1
У нас в казанской средней школе номер двадцать семь, в начальных классах, была замечательная классная руководительница. Звали её Галина Андреевна. Старая жирная извращенка! Сейчас она, скорее всего, греется в аду! Извращения её заключались в том, что она, время от времени, закрывала дверь класса изнутри на ключ, - глаза её при этом начинали блестеть за толстыми стёклами очков, - и, указав пальцем на какого-нибудь провинившегося ученика, а, бывало, и на ученицу, срывающимся от волнения голосом приказывала остальным своим подопечным: «Раздевайте-ка его (её)!» Одноклассники, кто с неохотой, а кто и с показным азартом наваливались на несчастного и раздевали его, порой и догола. Экзекуция продолжалась недолго, всего несколько минут. После чего заплаканного наказуемого отпускали по команде красной, как рак, тяжело дышащей Галины Андреевны, которая строго предупреждала стучащего зубами несчастного, чтобы тот держал язык за этими своими наполовину ещё молочными зубами. И всех предупреждала, окинув класс горящим взглядом, чтобы ни-ни! Не то болтуна ждёт такое же, а может быть и более ужасное наказание! Мы тогда мало что понимали в педагогике, и считали эту экзекуцию обычным, хотя и постыдным воспитательным приёмом. Галина Андреевна же на какое-то время покидала класс. Приводила себя в рабочий порядок, закрывшись в дамской комнате. Поправляла там всё, разглаживала. Потом, бодро улыбаясь, возвращалась она, и как ни в чём небывало, продолжала урок, в звенящей тишине класса. Преподавателем она была по-настоящему сильным. Недаром ей присвоили звание заслуженного учителя республики.
Однажды провинившимся учеником оказался я. Был я мальчик тихий, книжный, неповоротливый, что уж я там натворил, не помню, скорее всего - ничего. Но, видимо, настал мой час оказаться прилюдно без штанов. Однако был и у меня в голове «пунктик», о котором не догадывалась наша «заслуженная учитель». Когда ко мне потянулись заляпанные чернилами руки одноклассников, я вдруг, как закричу: «Второе звено, ко мне! На помощь!»
Школьный класс в те времена, представлял собою ещё и отряд октябрят – юных ленинцев, и делился на звенья, по десять человек в каждом. Звенья эти постоянно соревновались друг с другом во всём подряд, от учёбы и дисциплины, до спортивных эстафет и сбора металлолома и макулатуры. В конце концов, эти искусственные соревнования приводили к нездоровому соперничеству. Но был и положительный момент – звенья были сплочены, как правило. Я, как раз, был командиром такого звена.
И вот, заверещал я, и случилось чудо! Моё звено, мальчишки и девчонки, бросилось ко мне на помощь. Я оказался за стеной из решительно сопящих октябрят из второго звена. Все оторопели! И, больше всех была удивлена и смущена наша «класснуха»! Это был бунт! Класс раскололся на две неравных части. Тут некоторые вещи произошли впервые. Впервые я увидел удивление и страх в глазах нашей училки. Впервые, что-то у неё пошло не так. А я же, впервые же, почувствовал в себе то, что будет прорываться сквозь меня, порою, всю мою оставшуюся жизнь. Не знаю, как это охарактеризовать, но – посудите сами. Почувствовав себя, после ужасного страха, в безопасности, я ощутил прилив невиданных доселе эмоций! Меня понесло не по-детски!
Был накануне праздник – День учителя. На окнах в классе стояло несколько стеклянных ваз с цветами. Были там астры, гладиолусы и розы – красивые и большие. Ведь в детстве всё кажется большим и, почти всё, красивым! Так вот, схватив одну из этих ваз, я запустил ею в классную доску. Ваза разбилась со звоном и грохотом. Вода пролилась вниз, образовав на полу, стремительно расширяющуюся лужу, в которой плавали, подобно лилиям, мокрые цветы. Один цветок, - так и стоит у меня перед глазами эта картина! - прилип к доске и держался, как приклеенный. От меня все отшатнулись, даже второе звено удивлённо повернулось к своему командиру. Я же поднял с подоконника следующую вазу, гораздо более тяжёлую. Галина Андреевна протестующе замахала руками. Но, я был в упоении! Раскачав вазу, я бросил её «горшком». Ваза, не долетев до стены, ударилась о первую парту, из-за которой с визгом выскочила отличница Анечка, и, не разбившись, скатилась вниз, превратив лужу на полу в небольшое озеро. Дети были в оцепенении. Галина Андреевна двинулась, было, ко мне, но тут в закрытую дверь класса застучали.
Наша «класснуха» застыла, как вкопанная, растерявшись, не зная, что делать. Страх исказил её лицо! Хотел ещё добавить – ненависть, но не будем повторять классиков жанра! Итак, страх! Она повернулась к классу и быстро – быстро заговорила. Садитесь, мол, все по местам. Если что – это я вазу уронила. И даже криво как-то пыталась нам улыбаться. И это её падение в наших глазах, было похлеще падения ваз с цветами. Мы её больше не боялись! Ни я, ни мои одноклассники! Детей не обмануть!
Галина Андреевна открыла дверь дрожащими руками. На её счастье, как ей это тогда показалось, в дверь стучал ни директор, и никто из коллег преподавателей. В класс вошёл невысокого роста, крепкий плотный мужичок лет пятидесяти в рабочих штанах и замызганной ветровке. Наш школьный дворник. Звали дворника Фуат-абы.
- Что тут у вас происходит? – спросил дворник, низким, то ли прокуренным, то ли простуженным голосом.
- Ваза разбилась, случайно…, - залепетала Галина Андреевна.
- Случайно ничего не бьётся! – заметил дворник философски.
- Упала… на пол…, - говорила Галина Андреевна, только потому, наверное, что надо было что – то говорить.
- Куда же ей ещё падать! – оскалился Фуат-абы железными зубами. – Не на потолок же!
Галина Андреевна и это проглотила. Так была взволнована!
Ни при каких других обстоятельствах, не стала бы она терпеть насмешки от дворника!
Между ней и Фуатом-абы была старинная вражда. В контрах они были с давних пор. Мы, младшеклассники, не знали об истоках этой неприязни, но частенько видели её проявления. Например, они демонстративно не замечали друг друга, никогда не здоровались.
Однажды, играя на школьном дворе, я услышал, как Фуат-абы, в разговоре с уборщицей называл нашу классную руководительницу за глаза «бульдожкой». Это имя так ей шло, и так мне понравилось, что я не преминул поделиться им с одноклассниками. С тех пор мы её так и называли между собой. Не исключено, кстати, что моя экзекуция была вызвана тем, что какой-то «павликморозов» сдал меня «бульдожке». Теперь разве установишь истину! Да и не к чему это.
Галина Андреевна отвечала дворнику горячей взаимностью. Частенько, увидев в окно работающего Фуата-абы, она, прерывав урок, подходила к окну, и, указывая пухлой белой ручкой на сметающего листья, или убирающего снег дворника, говорила классу:
- Будете плохо учиться, тоже станете дворниками. Потому что вас, неучей, никем более работать не возьмут. А, для того, чтобы быть дворником мозги не нужны. Хватай лопату, или метёлку – и вперёд! Дворнику ни правописание, ни таблица умножения не пригодятся!
Мне, почему-то, после этих слов, становилось жаль Фуата-абы. Как-то, на перемене, я подошёл к нему, и с детской простотой спросил:
- Фуат-абы, а ты, что, даже таблицу умножения не знаешь?
Старик рассмеялся и спросил в ответ:
- Это почему ты так решил?
- Нам наша «классная» говорит, что дворники ни писать толком не умеют, ни таблицы умножения не знают.
- А кто у вас «классная»?
- Галина Андреевна, - ответил я.
- А «бульдожка»! – осклабился дворник. – От неё разве что хорошее услышишь?
Потом, после паузы, он предложил,
- Хочешь проверить? Начинай.
Я, сам не до конца ещё выучивший таблицу умножения, достал из ранца тонкую тетрадь, со столбцами цифр на обороте, и начал экзаменовать дворника. К моему огромному удивлению, на все мои вопросы он ответил верно. Более того, отвечал не задумываясь. Таблица умножения, как говорится, у него от зубов отскакивала.
Я рот от удивления разинул. Развеселившийся же дворник предложил,
- Теперь, давай, проверим правописание. Вернее, пусть его проверит Галина Андреевна. Мы с тобой, ведь, ещё не доросли до её уровня. Тут надо сначала среднюю школу, а потом педагогический институт кончать! – Фуат-абы поднял вверх палец с жёлтым ногтем.
- А у нас с тобою, на двоих, всего семь с половиной классов. Я вот сейчас напишу небольшое домашнее задание. А ты его ей передай.
Он быстренько набросал что-то на листке бумаги, сложил листок и протянул его мне.
- Отдай Галине Андреевне лично в руки. Обещаешь не читать? А то мне, дворнику, стыдно будет за свои ошибки.
- Ладно. Не буду читать, - ответил я.
- Честное октябрятское?
- Честное октябрятское!
Нарушить октябрятское обещание было невозможно. Поэтому я, преодолев искушение взглянуть на написанное, отнёс и передал листок «классной».
Галина Андреевна в тот день пребывала в прекрасном расположении духа. Сияла, словно масленичный блин. Ещё бы! Её в очередной раз признали учителем года, в нашем Приволжском районе. Когда я подошёл к ней, она, сидя за своим столом, и опершись рукою о щёку, в очередной раз перечитывала благодарственное письмо из РОНО. Тут я вручил ей другое письмо. По его прочтении, настроение у Галины Андреевны кардинально поменялось. Краска залила её лицо. От него, от этого лица, можно было прикуривать. Но, курить я научился только в шестом классе. Так что прикуривать было рановато. К тому же Галина Андреевна подскочила на месте, и лицо её краснело надо мною, малышом, уже на недосягаемой высоте, подобно Марсу, рассматриваемому в телескоп.
- Проклятый дворник! – вскричала она. – Ну, теперь ты у меня вылетишь из школы, как пробка.
К этой тираде разгневанная фурия добавила несколько незнакомых мне в те времена слов. Я, впрочем, впитал их, эти слова, как губка, и, потом, при случае, продекламировал их отцу.
Отец мой, выходец из городских окраин, простой рабочий человек, чуть не упал со стула, услышав от меня такое. Он спросил, где я набрался этих слов? Когда я ответил ему, что услышал их от своей классной руководительницы, он схватился за сердце, и строго наказал мне, чтобы я эти слова никогда и нигде больше не произносил. Скорее всего, он мне не поверил.
Галина Андреевна, оттолкнув меня, устремилась к директору школы. Благо кабинет его находился на одном с нами этаже. Я замер в коридоре у окна, наблюдая за развитием событий. Мимо меня, стуча каблучками, пробежала секретарша - заочница и вскоре проследовала в обратном направлении, в компании дворника. Они о чём – то живо беседовали. Запомнилось ещё, что в дверях дворник зачем-то шлёпнул секретаршу по заду. Наверное, она плохо себя ведёт, - подумал я по детской наивности.
Звонок заставил меня отправиться на урок. Поэтому я не увидел продолжения скандала. Я был уверен, что теперь дворника уволят, и очень расстроился по этому поводу. После уроков, я решил поддержать старика, и направился к нему на квартиру.
Со мною пошла одноклассница Анечка. Мы с ней дружили с первого класса, несмотря на то, что она была отличница, а я троечник – лоботряс. Потрясало же мой выпуклый лоб то, как Анечка была начитана. Я старался брать с неё пример. Однако про какую – бы книгу я не заводил с ней речь, оказывалось, что Анечка её уже читала.
Мы обошли нашу огромную школу, и оказались в её хозяйственных тылах. В воздухе носились запахи из школьной кухни. Куда менее приятно пахло от баков с помоями.
В те времена при многих школах были квартиры для персонала. Дворник жил в одиночестве, в небольшом пристрое с крылечком, под жестяным навесом. Я постучал несильно. Никто не ответил. Тогда мы робко заглянули внутрь квартиры. В тёмной прихожей никого не было.
- Пойдём назад, - пролепетала Анечка.
Но, я был настроен довести экспедицию до конца.
Толкнув следующую дверь, я оказался в жилой комнате, со стенами увешанными портретами полководцев. Каково же было моё удивление, когда я увидел сидящими за накрытым круглым столом дворника и директора школы! Мой неожиданный приход прервал их приятную беседу. Директор был одного возраста с Фуатом – абы. Высокий благообразный мужчина с зачёсанными назад седыми волосами. На его пиджаке, в три ряда, были приколоты разноцветные наградные планки.
- Ты кто такой? – спросил директор, со строгостью в голосе. – Из какого класса?
Я назвался и ответил, что из второго «Б».
- А это моя подружка Анечка. Она тоже из второго «Б».
Смущённая Анечка вошла вслед за мной в комнату. Свет от низкого круглого абажура с жёлтой бахромой засверкал в её белых волосах.
- У тебя уже во втором классе есть подружка? – воскликнул директор. – Молодец!
- Да ещё и блондинка! – подхватил хозяин.
Директор с Фуатом-абы рассмеялись.
- Анечка прочитала много книг! - вступился я за подружку. – Даже «Поднятую целину»!
- «Поднятую целину» я прочла только второй том, - поправила меня Анечка. Щечки её порозовели.
- Почему только второй? – удивился директор.
- Потому - что первого у нас дома нет, - ответила Анечка.
- Логично – логично, - кивнул директор благородной гривой.
Наступила тишина, в которой стало слышно движение маятника в настенных часах.
- Это мой юный друг, - пояснил Фуат – абы. – Пришёл проверить, не забыл ли я таблицу умножения.
- Вы ведь не уволите, Фуата-абы? – спросил я у директора, набравшись смелости.
- Не уволю! Не переживай! – рассмеялся директор, пряча что-то под стол. Его лицо было краснее обычного.
- Ну, всё ребята, идите! – сказал он нам уже привычным директорским голосом. Потом вдруг окликнул меня, и добавил,
- Запомни на всю жизнь мой юный друг! Не верь книжным барышням, особенно красивым! Они легко обведут нашего брата вокруг пальца, и, вообще вокруг всего, что у них есть ещё там!
Дворник, взяв со стола две конфеты, вручил их нам, а потом мягко выпроводил из квартиры. Не мешайте, мол, нам чай пить с начальством. На душе у меня отлегло, и я, отягощённый двумя ранцами, пошёл провожать Анечку до остановки.
И вот сейчас мой любимый дворник Фуат-абы стоял посреди класса и спокойно изучал обстановку. А наша гордая Галина Андреевна лебезила перед ним, в несвойственной ей манере.
- Позовите уборщицу. Пусть вытрет пол. А то волны в коридор хлынут, - сказал Фуат-абы, взглянув на свои мокрые сапоги.
Галина Андреевна метнулась за уборщицей. Воспользовавшись её отсутствием, Фуат-абы обратился к классу.
- Ребята, давайте, рассказывайте, что тут у вас произошло!
Сначала все затихли испуганно, и никто ничего не отвечал. Тогда дворник прошлёпал к двери и запер её изнутри на ключ, который Галина Андреевна никогда не вынимала из замка.
Тут, поднявшись со своего места, Анечка начала сбивчиво рассказывать о том, что произошло. Фуат-абы посмотрел на меня. Я подтвердил слова Анечки горячей тирадой. Вслед за мной прорвало уже и остальных. Ведь многие из одноклассников пострадали от произвола «бульдожки» ранее. Никому никогда об этом не рассказывали, и вот теперь, наперебой, изливали накопившуюся обиду перед стоящим в луже дворником.
Дверь затряслась от ударов. Это рвалась в класс вернувшаяся «бульдожка».
- Значит так, ребята, - сказал нам Фуат-абы. – Не бойтесь её! Она вам больше ничего плохого не сделает. А про то, что я у вас расспрашивал, ничего её не говорите.
После этого он повернул ключ. Галина Андреевна ворвалась в класс. Вслед за ней вошла уборщица с ведром и шваброй.
- Зачем дверь закрыли? - визгливо спросила Галина Андреевна, в этот момент и в самом деле напоминавшая «бульдожку».
- Чтобы волны коридор не залили, - спокойно ответил ей Фуат-абы.
- Давай, гони воду сюда, - деловито велел он уборщице, взяв в углу железный совок.
После чего они с уборщицей стали собирать воду, цветы, стёкла, и всё, что там ещё лежало на полу в большое окрашенное коричневой краской ведро с надписью «ХОЗ». Собрав же всё, ушли.
Я похолодел, ожидая продолжения репрессий. Но, Галина Андреевна, взяв себя в руки, и, ничего не заподозрив, как, ни в чём небывало, продолжила урок. Выдержка у неё была та ещё! Бульдожья!
Вскоре прозвенел звонок. Для нас этот урок был последним в тот день, и вообще, последним на неделе. Была пятница, а по выходным младшие классы не училась. После урока я выскользнул из класса, выскочил из школы, и с радостью вдохнул полной грудью воздух свободы.
Всё плохое быстро забывается. А в детстве – просто стирается из памяти. Поэтому в понедельник я пришёл в школу в своём обычном расслабленно - благодушном настроении, в течение целого десятилетия помогавшем мне преодолевать ненависть к этому учебному заведению.
В школе же творилось такое! Не успели мы рассесться за парты, как к нам в класс пришли директор, завуч младших классов, и ещё какой-то мужчина в костюме. После этого начался опрос класса, на предмет «странных экзекуций». Мы отвечали честно, всё как есть. На это ушёл целый урок. Галины Андреевны не было. Вместо неё нам представили другого классного руководителя, молодую женщину с приятными чертами лица. У меня и у моих одноклассников свалилась с детских плеч, как будто тонна груза. Началась новая жизнь. И вскоре мы стали забывать про Галину Андреевну. Так бы и забыли совсем, как забывается солнечным утром жуткий ночной кошмар. Но, она появилась вновь!
Отделалась она легко. Старой кикиморе помогли её связи в РОНО. Да никто и не желал в те времена раздувать подобные дельца. До родителей оно, например, почти не дошло. А те до кого дошло, просто не верили, что такое возможно. К тому же была Галина Андреевна уже пенсионеркой, по-моему, даже, заслуженной.
Итак, пришла она в школу. Наверное, забирать трудовую книжку. И тут, - о, рука Судьбы! – я чуть не сбил её с ног, носясь по коридору.
Галина Андреевна схватила меня за ухо цепкими пальцами, и зло глядя на меня пролаяла по - бульдожьи:
- Вот что я скажу тебе, Домский, друг дворника! Ничего из тебя путного не выйдет. Ты ленив и болтлив. И быть тебе самому дворником!
Злобная тварь больно придавила мне мочку уха своими острыми когтями. Если бы могла, наверное, и укусила бы. Излив злобу, она оставила меня, наконец, и, теперь уже навсегда, убралась из моей бестолковой жизни.
2
Я позабыл об первой учительнице своей. И так никогда бы о ней и не вспомнил, если бы жизнь моя - жестянка, не совершила очередной крутой вираж, и я, на самом деле не поступил бы на службу дворником. Более того, я устроился дворником в начальную школу «четырёхлетку», или, как сейчас это называется, в прогимназию.
Сбылось старинное пророчество! Я сделался дворником!
Дело было так. В какой – то момент своей жизни я решил, что всё – хватит вкалывать на дядю, и уволился со всех своих работ. Решение это было вызвано тем, что я стал испытывать непреодолимый зуд к литературному творчеству. Я посчитал, что настало время выпустить книгу. Для начала - сборник рассказов. А потом, всё пойдёт, как по маслу. Люди прочтут мои рассказы, проникнутся моей гениальностью, и на меня обрушится шквал предложений от издательств, внимание прессы, интервью, популярность, и всё, что с нею связано – деньги, тёлки, тачки и самое главное – слава! Тогда я смог бы утереть нос всем этим бездарностям, завистникам, жалким ничтожным личностям, что всю жизнь насмехались надо мною!
Рассуждая так, я раскошелился и выпустил за свой счёт сборник рассказов. Добавил туда немного стихов. Ведь я ещё и поэт! Всего вышло около тысячи экземпляров. Я стал раздавать свои книжки знакомым. Первая часть плана прошла прекрасно. Получая свой экземпляр, все мне улыбались, просили автограф. Затем я стал ждать благосклонной реакции благодарной публики. Принялся с нетерпением ожидать звонков, с выражением восторгов. Однако, время шло, но никто почему-то не звонил. При встречах, как только я заводил разговор на тему книги, знакомые старались с этой темы съехать, или отделаться общими вежливыми фразами. Что же касается друзей, то некоторые щадили меня и нарочито превозносили мою книгу. А некоторые, в порыве откровения, говорили мне, что рассказы твои – унылое дерьмо! Не пиши больше, а найди себя в какой-нибудь другой области. Например – в рыбалке, или в собирании грибов. Я был, конечно, раздосадован! Но, отступать не собирался. Только вот, незадача, деньги быстро подошли к концу. Я попытался продавать книги. Но, никто не хотел покупать. Было от чего прийти в отчаяние. И тут судьба в очередной раз улыбнулась мне своей кривой улыбкой!
Как-то я пошёл выбрасывать бутылки, и возле мусорных контейнеров встретил странного человека. Одет он был, вроде, прилично. Но зачем-то он там тёрся. Словно искал чего-то, но не мог найти. Решив действовать по принципу: «когда тебе плохо, помоги тому, кому ещё хуже!», я предложил незнакомцу немного денег. Тот посмотрел на меня удивлённо. Потом сказал:
- Если действительно хочешь помочь, то помоги мне дотащить вот эту железяку.
Решив идти в своей благотворительности до конца, я ухватился за конец трубы.
- Куда мы идём? – поинтересовался я маршрутом движения. – На пункт приёма металлов?
- Вроде того, - ответил незнакомец неопределённо.
Наконец, мы поравнялись с опрятным двухэтажным зданием. Незнакомец повернул в его сторону и толкнул свободной рукой калитку в кованой ограде. Мы оказались на выложенном разноцветной плиткой внутреннем дворе. Пройдя двор, мы подошли к отдельно стоящему небольшому одноэтажному строению.
- Бросаем сюда, - указал мой спутник на траву у дома.
Затем, со словами «добро пожаловать в мой кабинет», он пригласил меня войти в строение.
Войдя внутрь, я оказался в большом помещении, с высокими потолками, без перегородок, разделённом на несколько зон жизнедеятельности. Большую часть помещения занимали разнообразные станки и приспособления. На покрытом древесными опилками и металлической стружкой полу, лежали доски и железные заготовки. Другая, меньшая часть помещения, представляла собой что-то вроде зоны отдыха, посреди промышленного пространства. У дизайнеров этот стиль называется «лофт». На этом островке стояли кожаный диван, два кресла, столик, заставленный посудой, огромный холодильник. В эту часть помещения и пригласил меня незнакомец. Для начала, он указал мне на умывальник, и предложил вымыть руки. Что я и сделал, воспользовавшись одним из разноцветных кусков мыла, наваленных в пластиковом контейнере. Вслед за мной вымыл руки и незнакомец. Вытерев руки висящим тут же полотенцем, он представился.
- Валера. Учитель трудов и, по совместительству, слесарь, столяр и плотник. Всё, что хорошо или плохо лежит, в округе, в радиусе километра, и может пригодиться в работе, тащу сюда, - он задорно рассмеялся. – А ты что же меня за бомжа принял?
- Если честно, то да! – ответил я. – Бомж нынче пошёл интеллигентный.
- Слушай, нам в гимназию дворник требуется. Зарплата высокая. Работа по утрам. Пару часов - и свободен!
Я сначала подумал, что это «ответка» от Валеры за бомжа. Но, после, вижу, не шутит.
После того, как мы, усевшись в его уголке отдыха, принялись беседовать, под специально перегнанный раствор, я призадумался ненадолго, - долгие раздумья для меня мучительны! - а потом взял и дал согласие. Если что, - успел подумать я, - уволюсь!
Итак, вскоре, я приступил к новой работе. Сначала я немного смущался. И, не желая возможных встреч со знакомыми, начинал рабочий день, как можно раньше. Вставал в пять утра. Одевал свой дворнический наряд. Летом он состоял из поношенных джинсов и маек. Зимой к ним добавлялись старые пуховики, и подлатанные дырявые свитера. Вся работа зимою и была. Порою снег валил не переставая. А я, без устали, таскал его с площадки перед школой в сугробы, что торчали по краям. Сугробы эти к концу зимы напоминали заснеженные горные вершины. Весною они темнели и оседали. Я помогал им исчезнуть, без сожаления раскидывая собранные за долгую зиму просроченные снежные запасы. Летом я косил бензиновым триммером траву на небольшом школьном футбольном поле. Осенью мёл листья, падающие с четырёх, растущих перед школой тополей. Потом один тополь срубили. Он и так был стар и перекошен. А тут в него въехал задом грузовик, привозящий продукты. И тополь накренился уж совсем. Мне было немного жаль старого горбуна. Хотя, казалось бы, чего жалеть мне дворнику источник падающих по осени листьев, и осыпающихся по весне серёжек?
Иногда я присаживался отдохнуть на оставшийся от тополя пень. Вот так, сидя на пеньке, пень – пнём, встретил я впервые эту удивительную девушку. Как оказалось позже, встреча эта стала роковой в моей судьбе!
В тот момент я отвлёкся на что-то, наверное, пересчитывал оставшиеся деревья, или восседающих на них ворон. Тут она и очутилась предо мною, чуть не нос к носу! Я еле успел отпрянуть. Ну и скорость у неё была! Она мчалась, как хорошая кобылица на бегах, всей своей фигурой демонстрируя стремительность и устремлённость. Зрелище было ещё то!
В тот день был снегопад. Тротуары завалены снегом. А у меня, примерного дворника, участок перед школой был уже примерно очищен. Сперва я услышал, как кто-то стучит каблучками, сбивая с них снег. Затем она пронеслась мимо меня, подобно курьерскому поезду. Ну, пронеслась и пронеслась. Прохожих в мои ранние часы почти не было. А если и были, то одни и те же персонажи, движущиеся постоянно в одном и том же направлении. И, хотя, направление у нас у всех одно – к скорой неизбежной смерти, по утрам, всё же есть иллюзия, что движешься в иную сторону. Или - надежда на то, что путь к столь безрадостному событию будет ещё очень долог!
Ха – ха! Наивные людишки! Конец вам всем в любом случае! Бессмертны лишь дворники!
На следующее утро девица появилась вновь. На этот раз я заметил её издалека. Опершись на лопату, я ожидал её приближения. Теперь удалось рассмотреть её получше. Одета она была в короткую красную куртку с меховым воротником, какую-то невероятную юбку в крупную клетку и в высоченные сапоги – ботфорты, не дающие составить представление о стройности её стремительных ног. Голова девушки была непокрыта, и длинные чёрные волосы, развивались вслед за ней подобно гриве, ещё более усиливая лошадиный эффект! Смог я рассмотреть и лицо незнакомки. Лицо это было кавказской национальности. С тонкими чертами, с выдающимся носом, с горбинкой, сросшимися бровями и большими живыми чёрными глазами, под ресницами – опахалами. Может быть, она была грузинкой? А может быть, она была осетинкой? Лицо это было молодым, белым, горящим морозным румянцем. Устремлённым вперёд, к неведомой мне цели. Я рискнул бы назвать это будущим лицом России.
До меня, дворника, застывшего на обочине жизни, ей не было никакого дела. Она прошла, даже не посмотрев в мою сторону. Я не обиделся. Во – первых, обижаться не в наших правилах. А, во – вторых, совсем не наш типаж! Нам нравятся совсем другие типажи.
Поэтому, я очень изумился, поймав себя следующим утром на мысли, что ожидаю появления удивительной девушки. Когда же фигура её замаячила вдали, на заснеженной аллее, я даже немного взволновался. Это было странно! Когда она проходила, я вновь прекратил работу и встал в красивую позу. На этот раз она мельком взглянула на меня! «Уже хорошо!» - подумал я. Дальше – больше. На следующий день я написал на снегу: «Ограничение скорости движения на каблуках» и нарисовал этот самый перечёркнутый каблук. Девушка остановилась, прочитала, рассмеялась и побежала дальше. Смех её звенел, как колокольчик! Ну, совсем не мой типаж! Однако это стало уже походить на какую-то болезнь! В воскресенье у меня был выходной. Но я поднялся, и попёрся в школу. В этот день девушка не появилась. Видно отдыхала тоже.
В понедельник я соорудил невысокий барьер из снега, преграждавший тротуар перед школой. И, надо же, в это самое утро, не раньше, и не позже, заявилась какая-то старуха с тележкой, собравшаяся то ли сразу на кладбище, то ли на рынок за покупками.
- Ой! Милинькай! Что ты тут устроил! – заголосила старая. – Не пройти, не проехать! Я буду жаловаться! Дойду до мэра!
Я спешно стал ей расчищать проход. Слегка отвлёкся. И в этот момент, стремительная незнакомка, перенеслась через снежный барьер, и, рассмеявшись звонко, растворилась в сиреневых сумерках морозного утра. Передо мной осталась лишь старуха! И рядом с ней разбитая тележка! Ну, и услышала же тогда старая, то, что не слышала со времён кронштадского мятежа! Преодолев проход в сугробе, она спешно свалила. Оставшись один, я торопливо стал разбирать свою баррикаду.
Следующее утро было решающим. Я был готов! Решительно преградив путь девушке, я снял шапку и поклонился. Она ответила мне реверансом! Оля – ля – ля! Такого я не ожидал!
- Простите, барышня! – сказал я, теребя в руках свой «петушок» (на всякий случай, это шапка, не думайте, про что иное!) – Простите, что задерживаю вас, но я только хотел узнать ваше имя.
- Сначала, вроде, принято представляться, - ответила мне незнакомка, и глаза её смеялись.
- Ах, да, простите! – я представился.
- Белла, - ответила она. – Извините, мне пора идти.
- Белла… - повторил я, глядя вслед удаляющейся девушке. Мне показалось, в этот раз она идёт не очень быстро.
На следующий день я написал лопатой на снегу: «Доброе утро, Белла!» Белла прочла и остановилась. Я понял: вот он шанс! Я излил всё своё красноречие. Ни разу даже не заикнулся. Могу собираться в ответственные моменты! Я рассказал Белле, о том, как жду её появления каждое утро, о том, что я историк с высшим образованием, и о том, как мне стыдно представать пред нею по утрам в образе дворника, о том, что я за ней совсем не волочусь, но если мы сходим куда – нибудь в один из ближайших вечеров, то могли бы отлично провести время, и лучше узнать друг – друга. Как бы мельком я упомянул, что балуюсь сочинительством, и мог бы преподнести ей книгу с автографом.
Белла слушала мой монолог с величайшим удивлением. Потом она вдруг принялась смеяться. Затем, вновь став серьёзной, она сказала.
- Немного о себе. Я учусь в Казанском университете, на пятом курсе филологического факультета. Изучаю классическую литературу, - она говорила с лёгким акцентом. – А по утрам мою полы в офисном центре неподалёку. Так что без комплексов, уважаемый, мы отличная парочка – дворник и уборщица!
И она вновь принялась весело смеяться, так что у меня всё накопившееся напряжение разом спало.
- Ну, мне пора, - сказала Белла, и двинулась было по своему обычному маршруту.
- Белла! – крикнул я ей вслед.
- Ах, да! – она остановилась. – Запишите мой номер. Давайте созвонимся. Я сама вам позвоню.
- Зачем? - удивился я. – Ведь мы же видимся каждое утро.
- Так надо, - улыбнулась Белла своей загадочной улыбкой. – А по – утрам давайте лишь здороваться.
Что я тут мог поделать? Два дня мы так и проздоровались. Я начал понемногу злиться. На третий день она мне позвонила. Это была суббота. Сосед – еврей уехал накануне в синагогу. За стенкой на сутки перестал звучать тяжёлый рок. Я валялся на диване, перечитывая жития святых, под музыку к фильму «Лифт на эшафот» всю выливающуюся из трубы Майлза Девиса.
- Ваше предложение остается в силе? – прощебетал в трубке милый акцент.
Я бросился мыться – бриться, затем застыл пред гардеробом, не зная, что одеть. Открыл заветный пробник, пролежавший год, вылил весь его себе на лысину и растёр хорошенько.
Мы встретились в заснеженном парке. Быстро замёрзли, не смотря на то, что Белла даже прогуливалась на высоких скоростях. Я еле поспевал за ней. Мы зашли согреться в небольшое кафе, с деревянной вывеской в виде бегущего лося. Заняли столик у окна. Заказали горячий чай, глинтвейн и кальян. Официант принёс пледы. Белла закуталась сразу в два. Под горячий глинтвейн и сладкий дым мы разговорились, наконец, по душам.
3
Белла начала рассказывать о себе. По мере её рассказа, дым всё сгущался, глаза горели всё ярче, так же, как наши щёки от горячего вина. Я оказался вдруг в восточной сказке!
- Я родилась в стране, где восходы прекрасны и закаты горят, как пожары, где воздух прозрачен и свеж, где горные склоны поросли буковыми рощами, вперемешку с дубами и грабами, среди которых сбегают в долины хрустальные ручьи и шумные речки, берущие начало в вечных сверкающих ледниках. Народ мой небольшой, его название тебе ничего не скажет. Я училась сначала в сельской школе. Потом меня отдали в интернат находящийся в курортном городке, куда приезжают отовсюду вымазаться в грязи, за деньги. С детства я рвалась к знаниям, и мои близкие: отец, мать и старшие братья всячески помогали мне в этом. Я успевала по всем предметам, но особенно мне нравились языки и литература. Я увлеклась чтением, глотала книги, читала все подряд в восторженном упоении. Поэтому, по окончании школы, решила поступать на филологический факультет Казанского университета. Я легко поступила, ведь я окончила школу с медалью, и уже предвкушала радость жизни и учёбы в большом красивом городе. Однако всё вдруг изменилось в одночасье.
За меня посватался один уважаемый человек из нашего народа. Такой уважаемый, что отказать ему моей родне было никак нельзя! Он был старше меня. Недавно овдовел, и вот теперь не видел для себя лучшей жены, чем я. Я пришла в отчаяние! Рушились все мои планы. Я понимала, что за жизнь ждёт меня: жизнь в золотой клетке! К тому же я не любила его. Но и это ещё не всё. В курортном городе я познакомилась с одним парнем, он приехал из Москвы на лето. Писал работу по языку нашего народа. И, в нарушении всех правил и табу, я без ума в него влюбилась. Он ответил мне взаимностью. Со временем наши встречи переросли в нечто большее, чем совместное посещение библиотеки. Мы бросились в этот омут с головой! Я едва не совершила то, что у нас считается невозможным до свадьбы! И вот теперь меня отрывали от возлюбленного! Тогда я решилась на отчаянный шаг. Я пришла к тому уважаемому человеку и всё ему рассказала. Я не называла имени своего любимого, чтобы не навлечь на него беду. Сама же я была готова и умереть. Уважаемый человек выслушал меня спокойно, и сказал мне такое, чего я никак не ожидала услышать. Он сказал мне, что любит меня безумно, что случившееся ничего не меняет! Он просит меня только пожить немного у родителей, успокоиться, подумать и дать ему взвешенный окончательный ответ. Дату свадьбы он перенесёт, под каким – нибудь предлогом, а сам пока уедет за границу. Ещё он просил дать ему слово, что в это время я не буду встречаться со своим юношей. Я была так потрясена его ласковым и внимательным обращением, его благородными манерами, что согласилась. Итак, я вернулась на время в родительский дом. Уважаемый человек перенёс под надуманным предлогом дату свадьбы и уехал в длительную загранкомандировку. Я ежедневно созванивалась со своим возлюбленным. Но что это по сравнению со встречей, когда объятья говорят сильнее любых слов! Однажды он не позвонил, в наше условленное время. Я места себе не находила. Не брал он трубку и на следующий день. Тогда я рано утром собрала деньги и документы, выкатила из-под навеса мотоцикл старшего брата, откатила его подальше от дома, завела, прыгнула в седло и понеслась в курортный городок. Кремнистый путь сменился на асфальт. Я подъехала к дому, где он снимал комнату. Дверь мне открыла хозяйка. Она сообщила, что жилец её съехал. Сказал, что срочно должен уехать в Москву. Такой порядочный молодой человек. Заплатил за целый месяц. И вот ещё оставил вам записку. Отвернувшись, я дрожащими руками развернула листок. Там было написано: «Прости, но мы должны расстаться. Не ищи меня». Земля ушла у меня из-под ног. Хозяйка отпоила меня водой. Вдруг в голову пришла мне мысль: «Его похитили!». Я стала названивать «уважаемому человеку». Когда он взял трубку, я вывалила на него все мои догадки и предположения. Он попросил меня успокоиться и поклялся Аллахом, что не имеет, к отъезду моего друга никакого отношения. Такой клятвой у нас не разбрасываются! Но всё равно, я сказала уважаемому человеку, что не люблю его, и никогда не выйду за него замуж. Тогда он сказал, чтобы я подождала его приезда, что он завтра же вылетает домой. Я отключила телефон. Затем вскочила в седло мотоцикла и поехала в сторону Москвы. Ехала до тех пор, пока не кончился бензин. Я села на окраине дороги и горько заплакала. Там меня и догнали отец с братьями. Отец тогда впервые в жизни ударил меня. Братья его еле оттащили. Меня привезли обратно в родной дом и держали взаперти. На следующий день прилетел уважаемый человек. Когда я вышла из своей комнаты, со следами побоев на лице, уважаемый человек сначала бросился ко мне, а потом закричал, что убьёт любого, кто ко мне прикоснётся. Затем он попросил всех выйти из комнаты. Мы остались вдвоём. Он подошёл ко мне вплотную и сказал громким шёпотом, что всё обдумал и знает выход из ситуации. Так как расторжение помолвки у нас – несмываемый позор, то он сделает так, что все сохранят лицо. И он сделает так, что я тоже его полюблю. Затем он о чём – то поговорил с моим отцом. Потом он попрощался со всеми, посмотрел на меня в последний раз и уехал.
Через несколько дней местные СМИ наперебой сообщили, что на уважаемого человека заведено уголовное дело. Его обвиняли в получении крупной взятки. Следствие шло быстро, он во всём признался и скоро был оглашён приговор – пять лет колонии. Перед его отправкой нам было назначено свидание. Я приехала вместе с отцом и братьями. Уважаемый человек торжественно объявил нам, что в виду сложившихся обстоятельств, наша помолвка расторгается. Они с отцом пожали друг другу руки. Уважаемый человек посмотрел на меня долгим – долгим взглядом, который невозможно описать, столько в нём было боли и любви. Я вспыхнула, потупив взгляд и с этой минуты, что – то во мне по отношению к нему перевернулось.
Спустя месяц я уехала в Казань, учиться. Началась новая жизнь. Её бурное течение было прервано печальным событием – умер отец. Он и ещё двое односельчан попали под камнепад. Над ним склонились горные хребты, самым мощным в мире обелиском. Кроме этой срочной поездки, я приезжала домой на каникулы. Первое время у меня никак не выходил из головы мой юноша. Я уже не надеялась его встретить. Наверное, его убили, думала я. Не мог он меня бросить! Но я, вдруг поняла, что ничего про него не знаю толком, кроме того, что он из Москвы. Шли годы, и прошедшее стало казаться мне сном.
И вот несколько дней назад я получила письмо от Уважаемого человека. Он освободился, т.к. дело его пересмотрено и с него сняты все обвинения. Он очень просит меня приехать! И я послезавтра улетаю.
Я словно очнулся.
- Так ты скоро улетаешь? – переспросил я Беллу.
- Да, ответила она, - устало улыбаясь. – Завтра я в последний раз пройдусь через твой участок. Ну, на этой неделе, конечно, в последний раз. Потом – то я, обязательно, вернусь.
Как раз накануне был день рождения нашей прогимназии. Весь вестибюль заставлен был букетами. Я решил порадовать Беллу прощальным сюрпризом: осыпать её путь цветами.
На следующее утро, решившись на это предприятие, я принялся выносить цветы из вестибюля и аккуратно раскладывать их на снегу. Вскоре вся площадка перед школой была покрыта цветами. Тюльпаны, гвоздики, астры, розы, георгины и флоксы трепетали на утреннем зимнем ветерке. Я волновался, чтобы кто не прошёл по ним раньше Беллы. Вообще, я волновался! Пути назад не было. Живой ковёр был расстелен и ждал, когда на него ступят лёгкие невесомые ножки вечно ускользающей красоты. Наконец, я увидел, вдалеке, знакомую фигуру. Сердце моё забилось раненой птицей!
Белла подошла к краю школьной площадки, сделала по инерции несколько шагов, и остановилась, как вкопанная!
- Спасибо, Домский! – сказала она мне. – Когда я вернусь, мы обязательно увидимся, и я расскажу тебе ещё не написанное продолжение моей жизни.
Потом она порывисто подошла ко мне. Мы обнялись. Я поцеловал её в щёку. Она погрозила мне пальчиком, и, смеясь, побежала по цветам.
Спустя годы, стоит у меня перед глазами её, бегущая по разбросанным на снегу цветам, стремительная фигура. Как будто сегодня, вдыхаю я запах свежего снега и аромат цветов, как память о Белле. Память о нашей с ней последней встрече.
Эпилог
Простите мне, друзья, предыдущий абзац. Я написал его для драматизма. Ведь жизнь у нас: то драма, то комедия!
Дальше дело было так!
Вечером следующего трудного дня, мы зависли с Валерой в его «кабинете». Я рассказал ему про Беллу, рассказал ему её удивительную историю. Валера был, конечно, потрясён! Так мы с ним всю ночь и просидели. Благо начались праздники, и ученики с учителями ушли на каникулы. Остались только мы, на растерзание… Мы вышли утром, совершенно растерзанные, на заснеженную площадку перед школой.
- В это время здесь обычно проходила Белла! – сказал я Валере.
Мы остановились и стали смотреть вдаль, вдоль по улице. Вдруг у меня в кармане завибрировал мобильник. Я чуть не выронил его из непослушных рук, когда увидел, что звонит Белла. В волнении я приложил трубку к уху.
- Привет! – услышал я знакомый голосок. – Ты на боевом посту?
- Да – а, - выдохнул я.
Связь прервалась. Я перезванивал, но Белла трубки не брала.
- Это был её прощальный звонок! – повернулся я к другу Валерию, со слезами на глазах. – Она простилась, чтобы навсегда пропасть в плену Кавказских гор!
- Надо ехать её выручать! – заявил Валера героически.
- Поедем! – ответил я ему, и стал искать глазами наших стреноженных коней.
Коней я не увидел. Зато увидел бодро скачущую к нам лошадку. Приглядевшись, я узнал в ней Беллу! Скоро и сама Белла предстала перед нами, во всей своей диковинной красе!
Я ущипнул себя за щеку!
- Белла! Это ты? Ты что здесь делаешь?
- Как что? – ответила девушка, смеясь. – Живу я здесь!
- Но, ты… ведь ты должна была уехать, к баю – уголовнику!
- Извини, Домский, что я тебя не предупредила! – сказала Белла запросто. – Но, я тоже немножко балуюсь сочинительством. И я прочла тебе на днях сюжет моего нового рассказа!
Повисла пауза в морозной тишине! Её прервало горловое ржание Валеры! Он, прислонившись к тополю, хлопал себя по коленям и мотал головой!
- Сильно! – вымолвил он, наконец.
Я надулся было. И даже хотел уйти. Но, Белла так мягко взяла меня под руку, и с такой любовью заглянула мне в глаза, что я сразу оттаял и всё ей простил.
- Не обижайся на меня, пожалуйста! – произнесла она своим неповторимым голосом.
- Да я и не обижаюсь! – ответил я, стараясь дышать в сторону.
- Правда! – воскликнула Белла. – Тогда помогите, пожалуйста, бедным девушкам! Нам соседки со второго этажа отдают свой холодильник. Помогите поднять его к нам, на пятый!
- Конечно, поможем! – загорелся Валера.
Мы втроем, хрустя снегом, двинулись быстрым шагом к девичьей общаге.
Но тут начинается уже другая история!