– Когда я успешно закончила девять классов, мне стало очевидно, что жить дальше не имеет смысла. – начала бодрым голосом свой рассказ Лиа. – Это был самый простой выход для меня!
Её лицо не выражало никаких негативных эмоций, будто она вспоминает историю тридцатилетней давности, ставшей для неё уже нейтральной. И как будто ностальгируя, её глаза засверкали, не мог солнечный свет просто так бликовать. Но спохватившись, она взглянула в мои глаза и спросила нежным голосом:
– Пусть времени мало, но я хотела бы начать всё-таки с начала. Чтобы ты понял…
– Я не против. Если тебе удобней и мне понятней, пускай, – сказал я тише обычного.
Мои связки просто перестали подчиняться и все звуки стали тише и глуше. Неужели известие о не исполнившимся намерении покончить с жизнью так меня потрясло?
– Детство… ранее детство моё было обычным: беззаботные солнечные дни с редкими осадками, но в классе втором вся жизнь полетела в тартарары. Когда ты маленький, если и видишь взрослые проблемы, то быстро о них забываешь. Поэтому пропажа матери оказалась для меня неожиданностью. В один день она пропала, и мне стали говорить, что мама уехала отдыхать. Конечно мне сразу пришло в голову, что мне врут, и мамочка умерла. Да, маленькая девочка пришла к этому выводу, но к сожалению, это было не так.
У мамы была какая-то сложная форма шизофрении, сочетающаяся ещё с наследственностью. Целый коктейль болезней! И этот бурный наркотический напиток передаётся генетически. Тогда об этом не знала и мне даже нравилось ходить в гости к разным тётям в белых халатах с рисунками и игрушками в руках.
Быстро пошли слухи и от меня стали шарахаться не только дети, но и учителя с родителями, при этом я не понимала причин. Мне уже не вспомнить ни имя, не внешность одноклассника, который с отвращением мне выложил правду. С того дня я стала замечать за собой странности.
Лиа стала держать многоцветный листок на ладони, но практически сразу ветер унёс его к началу нашего пути. Интересно, если кто-нибудь найдёт его, увидит ли в нём чудо?
– Я не уверена были ли тогда эти странности вообще. – она пару раз вздохнула, а затем с какой-то непонятной живостью продолжила. – Мне маленькой стало казаться, что я не так ем, сплю, хожу, читаю, играю. Например, я не любила красные овощи, постоянно ночью просыпалась, быстро стаптывала правый кроссовок и продолжала играть в куклы в таком возрасте! Да, сейчас можно всё это объяснить, но в детстве для меня из-за таких причин стала укрепляться вера в то, что я сумасшедшая. Хотя может всё наоборот и эти примеры появились из моей уверенности в болезни, только я признала поражение и перестала выходить из дома. Меня уже не обижали слова окружающих, но я не хотела мешать им, я ждала свой билет в место, где отдыхает мама.
У меня был прекрасный отец, заботливый, но он был уже надломлен женой, поэтому маленькая восьмилетняя дочка смогла доломать его окончательно. Когда я просыпалась ночью, то могла слышать, как папа тихо плачет в соседней комнате, а вскоре для этого не надо было ждать ночи. Мне жаль, что тогда я была не в состоянии ему помочь. Но знаешь, врачи нашли у меня кучу проблем, но списали это на посттравматический синдром, а не на генетический коктейль мамы. Я этому тогда не поверила.
Однако отец прямо воскрес. Ему стали чужды слёзы, он вернулся на работу и стал заниматься со мной. Раньше ведь, как это чаще и бывает, воспитывала меня по большей части мама. Мне кажется, что там у доктора, он испытал прозрение и узрел свою миссию. Папа до потрясений был вечерним воспитателем и партнёром для игр, после стал Отцом. Я имею ввиду, что глаза его сверкали даже в темноте и во всём лице читалась просветлённость. Мой личный миссия.
Мы переехали в другой район, и я пошла в твою школу. Ты наверно и не помнишь, что я училась с тобой не с первого! Я поначалу вообще была незаметна. И не замечала никого тоже. Ведь я не верила в своё здоровье, а отец всё пытался меня расшевелить. Тщетно.
Летом перед четвёртым классом, когда до меня стали доходить слова папы о том, что я здорова, я впервые увидела его. Сюрреалистично длинного и гнущегося человека с отвратительной улыбкой и жёлто-зелёными зубами. Это чудище не нападало, а просто бродило по всюду за мной и стоило мне остановится, или ещё хуже сесть или лечь, как он приближался близко-близко и начинал дышать на меня. Воздух как кислота раздирал мне горло и кожу, я задыхалась. Его это очень веселило. Но мне не поверили. Для всех это была шизофрения как у мамы. Так я вновь получила клеймо, от которого хотелось забиться куда-нибудь под землю.
Под конец Лиа говорила так быстро, словно хотела потратить весь накопившийся кислород в организме. Пока она пыталась отдышаться, я смотрел на неё, пытался найти признаки психического заболевания. Но найти их не сумел, списав это на то что я не знаю не одного подобного признака.
– Я не помню, чтобы ты вела себя как-то странно, – в итоге сказал я.
– Куда вспышке заметить подобное! – мягко улыбнулась она.
– Но всё-таки!
– Я же не пыталась выставить всех своих тараканов на всеобщий обзор. Да и к классу… а нет, не будем бежать впереди паровоза.
Она нагнулась к земле и сгребла несколько листьев. Держа этот осенний салат близко к лицу, она вдыхала в себя его аромат. Мне стало чудиться, что и я с каждым вдохом ощущаю тот запах, вкус. У листьев был кисло-пыльный привкус со слабыми сладкими нотками от которого у меня стало колоть затылок. Это было близко к блаженству.
– Мы разучились радоваться маленьким чудесам окружающим нас! И это не красивые слова, а жестокая реальность. Люди не могут попробовать запах, услышать картинку, увидеть мелодию и даже почувствовать агонию упавшего листочка, - сжав кулаки простонала Лиа.
Большинство листьев упали и в её руках недолжно было остаться больше полудюжины. Когда она закончила говорить, всё вокруг заполнил резкий, едкий запах, усилившийся, когда Лиа раскрыла ладони. На землю посыпался пепел или что-то похожее на него.
– Эвтаназия? – пискнул я.
– Я не настолько погрузилась в психологию павшей листвы, чтобы так сильно о них заботиться. Скажем так, это был пример того, о чём я тебе расскажу ближе к концу.
И вновь её глаза засверкали разными цветами, но преимущественно зелёными оттенками, хотя изначально они были карими.
– Врачи были не извергами, поэтому сильно нагрузили меня советами, как жить с этим монстром, сильно не страдая. Видишь ли, для всех это было не излечимая болезнь. Для всех кроме папы. Он стал искать везде, где мог, чтобы найти лекарство. Ударялся в мистицизм и новые веяния наук, часто оказывавшимися тем же мистицизмом. Думаю, ты и так понимаешь, что лучший результат был его отсутствием, ведь часто это вредило здоровью тела и психики.
Осенью, как раз где-то в октябре, у нас появился новый сосед. Поначалу это был приставучий лист, который был всегда разного цвета и не исчезал ни на улице, ни дома. Но ближе к зиме оно выросло. Низкорослый и толстый плакса с бородой вместо лица. Почему эта галлюцинация «оно» скажу позже, но бородач постоянно ныл, и чем быстрее я двигалась, тем сильнее он ревел. При чём я могла идти или, сидя, ехать в машине, для монстра разницы не было, главное я двигалась в пространстве. Для меня это стало таким ударом, что я на неделю заперлась в квартире и отказывалась ходить в школу или больницу. Мне теперь нельзя была ни останавливаться, ни двигаться!
А зимой родилась девочка. Это был третий монстр. В течении недели она выросла из младенца до моего возраста, а за следующую неделю постарела до костлявой умирающей старухи. Она тоже не говорила, но любила загораживать людей с кем я разговаривала, чтобы их было не видно. Так у меня прибавилась ещё одна проблема в социальной жизни. И ещё один повод показаться специалистам, которых это не слабо удивило. Скажем так, моя болезнь была то ли редка, то ли уникальна. Тогда я впервые за долгое время и в последний раз в жизни встретилась с мамой. У неё было всё тоже, отличались лишь спутники глюков. Я забыла обо всём о чём мы с ней болтали, но было весело. А через три дня она каким-то образом смогла покончить жизнь самоубийством.
Лиа подняла лицо к небу, но тут же снова взглянула на меня. На её лице не было ни печали, не горя, а только всё та же сентиментальность от не прекращающегося ностальгирования.
– Вот мы и у школы, – выдохнула она.
И в правду, мы не только прошли всю аллею, но и прошли чуть дальше по дороге. И впереди нам подмигивала школа своими окнами, весело предвкушая новый учебный день.
– Ты не успела рассказать до конца…
– Тогда придётся сжать оставшуюся часть и убрать часть деталей, – перебил меня всё тот же мягкий голос.
Она несколько секунд молчала, изображая на лице задумчивость, и после глубокого вздоха и натягивания улыбки продолжила:
– Я ожидала, что и весной получу нового монстра, но этого не случилось. Как и летом и новой осенью с зимой. И снова, когда я уже стала считать, что хуже мне не становится, новое испытание. От всех этих таблеток от врачей и различных излечивающих курсов от папы, я потеряла уже физическое здоровье. Сначала появились проблемы с почками, потом и печень пережила агонию. Весну пятого класса я провела не в классе, а в больничной палате.
Не смотри так, мне действительно пророчили скорую смерть. Чудом вывели из предсмертного состояния печень, и меня тоже! Но пропустим ряд не важных для тебя событий, я перейду к весне шестого класса.
Я тогда уже научилась уживаться с попутчиками: специально не смотрела на собеседника, когда Она была взрослой, сидя за партой, игралась с эспандером, и вытанцовывала в воздухе чечётку, переходя из кабинета в кабинет, слушала музыку в наушниках. Это действительно помогало, особенно, когда, о чудо, папе удалось отыскать лекарство. Нет, оно меня не излечило, конечно, но монстры немного угомонились. Однако после одного инцидента с одноклассником, я вышла из себя и натворила всякого.
– Всякого? В шестом говоришь… я не помню ничего такого, – силясь вспомнить что-то, сказал я.
– В этом весь ты! В меня некоторые до выпуска пальцем тыкали, но не суть. Это была моя первая драка и закончилась она пусть и победой над мальчишкой, но проигрышем в области психики. Я даже не сразу поняла, что обрела нового спутника. Просто рядом кто комментировал! Однако, когда я уже осталась одна, этот голос никуда не ушёл. Мой четвёртый попутчик и первый, кто мог говорить. Голос и назвал всех моих предыдущих монстров как Он, Оно и Она. Себя он назвал Ты. Как он позже пояснил, это наивысшее именование среди всех объектов во вселенной и будучи в моей голове голос считал себя «Ты разума». Не скажу, что голос мне не вредил. Ты постоянно давал советы, которые иногда были мягко говоря неправильными. Но иногда я не могла ослушаться его советов, считай приказов, и делала вещи за которые было потом или стыдно, или страшно.
Когда мне всё это надоело, я спросила Ты, что мне делать. Но голос молчал. Я спросила ещё раз и ещё раз, пока Ты не ответил мне. Мне посоветовали умереть. Это был не приказ, а лишь добрый совет неизлечимо больному человеку. Что бы ты посоветовал, Лекс?
– Не знаю. Но не суицид же?!
– Разве? Как по мне, так это объективно хороший совет, если отторгнуть общественную мораль. Однако мне хотелось ещё пожить, ведь жизнь всё же классная штука! Только она и очень сложная тоже. Поэтому я часто унывала, депрессовала и постоянно причитала о несправедливой судьбе. И Ты это не нравилось, у него тоже было не безграничное терпение. Первого сентября в девятом классе голос приказал мне, что как только я впаду в депрессию или посетую о судьбе, мне нужно тут же умереть.
– Но ты сказала, что сама пришла к этому выводу, – промямлил я, не в силах нормально двигать челюстью.
– Он, Оно, Она и Ты ведь тоже я. Хотя признаюсь, голос не просто же приказал мне это. Весь восьмой класс я планировала свой последний день. Выбрала, что, раз почки и печень слабые, после целой банки не откачают. Но испугалась, подумала об отце, который оставался для меня Отцом. Кстати, голос говорил разными голосами, один из любимых — это папин голос. Тот приказ он отдал именно в качестве папы. Я посчитала, что мой настоящий папа отпустил меня, дал волю.
Её лицо озарила улыбка, подобно которой я никогда не видел: одновременно скромная, радостная и прощальная.
– Ты не сразу решилась всё равно? – спросил я, не отрывая глаз от губ Лии.
– Да. Пусть папа отпустил, но я решила подождать конца учёбы. И как видишь не зря! В последний день учёбы, за неделю до первого экзамена меня пригласили на свидание.
– Свидание?
– А что такого? Я всё-таки красивая девушка. – встав руки в боки заявила икона шестых и седьмых классов. – К слову меня пригласил ты!
– А?! – воскликнул я.
Такое чувство, что мы болтали о всякой неважной тёплой чепухе, как резко Лиа вылила на меня стакан кипятка. Такое сравнение родилось у меня в голове.
– Правда я всё поняла не так и ты просто пригласил на встречу. Когда мне стало это известно, я чуть не разревелась. Однако, тогда ты мне предложил вступить в тайный эзотерический круг, который ты основал.
– Но…
– Я до сих пор плохо понимаю всё о чём ты тогда рассказывал, но ты знал, что забудешь обо всём.
– Знал, что забуду? Почему? – ёкнуло моё сердце, перед тем как я смог произнести что-нибудь. Я узнаю, почему у меня зудело в памяти что-то.
– Ты сказал, что знаешь, то что не положено. И перед амнезией хочешь, сделать хорошее дело. И этим делом стала я.
– Я смог излечить тебя?
– Сейчас я не уверена, что вообще была больна. Может быть это был дар, однако спутники меня покинули в конце одиннадцатого класса. Ты провёл обряд, избавивший нас от проблем: я здорова, а ты ничего не помнишь.
Я заплакал. Слёзы покатились сами, обжигая щёки. Я одновременно хотел кричать о бредовости всего ею сказанного и реветь от сильнейшего дежавю, которое у меня было. В итоге голова отказалась придумывать аргументы против слов Лии и заявило верь ей.
– Расскажи подробнее! – замолил я, но подруги не было. Я стоял один по среди дороги весь в слезах и проступивших соплях. Не было даже школьников, спешивших на учёбу. Взглянув на экран телефона, я увидел причину: уроки начались две минуты назад.