Колька Продолговатый решил уйти из дома. Отправной точкой он определил получение паспорта. Надеялся, что вот ещё неделя - и всё. Жалко было только мать. Она - впечатлительная и пугливая, любую грубость отца, даже не в её адрес, воспринимала, как угрозу семье, хватала семилетнюю Василиску (а раньше и Кольку тоже) и уходила к деду на пасеку. Она разговаривала с пчелами, с котом, с коровой, пёс вообще её боготворил. Может поэтому Колька тоже был не такой, как все пацаны-подростки. Рост у него уже был под 180, за что и получил кличку Продолговатый. Он не связывался, от конфликтов уходил и вообще любил уединение, у него даже грот свой был.
Река вымыла из берега песок, и слой почвы, пронизанный корнями, образовал козырёк. Колька грот углубил, укрепил, выложил красивыми камушками. В солнечный день блики, отражаясь от воды играли на его камушках. Колька мог подолгу смотреть на воду, облака и при приближении друзей прятал в грот тетрадку, якобы, с уроками. Но, ребята думали, что Продолговатый стихи пишет, вот только для кого? Ни одну девчонку он, как будто, не выделял.
В действительности, Колька записывал туда вопросы. Его многое в жизни интересовало. Он много читал, но вопросов меньше не становилось. Задавать их в школе он стеснался. Иногда брат озвучивал вопросы сестрёнке Василисе, которую нежно любил и опекал, и та с детской непосредственностью выдавала такие неожиданные ответы, что Продолговатый задыхался от восторга и простоты, начиная думать, что может действительно не стоит мудрить и копаться, что ответ вот он "на поверхности воды", что называется.
Кумиром для него был Ломоносов, но его цель была не столица, а непознанная глухомань с легендами и тайнами.
Вспыльчивого отца Колька не считал тираном, просто они с матерью были слишком разные. Отца он жалел. После развала орденоносного совхоза, где отец был председателем сельсовета, отец ушел слесарем по ремонту техники в автомастерскую. Не всё и не всегда получалось, а главное - эти новые хозяева с их отношением к земле, к людям... Поэтому отец часто "был не в духе" и срывался на домашних.
На этот раз Колька неуклюже уронил подойник с молоком. Мать метнулась защитить сына, но отец, вспылив, оттолкнул её с такой силой, что она отшатнулась к стене и там застыла. Впервые отец так замахнулся на сына. И так же впервые Колька перехватил эту руку. Он трясся от напряжения, но смотрел твердо и без страха. Немая сцена длилась, казалось, вечность. Наконец, отец бросил руку, буркнул:"Буду спать на сеновале".
Мать подхватила подойник с остатками молока и быстро ушла в дом..
Когда Колька, умывшийся на колодце, спокойно зашёл в дом, мать как то значительно позвала его к накрытому столу. К пережитому эпизоду не возвращались. Лишь мельком мать выдохнула:"Слава богу, вырос защитник!"
Кольке долго не спалось. В темноте послышалось босоногое "шлёп-шлеп", и к нему под одеяло, как обычно, юркнула Василиска. Она обняла его и шепеляво из-за выпавшего зуба запыхтела в ухо:"А соседский Гришка меня за косы дёргает и на качель не пускает. Ты меня тоже защитишь?"
Продолговатый и сам размышлял о том, что в доме, и не только, нужно восстановить гармонию, но как?
Шутливо взял сестрёнку подмышку, отнёс её в постельку и пообещал сводить в грот со сказками...
Напряжение вернулось утром, когда отец вошёл в дом. Как ни странно, выглядел он даже повеселевшим. Заглянул к Кольке в комнату:"Помощь твоя нужна. Да и вообще надо, чтобы руки у мужика из нужного места росли. Жду тебя..."
Завтракали вместе, уходили мужики вместе. Мать на крыльце, пряча счастливую слезу, перекрестила вслед...