X
Часовой и дежурный расчёт у пулемета, остальные воины, приткнув головы друг к другу, уснули крепким сном. Ночь прошла тихо. К середине ночи потянуло прохладой, это заставило нас еще плотней прижаться друг к другу.
Всю ночь часовой, не давая огню угаснуть, подкладывал в костер разбитые ящики. Только начало сереть, как к берегу причалила лодка. Прибыл старший сержант Новохатько с горячим завтраком и чаем. Он привез и посудину с положенными фронтовыми "ста граммами". Равнодушными это событие не оставило никого.
– Старшина, а ты махры не привез? А то наш табак в кисете так промок, хоть воду отжимай.
– Нет! Вот этого я не привез, но у меня есть свой небольшой запас. Пожалуй, я сумею угостить всех, – и тут он достал кисет и аккуратно сложенную самую тонкую газету: – Кому надо подходи!
Воины, выпив, закусив и затянув самокрутки, покряхтывая, довольно подытожили:
– Вот энто надо… Энто другое дело! Тепереча, еще на сутки зарядились!
"Да, немного-то нашему солдату и надо, чтобы снова быть готовым совершить такой же подвиг, считая это абсолютно обыденным делом…" Подумал я.
XI
Новый день 3 мая мы встретили бодрыми и готовыми к бою. Солнце еще не взошло, но лежащая перед нами местность уже четко просматривалась. По телефону я доложил, что мы снимаемся и выдвигаемся в преследование противника.
Раннее утро. Солнце уже показалось и радовало нас своими первыми лучами. Дышать было легко, а где-то слева, со стороны Пеенемюнде, еще раздавались выстрелы. Мы шли цепью не спеша.
В ходе наступления, наши ряды стали быстро пополняться. Нас нагнали мои заместители: капитан Попов и старший лейтенант Фроловичев. Появился и командир хозяйственного взвода, младший лейтенант Макаров. После возвращения из госпиталя я его увидел впервые. Он вез с собой на повозках несколько легкораненых воинов, которые проходили лечение при кухне под присмотром фельдшера.
– Товарищ капитан, все ваши вещи мы сохранили, надеялись, что обязательно вернетесь, а вот верховую лошадь – ранило и нам пришлось ее оставить. Осталось только ваше любимое "английское" седло. Тачанку и пару рыжих сберегли – доложил Макаров.
– Ладно, мне сейчас не до этого – ведь эта наша жиденькая цепь выполняла задачу, поставленную перед батальоном, который остался единственным в полку.
Мы шли по чистому полю вдоль основной магистрали. Народ прибывал. С каждым часом наша цепь становилась гуще и шире. В ходе преследования, безо всякой стрельбы нам удалось взять еще десяток пленных.
Все шли в приподнятом настроении. Еще бы - вчера пал Берлин! Значит, скоро должна наступить полная Победа над врагом. Вдали, справа, нам наперерез мчалась машина "Опель-Олимпия" с белым флагом. Мы подумали, что едут какие-нибудь парламентарии. Подъехав, машина остановилась. В машине оказалась молодая пара с маленьким грудным ребенком. Женщина сказала:
– Ихт бин – Юде!
Все были в недоумении – откуда в фашистской Германии евреи? Ведь нам говорили, что фашисты их всех истребили. Однако, не всё было так однозначно. Как мы узнали позже – богатые евреи, сотрудничавшие с нацистами, репрессированы не были. Даже министром финансов в гитлеровском правительстве, раскрутившем немецкую военную машину, был еврей – Франк.
Этим же – мы "указали дорогу": "Раз, Иуда – дуй в тыл! Езжайте туда! Там вас никто не тронет!"
Большее удивление и радость принесла нам неожиданная встреча с нашими бывшими парламентариями. Не доходя до ближайшего фольварка, мы увидели – нам навстречу, радостно размахивая поднятыми руками, бежали два русских офицера с криками: "Ура! Наши! Мы свои!" Действительно, это были наши лейтенанты: красавчик Коля Попов и командир взвода разведки – Радчук.
– Вы откуда? – спросил я.
– Из плена…
– Как вы там оказались? – спросили мы, еще не зная того, что с ними произошло.
С ними произошла забавная история, и ее стоит поведать так, как мне ее рассказал лейтенант Попов…
«Идя в головной заставе со своей ротой и тремя разведчиками, на западной окраине Вольгаста мы захватили пост немцев. Построили человек двадцать пленных. Позже пришел немецкий офицер. Разобравшись в чем дело, он закричал и "пленные" разбежались, похватав оружие.
Мы ему объяснили, что мы парламентеры и предлагаем городу сдаться без боя, чтобы не причинять ему разрушений. Офицер согласился проводить нашу делегацию к коменданту города. Пока он звонил по телефону, я, комразведвзвода, и два разведчика, одели на левую руку белые повязки. Оставив свое оружие другим нашим солдатам с капитаном Якобсоном, в сопровождении двух немецких солдат мы вчетвером пошли по городу.
Город кишел немцами в военной форме – все куда-то спешили. Пришли к коменданту, тот объявил, что не имеет на это права, так как в городе дислоцируется полнокровная дивизия. Командир, которой и является начальником гарнизона. Штаб гарнизона находится в другом месте и нас сопроводят туда с завязанными глазами и связанными руками.
Мы уже поняли, что нас считают пленными, а не парламентерами, хотя и обращались вежливо. И вот нас четверых повели через мост, это мы поняли по прохладе. Мимо, обгоняя нас, шли солдаты, женщины и дети, чьи голоса мы слышали. На том берегу нас посадили в открытую машину и куда-то повезли. Так мы оказались на территории аэродрома. Там находилось много военных летчиков. Мы поняли: «Далеко же мы оказались то города, которому предлагали сдаться?»
Нас завели в чистую уютную комнату, развязали руки и сняли повязки, накормили и заперли на засов. Сказали ожидать приема начальника гарнизона. Затем, нас стали по одному водить к генералу на разговор. Войдя в кабинет, жестом руки, генерал предложил сесть на одиноко стоящий в некотором отдалении стул. Я отказался:
– Негоже офицеру сидеть перед стоящим генералом.
– Честь имею предложить, а ваше дело принять предложение или нет, – почти на чистом русском, сказал генерал, – Тогда давайте перейдем к делу. Значит вы, господа офицеры – парламентеры? И какие вы имеете полномочия предъявлять ультиматум?
– Документов нет, а право есть.
– Какое ж?
– Война Германией проиграна. На основании этого, мы предлагаем вам прекратить бесполезное сопротивление и не подвергать себя, своих подчиненных и гражданское население опасности.
– Смотрю на вас – вы мальчишки-авантюристы. Кто вас уполномочивал стать парламентерами? Неужели вы могли подумать, что вот так просто мы возьмем и сдадимся? С какими условиями вы пришли?
– Только безоговорочная капитуляция, с целью сохранения города и его жителей.
Генерал внимательно меня слушал, затем спросил:
– Сколько вам лет?
– Девятнадцать.
– Юноша, ваш поступок – это мальчишеский вздор. Поэтому – мы можем считать вас только пленными и будем обращаться с вами как с пленными.
Однако, он не сразу отправил меня. Поинтересовался, читал ли я литературу, назвав несколько немецких писателей и поэтов, о которых я никогда не слышал. Спросил, что я знаю из произведений Пушкина, Гоголя, Льва Толстого, Достоевского. При этом сам показал глубокие знания нашей литературы. Видимо ему хотелось показать свою эрудицию и образованность. Из разговора я понял, что в Первую Мировую он солдатом попал в плен и долго пребывал на территории России.
После этого нас посадили в подвал, заперли и поставили часового. Относились к нам и кормили нас хорошо. Через два дня на аэродром сделала налет авиация союзников. От разрывающихся рядом бомб коттедж сотрясался. Часовой сбежал. Мы выбили дверь и перебежали в подвал соседнего коттеджа. Зарылись в брикеты из бурого угля, и пролежали там сутки. Никто из немцев не появился, и мы перебрались на чердак. Там мы слышали далекую канонаду. Позже услышали выстрелы, выбежали из коттеджа – ни немцев, ни своих. Потом стал доноситься русский мат и крики "Ура", а за тем мы увидели вашу цепь и побежали на встречу.
– А опасность для жизни была?
– Конечно, не зная, что с нами делать – могли и прихлопнуть, хотя их генерал и изображал из себя гуманиста-эрудита. Но сами знаете, чего их "гуманизм" стоит?
– А что с рядовыми разведчиками? – спросил я.
– Не знаем. Нас разделили еще в комендатуре города, с тех пор мы их ни разу не видели, и ничего о них не слышали.»
Больше недели они испытывали страх, но остались живы. Нашей взаимной радости не было предела. Ребята, хоть и осунулись, но лица их светились от счастья. На ходу мы дали им сухарей, сахару и чай во фляжках.
Впоследствии, всему произошедшему с ними никто из командования не придал никакого значения. Все «сошло на тормозах», как будто бы ничего и не было, и больше всего в том, чтобы "замять" эту историю, был заинтересован её организатор, замполит 1-го батальона – Сеня Якобсон.
– Коля! – обратился я к лейтенанту Попову, – Вон, видишь, идет цепь? Держи автомат. Принимай роту и пошли с нами. Разведчик пошел искать своих.
Посмотрев на карту, я понял, что мы дошли до самого узкого перешейка острова. Там нас обстреляли – мы остановились и заняли оборону. Хотя у всех настроение было приподнятое, но весь день мы были в движении – устали. Мы остановились, организовав наблюдение и систему огня. Южнее, н участке наступления 79-го Стрелкового полка гремел бой. Перед нами, кое-где немцы бросали в небо ракеты. Постреливали пулеметы противника, рассекая воздух разноцветным веером трассирующих и бронебойных пуль.
XII
Но отдыхать нам не пришлось. К вечеру, пришло большое пополнение. Все заботы формирования батальона взяли на себя мои заместители, дав мне возможность обсушиться и отдохнуть. Я уснул крепким сном.
Еще до рассвета меня разбудил взволнованный голос адъютанта старшего батальона, капитана Гусева.
– Товарищ комбат, проснитесь – беда! Немцев – нет…
– Как нет!? Куда они делись? Командира разведки ко мне! Где противник?
– Не знаю, – передо мной стоял какой-то новый, доселе не знакомый мне, лейтенант.
– Проспали! Велосипеды есть?
– В роте на один взвод – наберется.
– На велосипеды и по дороге на Свинемюнде – Вперед! Узнать – куда делись немецкие войска и срочно мне доложить.
Вдали я заметил, что Новохатько уже возится у какой-то машины.
– Жора! Позвать старшего сержанта ко мне!
– Я вас слушаю, товарищ капитан.
– Что это у тебя за транспорт?
– Да вот, немцы бежали – бросили: совсем новый "Опель-Капитан". Видимо, горючее кончилось. Заправил, пробую…
– Давай пробуй быстрее, а то надо противника искать.
– Будет сделано! – и убежал к машине.
Минут через десять Новохатько подкатил на "Опеле" с открытым верхом.
– Жора – с автоматом в машину. На Свинемюнде! Да, Александр Иванович, – обратился я к капитану Гусеву, – Связь со штабом полка есть? Доложите в полк обстановку, а я через час-полтора вернусь.
Утро было тихим и прекрасным. Всходившее солнце брызнуло лучами на уже одевшиеся в листву деревья, и капельки росы бисером искрились на листьях. Птички щебетали у своих гнездышек. Только мне было не до этой красоты, которая благоволила нам наслаждаться тем прекрасным, что осталось после этой кровопролитной войны. Меня мучила мысль: "Когда и куда же делся противник? Неужели закончилась война? Тишина на войне всегда была предвестником грандиозных событий, а как сейчас?". Сомнение и надежда путались в моей голове.
Проскочив километров пятнадцать-двадцать, мы встретили разведчиков с докладом:
– Товарищ капитан, на острове противника нет!
– А куда же он делся?
– По заявлению рыбака, остатки дивизии погрузились на корабли и под покровом темноты ушли в направлении Швеции. В Свинемюнде переправляется какая-то часть с лошадьми.
– Хорошо! Отправляйтесь в батальон.
Пользуясь таким комфортным транспортом, я решил убедиться сам в правдивости полученных сведений.
– До Свинемюнде – вперед!
Город уже заполонила, переправившаяся через пролив кавалерийская бригада 19-й Армии.
Так завершилась борьба за последнюю военно-морскую базу фашистской Германии – Свинемюнде, значение которой, стало особо важным, после падения баз и портов в Данцигской бухте. Постоянное базирование не только транспортных, но и боевых кораблей, превратило ее в главную военно-морскую базу. Одновременно она являлась основной базой снабжения окруженной на южном побережье Балтийского моря корпусной группы "Свинемюнде". Поэтому противник оборонялся особенно отчаянно. Поняв, бессмысленность дальнейшего сопротивления, погрузив ночью на корабли свои войска, генерал Фрейлих ушел в направлении Швеции.
Из подорванных уходящими немцами башен главного калибра, через жерла своих орудий на нас грозно взирал тяжелый крейсер "Лютцов". Смотрел, как бы напоминая о той поверженной мощи, которую нам пришлось на себе испытать в последнем бою за плацдарм. Символично, что ранее он именовался "карманным" линкором и носил гордое имя – "Дойчлянд".
Так же, дав свой последний бой, перед нами лежала поверженная Германия…
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/10/26/609