В день рождения великого русского поэта концептуальный театр ставил инсценировку поэмы «Цыганы». В эту группу объединились юноши и девушки разных профессиональных направлений, но очень любящие драматургию. Согласно замыслу концептуального театра, Земфира и молодой цыган попадали в рай. Там их встречали два ангела. Один из них – Элеонора, художественный руководитель театра. Кроме того, что она – совершенство, никто не подобрал бы для неё других слов. Длинные волосы Элеоноры, собранные в хвост, спускались ей на плечи, бездонные нежные глаза обещали умиротворённое блаженство рая. Другой ангел – Селена. Её красота напоминала красоту Элеоноры. Но выражение лица Селены было не настолько трогательным и наивным. В ней читались целеустремлённость и собранность. У двух талантливых и эрудированных девушек по-разному прошло детство, наверное, отсюда происходит едва уловимая разница между ними. Элеонора выросла в семье, где постоянно говорили о культуре и искусстве. В родительской семье Селены никогда не говорили о культуре и искусстве. Хотя о семьях девушек знали только коллеги по цеху. Поклонники восхищались и той, и другой.
После спектакля актёры устроили фуршет в честь пушкинского дня рождения. В какой-то момент Селена вышла в коридор из помещения, арендованного концептуальным театром в доме культуры. Перед Селеной разворачивалось удивительное зрелище. В коридоре на подоконнике сидела Элеонора, а один из актёров (сегодня он выступал в роли Алеко) рисовал её в блокноте.
– Как это можно! – воскликнула Селена.
Художник и модель смутились. Селена открыла дверь в комнату, где продолжался фуршет, и позвала:
– Все сюда!
Актёры вышли за ней. Селена с возмущением рассказала о том, что увидела. Надо сказать, что участники театра давали обязательство испытывать любовь только к драматическим произведениями сцене. Они не имели права использовать актёрскую игру как способ найти вторую половинку. Играющие смотрели друг на друга только как на товарищей по оружию, а не как на противоположный пол. Внезапное рисование портрета Элеоноры выглядело как весьма компрометирующее обстоятельство.
– Но с тебя тоже рисовали портрет! – попыталась Элеонора возразить Селене.
– Это изображение использовали для афиши! – отрезала Селена.
Актёр, игравший молодого цыгана, запылала краской. Это он рисовал Селену. Он сделал глоток из бокала, который держал в руке, хотя его возбуждение вряд ли кто-то заметил.
– Друзья, сейчас не произошло ничего такого, что могло бы внести смятение в наши ряды! – выступил вперёд актёр, игравший старого цыгана. – Давайте вернёмся к столу и выпьем за поэзию и за согласие между теми, кто творит искусство!
Актёры продолжили трапезу. Между ними всё-таки не утихал спор: значило ли рисование актёра, игравшего Алеко, только изоискусство или нечто большее? Актёр, игравший старого цыгана, сел между Селеной и Элеонорой. Он говорил со спокойной интонацией, обращаясь только к ним, но так, что к его речи прислушивались остальные:
– Искусство должно воздействовать на человеческую душу. Чтобы понять настроение аудитории, актёр должен представлять себе жизненные чувства и события. Без человеческих эмоций искусство останется только схемой, сосудом, в котором пустота. Такие чувства, как восхищение и увлечённость – важная составляющая театра.
Собравшиеся мало-помалу успокоились и думали только об удачно сыгранном спектакле. Вечер закончился мирно. Актёры стали расходиться по домам. Последними уходили Элеонора и исполнитель роли старого цыгана.
– Мне бы хотелось кое в чём признаться, – смущённо произнесла Элеонора.
– Да, говори, - улыбнулся актёр.
– Когда я играю на сцене, зрители восторгаются художественными образами, созданными мной, – вздохнула Элеонора. – Но я стала задумываться: можно ли восхищаться мной только как актрисой или я могу оказаться ещё в какой-нибудь ипостаси? Когда с меня рисуют портрет, я чувствую, что мне это нравится… Не потому, что я делаю вклад в искусство, а потому, что кто-то оценил мою собственную красоту…
Элеонора замирала от своей смелости, произнося последние слова. Актёр не удивлялся, слушая её признание. Он глядел на неё враз потеплевшими и увлажнёнными глазами.
– Я, наверное, виновата…
– Всё, что ты думаешь и чувствуешь – правильно. Тебе не надо ничего в себе менять, – заверил актёр Элеонору. – Ты же – совершенство.
Успокоенная Элеонора ушла. Актёру долго казалось, что он по-прежнему видит её мечтательный взгляд и слышит её взволнованный голос. Если бы кто-то сейчас спросил у него, каким образом это связано с искусством, актёр не мог бы ничего ответить. Сколько тоски и счастья вызывало в нём воспоминание о приме и художественном руководителе концептуального театра… Актёр не мог выразить это даже в изоискусстве, чтобы облегчить душу. Наверное, в творчестве помещается не всё, что происходит в жизни.
Актёр поймал на улице такси. Уже темнело.