Это отрывок из книги "Дела небесные...".
Книга опубликована здесь: https://ridero.ru/books/dela_nebesnye_zemnye/
Кавалерия не придёт
Я за всё когда—нибудь отвечу:
Что сказал, что сделал на бегу;
Перед Судиёй, вступая вечность,
Разве ж утаить я что смогу?
Стихи автора
Перед Начальником Департамента почтительно стояли крепкие парни с одинаковыми короткими стрижками.
— Может быть, не стоило так уж совсем? Всё-таки заслуженный товарищ. Стареет, конечно. Интересно, как бы вы сейчас выглядели, будь он помоложе?
— Мессир, такая работа. Случается. И потом, он не хотел по-хорошему.
При этих словах Начальник Департамента перевёл задумчивый взгляд на говорившего. Черти. Никакой деликатности. Никакого изящества в работе. Да, мельчает народец. Грубеет.
— Ладно, идите.
********
Он сидел полубоком, растирая вытянутую в проход ногу. На душе скребли кошки. На лице — безличная, ничего не выражающая маска. Он — профессионал. А что там, под маской... Да кого волнуют все эти слабости — душевная тоска, сердечная боль, горечь поражения?.. Ты должен быть бодр, силён и энергичен. Остальное — там, в глубине. И ни слова, ни мысли, ни намёка. Победитель получает всё. Горе побеждённым.
Болела и ныла нога. Да, не всегда. Не всегда. Да и годы уже. Откинулся на спинку кресла. Он чувствовал, что молодёжь напротив переглядывалась с лёгкими улыбками: «И это — прославленный исполнитель?»
Поднял взгляд. Молча:
— Да, они вчера победили. Но я хотя бы был там. Я пришёл...
Он не докончил: «...а где были вы?». Парни из группы сопровождения и так всё поняли и отвели глаза.
Вслух:
— Ладно. Сейчас не об этом. Да, я проиграл. Но одно сражение — это ещё не вся война. Надо суметь обернуть поражение в победу. Будем готовить операцию «Отъезд».
После едва заметной паузы, с лёгким нажимом:
— Я буду готовить операцию «Отъезд». Вы можете отдыхать. Вы теперь долго не понадобитесь. У меня через пять минут Совет Наблюдателей.
Ребята из группы сопровождения смущённо вышли из зала.
********
Он не стал раскрывать папку, раскладывать материалы, таблицы, графики. Окинул взглядом членов Совета Наблюдателей — едва половина собралась. Понятно. Побеждает команда. Проигрывает всегда один. Он не стал обрисовывать обстановку и свои соображения. Зачем? Всё равно всё, что он всегда слышал, — это: «Что вы думаете предпринять?» и затем: «Да, план хороший, так и будем действовать.» Некоторые, особо продвинутые, иногда вспоминали: «А какие в этом случае могут быть риски?» и «Есть ли у вас соображения на случай такого развития событий?» И каждый раз не забывали напомнить: «План не может быть не выполнен. Это — закон Канцелярии».
Поэтому он не стал ничего говорить. Он просто сидел и молчал. Перед ним была едва ли половина Совета. По-видимому, у другой половины — у тех, которые всегда являлись в безукоризненно отглаженных ослепительно-белых одеждах, и тех, кто не забывал напоминать, что план не может быть не выполнен, — именно у них и именно в этот момент оказались срочные и важные дела в других местах. Да, не всегда белые одежды... Но тут он заставил себя остановиться. А, впрочем, когда-нибудь он за всё ответит.
Отдавать практически вырванный из захвата, спасённый объект...
Все молчали.
Старик появился неожиданно, как, впрочем, и всегда.
Дело — политическое. Цель — противодействие попыткам окончательного захвата. Для этого максимально использовать все возможности. Ему нужен результат. И время.
Решения Старика не обсуждаются. Все вышли из зала. Его не надо было просить остаться. Он сам это знал.
Начальник Канцелярии смотрел на него. Хотя никогда нельзя быть уверенным. Молодые долго не могли это понять. Он был ветераном. Он просто привык. Старик не сразу начал, и он смотрел на редкий белый пух на голове, густые брови... Он совсем не изменился за то время, что он в Канцелярии. К этому тоже надо просто привыкнуть. Наконец он заговорил. Трудно было понять, откуда шёл голос. Белая борода не шевелилась, да и само лицо вдруг сгладилось — как в облаке. Но теперь — не время размышлять. Надо внимать.
План сложный. Но он позволяет снять много точек напряжения, неожиданно возникших не только в уже существующих и утверждённых, но и в новых разработках. Без этого Плана нужно будет переписывать очень много. Будет затронуто много объектов. Кроме того, аналитики давно уже озабочены возросшей активностью Соседнего Департамента. У них на этот счёт свои соображения. Дело не обычное. Тут вовлечена большая политика. Он сам лично позаботился о том, чтобы включить в группы поддержки лучших сотрудников. Он не должен был всё это говорить. И нет необходимости напоминать, что утверждённый План должен быть выполнен. Это закон Канцелярии. И ещё. Не по службе. Мы в ответе за них, там. Он это знает. У него — всё.
Ну что же. Значит, так.
Он вспомнил своё первое назначение. Желторотый юнец. Охрана объекта.
Тогда ему пришлось вступить в силовое противостояние. Он помнил, как брызгала с оскаленных клыков чёрная слюна, как больно было от вырываемых с кровью перьев. Как кричала от боли и отчаяния душа его объекта. Он помнил, как закрывался кроваво—красным закат, как нарастал падающей лавиной грохот копыт... оттуда. Но он не ушёл, не отдал свой объект, не убрал крылья, которыми закрывал его. Его белые крылья — в пятнах крови и ядовитой слюны, брызжущей с клыков того, из Соседнего Департамента. Он не ушёл. Не сдался.
Тогда о нём впервые говорили на Встрече.
Он вдруг подумал, что круг замыкается. Ну что же. когда-то это должно произойти.
Поднял глаза на Старика. Тот смотрел на него. Он знал, кто что думает. К этому надо было просто привыкнуть.
Он привык.
Он не сдастся.
********
Он вышел из кабинета. Огненная секретарша старательно перебирала стопки бумаг. Понятно. Лифт пришёл сразу. Он вошёл внутрь. В кабинке мог быть только один сотрудник, поэтому он позволил себе прислониться к стенке и закрыть глаза. Он не просто закрыл глаза, но ещё и прикрыл их рукой, как будто массируя лоб. А это уже не рекомендовалось Службой Безопасности. Они должны иметь возможность для чтения в любой момент. Но он был слишком измучен, чтобы думать сейчас об этом. Пусть жалуются Старику. У них там на него, наверное, уже много всякого разного накопилось. Толстая папка. Он вдруг подумал... Если однажды лифт спустит его вниз, примет ли его Соседний Департамент? Да... С такими мыслями и рука на лбу не поможет. Старик-то всё видит.
Он прошёл на своё место и сел за стол. Глянул на все эти записи, планы, таблицы. Отодвинул рукой схемы и графики. К чему теперь всё это? Открыто, уже безо всякой оглядки, поставил локти на стол и упёр лицо в обе руки. Кавалерия не придёт. Слишком поздно. Он это знал.
Но тогда что остаётся? Сдаваться?
Разлука... Давно, давно Соседний Департамент использует разлуку для противодействия Планам. Но что такое какой-то континент для двух душ, стремящихся друг к другу? Что такое пространство? Открыл свой дневник. «Почта, телеграф, телефон»... Нет, это из старых записей. Листал страницы. «Мосты»...
Даже сейчас, когда планы горели, и всё было на краю, он не мог не улыбнуться, найдя эту запись. Чуть заметным движением губ. Чуть-чуть. Почти незаметно.
Тогда он очень удачно провёл тех двоих другими улочками вдоль старинных зданий, и в результате, когда они вышли к набережной, мосты оказались уже разведены. Белая ночь вдоль гранитной набережной. Курсантский китель на хрупких плечах под тонким платьем... Трое суток за опоздание к построению и непорядок в форме, поворот кругом, и…
Её глаза. Прибежавшей к чугунной решётке училища, чтобы отдать китель с курсантскими погонами, накрывавший её плечи.
Её рука протягивала китель сквозь чугунную ограду, и он, маршируя в сопровождении двух дежурных, не мог его взять. Но он видел её взгляд. Взгляд, который очень немногим там, на земле, дано увидеть. Взгляд, который будет с ним до конца. Тот, который ещё разрешено будет увидеть только один раз. Тогда, когда всё плохо, когда надежды нет, когда ушёл в глубину твой погибший в неравном бою корабль и волна уже смыкается над твоей головой, навсегда закрывая небо; когда в зажатой руке осталась последняя граната; когда стоишь на холме среди павших товарищей — с разбитым щитом и в разрубленной окровавленной кольчуге... Тогда, когда кавалерия уже не придёт.
Тогда, в твой последний миг, тебе дано будет ещё раз увидеть этот взгляд... Последнее, что ты сможешь вспомнить на этой земле.
********
Он сидел в своём кресле и смотрел в тетрадку, всё ещё открытую на той же странице. За эти мгновения, за эти воспоминания он любил свою работу. Пусть на ней сгорали. Пусть очень быстро сгорали, и всё, что оставалось от исполнителей, — это след упавшей звезды, однажды прочертившей предрассветное небо. Он знал, что у него может быть много разных путей. Но он хотел, чтобы ему повезло, он надеялся, что, может быть, ну может быть, ему дадут эту награду — однажды прочертить упавшей звездой предрассветное небо.
Но он отвлёкся. И отвлёкся в самый неподходящий момент — когда все планы и сроки горят. Когда всё дрожит, балансируя на краю обрыва. Непростительно. Он — профессионал.
Он опять углубился в свой дневник.
Вот! Вот это место.
Письма. Письма. И слова... Слова, которые отбирали лучшие сотрудники группы сопровождения. Слова, которые не должны были забыться, не могли пропасть бесследно. Которые звучали как музыка, как песня. В Канцелярии есть кому придумать, есть кому напеть, нашептать такие слова.
Никто не собирался сдаваться.
Соседи, кстати, тоже...