это не гадость, а подарок, и он будет жить со мной.
Девушка на всякий случай взяла пушистого малыша на руки. Разразился мощный скандал. Мама уже была уверена, что Лялю соблазнил какой-то проходимец, и скоро все они вымрут от болезней, которые принёс в дом этот страшный грязный зверь! Этот хищник поцарапает полированную мебель из карельской берёзы, порвёт итальянские портьеры, разобьёт саксонский фарфор, что с таким трудом доставал отец, а его самого ожидает разрыв сердца, и виной этому будет она – их позорная распутная дочь. Кричала мать, кричала Ляля. А отец, улыбаясь, нежно взял котёнка и понёс его на кухню – кормить. Он поил малыша молоком и грустно, о чём-то о своём, вздыхал.
– Котёнок будет жить здесь, или я уйду из дома, – стояла на своём Ляля.
Мать, никак не ожидавшая от послушной и покладистой дочери такого сопротивления, отступила. Но страх беды поселился в её сердце.
Над строптивой дочкой решили установить тотальный контроль. Тревога поселилась в доме, где отныне беспокойно пахло валерианой, корвалолом и другими лекарствами, а шумные вздохи и шарканье ног по квартире бессонными ночами только усиливали панику.
По утрам, в институт, Лялю отвозил личный водитель отца. После занятий на лестнице у входа её ждала мама, надев на себя суровый недовольный вид.
Свобода, не начавшись, закончилась.
– Чую беду, сердцем чую, – плакала Лялина мама мужу, – моё сердце не обманешь. Быть беде.
– Не накликай, – волновался отец, но не из-за дочки.
Как известно, сердце женщины не обманешь. Каким уж чувством – седьмым или десятым, но беду она чувствовала правильно. Только пришло несчастье, откуда не ждали.
Так долго выстраиваемый отцом Ляли мир отношений в торговой отрасли стал разваливаться. Кто-то, более сильный, начал ломать устоявшиеся правила игры, вытесняя его, постаревшего, из системы внешней торговли. И не просто вытесняя, а подводя под статью. И статью тяжкую.
В силу этих проблем контроль над Лялей ослабили, и она сразу поехала к Игорю. Много дней он встречал любимую после лекций, но она проходила мимо под руку с мамой, лишь изредка кидая на него мимолётные взгляды, полные нежности и отчаяния.
Но мужчины не читают между строк – что бы милая ни пыталась сказать взглядом, она прошла мимо, и это было главное.
– Только бы не забрали, только бы не уехал, – твердила девушка и сжимала кулачки на удачу.
Дверь никто не открыл. Она устало опустилась на скамейку у подъезда и по-детски расплакалась.
Стемнело. На улице захолодало, подул стылый ветер, начал накрапывать дождь.
Игорь не появился. Обречённо, в полном отчаянии, Ляля брела домой. Это было её первое горе. Это была её первая любовь.
Первая любовь в этом возрасте завершает период взросления и, как правило, оставляет либо чистые воспоминания, либо неизбывное горе – шрам в душе на всю жизнь. Всплеск гормонов и накал страстей, чувство обволакивающего воздушного счастья возносят влюблённых на самую вершину блаженства, которую лучше оставить непокорённой. Лучше потом нежно, с удовольствием, перебирать в памяти приятные эмоции, нежели свалиться с вершины кубарем, переломав все кости, и зализывать раны всю оставшуюся жизнь.
Ляля не вошла, а ввалилась в квартиру и дала волю слезам, тонко по-бабьи подвывая. Пережившим нечто подобное эти страдания кажутся смешными, а переживающие чувствуют, что весь мир обрушился на них.
– Господи, что с тобой? – мать упала перед дочкой на колени.
– Он уехал, – рыдала девушка. – Он уехал!
И вдруг она увидела вокруг себя собранные сумки, баулы и чемоданы. В квартире всё было перевёрнуто вверх дном.
– Кто-то уезжает? – всхлипывая, спросила она.
– Ты с бабушкой.
– Я с бабушкой? – глухо переспросила она. – Где Мурка?
– Выкинула, – сказала как отрезала, мать, – не до неё сейчас.
Полными слёз глазами девушка смотрела на постаревших испуганных и суетливых родителей. Жалость к ним, любовь и одновременно какая-то ненависть за то, что именно они лишили её счастья первой любви, смешались и выплеснулись злыми обличающими словами, переходящими в крик. Сжигающая изнутри боль, разрывала сердце. Её бросили, её предали, не поняли… все вокруг чужие... Выплеснув всю горечь трагических переживаний и страх неизвестного будущего, обвиняя и мать, и отца в ненасытности и равнодушии к ней, громко хлопнув дверью, она выбежала на улицу. Котёнка нашла на первом этаже под батареей. Его действительно выбросили за порог подъезда, но с кем-то входящим он прошмыгнул обратно.
– Родная моя, Мурочка, – Ляля прижимала кошечку к груди, а та от счастья урчала, пытаясь лизнуть хозяйку в лицо. Девушка чувствовала в ней частичку Игоря, и ей становилось спокойней.
Домой она не пошла. С котёнком за пазухой вновь поехала к Игорю.
Зачем? Да потому что влюблённое сердце созрело довериться мужчине. Родители, которые были оплотом крепости её жизни, отошли на второй план, освободив место создаваемой новой жизни, имеющей обыкновение виться нескончаемой спиралью.
Был уже поздний вечер, когда она, волнуясь, осторожно нажала на кнопку звонка. Дверь открыл Игорь. Удивился и очень обрадовался её приходу. Ляля долго, перескакивая с одного на другое, рассказывала о навалившихся на неё неприятностях. Про возможный арест отца, про свой отъезд с бабушкой, о выброшенном котёнке... И о том, как весь вечер его ждала. Она плакала и тело сотрясала нервная дрожь.
– Твоя мама знает, что ты у меня? – взволнованно спросил Игорь.
– Нет, она вообще о тебе ничего не знает.
– Ты обсохнешь, попьёшь чаю и поедешь домой. Я отвезу тебя.
– Нет, я останусь с тобой...
Они сидели на кухне и пили чай. Ляля была одета в мягкий байковый халат мамы Игоря, а её промокшие вещи сушились на верёвках в кухне. Игорь рассказывал о себе. Он мечтал быть то философом, то музыкантом и, не найдя себя, решил отдать долг Родине. Рассказывал, что давно живёт вдвоём с матерью, о гибели отца, военного лётчика, могила которого осталась далеко, в закрытом военном гарнизоне.
Ляля видела, что, если по годам они были почти ровесники, то по жизненному опыту Игорь был старше, умнее и рассудительнее неё. Она доверяла ему, чувствовала себя с ним в безопасности.
И, очарованные друг другом, они вновь целовались, и безрассудство молодости, и первая влюблённость, и жар в крови играющих гормонов, привели их к апогею любви. Взрыв эмоций, огонь желания и наслаждения... Ляля лежала, не открывая глаз, и медленно возвращалась в реальный мир, Игорь вопросительно и грустно смотрел на неё.
* * *
Праздник закончился. Пора возвращаться домой.
Они клялись в вечной любви и вечной верности. Ничего нового нет на земле. Но для них всё было впервые:
– Я тебя буду ждать!
– Я тебя никогда не забуду!
4.
Вагон мерно покачивался, и Ляля, грустно глядя на мелькающие за окном тёмные, напитанные холодными дождями, осенние пейзажи, вспоминала ещё совсем недавнее прошлое, как сон, как сказочное видение. Она не верила в происходящее, сердце не принимало насильственную разлуку с любимым, и безнадёжностью была заполнена страдающая душа. Неизвестность будущего пугала, и сердце сжималось в комочек.
В купе было жарко, но окно не открывали из-за бабушки, которая боялась простуды, а дверь в коридор – в целях безопасности. В чемоданах и коробках, для виду небрежно перевязанных, а на самом деле запакованных как швейцарские сейфы, перевозили, опасаясь конфискации, наиболее ценные вещи. Меха, старинные иконы в серебряных окладах, антикварные гравюры и акварели и много других ценных вещей, в которые вкладывались лишние деньги семьи. Золотые изделия с драгоценными камнями зашили в пояс бабушкиного жилета. Она терялась, от волнения забывала, куда и зачем они едут… Затем память к ней возвращалась, и тогда она начинала плакать, по-старушечьи сморкаясь и причитая. И только Мурке было хорошо. Свернувшись комочком под боком у хозяйки, она крепко спала, подёргивая во сне лапками.
Из динамика звучала популярная песенка Олега Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», а Ляля слышала Игоря – его тихий густой бархатный обволакивающий голос.
Эту песню он пел, аккомпанируя себе на гитаре, в день рождения: «…И всё же с болью в горле мы тех сегодня вспомним,
Чьи имена как раны на сердце запеклись.
Мечтами их и песнями мы каждый вдох наполним…»
Ляля вспоминала и считала эти предстоящие два года разлуки в месяцах, затем в днях, часах, минутах… Сбивалась и вновь считала. И верила, что они обязательно будут вместе.
А поезд неумолимо увозил их всё дальше и дальше от родных мест на северо-восток. Осенние пейзажи сменились зимними…
Через несколько суток на вокзале чужого далёкого города их встречал внучатый племянник бабушки.
* * *
А в это время Игорь, в старой одежде, как все призывники того времени, ждал распределения на сборном пункте.
Ляля тоже вспоминалась ему чудным дивным сном…
* * *
Приближалась весна, но в N ещё хозяйничала зима – здесь она была снежной, морозной и долгой.
Ляля медленно, боясь поскользнуться, шла из института по утоптанной тропинке к бабушкиному дому. Чем ближе подходила, тем сильнее билось её сердечко, и она издалека пыталась разглядеть в дырочках почтового ящика долгожданное письмо.
Но его не было. Не знала Ляля, что предприимчивая бабушка тайком выбрасывала первые весточки молодого солдата, считая его предвестником всех бед в семье и невольным символом развала налаженного годами быта. А потом писем не стало. Не знала девушка, что послали молодого бойца служить в Туркестанский военный округ, а затем в 40-ю общевойсковую армию, которую в прессе называли ограниченным контингентом советских войск в Афганистане. А ещё писали, что ограниченный контингент помогает местным афганским дехканам строить водопроводы и дороги. Скрывали, что это была полномасштабная многолетняя жестокая война среди гор на чужой земле.
Не догадывался и Игорь, что носит Ляля под сердцем плод той их первой и единственной ночи. И не узнал, что вскоре на свет появился мальчик, которого тоже назвали Игорем.
Отец Ляли был арестован, но до суда не дожил – случился инфаркт. Конфискации, которой так боялись в семье, не стряслось.
Похоронив мужа, мать Ляли тоже приехала в город N, убегая от позора и одиночества. Нужно было также помогать дочке растить внука и присматривать за престарелой матерью.
Игорёк рос смешливым, озорным мальчуганом, заласканным бабушками и страстно любящей юной мамой. Ляля одаривала сына всей своей нерастраченной любовью. Вопреки всему она продолжала ждать Игоря, продолжала любить и верить.
5.
Говорят, что время – величина постоянная, его нельзя остановить, ускорить либо замедлить. Может быть, как физическое явление в какой-нибудь точной науке, например, метрологии, оно и является постоянной величиной, а в человеческой жизни оно разное. Насколько длинным кажется день в юности и как быстротечен год в старости… Время непостоянно в разных состояниях: оно имеет свойство растягиваться в ожиданиях, останавливаться в горе и умудряется бежать всё быстрее и быстрее с каждым нашим прожитым годом.
Так было и у Ляли. В трудах и заботах незаметно, и всё скорее пролетали лучшие молодые годы. Ушла в мир иной бабушка. Обнимала она Игорька, смотрела в его большие глубокие, как тёмные озёра, глаза, и слёзы застывали в её душе и болело сердце. Вершила она судьбу своей единственной внучки – чистой восторженной девочки – и осиротила ребёнка. Прижимала правнука к груди и шептала: «Прости, прости…»
А Ляля продолжала ждать и верила. Верила и бессонными ночами представляла их встречу. Ворошила короткую историю их зародившейся любви, искорка которой разгорелась в разлуке и вспыхнула ярким пламенем настоящей большой любви в её чистом верном сердце.
В родной город решили не возвращаться. Периодически мать Ляли ездила туда: на могилу отца, проверить квартиру. Но в очередной раз занемогла, и поехала Ляля.
Заканчивался сентябрь. Тёплый, пряный. Светило солнце, летала золотистая паутинка. Кружась, медленно осыпались листья. Ляля сидела на скамейке около подъезда, в котором жил Игорь, но переступить порог не могла. Страх неизвестности сковал и мысли, и тело. Она не могла уйти и не могла заставить себя позвонить в дверь. Из подъезда вышел старик погреться последним солнечным теплом и, развернув газету, сел рядом.
Собравшись с духом, выдохнув, спросила про Игоря.
– Помню, конечно, помню… Погиб парень в Афганскую, – сказал он, но, увидев расширенные Лялины глаза и немой крик из закрытого ладошкой рта, быстро поправился, – но это не точно. Вначале говорили, что погиб, а после – пропал без вести. Могилы его нет. Матушка всё ездила, искала. Ты сходи в военкомат, там тебе всё скажут.
– А матушка его?
Старик пожал плечами:
– Съехала, говорят, а куда – не знаю. Ты в военкомат иди.
Он с сочувствием смотрел на молодую красивую рыжеволосую девушку и долго ещё рассуждал о несправедливости этой чужой войны. Но Ляля ничего больше не слышала…
В сердце билось и отдавалось в висках одно только страшное слово «погиб…»
Она шла аллеей парка по шуршащим листьям, и каждый шаг отдавался болью в душе: «Погиб, погиб…»
Не заметила, как ноги сами привели к маленькому деревянному храму. Тишина, прохлада, приятный сладкий запах ладана. Поставила свечку на канун и вдруг встрепенулась: «А если живой?» Испугалась!
– Возможно, жив, – всхлипывая, второпях рассказывала работнице храма, – без вести, говорят, пропал..., а я ему свечку на канун…
– Так, милая, у Бога все живы, ты, главное, молись. Может, молитвы ему сейчас ох, как нужны, – успокаивала её пожилая женщина.
* * *
Дома Лялю не узнали. Скорбная морщинка легла между бровей, а мягкие, пухлые ещё, девичьи губы плотно сомкнулись, как бывает у переживших большое горе, потерявших самых близких…
– Ты хоть скажи, дочка, как его звали? А то дала сынишке отчество деда? – допытывалась мать.
– Это моё, мама, личное, не скажу. Не спрашивай…
6.
Прошло много лет.
Красивая рыжеволосая женщина медленно подходила к дому. На скамейке у калитки стояла обувная коробка, в которой жалобно попискивал котёнок.
– Опять, – устало выдохнула Ляля и аккуратно достала крошечного испуганного кутёнка. В округе знали, что в этом доме любят кошек и частенько оставляли у них на пороге такие вот коробки с сюрпризом.
– Игорёк, – крикнула она, входя в дом, – опять подбросили. Иди, посмотри, чудо какое.
Из комнаты вышел высокий, стройный, по-юношески румяный парень, а за ним, лениво потягиваясь, медленно и с достоинством выглянули из разных дверей дома три кошки.
– В вашем полку прибыло, – Ляля присела с котёнком на руках на корточки, – знакомьтесь.
Кошки медленно подошли, зашевелили усами и потянулись носами к незваному гостю. Самая капризная и ревнивая Белка, светлая пушистая кошечка с огромными жёлтыми глазами, постояла, недовольно размахивая хвостом, понюхала, лизнула и равнодушно пошла на кухню, жалобно прося есть. Смешливая и озорная Фрося, трёхцветная короткошёрстная кошка, проявила больший интерес и принялась заботливо вылизывать подкидыша. Чёрно-белая Мурка с зелёными круглыми глазами, самая старая в доме, даже не подошла. Ей, много повидавшей на своём веку, какие-то котята были уже не интересны.
Из дальней комнаты раздался хриплый старческий голос:
– Опять кошку в дом принесла? Что же ты за котяру такого в своей жизни встретила, что до сих пор подбираешь всех кошек и не выходишь замуж?
Мать Ляли давно не вставала. К старости она стала удивительно цинична и высказывала, порой, такие скабрёзности, которые, впрочем, простительны старикам.
– Мама, бабушка права, может, хватит в доме кошек? – сказал сын, держа на руках котёнка и нежно его поглаживая.
– Ты, сынок, как никто другой должен любить котят. Ведь именно маленькой Мурке ты обязан своим рождением, – ответила Ляля, которую уже давно все называли Елизаветой Андреевной. Она работала в школе учителем русского языка и литературы.
– И когда же ты, наконец, расскажешь тёмную историю моего рождения? – в который раз поинтересовался сын.
Елизавета вздохнула:
– Нет, не тёмную, а светлую, – сказала она тихо, как будто самой себе.
– Значит, это тоже будет Мурка, – поставил точку в разговоре Игорёк, и пошёл готовить тазик для купания и обработки котёнка.
– Ой, неспроста в доме вновь появилась ещё одна Мурка, неспроста. Чует моё сердце: быть беде! – раздался крик из спальни.
Эти слова оказались пророческими. Мать Елизаветы хватил удар. То есть, случился второй инсульт, и более серьёзный, чем первый. Она была ещё не совсем стара, но удары судьбы сильно подорвали её здоровье.
– Что мне делать? – спрашивала Елизавета у приятельницы, – Чувствую, что-то неправильно делаю, что-то самое главное в своей жизни упускаю.
– Прекращай жить мечтами и воспоминаниями, – махнула рукой подруга, – и хватит хранить верность неизвестно кому…, а к матери пригласи священника, пусть причастит. Да ты и сама забросила в церковь ходить.
Ляля кивнула головой соглашаясь. Долгое время она регулярно поминала Игоря, молилась о нём, но в круговерти дней стала всё реже и реже появляться в храме. Игоря не забыла, но вера её надломилась, а смирение с горечью и какой-то глубокой обидой поселились в сердце. Мечты о встрече рассыпались, как карточный домик, и не приносили былой радости короткого, мечтательного, призрачного счастья. Любовь по-прежнему горела в сердце, но уже с горечью и без всякой надежды.
Священника пригласили, маму причастили, и она спокойно, с миром в душе, отошла.
Осень в том году выдалась необыкновенно тёплой и солнечной. Только ближе к Покрову вмиг пожелтели листья и полетели в подол листопада, застилая пёстрым шуршащим ковром землю. А накануне самого праздника неожиданно случилось ещё одно бабье лето, волнуя, радуя и молодых, и старых.
На праздничную службу Ляля с сыном пришли заранее. Подали записочки, поставили свечи и встали в уголочке недалеко от свечного киоска. Слышали, как весело, шутя, говорили певчие про нового у них в храме иподиакона. Молодой, да холостой, ещё не рукоположен, он волновал сердца верующих девушек, которые мечтали стать матушками. Да и ему надобно скоро жениться. Улыбалась весело, вместе с певчими, и Ляля. Слушая разговоры, растеряла молитвенный настрой, и никак не могла сосредоточиться. А потом накатила грусть, и вся её жизнь картинками пролетала перед ней: первая встреча, любовь, смерти отца, бабушки, мамы…
Священник совершал каждение, торопливо обходя храм. Она, как и положено, отступила, поклонилась, и чётко услышала слова, что негромко читал батюшка: «…Се бо, в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя…».
Опять ненужные мысли полезли в голову. Отмахиваясь от назойливых воспоминаний, она заставляла себя внимать праздничному архиерейскому богослужению, но почему-то была рассеянна.
Готовился крестный ход. Участники его, сплочённые единой верой, выстраивались в определённом порядке для свершения этого символического шествия. Священнослужители в нарядных голубых одеждах. Иконы, хоругви и другие церковные святыни.
Распахиваются двери храма и возносится ввысь – ко Престолу Господа – живая людская молитва, и солнце ярким светом озаряет радостные лица верующих. В этой суете Ляля оказалась прижата к узким входным дверям. Сердце её также наполнилось Божьей благодатью и вспомнились слова: ««Крестный ход идёт – ад трепещет». И вдруг…
Вдруг как наваждение, словно всполох молнии – она видит Игоря. Он проходит мимо, в руках икона… Не может быть… Показалось? Нет! Она успела заметить седину на висках, шрам на щеке, и поймать задумчивый взгляд его тёмных красивых глаз… До боли родных…
– Игорь! – закричала испуганно, и потянулась вперёд руками, стараясь задержать его, – Игорь!
Он резко обернулся, но колонна верующих, как горная река, не останавливаясь, решительно двигалась вперёд.
В глаза потемнело, голова закружилась… Сыну показалось, что мать теряет сознание и он вывел её в церковный дворик. Посадил на скамейку, вопросительно посмотрел в глаза. Ляля невидящем взором глядела куда-то вдаль, крепко прижимала к себе руку сына, покачивая её, как качают дитя, и нараспев повторяла: «Он жив, он жив».
– Это мой отец? – осторожно спросил сын, и она кивала, повторяя как заклинание: «Он жив, он жив». И слезами были отуманены её глаза.
Праздничная служба закончилась. Быстро разошлась толпа верующих, разъехались священники на своих автомобилях, двор опустел. Ляля стояла, напряжённо прислонившись к ограде. Белый ажурный платок упал на плечи, и непослушные рыжие волосы с лёгкой ранней сединой переливались золотом под ярким солнцем.
На порог храма вышел худощавый спортивного сложения высокий мужчина с рюкзаком за плечами. Это был молодой иподиакон Игорь, тот самый, на кого заглядывались молодые прихожанки храма, мечтая выйти за него замуж. Он остановился и, прикрывшись ладонью от солнца, некоторое время смотрел на Лялю, а затем, слегка прихрамывая, медленно подошёл к ней.
Долго, очень долго глядели они в глаза друг другу… Взялись за руки…
– Я знал, что встречу тебя.
– Я ждала тебя... вернее, мы ждали, – она с гордостью обняла сына и горько заплакала.
* * *
Они шли втроём по узкой кленовой аллее, и в кулачке Ляли с трудом помещался огромный букет разноцветных кленовых листьев.
Они молчали. Слишком долгой была разлука, чтобы сразу много говорить, но чувствовали друг друга, наслаждались близостью, и не вмещала в себя душа радость столь нежданной встречи…
Вдруг шумно зашелестели, отрываясь с деревьев последние листья. Порыв ветра закружил их в последнем танце, и они, медленно вращаясь, опускались на землю.
Ляля посмотрела на Игоря, улыбнулась, подбросила в вихрь ветра букет собранных листьев, и прижавшись к груди любимого, прошептала: «Я не хочу больше осенних расставаний».
25.10.2018
https://www.litres.ru/ludmila-kolbasova/pamyat-serdca/