1.
Его звали Мишей. Её - Машей. На этом вся простота и заканчивалась. Дальше начинались сложные, у каждого на свой манер закрученные течения судьбы, которые на каком-то повороте ненадолго соединили их.
Сахранов возник на их пути так же случайно, как случайно выползает червяк из своей норки на асфальт после дождя и попадает под ногу первому прохожему. Они очень профессионально кинули его. Факт!
Вернее – Fuck!..
Но всё по порядку. Сначала их портреты: анфас и профиль.
Он – «перекати поле», с незаконченным высшим, судим (статья 159 УК РФ). Из верхних зубов уцелел только один, что при его моложавой внешности выглядело крайне необычно и заставляло предполагать не какую-нибудь банальную драку, а что-то трагическое: ну, там - война в Чечне, ранение в верхнюю челюсть и т.п. Шрамов, впрочем, никаких не было. С уникальной стоматологической картиной бесстрашно сочетался практически не закрываемый рот, из которого сыпались анекдоты, поговорки, прибаутки и рассказы типа: «Я как-то был в Ярославле и там…». Короткая стрижка и не исчезающая с лица улыбка. Традиционный для молодёжи периода смены тысячелетий прикид: бейсболка, свитер, кожаная куртка, джинсы, кроссовки. Всё – несминаемое, несменяемое и даже, казалось, неснимаемое.
Она – дважды разведённая, с двумя детьми от разных мужей и средним медицинским образованием. Густая копна жёстких светлых волос выделяла её из общей женской массы, стриженной по принципу чем короче, тем моднее. И ещё очки, настоящие, где-то на пять диоптрий. Выражение лица всегда серьёзное и сосредоточенное. Молчалива, но когда чего-то надо было добиться по делу (например, «выбить» машину у «Скорой помощи» для перевозки больного), то легко переходила на матерщину, которая обычно приводила её к успеху.
Его Сахранов не знал вообще. С ней работал в одной больнице, но практически ничего не знал о её жизни: как мужчина был нелюбопытен к перипетиям женских судеб, да и профиль работы – психотерапевтический приём – целиком истощал все запасы эмпатии и симпатии. На здоровых людей оставались только небольшие порции сдержанного и не очень искреннего интереса.
И вот как-то Сахранову срочно потребовался универсальный профессионал, который бы смог подсоединить всю электропроводку, газовые и водопроводные трубы к его новой импортной кухне. И, встретив Машу в коридоре больницы, машинально спросил:
- А ты не знаешь какого-нибудь толкового сантехника или электрика, знающего импортную технику? Только чтобы непьющий.
- Есть. Не пьёт и не курит.
- Не может быть! Как мне с ним связаться? У меня есть для него платная работёнка …
2.
В детстве самое пристальное внимание в новогоднем подарке всегда вызывал маленький сморщенный мандарин. Конфеты и шоколадки, конечно, тоже были нечастым лакомством в их семье, но периодически всё же доступным. Мандарины же долгое время представляли экзотическую редкость. У Мишки были две сестрёнки, и однажды, когда в подарке одной из них мандарин оказался совсем высохшим и заплесневелым, мать сказала ему:
- Ну, ты же мальчик! Отдай ей свой.
Мишка отдал, не сказав ни слова. И, как позже всегда ему казалось, именно в тот новогодний праздник он решил для себя, что у него не только всегда всего будет вдоволь, но и никогда ни с кем не придётся делиться. А уж как это достичь, он придумает. И, чуть повзрослев, упорно стремился решить столь невозможную для большинства людей задачу.
Интересно, что Мишка довольно рано отказался от воровства (был и такой этап поиска решения своей задачи); более того – относился к этому ремеслу весьма пренебрежительно. Методом проб и ошибок он нашёл «свой» способ, который в наибольшей степени соответствовал его характеру и оказался самым безнаказанным. Начинал с простого. Брал, например, почитать у друзей и знакомых десять книг. И «задерживал» их у себя. Владельцы четырёх из них через некоторое время начинали смотреть на него пристально-подозрительным взглядом и требовать возврата. Тогда Мишка с благодарностью возвращал им прочитанные книги. Из шести оставшихся трое вскоре тоже начинали несмело намекать ему, что им вдруг «потребовалась именно эта книга». Не торопясь, если проситель не отвязывался, возвращал и эти три книжки. Но три оставшихся уже наверняка пополняли его библиотечку. Их владельцы или забывали об отданных книгах, или, спросив раз-другой, «отстали», так как считали неудобным многократно напоминать человеку о долге.
С деньгами было посложнее, но основной принцип поведения оставался незыблемым. Если очень долго откладывать возвращение долга, при этом не прячась от кредитора и сохраняя с ним самые приятельские отношения, то денежный долг со временем как бы переставал существовать.
Потом перешёл к более крупным афёрам. Жуткую ненависть вызывала у него жадность. Надо отдать ему должное, сам скупердяем никогда не был. Основываясь на присущем большинству людям смертном грехе, он и проворачивал свои «гешефты». И каждый раз, «кинув» очередных простаков, Михаил как бы мысленно возвращал себе тот, отданный двадцать лет назад сестрёнке мандарин из новогоднего подарка.
У него быстро прошёл тот период, когда хотелось получить много денег, которые поначалу и представлялись ему решением всех проблем. Уже получал. И много. Но ни удовольствия, ни тем более счастья Михаил, к своему удивлению, при этом не испытывал. Наконец понял: самым радостным был для него сам процесс приобретения большой суммы денег. Причём варианты выигрыша по лотерее или «нашёл на улице» заранее отметались – не в кайф! А вот найти человека, который, захлёбываясь слюной от радости, стремится что-то приобрести за полцены, «на халяву», потом изящно «кинуть» его (поначалу не брезговал выступать и в роли напёрсточника), получить за день-другой тысяч двадцать-тридцать и на следующий же вечер – взять и проиграть их в казино!..
Со временем игра стала тем основным наркотиком, ради которого и совершалось мошенничество, и которое заменяло ему практически всё: женщин, барахло, алкоголь. Даже сами деньги ему были нужны только как дрова для растопки печи. С голоду он, естественно, не помирал, но своим «углом» так и не обзавёлся и практически всегда был без денег.
Постепенно сформировался и определённый образ жизни, при котором и семья, и квартира становились обузой. В разных городах Подмосковья у него за десять лет набралось около десяти «точек», где его всегда могла встретить без всяких претензий мать-одиночка, отягощённая детьми и престарелыми родителями. Это был самый надёжный вариант (свою первую знакомую он нашёл по неработающему дверному звонку, сразу его починил и… остался на ужин). Даже при том, что никого из них он никогда «не заваливал деньгами», а зачастую приезжал без копейки в кармане, ему всегда были рады. И объяснялось всё очень просто: у Михаила были золотые руки, да и соображалка в голове работала. Поэтому, неожиданно возникнув у очередной знакомой (впрочем, в последние годы Михаил уже предпочитал не повторяться, а искать новые «точки» – так было безопаснее), он без обиняков просил сначала поужинать, а потом спрашивал, что нужно сделать в квартире. Дел для мужика оказывалось всегда невпроворот, и Михаил со следующего же утра начинал возиться с протекающими кранами, старой электропроводкой и испорченными электроприборами. Условие он ставил одно: не выходить на улицу. Он предпочитал отправить на прогулку с детьми их мамашу, а сам с удовольствием принимался готовить борщ, который у него всегда получался очень вкусным.
Женщин в свои дела никогда не посвящал, но и не считал нужным их содержать, вполне справедливо полагая, что целиком отрабатывает свой хлеб даже с учётом того обстоятельства, что на сексуальные подвиги его никогда особенно не тянуло.
3.
У Маши Михаил задержался дольше обычного. Он всегда терпеливо ждал, когда снова появится знакомый зуд нетерпения в крови, кошачья хитрость и притворство, когда появится злость на людей и на их скупость. Вот тогда он и принимался выискивать очередную жертву. Но прошёл месяц, второй, потом ещё погрипповал, а что-то никуда не тянуло и ничего не хотелось. Дети быстро привыкли к нему, он к ним, Маша не доставала лишними вопросами, всё было спокойно. До того самого момента, пока Маша не попросила его помочь знакомому доктору. Работать «на чужих» Михаил не любил. Но Маша добавила очень обидевшую его фразу: «И заработаешь заодно». Вот с этого он и завёлся.
Одного взгляда на кухню этого доктора было достаточно, чтобы понять, что живёт он не только на одну зарплату из госбюджета. Михаил довольно быстро сделал всё, что требовалось, заметив, что мебельная фирма, видимо, не располагает лицензиями на подключение газового и электрического оборудования, а посему, установив красивый итальянский кухонный гарнитур, оставила его практически в нерабочем состоянии. Через пару часов уже и газ горел, и электродуховка грелась, и вода нужной температуры текла из тех кранов, из каких ей и полагалось течь. Он охотно согласился отужинать, продолжая свои нескончаемые рассказы, перемежаемые редкими, но продуманными вопросами: «У вас, наверное, есть музыкальный центр?», «А вы компьютером не пользуетесь?» и т.п.
Когда Михаил допивал чай, он уже знал, что телевизоров у доктора вполне достаточно и ремонта они не требуют, музыкальный центр есть, а вот системный блок у компьютера он хочет сменить на более мощный, но никак не соберётся это сделать. Появилась первая зацепка. Но не хватало последней капли: какой-нибудь обиды и злости на этого добродушно-наивного доктора и его гостеприимную жену, каждую минуту повторявшую: «Ну надо же! Всё сделали! А я уж думала в московскую фирму обращаться!». Да, в этом случае работа обошлась бы им тысячи в две-три, недаром они не могли никого найти среди местной жэковской пьяни, кто рискнул бы связаться с импортной техникой.
И когда, прощаясь, доктор протянул ему триста рублей, спросив, правда, «Этого хватит?», Михаил кивнул головой и небрежно сунул ассигнации в карман куртки. Это и была последняя капля, после которой он уже решил, что должен кинуть этого жмота ровно на тридцать «штук». И даже срок себя установил: три дня.
На следующий же вечер он позвонил Сахранову и сказал, что в Москве на выставке, которая сейчас закрывается, распродаются за полцены компьютеры самой последней конфигурации: четвёртый Пентиум, 1600 мегагерц, оперативная память 256 мегабайт и сорок гигабайт на винчестере. Только брать надо вместе с монитором. Цена такой машины в магазине минимум 700 баксов, а на выставке распродают как «б/у» за 300 долларов. «Вы, кажется, собирались менять себе системный блок? Он один в магазин дороже стоит, а тут полный набор».
Доктор с первого раза наживку не проглотил, но обещал найти покупателя. По поводу последнего обстоятельства Михаил и не сомневался: доктор должен был чувствовать себя его должником. Через час тот уже звонил и выяснял: будет ли гарантия на товар, будет ли чек?
- Всё будет в полном порядке и вполне законно. Они проводят официальную распродажу, но, разумеется, среди своих знакомых. А я там одного продавца хорошо знаю. Если хотите, привезу прямо вам домой. Всё равно пока без работы сижу. Только пару сотен деревянных накинете за доставку.
И закрутилось. Компьютер доктор решил взять сам, деньги, естественно, надо было отдать заранее. Михаил зашёл за ними, спокойно положил в карман пятнадцать тысяч, уже не удивляясь людской наивности, выслушал раз двадцать слова благодарности и сказал, что завтра утром всё привезёт. На следующее утро, как и обещал, позвонил и сказал, что ему надо пристроить ещё один компьютер, так что придётся подождать ещё один день. Кстати, а знакомым доктора не нужен по дешёвке крутой компьютер? Через полчаса оказалось, что нужен, и что Михаил может позвонить по такому-то телефону.
Он позвонил, явился домой к блондинке с чёрными бровями, которая недоверчиво стала расспрашивать: где, почему и кто распродаёт эти компьютеры. Михаил всё ей самым подробным образом рассказал, заметив, что за полцены там же распродаются и принтеры, и музыкальные центры, и видеомагнитофоны. Через пятнадцать минут блондинка заявила, что берёт «всё по одному», но поедет сама с Михаилом.
- Какие проблемы? Поедем все вместе на вашей машине: и дешевле обойдётся и мне меньше таскать. А деньги сейчас я у вас брать не буду, не хватало ещё потерять. Завтра всё и отдадите при покупке.
Машу в детали своей аферы он не посвящал, но по телефонным звонкам она быстро догадалась, что он затевает.
- Ты меня только с доктором не рассорь. Мне же у него работать ещё.
- А ты его предупреди, чтобы он мне денег вперёд не давал. Что я жулик. Вот и отмажешься.
- А он уже отдал?
- Разумеется. Сразу все выложил. Но я его попросил тебе об этом не говорить, вот он своё обещание и держит, как порядочный человек... Кстати, сегодня надо доклеить обои в детской комнате. А то потом одна там прыгать будешь...
Маша недовольно и хмуро посмотрела на него исподлобья.
Миша ответил ей обаятельной улыбкой во все свои двадцать три зуба.
4.
На следующий день в сопровождении блондинки и её мужа Михаил с комфортом доехал на их «Фольксваген-Пассате» до Выставочного центра. Взял и тщательно пересчитал доллары, оставил супружескую пару у входа в павильон «Электроники» и сказал, что сначала найдёт своего знакомого, а когда надо будет забирать товар, позовёт их.
Зашёл в павильон.
И сгинул.
Больше в том подмосковном городишке Михаил не появлялся.
Маше, конечно, пришлось выдержать целый шквал звонков, но она отвечала, как он её и научил: Мишу она знает плохо, он просто случайный сожитель, никаких его московских адресов назвать не может. Он, конечно, жулик и зря ему все давали деньги. Постепенно звонки стали реже. Кстати, как-то позвонил Михаил и поинтересовался: «У тебя там неприятностей особых нет?». Страшного ничего с ней не случилось: доктор, разумеется, неприязненно косился на неё, но понимал, что во всём виноват сам, что его просто элементарно «кинули». Никто у него денег не вымогал, а он сам отдал их да ещё своих знакомых подставил.
А ещё через месяц всё вернулось на круги своя. Для Сахранова и его знакомых отданные деньги не были катастрофической потерей, по миру никто из них не пошёл. Должны ещё сказать «спасибо» за урок: приобретение благоразумия и осторожности не может стоить дёшево.
А Миша в это время жил у своей знакомой в Реутове. Полученные деньги он проигрывал целых два вечера в зале игральных автоматов на Таганке и давно не чувствовал себя таким счастливым.
5.
Когда Сахранов приезжал по делам в Москву, то предпочитал оставлять свою машину на стоянке около универмага «Первомайский», а дальше спокойно ехать на метро. В большинстве случаев, если речь шла о рабочем дне, в любое нужное ему учреждение он на общественном транспорте добирался гораздо быстрее. Так поступил и в этот раз.
Когда Сахранов возвращался к машине, то единственной неувязкой оказался начавшийся дождь. Зонт он оставил в машине - поленился носить с собой: очень уж безмятежно солнечным было утро!
От станции метро метров двести пришлось рысцой бежать до машины и, сев в неё, Сахранов долго не мог отдышаться. Вот всегда так: чувствуешь себя молодым, бежишь как лесной олень, а сейчас сердце из груди вырывается. Возраст предательски напоминала о своём приближении в самые неподходящие минуты. Впрочем, торопиться ему некуда, как придёт в себя, так и поедет.
Ливень не обещал быть долгим, и улицы сразу опустели. Можно было бы и самому переждать дождь в метро, но не хотелось стоять в толпе. Чем дольше Сахранов работал с больными, тем больше ему хотелось оставаться одному. Это так называемый симптом «отравления людьми», который иногда возникает у людей его профессии.
Через несколько минут он выехал со стоянки на пустую 11-ую Парковую улицу, но, увидев впереди на Щёлковском шоссе сплошной поток машин, решил притормозить: ещё немного кружилась голова и дрожали руки. Не хватало в аварию попасть. Он прижался к обочине, и устало смотрел сквозь стекло на асфальт: дождь вроде уменьшился, вот и ладушки, и ехать будет легче… Сахранов снова включил зажигание…
Слева на тротуаре появился первый прохожий: торопыга не боялся дождя, легко и быстро шагал по широким лужам «яко по суху». В следующую секунду Сахранов узнал в нём Михаила, несмотря на то, что тот напялил, видимо, по случаю дождя на самые глаза бейсболку. Он начал переходить улицу метрах в пятидесяти впереди от Сахранова.
Не задумываясь над тем, что он будет делать дальше, Сахранов увеличил скорость и посмотрел в зеркало заднего вида: дорога была ещё пуста. Миша остановился на середине проезжей части, видимо, раздумывая: перебежать дорогу перед быстро набирающей скорость машиной или пропустить её. И, может быть впервые в жизни, решил не рисковать. Когда до него оставалось метра два, Сахранов резко вильнул рулём влево и краем бампера сбил Михаила. Почему-то вспомнил, что для подобных типичных повреждений у травматологов есть специальный термин - «бампер-перелом».
Перед поворотом на Щёлковское шоссе снова взглянул назад: машин ещё не было, а на дороге, словно раздавленный червяк, лежала скрюченная чёрная фигурка. Бейсболка и одна кроссовка валялись чуть в стороне.
Сахранов влился в караван выезжающих из города машин, подумав о том, что только недавно и без особой нужды установил на своей «Ниве» «кенгурятник», на котором вряд ли осталась какая-нибудь деформация после такого столкновения.
И поехал домой, чувствуя, как мгновенно вспыхнувшее возбуждение постепенно сменяется умиротворением и облегчением.
Он старался не думать о том, что этот парень мог оказаться и не Михаилом.
Но уж очень похоже был одет...
***
Февраль 2002.