Северный лабиринт

Сергей Анкудинов
СЕВЕРНЫЙ ЛАБИРИНТ


      Да-а-а, интересно, - думал Колька, глядя в не зашторенное ночное окно на Луну.
Почему самые необыкновенные, интересные  случаи и просто
хорошие вещи сваливаются как снег на голову – совершенно  неожиданно, когда о них даже и не думаешь. Например, направляют человека на сенокос – далеко отправляют: на комары, скудную пищу,
на прожитьё в палатках. Человек пугается этой неизвестности в перспективе и всеми правдами и неправдами отбрыкивается, открещивается, от предлагаемого ему мероприятия; врёт, “косит”… но ничего в итоге сделать не может  и едет на этот треклятый сенокос куда-то к чёрту на кулички. И, попав в лоно природы, оглядевшись,
он вдруг понимает, что попал в рай, где приобретает для себя массу прекрасных не за-
бываемых впечатлений, которые случаются (к сожалению) раз в жизни.
     В этом месте Колька вдруг крепко прижал к себе свою жену, будто её у него хоте-
ли отнять, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
     И то, правда! было от чего Кольке так, со всхлипом вздохнуть; ведь он не видел её
аж целых двое суток!!! И вот сейчас лёжа в кровати со своей любимой женщиной он не
мог поверить, что буквально три часа назад он летел к ней не только на крыльях
ЯК-40, но и на крыльях любви и радости встречи с любимым человечком. Он не мог
поверить, что весь кошмар поездки в Ханты-Мансийск уже позади. Да! он дома! В
своей любимой и надоевшей общаге, а вот Мишка Хватов ещё в пути, он приедет
только завтра. Кольке даже как-то неловко стало перед Мишкой, выходит, что он как
бы бросил своего товарища одного. “А что делать?” – успокаивал сам себя Николай,
лететь-то надо было как-то? Надо было как-то выбираться из этой берлоги. Там… и
неделю можно было просидеть. Да, и просидели бы.
     О Заплётнове он не хотел и вспоминать. Болтун, трепло…
     Луна из Колькиного окна исчезла, в комнате сделалось темнее, и он вскоре заснул
крепким безмятежным сном.
   




























    
1


     Идея поехать в Ханты-Мансийск возникла у Федьки Заплётнова неожиданно. Види-
мо он окончательно иссохся по своей давней подруге, жившей там. А чтоб ему было не
так скучно он решил прихватить с собой Кольку Растеряева; а тот, в свою очередь,
позвал с собой своего закадычного приятеля Мишку Хватова.
     Время, когда они собрались лететь в неизвестный им соседний северный город,
(имеется ввиду историческое время) очень необыкновенное с точки зрения покушать и выпить. Это было то самое время, когда на сорокаградусном морозе приходилось выстаивать часами за куском мяса по талонам; когда в очередях люди давили друг
друга только из-за того, чтобы взять пару бутылок водки на день рожденья. Да, это бы-
ли не совсем давние времена, о которых мы будем еще долго вспоминать с юморком и грустью, с присущей долей романтизма и явной ненавистью. Одним словом: всяк по своему; то есть кого и как достали эти незабвенные времена.
     Мишка с Николаем ехали в неизвестность с настроением и предвкушении большой отоварки: мясом, колбасой, рыбой , и всем тем, чего не было в их родном
городе.
- И даже пиво там есть?! – спрашивал Растеряев Федьку с великим изумлением
и невероятным блеском в глазах, воображая себе, как он совершенно спокойно будет употреблять этот «божественный» напиток. На что Заплётнов с необыкновенной важностью, будто он это пиво делал сам, отвечал: “И даже пиво есть”.
- Так, а мясом-то мы там точно отоваримся? – переспрашивал с недоверием
Хватов Фёдора, на что тот отвечал с немного обиженной и недовольной миной, будто его спрашивают: “Круглая Земля или квадратная?” “Ну, наконец-то, - думал Мишка про себя, хоть может на пару недель забудем об этой «вечной» мясной проблеме. Хоть неделю! не думать о том, где взять мяса. А то Ленка совсем запилила: “Из чего да из чего я буду готовить”. И то правда! из чего?
     Мысли Растеряева были абсолютно идентичны думам Хватова, как совершенно
идентичны их общежитские комнаты.
     Только Заплётнов был абсолютно спокоен, ему не надо было о чём-то думать. Па-
рень он был холостой, поэтому эти проблемы его волновали настолько насколько
спящего медведя волнует добывание пищи в берлоге.


АЭРОПОРТ И ОТЛЁТ.


     Кроме Заплётнова на ЯК-40 никто не летал, когда Хватов и Растеряев сдали вещи
“в багаж” преспокойно пошли на посадку.
- Эй-ей-ей! – ребята! Вы куда! – улыбаясь, окликала их контролёрша, чтобы про-
штамповать билеты.
- Как куда? На посадку, - недоумевая, ответил Хватов.
- Вещички заберите, пожалуйста, с собой.
- Так мы же их в багаж сдали! – воскликнул Растеряев.
- В багаж сдадите в самолёте – окэй, - кивнув головой в сторону места посадки, мол, шагайте, там все узнаете, продолжала мило улыбаться регистраторша.
- Ничего не понял, - проговорил почти про себя Хватов.
- Забирайте, там поймёте.







2


     На посадку действительно все шли с баулами и вещами. Но Заплетнов им уже
пояснил, что на этих самолётах вещи пассажиры заносят сами и там складывают
их в грузовой отсек. То есть это вам не ТУ -154 мальчики.
     В салоне самолёта было довольно холодно и неуютно. Молоденькая стюардесса,
встав у двери пилотской кабины, без микрофона продекламировала правила полё-
та, чем нимало удивила и рассмешила Хватова и Растеряева. Смотри, - сказал Коль-
ка, - встала, как на паперти и валит…
- Интересно! Первый раз такое вижу – подтвердил Хватов.
     За бортом было -40 градусов и мужикам не терпелось как можно скорее вылететь
в этот сказочный, затерянный городок, в который можно долететь действительно
только самолётом и больше ничем. Но это не главное. Главное то, что там есть…
 Мясо! Мясо! Мясо!
- Кстати, - неожиданно осведомился Хватов, - ты его не спросил, как мы оттуда
выбираться будем?
- О-о! – не волнуйся, он сказал, что у него там всё схвачено. Будь спок.
- А где он?
- Вон, сзади сидит.
     Заплётнов сидел на последнем сиденье и уже кадрил молоденькую стюардессу.
Девчонка то весело похохатывала, то с удивленной искренней улыбкой поворачива-
лась к Федьке; это означало, что тот чего-то невероятное ей загнул.
     Сорок пять минут лёта и старенький обшарпанный ЯК-40 высаживает друзей всё
в ту же надоевшую злую северную стужу. За время полёта Хватов и Растеряев отогре-
лись; Заплётнов не замерзал; он был одет, что называется по северному: в шубе, в
унтах и с дипломатиком в руках, что производило  впечатление человека делового, серьёзного, будто прибывшего на день, другой в командировку по очень важным нефтяным делам.
      Густой туман не позволял рассмотреть им, проезжаемых из аэропорта мест, но судя
по всему здесь, кроме леса ничего не было.
Ханты-Мансийск  по северным меркам не на много южнее Ноябрьска, но природа здесь была  колоритней, богаче и ядрёней. Высокие стройные заснеженные ели высоко взмыли своими остроконечными вершинами в серое туманное небо. Большие мохнатые лапы, усеянные шишками были недвижимы. Всё замерло в эти лютые устоявшиеся морозы. Ближе к городу смог сгустился ещё сильнее и по ходу движения, словно в море корабли, выплывали из тумана первые бараки,  они тянулись вдоль улицы, а что там за ними – уж и не рассмотреть.
     Вот и приехали. Решено было сразу пойти в кассы аэрофлота и приобрести на завтра билеты, на обратный путь.
- В кассы так в кассы, - проговорил Заплётнов и они пошагали не спешной разме-
ренной походкой, где в одном из бараков находились  кассы. Там-то им ответили на вопрос о приобретении билетов достаточно ясно и понятно: “Билетов нет, а на свободные места продают в аэропорту по окончании регистрации”.
- Мне эта чешуя не нравится, - проговорил всегда и всё подвергавший сомнению
Хватов.
    







3


     У Кольки от этих слов, нехорошо шевельнулось внутри, он сморщился, шмыгнул
своим большим красным носом, но ничего не сказал, а Заплетнов, видя замешатель-
ство друзей, связанное с отсутствием билетов на обратный путь, поторопился их успокоить:
- Да всё ништяк будет! Гуля, всё сделает. Кстати, идём к ней.
Заплётнов высокий, плечистый, приподняв как обычно голову, будто разглядывая что-то впереди, бодро зашагал к намеченному пункту. Вскоре они, подошли к одноэтажному кирпичному дому. Заплётнов ушёл и где-то минут через 15 появился с довольно симпатичной чернобровой татарочкой.
- Ну что, - идёмте! – улыбнувшись проговорила она, оглядывая гостей? По всей
вероятности, она была рада встрече с Заплётновым.


2


     В гостиницу, благодаря Гуле, они поселились без труда. Заплётнов, устроился в от-
дельном, как он позже шутил, “нумере”. Хватова и Растеряева приютил двухместный,
обычный типовой гостиничный номер.
- Так, вы располагайтесь пока, а я пойду с Гулей всё обговорю: билеты, мясо, пиво… вобщем туда-сюда  - поняли?
- Ну, - давай! – ждём…
- А после обеда пройдемся по магазинам – договорились?
- Годится… - с чрезвычайной уверенностью проговорил Федор.
Вскоре горничная принесла бельё, и робяты неспешно заправили свои постели.
Время, словно остановилось.   Неизъяснимая тишина, унылый северный вид за окном гостиннчного заведения, этой типовой кирпичной пятиэтажки советских времен мистически и с некоторой долей тревоги насела на парней; поймав их настроения что называется врасплох. Все то, что им представлялось в Ноябрьске, что они себе напланировали и намечтали как-то все изначально пошло вразрез с их чаяниями по  поводу  отоварки дефицитными продуктами. Осмотрели внимательней свой номер, отличающийся не очень-то какой уютностью и шармом; порешив, что жить в нём можно, но… не нужно, заметил потом с улыбочкой Растеряев. Тишина
 её комнат как-то сразу насела на них неприятной и нудной поклажей, которую хотелось сбросить и бежать, бежать от неё куда-нибудь. Друзья молчали, глядя в даль на высокие красивые ели, что походили на повешенный зелёный полог.
- Завтра, полетим отсюда, - разорвал своим мощным, громким голосом тишину
Хватов. Он всегда, даже в обычной беседе разговаривал слишком громко на что
ему часто говорили: “Ты что кричишь? Ну что ты кричишь?” А тот обыкновенно  отвечал: “Да я не кричу… я всегда так разговариваю”.
     Растеряев точно ждал этой фразы:
-    Завтра! Завтра! – конечно, же завтра! – выпалил он эти слова с такой радостью,
будто уже садился в самолёт, с чемоданом мяса и колбасы.
- Ну где этот чёртов паук, Заплётнов, – говоря о Фёдоре, выкрикнул Михаил, - уже
начал, поди, плести… наплетёт так сам чёрт не распутает!
     Заплётнова не было долго, наконец, он зашёл.
- Куда ты пропал? Ждём, пождём – нету…
- Да пока всё обтяпал…туда-сюда – сам понимаешь.
- Ну, как – всё ништяк?
- Да-а-а! – всё хокей…







4

     Центр этого городка, как и районные центры средней полосы, похожи были один на другой и представлял собой обыкновенно:
кучку магазинов, стоящих или друг за другом, газетным киоском, ав-
товокзалом, забегаловкой (в смысле рюмочной),  и парком культуры и отдыха. Так было и здесь. Первый магазин, куда они зашли – был, конечно же, мясной магазин. Зайдя в него, они, обгоняя незаметно для себя друг друга, рванули к витринам.
- Есть! Есть! – радостно закричал Колька так, что продавщица, затворяя окошеч-
ко стеклянного холодильника, где красовались говяжья печень, вздрогнула и устави-
лась на незнакомца, затем, взявшись левой рукой за грудь, притворила рамку.
     - Будем брать, - лаконично ввернул Хватов, любуясь  говяжьй печенью лежащей на витрине.
- А чо! – смотреть на её что ли?
Но тут вмешался Заплётнов и довольно уверенно, будто он был в этот момент, не
пом. бур. Заплётнов, а директор этого магазина проговорил:
- Чего вы торопитесь, мужики? Завтра купите! Куда она денется? Пошли дальше,
посмотрим, что в других магазинах есть.
- Завтра так завтра, - выходя из магазина, отозвался Хватов.
- А надо бы сегодня, - по ходу возразил ему Растеряев.
- Жираф большой – ему видней… - добавил Мишка.
В других магазинах кроме печенья, лимонада и щук горячего копчения предложить
больше ничего не могли.
- Слушай, а где пиво? – не выдержав, спросил Заплётнова Колька.
Заплётнов замялся, закривил свои красивые губы и, топорща колючие, аккуратно
подстриженные усы, комкано, витиевато объяснил, что пивной завод временно зак-
рыт… но Гуля сказала, что завтра всё-таки десяток бутылок достанет… Мишка с сожа-
лением добавил: “Эх! пивка бы”.
     Ни пивка, ни вина, ни водочки они в тот день так не испили, зато сходили вечером в кинотеатр на эротический фильм.


4





     Утро следующего дня выдалось солнечным, ярким. Мороз поослаб, туман рассеял-
ся и тусклые лучи оранжевого северного солнца слабо пробивались сквозь замёрзшие
окна. Первым встал Николай и долго шарабродил по номеру в ожидании пробуждения
своего друга. Ему не терпелось обсудить план действий сегодняшнего дня, а главное он
уже лелеял в голове мысль о том, что по открытии магазинов они затарятся мясом и на
ближайшем самолёте рванут домой. Скука по своей молодой жене и маленьком сы-
нишке уже глодала его, словно вошь, назойливо и тупо. Но он пока не подавал вида,
что ему нестерпимо хочется домой к семье. Будь у него сейчас на руках билет он рва-
нул бы на самолёт не раздумывая и, даже не вспомнил бы зачем сюда прилетал. А ведь прошли всего лишь какие-то сутки!








5


     Вот он услышал как заскрипела панцирная сетка кровати и громкая протяжная позевота Хватова, словно брошенный мяч, пропрыгала по стенам и затем упала,
тихо закатившись, в какой-то угол.
- Ну ты и спать! – начал в шутку стыдить его Колька, заговаривая с Хватовым,
отгоняя свои безутешные мысли о доме.
- А ты какого чёрта вскочил ни свет ни заря? Чего тебе не спится. Ходишь тут
шляндаешь спать не даёшь…
- Ладно, ладно не ворчи… А ты чего это? – в свитере спал что ли?
- В каком свитере… - недоумевая, вяло спросил Хватов. Тогда Колька вцепился
в его чёрную волосатую грудь, стал дёргать и приговаривать.
- Снимай, снимай свитерок-от - итак жарко…
Они давно уже сидели одетые и неимоверно скучные, молча, глядя в небольшие
проталины замёрзших окон.
     Первым нарушил молчание Михаил. Прищурив глаза, всматриваясь, в оттаявший
круглешок он запел:
- “… Только самолётом можно долететь…”
- Слушай! – подхватил неожиданно Николай, - а ведь действительно в этот город
можно попасть только самолётом. – Обь замёрзла. Поезда сюда не ходят.
- Вот-вот, я это и хотел сказать. Да разве что ещё зимник, - протянул невесело
Михаил, скребя ногтём наледь на стекле.
- Да, но в такую стужу… это не серьёзно, да и расстояние… вёрст, пожалуй, семсот
будет.
- Стоп! А что это мы вдруг про зимник, железную дорогу заговорили? Насколько
я понял из слов Заплётнова, то самолёты здесь запускают в воздух, как бумажных змеев. Кстати, где этот чёртов Хреноплётов?
- Да-а! – засмеявшись, заговорил слова Николай, - пивка мы  напились досыта;
 осталось мяса купить и можно домой сваливать. Ха-ха-ха!
- Ладно! – будем посмотреть.
Вскоре за ними зашёл Заплётнов. До открытия магазинов оставался ещё час.
- Ну что, может, пойдём пока пошастаем, я вам город покажу.
- А что делать – пойдём, - подхватил идею Хватов.
Зимний парк Ханты-Мансийска оказался ухоженным и красивым. Высокие белые
берёзы величаво стояли вдоль аллей. По ходу центральной аллеи вытянулся длинный
ряд бюстов ветеранов Великой Отечественной войны, почётных людей этого города. Видно было, что тротуары были расчищены руками людей, уважающих свою профессию и, по-видимому, любящих этот красивый парк и свой город.
     Друзья остановились.
- Ну, что? Сфоткаемся что ли? – предложил Николай, доставая из сумки свой “Зе-
нит”.
     Мишка и Заплётнов встали в позу для съёмки. Колька, вертя в руках свой фотоап-
парат клацал  им в сухом морозном воздухе.
- Да ведь не снимаешь ты, - улыбнувшись, заговорил Мишка.
- Как это не снимаю? А что я, по-твоему, делаю? – В бирюльки играю что ли?
- Плёнка-то у тебя, дурило, не перематывается…
- Сам ты дурило… Так и скажи, что сниматься не хошь.





6


     Хватов отошёл в сторону, а Колька продолжал “снимать” Заплётнова. Заплётнов,
напротив доверился фотографу и снимался в различных позах. Сначала он растег-
нул свою короткую, но широкую из искусственного меха шубу и говорил: “А ну-ка
давай вот так!” “А теперь вот эдак”. “А ну-ка так сними”.
     Он то подбоченивался одной рукой, отпахнув полу шубы, то выставлял свою длин-
ную сухую ножку вперёд; один раз даже присел, подперев ладонью подбородок, а
локоть, поставил на колено правой ноги, из чего получилось грустное страдальческое
лицо, глубоко задумавшегося над чем-то человека. Конечно же! – плёнка оставалась
на месте и затвор Колькиного фотоаппарата щёлкал вхолостую, словно хотел сказать
друзьям: “Ребята? Всё зря, всё зря…” И даже неяркое оранжевое солнце, как бы украд-
кой выглядывало из-за недвижимых матово-белых деревьев, и будто подсмеивалось
над этими чудаками.
- Ну! – бодро и с весельцой, точно перед дальней дорогой, подхватывая сумку
выпалил Заплётнов. – Пора! Пора!
- Да, пожалуй, пойдём, магазины уже открыты…
Ускоренным шагом они направились в тот магазин, где вчера продавалась печень.
Вот они в магазине! Вот они у прилавка! До блеска вымытые эмалированные протви-
ни для мяса абсолютно пустые лежали в холодильнике. Все трое, наклонившись тщет-
но заглядывали внутрь его не по одному разу. Хватов даже закрыл глаза и сильно по-
тряс головой, от чего его жидкая неухоженная бородёнка ещё сильнее всклочилась
и мягкими пучками разметалась в разные стороны, придавая ему совершенно глу-
пый обескураженный вид. “Не может быть!” – проговорил он так, будто его пытались
убедить в том, что солнце сегодня взошло не на востоке, а на западе. Растеряев по-
чему-то вдруг снял рукавицу и потрогал свой немного искривлённый нос, как бы го-
воря: “Нос на месте, но куда подевалось мясо – не пойму? Вчера было”. Тут он вдруг
скукожился, точно его невзначай огрели плетью, да так, как вкопанный и глядел в пус-
тую витрину.
     Только Заплётнов, шмыгая носом, стоял спокойно и глядел  с вожделением на
молоденькую симпатичную продавщицу, которая с любовью, точно она находилась
у себя на кухне, вытирала полотенцем помытую магазинную утварь. Осторожно, будто боясь кого-то или чего-то вспугнуть, Хватов приблизился к прилавку и искоса, слов-
но он был глуховат на левое ухо, тихо стал спрашивать девушку об отсутствующем то-
варе:
- Девушка, - глухо выговорил он, - а-а-а… - тут он совершенно потерял дар речи и
стал заикаться, - а…а… пе-пе-пе-печень г-где?
- Какая печень? – мягким, бархатным голосом, точно дразня Хватова, произнесла
молодуха.
- Го-го-го-говяжья, что вчерася здесь была?..
- Была! – да вся вышла…
- А-а-а… ещё будет?
- Не знаю, не знаю, - продолжала девица.









7


     Колька, слушая диалог Хватова и продавца пребывал в шоке. Мысли, словно мя-
чики, прыгали в его голове, и будто тупо и назойливо стукались о черепную коробку,
выбивая самые невероятные изречения. “Врёт! Врёт!” – кричал кто-то в нём. “Есть
у них мясо, просто зажилили…” Словно ветром, подобно пушинкам занесло в голову
матросскую песню: “Не верь девчонке, а пей вино, не жди от женщин добра. Сегод-
ня помнить им не дано,  о том, что было вчера…” Да-да! Вчера! А что было вчера? А
вчера здесь лежали груды свежей аппетитной печени. А сегодня? Что сегодня? А
сегодня поезд уже ушёл и назад никогда не вернётся… Нет! – не вернётся, - с горечью
подумал Колька и, тупо глядя в пол почему-то по-украински тихо и отрешённо прошеп-
тал: “Пишлы отсюда…”
      Выйдя из магазина, Заплётнов стал успокаивать Кольку и Хватова:
- Не переживайте! – найдём ещё мяса. Надо пошастать по магазинам – и все
дела! – Мужики, я пойду к Гульке, надо насчёт ваших билетов с ней переговорить.
Чтоб всё было на мази. Поняли. Ну, я пойду. Покедова. Да, чуть не забыл. Сходите на
верх, там есть небольшой магазинчик, может в нём что-то будет.
- Мишель? Я чувствую, мы уедем отсюда пустые. Как ты полагаешь?
- Я не думаю, а точно об этом знаю, - с грустью проговорил Мишка. – Пойдём хоть
лимонаду возьмём… да этих щук горячего кипячения, а то ведь и, правда, пустые прие-
дем.


5


- Ну и скукота, чёрт возьми! Такой скукоты век не испытывал. Ведь это надо по-
пасть в такую дыру, в этот тихий, пропахший одной рыбой омут. Нет, надо сегодня же
дёргать отсюда. Вечером едем в аэропорт… ох да! – самолёт теперь будет только
завтра, утром, ну ничего! – всё равно едем! Надо самим всё узнать и брать дело в свои
руки. Чувствую от этого Заплётнова толку мало. Наболтал с три короба и свалил в сто-
рону. Молодец! – горячо говорил Хватов.
- Да-да, - поддержал его Колька, - и давай сегодня сходим вечером на переговор-
ный – позвоним, а? Я так соскучился по своим, что сил нет, - чуть не плача выговорил
Колька.
- Ладно, сходим! Только… что же, думаешь, я по своей не соскучился? Ты думаешь
мне здесь хорошо, что ли? – со злостью заговорил Мишка.
- Эх, пожрать бы что ли! Хоть бы время быстрей пошло, а то ведь как на месте
всё равно что стоит, - сетовал Колька.
     Михаил, глядя в окно, уже более спокойно подытожил:
- Это всегда так. Когда не надо так оно летит, как угорелое, а как чего ждать так,
будто вечность проходит! Время загадка…










8


- Слушай, Мишель и вправду здесь сухой закон. Да и Федька говорил, что здесь
нет ни одного магазина, продающего спиртное. Говорит, водку выдают прямо на
производстве – норму! – бутылку на человека!
- Действительно, за всё то время что мы здесь находимся не встретили ни одного пьяного индивида?! А бутылочку неплохо было бы сейчас раздавить. Кстати, внизу есть ресторан, вечерком заглянем?
- Обязательно!
- Ну, что? Потоптали. Может, действительно, где-то найдём мяска.
Они бродили, как неприкаянные, по городу в поисках мясных продуктов, но тщет-
но. Незаметно забрели в деревню, которая стояла на окраине города, хотя это была
никакая ни деревня, а просто часть этого городка. Сам город напоминал захолустный
районный центр средней полосы.
- Мишка! – смотри, - как в деревне! – обрадовано заговорил Николай.
- А это и есть деревня, - без малейшего удивления ответил Михаил, - самая что
ни на есть забитая затыканная деревня.
     Мишка и Николай шли по расчищенной трактором дороге, а по левую и правую
сторону стояли обнесённые палисадники порядки домов. Вечерело. Из-за кромки
темнеющего вдали леса, всходила огромная, какая-то неестественная кроваво-крас-
ная луна. Она только-только показывалась из-за леса, но с каждой ушедшей мину-
той красного становилось всё больше. Почти полная тишина и безлюдье царило в
этом посёлочке. Только изредка звякнет в каком-нибудь из домов ведро, стукнет
дверь, взлает собака – и всё! И эти отдалённые звуки были настолько короткими и
глухими, будто сама Тишина невидимым сторожем ходила вдоль улиц и пресекала
всякое звучание. Но, невозможно остановить человеческую жизнь, как невозмож-
но в этом суровом краю находится без тепла. Сквозь занавешенные рамы окон
домов тускло пробивался свет в уже наступившую темноту. При свете Луны отчётли-
во был виден белый абсолютно ровными, недвижимыми столбиками поднимаю-
щимийся вверх дым. Избы, что называется, курились.
- Эх, чёрт возьми, - не выдержал молчания Колька. Ведь это деревня! Со всей
её тяжёлой и неуёмной жизнью! Эх, в деревню бы щас, дровишки поколоть… - Миш-
ка, ведь я в третьем классе уже дрова колол!
- А я не колол, - возразил ему грубо Михаил. – Я что не в деревне вырос что ли?
Они остановились, а из одного близстоящего дома вышел высокий сутулый мужик
с топором в руках. Возле огорода лежала припорошенная куча сосновых кряжей.
- Посмотрим, как колоть будет?
- Понял.
Ребята встали у колодца, чтобы понаблюдать, как мужик будет колоть дрова. Вот он
взгромоздил кряж на толстую колоду и начал потому ударять топором.. Колька тут же не
выдержал и заметил:
- Как в кино колет.
- Баран! Хоть бы колун взял.
- Да у него и нет его, наверное. Поди, и не знает что это такое.
- Смотри, смотри через плечо, осёл, не догадается хряпнуть.
- Вахлак, хоть бы колотушку сделал, коль топором дрова колоть собрался!







9


- Дерёвня! Ой, дерёвня!
- Какая это деревня?! Да он деревенскому и в подмётки не сгодится, - обижен-
но заступался перед Мишкой за деревенских Колька. – В деревне мужики всё умеют.
Вон у него и двор того и гляди, упадёт и огород, смотри, кое-как сделан. Тьфу… зараза!
Всё извратили. Смотреть противно на этих горе-деревенских.
     Дальше на пути им попался небольшой магазинчик, в котором, как и во всяких
деревенских магазинах кроме хлеба, сахара, фуфаек и кое-каких железяк, необходи-
мых в хозяйстве, ничего не было. В магазине находилась только продавщица. Мишка с Николаем зашли и, сняв рукавицы, стали растирать щёки. Мороз к ночи крепчал. Огля-
дели прилавки.
- А что хозяюшка? Мяска, не продашь ли нам? – спросил Колька.
- Нет, мои хорошие, мясом не торгую. Не бывает у нас мяса, - с грустью прогово-
рила торговка.
     Продавщица сняла белый халат, повесила и оперлась на прилавок, оглядывая пар-
ней. Её добрые с едва заметной грустинкой глаза, на некогда симпатичном, но теперь уже рыхловатом лице, особенно выделялись. Чёрные и тонкие брови и чёрные зрачки глаз чрезвычайно красиво смотрелись из-под серой пуховой шали. Она была полная, но не через чур; такими обычно бывают натруженные деревенские женщины.
- А вы, не здешние что ли?
- Нет, хозяюшка, не здешние.
- Так, а разве у вас там мяса-то нет что ли?
- Мясо-то есть, да не для нас, нет и для нас ест, но… по талонам! Кинут,  костей кила два в собственной конторе - вот и живи месяц как хочешь.
- Так, а откудова это вы?
- Да издалёка, мамаша, издалёка. Сказать так и не поверите.
Мишке самому стало смешно, когда он назвал их город. Колька вдруг тоже сильно и
безудержно захохотал.
- От-так оёй! – воскликнула женщина. Так это вы за мясом оттэддова и припёр-
лись. От-так чудаки! Ну и чудеса в решете. Да как это вас жёны-то отпустили? Да в та-
кой-то мороз?!
     Колька с Мишкой ещё больше распаляли себя смехом, а продавщица, блестя краси-
выми глазами, то ли с сочувствием, то ли с удивлением смотрела на путешественников
и, наверное, думала: “Вот приду домой, расскажу, так ахнут”. Она уже и не торопилась
выходить из магазина, видя как замёрзли, заезжие ходоки, но время подошло и надо было покидать этот уютный с белой и теплой голландкой магазинчик.
- Ну, пора, ребятушки, мне закрываться надо. Так, а где хоть вы остановились?
- Как, где? В вашей знаменитой гостинице.
- Это хорошо. А то ведь говорят, и в неё бывает не устроиться. Всем ведь на лапу
.дай-подай. Иначе ничего не получится.
- Хозяюшка? А бутылочки водки у вас нигде не завалялось?
- Ой, нет – нет! Родименькие. Уж вижу… выручила бы… да нет ни грамма. Сама вот продавец и то, бывает, на какое дело ищу бегаю. Вот ведь до чего дожились?!







10


- Да… - с сожалением протянул Михаил.
- Ладно, извиняйте. Пойдём.
- Да что меня извинять, что извинять! Чай, вы меня не обокрали. Не знаю чего
и подсказать-то вам. Ведь нет нигде ничего. Бывает мясо-то… там, в центре, да ведь
расхватывают. Вы, думаете, у нас тут свободно что ли? Не-е-ет – тоже в драку… прямо
таки в драку, - накидывая навеску на дверь причитала деревенским диалектом про-
давщица.


6


     Вскоре они оказались на той остановке, через которую ходил автобус в аэропорт. А
вот и он. В самом аэровокзале стояла исключительная тишина. Даже свет в отдельных
местах был пригашен. Никого. Касса закрыта. Справочное закрыто. Камера хранения
ручной клади – работает!
- Кстати, Михаил, надо бы нам вещички сдать, чтобы завтра с ними не валандать-
ся.
- Можно… Пошли к кассе.
Они подошли к кассе и увидели, лежащий на окошке лист бумаги. На листке было
написано:
     Список очерёдности приобретения билетов в г. Ноябрьск.
     В списке значились две фамилии:
1. Карпенко.
2. Криницкий.
- Тебе это о чём-то говорит, - посмотрев пытливо на Мишку, спросил Николай.
- Не только говорит, но и подсказывает, что нужно… действовать! Иначе нам
удачи не видать.
     Опёршись на окошечко кассы, приподняв голову, Мишка задумчиво и грустно,
не отрываясь, смотрел куда-то в край потолка, выпучив свои большие красивые гла-
за. Затем, чуть пошевелившись, пощупывая эту записку, скомкал её, оттолкнулся от
окошечка и, подойдя к урне, словно мячик, швырнул комок бумаги в неё.
- Иди, спроси у кого-нибудь лист бумаги.
- Сейчас!
Кольки не было минут пять. Мишка начинал уже нервничать. Наконец показался
Растеряев.
- Всё закрыто. Вот только она и дала, - указал он на багажное отделение. Кстати,
нам сегодня же надо будет сдать багаж?
- Сдадим, не волнуйся…  пиши.
- Что писать? – ничего не понимая, спросил Растеряев.
- Пиши. “Список лиц на приобретение авиабилетов в г. Ноябрьск” – Написал?









11


- Написал!
- А наши фамилии написал? Ставь список к окошку и… дёргаем отсюда!



7


В гостинице.


- Нет, каково! А? – распалял себя Растеряев, - умники нашлись: им надо ле-
теть, а нам не надо.  Э-э-э, нет, брат, погодишь.
- Часика через полтора, два, съездим, сдадим вещи в багаж, а заодно и спи-
сок проверим. Я не думаю, что мы одни с тобой такие  ушлые и продуманные.
- Да-да, обязательно поедем и проверим, - подтвердил Растеряев.
- Пойдём в ресторан сходим, что ли? – проговорил Мишка не то с досадой, не то
наоборот, с настроением и некоторой весёлостью.
- Идём. Надо спрыснуть это дело, чтоб дорога завтра удачной была.
Мягкий бархатный красный свет освещал небольшой зал ресторана. Зал был пуст.
И лишь в левом углу залы сидели за столом двое парней, да за стойкой бара стояла, свесив голову, симпатичная барменша. По-видимому, она была занята подсчётом выручки.
     Михаил с Николаем сели за стол. Официантка, взглянув на ребят, и, отодвинув де-
ла, прошла к ним. Только Николай хотел открыть рот, как она уже мягким и ровным
голосом заговорила:
- Так, ребятки! У нас из спиртного – коньяк! И то даём только в придачу к закус-
кам. Что будем заказывать?
     Хватов, державший в руках меню, недовольно, но быстро проговорил:
- Два жаркое, два салата,  хлеб, вот в принципе и всё что мы хотели бы откушать в вашем кошерном заведении, - с издевочкой проговорил Хватов.
Словно лодка-долблёнка, плавно и изящно оттолкнутая от берега, так отошла офи-
циантка от стола, скрывшись в полумраке. Очень скоро всё стояло на столе и Миш-
ка, ёрзая на стуле, и почёсывая свою бороду, приговаривал:
- Ну, командуй, Николай Павлыч!
- По лампадочке! – так же весело ответствовал Колька.
Ты знаешь, мне это обстановка напоминает год 82. После службы я уехал в Мур-
манск и там устроился в “Мурманрыбпром” – это одна из рыболовецких фирм Мурманска. Вообще таких контор там, полно. Я попал именно в эту… Но не в этом де-
ло. Хотя надо сказать, что устроиться в какую-либо из этих организаций на то время было крайне трудно. Народ валил валом; в основном молодые ребята, после службы. По этой же причине почти три месяца не мог попасть на судно. В резерве народу!.. а все без денег…каждому хочется побыстрее в море пойти… И вот чтоб нашу братию чем-либо занять кидали туда-сюда. То вагоны разгружать, то снег отваливать… даже могилы копать посылали. Вообще: всё подряд. Наконец, нас группу из 13 человек посылают в командировку на подручные работы на рыбзавод. Этот рыбзавод находился у посёлка Верхне-Туломский, а сам посёлок в 40 км от Мурманска. Место, как примерно и здесь – глухое, кругом леса.




12


И вот представляешь, точно такой же ресторанчик. И точно так же в нём практичес-
ки никого не было. Только за одним из столиков кодла из четырёх человек. У меня
был другом Колька Михайлов. Сидим мы с ним, водочку попиваем. Посёлок этот сла-
вился нехорошими случаями. Там, как нам позже рассказали, то резали, то убива-
ли. Но нам после “уговорённых” двух пузырей, сам понимаешь, было уже ни до страс-
тей-мордастей. Но официантку мы тогда загоняли! Она успевала только ставить
пластинки. Представляешь! Музыка с проигрывателя, - разве такое забудешь? Самое
страшное было не то, что нас могли убить. В ту ночь случилась сильная метель, а нам
от посёлка до завода (мы жили прямо на нём)… топать ещё 4 километра. Так вот – всё
боялись с пути сбиться, да диких собак… Там собаки стаями шастали по ночам. Даже
говорят, кого-то разорвали. Но мы дошли.
     Хватов крутил головой и видимо совсем не слушал краткий, нескладный, ни о чём ему ни говорящий рассказ Николая. Коньяк в бутылке мало-помалу убывал.
- Неужели у них водки нет? Как только люди эту гадость пьют? Да ещё и не заку-
сывают. Возьмут шоколадочку или конфеточку и смакуют: глотнут – откусят, глотнут –
откусят… и ведь не поморщатся!
- Вот так и пьют, - проговорил в сторону Мишка, опрокидывая стаканчик с конь-
яком в рот. – Пошли, брат, Николай! Надо подготавливать почву к отъезду.
     Придя в номер, они в нём долго не задерживались, а подхватив тяжёлые, набитые
щуками и бутылками с лимонадом баулы, повезли в порт. Зайдя в здание вокзала, Мишка первым делом кинулся к закрытому и занавешенному сиреневой занавесоч-
кой, окошечку кассы.
- Вот это да! – громко выкрикнул он. – Нашего списка нет!
- Не может быть! – подхватил Растеряев, кидая свои баулы на пол. Звон бутылок
заставил выглянуть пожилую женщину, охраняющую ручную кладь.
      Она строго поверх очков посмотрела на парней, но ничего не сказала.
- Багаж можно до завтра сдать?
- Пожалуйста.
- Сдаём! Николай!
Когда багаж был сдан, Хватов с сожалением проговорил:
- Эх, чёрт, надо было и ту сумку прихватить да сдать, чтоб уж не таскаться завтра
с ней.
- Да мы ещё приедем, - будто успокаивал его Николай, - работает круглосуточно…
- Да-да, - обязательно приедем… Вот видишь наш список уже скутали.
К окошечку был приставлен совершенно другой список, но уже из десяти человек,
намеревавшихся завтра вылететь ни куда-нибудь, а именно в Ноябрьск, будто других
городов в округе абсолютно не существовало. И, само собой разумеется, фамилии Рас-
теряев и Хватов в списке напрочь отсутствовали. Теперь уже Растеряев, оглянувшись
по сторонам, скомкал список и сунул его себе в карман брюк.
- Иди, спроси у неё листок, - почти грозно повелел он Хватову. – Они у нас улетят…










13


     Хватов принёс листок, а Колька своей собственной рукой написал всё то же; прав-
да добавил число: “Список очерёдности приобретения билетов 25. 12. 87 на город Но-
ябрьск.
1. Хватов
2. Растеряев
- Будто других городов для них нет, - хлопая дверью вокзала, - негодующе, громко
выговорил на ходу Хватов.
- Не в Москву, не в Магадан, не в Ставрополь, а именно вот в наш город сразу
всем захотелось. Будто там колбасу с мясом не по талонам стали давать. Ладно! идём
на переговорный…


8


На переговорном.


     Небольшой, обитый фанерой и выкрашенный в зелёный цвет домик приютил в се-
бе междугородний переговорный пункт. На грязном, давно не метёном полу, валялись
окурки и клочки рваной бумаги. В зале было накурено, и сидевшие в нём ожидающие
переговоров люди, были молчаливы. Звонка ждать пришлось недолго и как только
объявили их город, Растеряев ворвался в кабину; ворвался порывом весеннего ветра в растворённое окно. Его правильное симпатичное русское лицо, пылало жаром, он был в этот момент настолько взволнован и красен, что его слегка искривлённый нос, был как будто совершенно прямым. И, напротив, Хватов сохранял полное спокойствие, будто он и не скучал по своей общаге и своей любимой жене. Руки Растеряева тряслись и он, совершенно забывшись, не говорил, а суматошно кричал в телефонную трубку, точно его вот-вот зарежут и Хватов, стоя рядом с ним, брал его за локоть, тряс и зло шипел в ухо: “Ну не ори ты – не ори, слышишь… люди смеются…” Растеряев не слыша и точно
не понимая, чего от него хочет Растеряев, лишь искоса, зло, взглядывал на своего друга. Вся речь Растеряева сводилась к тому, что они засели там, на веки вечные и неизвестно  когда оттуда выберутся, и, передавая трубку Хватову, он так и сказал: “Прощай, любимая…” Вывалившись из кабинки, он дошёл до скамейки, рухнул на неё, опустил низко голову, достал носовой платок и вытер навернувшиеся слезинки.
     Хватов говорил недолго и вскоре весёлый, улыбающийся вышел и направился к
Растеряеву.
- Ну что, горемыка? Идём что ли?












14


Снова в гостинице.


- Раздеваться не будем. У тебя ещё есть, что в камеру хранения сдавать?
- Нет, я всё сдал. Щуки пусть здесь пока лежат, на балконе.
- Сколько время?
- Пол-одиннадцатого.
- Будем надеяться, что автобусы ещё ходят. Надо обязательно ещё раз съездить
и проверить список, а мне заодно  сдать сумку.
     В номер постучали. Вошёл Заплётнов.
- Вы куда, мужики?
- В аэропорт, естественно, - ответил Колька.
- Так завтра же самолёт?
- А мы сегодня полетим, - в шутку ответил Хватов.
- Завтра самолёт в 10, вы в курсе? Билеты должны быть свободны.
- Ага – свободны! – Там уже список человек в двадцать, и все в наш город летят.
- Ничего, улетите. На всякий пожарный вот вам номер телефона – это Маркелов-
на, она там весь аэропорт знает, ежели что звоните из порта прямо ей, она всё утря-
сёт… всё будет схвачено – поняли?
- Поняли… - с явным безразличием к наказу Заплётнова ответил Николай, но но-
мер телефона всё-таки взял и сунул в брюки.
     Было уже одиннадцать вечера, когда гости из Ноябрьска приехали в аэропорт. В
нём было всё также безлюдно и тихо, как и прежде и Николай с удивлением заметил:
- Никого нет! И когда?  И кто? Успевает переделывать списки?
- Сам не пойму – коротко бросил Мишка. – Ближе к делу.
Список на этот раз оказался целёхоньким, к тому же дальше были вписаны другие
фамилии пассажиров, желающих улететь в Ноябрьск.
- Вот и чудьненько! Вот и хорошо, что так получилось. Вот он! – действительный и
главное единственный, непоколебимый список, - приговаривал, щерясь Колька. – А
завтра надо будет не полениться, приехать пораньше и всё ухватить, то бишь взять это
дело в свои руки. На что Михаил, подходя и теребя две квитанции сданного багажа за-
метил:
- Чувствую денёк завтра будет жаркий. Ну что, Растеряшкин, бери шинель – пош-
ли домой! Да! Послушай-ка? Чего это она мне две квитанции дала? Ах, да! – старая и
новая! Так старая не нужна выходит, так что ли?
- А ты иди спроси её.
- Эть, чёрт бы её побрал… нет ни кого так уже и закрылось сразу. Наш весь багаж,
и твой и мой, получается на одной квитанции, понял? Вот она мне её сейчас дала? А
старая зачем?
- Выходит старая не зачем, кидай её в урну и пошли спать.
Хватов перед тем, как бросить задумчиво посмотрел в потолок, постоял несколько
секунд так, резко сбросил старую квитанцию в урну, поспешил за Растеряевым…








15


9


Утро. Снова в аэропорту.


     Обстановка в аэровокзале сменилась неузнаваемо. Поэтому, когда Колька во-
шёл в центральный зал и увидел массу народа, у него внутри что-то нехорошо ше-
вельнулось. Вещи из камеры хранения забирать, пока не стали. В той кассе, где
должен был находиться их список, толпился народ. Подойдя к кассе Хватов с ходу
заговорил:
- А где список? Список там есть, товарищи?
- Нет, списка нет, - ответила, чернявая, средних лет женщина, - мы вот сами
вчера  первыми записались, пришли, а его уже и нет , - гово-
рила она чистым деревенским диалектом.
     Мишка всё более вникал в ситуацию,  между тем заговорила  молодень-
кая девушка:
- И мы вчера пришли, нам кассир и говорит: “записывайтесь, билеты будем
продавать завтра по наличию свободных мест”. Записались, ушли и вот-те на; ни
списка, ни живой очереди.
     Растеряев осоловелыми, заспанными глазами, моргал и глядел на эту голосистую
толпу людей. Мысль о том, что они не попадут домой, то будоражила его и ему хоте-
лось взять и сильно на весь вокзал заматериться, расшвырять всех и встать в кассу первым; то приводила в полное отчаяние, от которого ему хотелось плюнуть на всё и
убежать к чёртовой матери из этого проклятого места хоть куда-нибудь. И он убежал
бы, если бы был один; но с ним был его друг Мишка Хватов, а этот так просто отсю-
да не уйдёт. Поэтому в Растеряеве ещё зиждилась надежда, но холодок неверия за-
ползал в него, как затекает сквозь маленькую дырочку прохудившегося сапога та-
лая вода: неприятно и медленно, от чего человек  не сразу понимает, почему вдруг
нога стала сырой. Неприятно шагать: одна нога сухая – другая про-
мокшая; но надо двигаться вперёд, не смотря ни на что.
- Так где же всё-таки список? Скажет мне кто-нибудь или нет? Разрешите я пос-
мотрю.
     Он протиснулся к кассе и начал, распихивая людей, рассматривать пол, при этом
что-то, негодующе бормоча под нос. Вот он выпрямился и ещё более расширив свои
большие красивые глаза произнёс громко и вслух, глядя на Растеряева, будто его
только что обокрали: “Нет списка! Вчера весь день здесь проторчали… до полночи! На тебе! Теперь никакие!”
- Девушка, девушка, - закричал он актерски кассирше, - вы не брали список?
Та не обратила на него ни малейшего внимания, а рядом стоящая пожилая жен-
щина проговорила:
- Да нет, мы уже спрашивали.








16


     Между тем объявили посадку  самолёта, летящего в Ноябрьск. Толпа ещё больше
взволновалась. Сейчас начнётся самое интересное. Сколько свободных мест окажет-
ся в этом «лайнере» бог весть? Кто эти счастливчики? Хватов из очереди уже не вышел, а всё болтал и болтал, то с одним, то с другим пассажиром. Растеряев же стоял в сторонке, рядом с пожилой четой, тоже намеревавшихся лететь в город Ноябрьск. Полная, с бледным морщинистым лицом старушка, глядела на толпившихся у кассы людей сквозь красивые позолоченные очки и голова её при этом от тика покачивалась. Дед же был среднего расточка, сухощав, чисто, до синевы выбрит. Опрятно одет; в новой хромовой блестящей шапке и двубортном, старого покроя пальто. Лицо его было также бледно, щёки впали, а глаза источали небывалую грусть. Колька забылся, глядя на пожилых людей. Ему стало несказанно жаль их, и он успокаивал себя: “Да куда им торопиться. Уже на пенсии… и вообще что они делают в эдакую стужу? Куда они прутся? Сидели бы дома на печи, да грелись? Вот неуёмные…”
     Колька аж вздрогнул, когда Мишкин зычный голос, прогремел по залу:
- Если что звони Маркеловне! - не стесняясь присутствующих выкрикнул Хватов. - Будь на чеку… я скажу когда…
- Понял! Жду, - рявкнул в ответ Колька.
Он расслышал, как бабка, поворачиваясь к деду и ещё сильней тряся головой ска-
зала тому: “Слушай-ка? И они, знать, Маркеловну откуда-то знают?”
     На что дед ответил ей, кивая на очередь: “Её, поди… все тут знают…”


10


     Растеряев ходил, как маятник, из стороны в сторону, но и не далеко от деда с баб-
кой. Он забеспокоился, что вдруг и они надумают, (как не будет хватать билетов), зво-
нить Маркеловне, тогда всё! – пиши пропала.
     Всем помочь она уж явно не сможет. Маркеловна оставалась последним и самым
надёжным вариантом в помощи приобретения билетов. Если верить рассказам Заплётнова, то эта старуха является тайным, негласным директором аэропорта.
     Меж тем, открыли кассу! Шум и крик усилились. Очередь подобно чёрной мохнатой гусенице зашевелилась. Началась перебранка, переходящая постепенно в самую настоящую ругань. Сильней всех, конечно же, кричал Хватов. Невысокой белокурой, сильно «наштукатуренной» девушке, одетой по-осеннему и очень модно, выдали аж два билета! толпа взмолилась и все в один голос закричали: “Требуем выдавать по одному билету на руки и баста!”
     Кассирша иногда вскакивала и, глядя поверх толпы кого-то отыскивала своими
зелёными длинными глазами, с сильно накрашенными ресницами, но тех, кого она искала  или не было,  или они не могли протиснуться сквозь плотный полукруг людей, атакующих кассу. Это подметили алчущие очерёдники и заорали:
   









17


- Не высматривайте! Не высматривайте! Давайте по очереди. Кто-то уже успел
сбегать пожаловаться директору аэропорта и та подтвердила: “Давать по билету на
руки”. Кольку этим фактом, как кипятком, ошпарило; уже и так стоял весь изведённый
и измученный в ожидании результата, как до него вдруг донеслось громкое, впечатля-
ющее и лаконичное:
- Звони Маркеловне!
- Бегу!
Дрожащими, потными руками Растеряев шарил в карманах записку. Бичом его
хлестала мысль о том, что сейчас Хватов возьмёт себе билет, а он останется здесь
один, на неопределённое время – это было для него подобно смерти. Цифры, как жи-
вые, прыгали в его глазах и, когда он отрывал свой взгляд на диск, чтоб крутануть диск на нужную цифру – тут же её забывал. Наконец он набрал номер и на другом конце провода грозно, точно ждали звонка Растеряева, старушечий голос ответил.
- Слушаю…
Колька, как выброшенная на лёд рыба, жадно глотал воздух и ни как не мог выго-
ворить первые слова.
- Слушаю, слушаю – говорите…
- Маркеловна – это вы? – наконец вымолвил он. – Это я… то есть мы… друзья
Заплётнова… У нас тут со вторым билетом ничего не получается…
     Не успел он договорить, а в телефонной трубке вдруг раздался сначала треск, а по-
том надрывный голос Маркеловны. Колька не сразу понял, то, что старуха уже косте-
рит его на чём свет стоит:
- Нахалы! Совести у вас нет! Вы что там учинили? А!
Колюха отделил на вытянутую руку трубку и посмотрел не неё, будто хотел убедить-
ся не говорящая ли это змея, затем снова подставил трубку к уху:
- Билет… билет… - залепетал он, смахивая капли пота с красного, как раскалён-
ная сковородка, лба.
- Озорники! Вы что там весь вокзал взбулгачили. Я вот выскажу всё этой Гуле…
пусть она только попробует теперь ко мне подойти… я ей выдам билет, такой билет
дам, что больше не захочет. Свиньи! Право, свиньи.
     Пик, пик, пик, - затикало в трубке. Колька бросился к Хватову, испугавшись, что
тот сейчас возьмёт билет на себя, а сам на ходу отметил: “Как это Маркеловна обо
всём уже успела, (сидя дома) узнать? Видно кто-то позвонил!”
     Побагровевший, чуть ли не почерневший от крика и ругани Хватов, отираясь
платком, требовал чтобы кассирша выдала ему второй билет, потому что как он (т. е.
они) стоял здесь со вчерашнего утра. Наконец Хватов сдался и то только потому, что та пообещала вызвать милицию.
- Растеряшкин! – крикнул он Николая.
- Здесь я!
- Иди сюда!










18


     Не выходя из очереди, Хватов сообщил Кольке, что дают только один билет. Сме-
тённый, взопревший, обескураженный Растеряев, умоляюще посмотрел на Хвато-
ва. Тот, взглянув на Кольку,  и даже невольно улыбнулся.
- Ну, что делать будем? - говори?
- Возьми на меня – выдохнул Колька. – Мне надо домой… У меня пацан там…
Наташка… ждёт… на работу… - мямлил Колька.
     Хватов молча подал кассирше Колькин паспорт и, когда та подала ему билет, от-
дал и свой, взяв билет на Сургут, решив добираться до своего города на перекладных.
- Вещи мои заберёшь – понял?
- Само собой… Кстати, идём быстрей забирать их… уже посадку объявили.
- Нам вещички пожалуйста; - обратился Колька к маленькой полной женщине по-
жилого возраста.
- Квитанции…
- Пожалуйста!
Мишка подал ему квитанцию, и она выдала только его багаж.
- А мой сумка? (он в шутку так и сказал с акцентом). Где моя сумка?
- Давайте квитанцию, - преспокойно, глядя на хватова вопрошала тётка.
Растеряев, схватившись за голову, простонал:
- Мы её выкинули…
     Ничего не знаю – идите к директору объясняйтесь!
- Боже, мой! Ведь я ещё билет не зарегистрировал?!
Тут же, забыв о своей сумке, он выскочил на середину зала, копаясь в карманах.
Ему даже стало неловко от этого, и он стал прижиматься к стойкам регистрации, ко-
торые были совершенно пустые, и лишь одна бабуля сидела и копошилась в бумагах.
Боковым зрением Колька заметил, как зло, прискорбно и ненавистно смотрят на не-
го тот дед и бабка. Он уже знал, что им достался всего лишь один билет. И теперь баб-
ка стояла сама не своя, и голова у неё тряслась ещё сильнее, а дед помутнел, выка-
тил свои туманные серые глаза и смотрел на Кольку, как на вора.
     Та бабуля, что сидела за стойкой регистрации билетов, взглянув на Кольку рявкну-
ла:
- Давай билет сюда!
Совсем опупевший, то ли от счастья, что у него оказался на руках билет и что бук-
вально максимум через час, полтора окажется в объятьях своей молодой, красивой
супруги не расслышал, что она крикнула и, подойдя к ней вкрадчиво и сумбурно за-
говорил:
- А? Что? Вы нам второй билетик достали – да? Достали билетик – ещё один – да?
На Хватова? –лепетал очарованный придуманным самим собой идеей о ещё одном счастливом билете на Хватова. Он не с того не с сего именно так почему-то и подумал;
Подумал,  что может, Маркеловна пожалела их и дала по телефону приказ выдать ещё билет и на Хватова.
- Билет давай сюда! Долго я тебя ждать буду или нет? – снова раздраженно вскричала регистраторша.










19


- Ах, вот оно что? – пятясь назад и открещиваясь руками, думал Растеряев:
“Старуха хочет забрать мой билет и переделать его на того очекурелого старика…
Э-э-э, нет. Накося – выкуси! Но где же эта регистрация, чёрт возьми?”
Совсем ополоумевший Растеряев, пятясь назад чуть не сшиб высокого, худощаво-
го мужика.
- О, извини, браток. Скажи, где здесь регистрация?
- Иди, иди к ней, - показывал он на ту старуху, сидящюю за стойкой регистрации.
Растеряев, кое-как превозмогши себя, подошёл к стойке.
- Ты что? Чокнулся что ли? А? Я что? за тобой бегать по залу-ту буду, а? Вы
что это здесь озоруете? Я вот сейчас возьму да не буду вас регистрировать. Вот тог-
да и посмотрим?
- Извиняюсь, извиняюсь – я не знал… ничего не знал… простите, пожалуйста… -
извинялся Растеряев, подобно нашкодившему ученику.
     Сграбастав зарегистрированный билет, Растеряев бросился искать Хватова; ведь
надо было срочно забирать вещи и идти на посадку. Проходя мимо багажной комна-
ты, он догадался спросить приёмщицу:
- Скажите, а что нам нужно, чтобы забрать наши вещи.
- А-а-а! это вы, растеряхи, - воскликнула охранница багажного отделения. - Пишите заявление на имя директора аэропорта, а в
заявлении перечислите все то, что в ваших чемоданах находится.
     Колька всё понял. Он немного пришёл в себя. Но, чёрт побери, где Хватов? Длин-
ный узкий коридор с кучей кабинетов по обеим сторонам. Вдруг до него донёсся сла-
бый Мишкин голос. Чутко прислушавшись, Колька медленно шёл по коридору, а голос
Хватова усиливался, но ещё трудно было понять в каком конкретно кабинете он сидит.
Вот и конец коридора, а слева одна единственная дверь с табличкой:
Директор аэровокзала
Звягинцева Тамара
Дмитриевна.
“Неужели он здесь”. Но ошибиться было уже невозможно. Растеряев открыл дверь и
вошёл. Хватов рассказывал директору историю с багажами.
- Мишка! Идём, я всё знаю!
- Да! Спасибо, извините, но мы ещё, наверное, сейчас к вам зайдём.


11


Вбежав в помещение багажного отделения, оба одновременно крикнули:
- Мы здесь!
- Вижу, что здесь. Дальше что?
- Ну… что нам делать-то… чтоб вещи забрать?.. У нас… сейчас самолёт уйдет.
(Он так и сказал).  Чтобы не рассердить работницу говорил Растеряев таким тоном голоса, будто его тонущего, только что вытащили из ледяной воды; а Хватов, стоя переминался часто с ноги на ногу, мотал головой, вертелся и похож был в тот момент на молодого жеребца, которого только что вывели из стойла.






20


     Наконец подадена бумага и ручка. Писать сел Хватов, а охранитель чужих вещей
стала диктовать. Диктовала довольно споро. Но тут надо было видеть Хватова. Он пи-
сал совершенно не заглядывая в листок, и лишь пару раз мельком взглянул и то ви-
димо только для того, чтобы определить край листа и не начать писать на столе. При
этом он почему-то строго и с очень серьёзным видом приговаривал: “Так! Так-так!
Ага… Да… Ага… Так-так”. Другой со стороны человек, посмотрел и точно бы сказал,
что здесь на хулигана, а то и на преступника составляют в присутствии свидетеля про-
токол. К тому же, уставший от нескончаемых треволнений Растеряев стоял низко,
опустив голову, держа за спиной свои тряпичные перчатки.
     Но вот он увидел, что объяснительная дописывается; заволновался, стал погляды-
вать на свою сумку, стоящую на втором ярусе стеллажей. Здесь он уже больше по-
ходил на бегуна, которому вот-вот передадут эстафетную палочку. И как только он
расслышал короткий диалог, состоящий из двух слов: “ - Всё?” “ - Всё!” – бросился к
полке, но, не добежав был остановлен командой: “Стоять!” Она была произнесена таким голосом, которых он и на службе не слыхивал. Охранница подошла к Растеряеву и спокойно, глядя в упор на Кольку уже действительно, как на хулигана, мягко несколько раз повторила:
- Куда, куда, куда… А ну говори, что там у тебя?
- Щас, - радостно крикнул Колька и схватился снова за портфель.
- Ку-у-да?! – опять рявкнула сторожиха и повторила: а ну рассказывай, что там у
тебя?
- Колька не мог понять, чего от него хотят? и про себя выругался: “Щас из-за этой дуры на самолёт опоздаю”. А он уже до этого видел, что в проёме, где стояли контролёр и милиционер досмотрщик; никого не было, поэтому он нервно выкрикнул:
- Да щас я покажу! .. ну-у!
- Нет, рассказывай, - допытывалась та.
И только тут Кольку осенило, что ведь в качестве подтверждения, что это его багаж
надо на память рассказать,  что конкретно в нём имеется!
- Всё понял! Всё понял! – затараторил Колька… и, подняв высоко голову, задумал-
ся, как будто у него там хранилось целое состояние.
- Ну что ты думаешь? – крикнул Хватов, – не знаешь что ли, что у тебя там кроме
тухлых щук да лимонада ничего нет…
- И фотоаппарата, - добавил Растеряев, причитая, - ну всё! – опоздали, точно опоз-
дали. Да, всё, всё… чего теперь…
- Не паникуй… успеешь…
Все вещи Хватова и Растеряева были собраны в кучу и их даже не досматривали.
Друзья попрощались, Мишка выходил на середину зала, как вдруг обернулся и оклик-
ул зачем-то Кольку, когда тот ухватывался за толстые жгуты ручек пакетов и сумок:
- Колёк! – окликнул он его.
И, боже мой! Что это было за виденье? Что это был за взгляд?! Его не описать. Сколь-
ко чувств, эмоций, патетики и какой-то неестественной светлой радости, которые только и могли  вместиться в душу человека – выплеснулись в этом счастливом русском взоре. А мах на этот оклик левой рукой?! Так я вам говорю абсолютно точно – никто никогда уже, наверное, так не махнёт. Нет, ни один актёр не сможет так изящно и так красиво махнуть рукой, как махнул он ей в тот прощальный момент. Ещё раз говорю вам «нет». Такого заковыристого маха не увидишь ни в одном фильме. И описывать этот мах я не берусь, так как  не смогу этого сделать. Но только то, что весь зал, всё ещё наблюдавший за этой «кавалькадой», вдруг притих – замер, погрузившись в неестественную, тревожную тишину; как будто все окаменели вдруг! Стоят немыми изваяньями рассредоточившись по зале и… не шелохнутся. Лишь у Мишки,  в это мгновение, голова резко качнулась назад, а руки сами по себе вскинулись, словно собачьи лапки,   к лицу. Взгляд его также сверкнул подобно молнии, и морду кротко передёрнула неестественная нервная гримаса. Вот и всё.