АЛЬБИНА, ПАГАНИНИ И СТУК В ОКНО.
Часа в два ночи стук в окно. Гулом разносится он по коридорам и лестничным маршам. Одинокое здание школы в отдалении в лесу. Осень, тьма, влажность.
- Не спать!
- Пароль!
- Нет у меня пароля. Я начальник местного оперотдела. Открывать не надо. В соседней школе задержали двоих. Не спать!
Конец девяностых. Из правоохранителей понадёргали людей и распихали их по пустующим школам. Москву взрывали: Тульская, Котельники, Гурьянова… Никто и не спит. Только уже где- то зимой здесь возникнет некое подобие ночлежки и появится жилец, неизвестно как пробравшийся в раздевалку спортзала. В луче фонаря блеснут два глаза. Добрый заискивающий скулёж, почти свист, выжидательная поза, мелькающий из стороны в сторону хвост.
- Ну, иди сюда. Пойдём перекусим.
На улице- за тридцать мороза. Улица- смерть. Они идут в тамбур главного входа. Бесхозный кобель- овчарка жадно и счастливо поглощает что- то с кафельного пола и располагается на полу у стены.
- Утром уйдёшь. Понял?
Всё он понял. Жив, сыт, согрет. Встречаются же люди. Он знал это и прежде. Встречаются… и исчезают, как видения, как сладкие и тревожные собачьи сны. В следующий раз дежурного у входа ждали уже две собаки- знакомый кобель и его рыжая продрогшая подруга, не овчарка, но не мельче овчарки. Мороз- то страшный. Убийственный мороз.
Вскоре в школе стал появляться и ещё один жилец- Альбина, учительница русского языка и литературы. Жила она на верхнем этаже в своём кабинете и далеко за полночь спускалась частенько в пижаме, чтобы поговорить о литературе. В самом деле о литературе. Эти мужики, неизвестно откуда внезапно засевшие в детских учреждениях, вызывали неподдельный интерес.
Как- то мимо нашего дежурного рано утром пытался прорваться в школу какой- то молодой наркоман с отсутствующим взглядом. Они столкнулись грудью в дверях.
- Вы к кому?
- К директору.
- Директор ещё не пришла.
Сказано это было как- то… мягко, участливо. Людей вообще надо любить. Даже если вы, мягко говоря, не со всем готовы соглашаться… Дети стояли позади какой- то птичьей стайкой, клином. Ощущалось их волнение. Но посетитель неожиданно повернулся и вышел.
На объекте обязательно надо что- то «сделать». Это как тест «работает- не работает». В другом похожем случае слова не подействовали…
Снятие часового происходит сзади. Вы обхватываете ладонями щиколотки и сильно рвёте их на себя, зажимаете подмышками. Во время опрокидывания бьёте ногой в пах, отпускаете ноги и скачком с ударом локтя оказываетесь у лежащего на спине. Два пальца в глаза (или за волосы) - боль. «Руки назад!» Поджимаете их своими бёдрами, привставая на коленях, и руки- ваши. Вяжете… Но это лишь общеизвестная теория, и всё получилось не так гладко. Пришлось в результате волоком тащить тело через весь холл и буквально сбрасывать с лестницы.
Дети ощущали некое доверие к своему дежурному. И преподаватель литературы- тоже. Литература была единственной темой их общения. Поэзия Серебряного века звучала почти безостановочно.
Был в этой школе и дневной дежурный по гардеробу. Наш «сторож» звал его Паганини. Это худой стареющий пьющий мужичок, не раз сиживавший в местах лишения свободы. Ходил он так, будто никогда не снимал лыж, он не шагал, а передвигал ноги. Чудовищно- хриплый голос и лицо с загнутым книзу носом. (Копия героя известной экранизации.)
- Паганини! Напиши письмо Президенту.
- Зачем?
- Скажи, что знаешь рецепт от всех проблем.
- Какой рецепт? – щурится он, предвкушая шутку.
- Надо выстроить всё население с западной до восточной границы в одну шеренгу (меня первого!), и напротив- несколько тысяч пулемётных точек. Сохранить обслуживающий персонал ядерных объектов, Чубайсов всяких и прочих. Остальных расстрелять. Землю продать и жить на островах в океане. Смысл? По пунктам:
* учить никого не надо;
* лечить не надо;
* кормить не надо;
* пенсий платить не надо;
* производство поддерживать не надо;
* защищать не надо… И прочее, и прочее. Живи и радуйся.
- Напишу, - хрипловато тянет Паганини и затихает в ожидании новой шутки.
Осенняя тьма набрасывается, как гневная хозяйка. Шёл второй год войны. Старое КалуЦкое шоссе ( оно почти совпадает с новым) видело уже колонны бойцов и техники, слышало гул авиационных моторов и свист бомб, сбрасываемых в беспорядке после атак советских истребителей на Подмосковные поля и огороды. Это район современных станций метро «Коньково» и «Беляево». Дети играли потом этими неразорвавшимися «игрушками», стачивая с «зажигалок» невероятно привлекательное вещество, за что получали от матерей жесточайшие нагоняи. Мужиков в деревнях почти не было.
Ванюшка, как звала его жена, отец Алёшки, присылал письма с Тихоокеанского флота, хлопотал о карточках и посылках- как все мужики, чьи имена теперь выстроились на мраморном монументе на территории пережившего лихолетье храма. Мать Алёшки купила с кузова грузовика за бесценок несколько бушлатов: себе, сыну и свекрови. (К слову сказать, свекровь- из того ещё купечества и из тех гимназий.) Но сегодня вечером уже горько жалела об этом. В дом рвались люди- двое мужчин- с криками «верни бушлаты, они краденые». Двери заперты. Кто же знает: те обманывали или эти? Или это те же?.. Страшные люди ходят вокруг дома, заглядывают в окна.
- Мама! Они режут стекло в окне.
Мама смотрит в окно и начинает понимать, что это она, что это её зубы стучат от страха.
- Нет, нет, сыночек,- едва выговаривает она.
Какие- то ещё голоса снаружи… Выкрики… Люди за окном озираются и исчезают.
- Папка приедет. Папка приедет. Его переводят сюда, в Москву.
А в Москве, в Подольске, формировалась морская бригада, её бросят под Ленинград на прорыв блокады*.
Папка приедет. Папка оставит гостинцы, что- то из морской формы и дочку (в перспективе ), маленькую сестрёнку.
А Алёшка спустя более десяти лет «дойдёт» за отца до Германии и прослужит там офицером несколько лет в полку Героя Советского Союза Науменко. И будет направлен за отличие в службе в Московскую академию.
В конце девяностых он, уже стариком, будет возвращать через суды, как и тысячи других, свою пенсию Ветерана Вооружённых Сил и подрабатывать где придётся.
А Москву взрывали: Тульская, Манежная площадь, Гурьянова, Пушкинская площадь, (несколько позже- «Норд- ост» и Лубянка)… И ещё десятки адресов и сотни жертв. А на периферии- АПЛ «Курск», Таджикистан, Дагестан, Чечня…
- Не спать! – орёт с улицы местный опер. Это поубедительнее инструкций. Что- то в самом деле серьёзное.
Вскоре создадут ЧОПы и прочие охранные структуры. В учреждениях засядут пенсионеры и студенты.
Паганини так и останется на своём посту со своим перочинным ножиком. Подростки- школьники, «далёкие от музыки», частенько глумились над ним во дворе тёмными вечерами, так что этому добрейшему старику приходилось демонстрировать свою «мужественность», хранящуюся в сложенном виде в боковом кармане.
В спортзале велись занятия по карате. А наша литераторша Альбина (совершенно тёмная, против своего откровенно светлого имени) проводила вечера в своём кабинете с приятным и не слишком молодым человеком.
А «сторож», как и прежде, работал в одном учреждении внутри Садового кольца и ежедневно убеждался, что лица министров, губернаторов, партийных лидеров и Президентов удивительно узнаваемы в реальности и совершенно не искажаются телевизионными экранами.
Чего не скажешь обо всех прочих «картинках» и сюжетах, исторических персонажах и государственных границах…
*/142 морская бригада будет переформирована после января 1943 по причине почти полной потери личного состава.
24.10.18