(Восточная притча)
Седые аксакалы в ауле рассказывали, что эта история произошла давным-давно. Тогда, когда всем Миром правили славные Ханы величественного Востока. Работники Минкульта и энтузиасты-любители записывали эти седые легенды, и каждый раз удивлялись тому, что место действия описываемых событий легко перемещалось из Святого Согда в Хорезм и даже… на Северный Кавказ! Но старцы в чапанах клялись, что встреча мудреца Ирфана и Пастуха Якубжана произошла именно в их родных краях, и что старые стены Самарканда были свидетелями этой древней истории…
*****
Мудрейший Ирфан уже собирался уходить из сада в свои покои, когда внезапно услышал за дувалом тяжёлые шаги, а затем и стук в кованые ворота. "Кто бы это мог быть в сей полуденный час, когда жаркое марево способно выжечь всё живое на Земле, убивая плоть сухим колючим воздухом?" – так подумал старик и, запахнув халат, поправил пояс и направился по каменной дорожке к калитке.
Стук старого бронзового кольца о полотно двери повторился вновь.
" О нетерпеливые сердца! Кому понадобился старый Ирфан?" – негромко проговорил он. Прихрамывая на левую ногу, и стараясь не оступиться, он отворил тяжёлый засов…
Перед ним стоял молодой человек. Лицо его было обожжено солнцем и покрыто въевшейся пылью песков пустыни. Кожа его казалась высохшей, как ветхий лист пергамента. Ни бурдюка с водой, ни походного заплечного мешка у путника не было…
Арык, бежавший перед воротами, обдал край одеяния гостя брызгами воды, которые мгновенно высыхая на палящем солнце, застывали на платье мелкими цементными точками.
—Мир тебе, незнакомец! — проговорил Ирфан.
Гость также обменялся с хозяином священным приветствием, поднеся руку к сердцу и поклонившись. Оба стояли некоторое время молча… Ирфан наблюдал за гостем, не выказывая нетерпеливого любопытства. Что-то во внешности путника насторожило старика и будило в нём смутные воспоминания о пророчестве Учителя – Булат Гири. Предчувствие чего-то особенного… очень важного в жизни самого Ирфана уже поселилось в сердце седого старца.
- С чем ты пришёл к нам, чужестранец? Дорога была слишком длинною и опасною для того, чтобы беспокоить старого Ирфана пустыми вопросами… Месяц пути – не слишком ли дорогая плата за совет или ответ на праздный вопрос?
Путник слегка шатался. Его обветренные губы что-то неслышно прошептали. Ирфан догадался, что далее медлить и донимать гостя расспросами не имело смысла. Усталый путник, казалось, уже валился с ног.
—Входи же с миром!
Странник и старик направились к дому через сад. Хозяин хлопнул в ладони, что-то наказал прислуге…
Статная немолодая женщина средних лет, скрывая лицо платком, вынесла на дастархон пиалы, чайник и лепёшки. Тут же появились белые сырные шарики, фруктовый сахар и… прохладная вода. Прильнув к чаше, путник жадными глотками пытался напоить обезвоженное тело. Затем он вытер лицо и губы платком.
— Спасибо тебе, старец! – промолвил он. – Ты прав, я добирался до тебя слишком долго. Но не месяц или два… а годы! Годы минули с того дня, когда я решился на встречу с тобой. Прости незваного гостя, который отважился обратиться к тебе за помощью и даже с просьбой о… чуде!
После этих слов гость достал из-за пазухи кожаный мешок для монет. Кошель казался вполне увесистым и полным денег.
—Здесь… здесь полновесные золотые! Они для тебя, не обижай отказом, отец! Прими их, как благодарный жест от назойливого гостя!
—Что ж, я возьму гостинец! Сердце-вещун уже полно ожидания трудной и… не простой работы. Но пока ты ещё не проронил ни слова?! Зачем ты здесь и что за просьба, говори! Тут нет лишних ушей...
—Нойля! — крикнул он. – Жена, позаботься о том, чтобы нам не мешали! И распорядись: вечером у нас будет трапеза в честь гостя. Сдаётся мне, что наш путник не настолько прост, хоть и напоминает нищего странствующего дервиша…
Я внимательно слушаю тебя, чужестранец!
—Я не дервиш. Я – простой пастух! Ты прав, я не из ваших мест…
—Ты кашгарец? Назовись, простой… пастух!
—Якубжан моё имя. Из рода… хасар.
—Да, давно я не бывал в ваших восточных краях. Что привело тебя в мой дом? Неужели моё имя ещё не забыто и даже известно у границ самой Поднебесной? Послушай, уж не старик ли Данияр направил тебя ко мне? И почему он сам не попытался помочь тебе в твоей просьбе? Странно…!? Итак, я весь внимание, и слушаю тебя, Якубжан!
И пастух начал свой рассказ…
—Прости, Учитель, но коротко сказать я не могу,
начну с начала…
Всем нам Святое Небо при рожденьи
завещало
Пороков и Страстей отмерить поровну!
И так, чтоб каждый это бремя нёс до смертного Одра,
благодарив Отца
За справедливость и прозорливость Помыслов…
—Пути Господни…, Якубжан! Что не по нраву
пришлось тебе в том Провиденье?
—Скорее… не по силам! Душа иссохла от Унынья
и чувства Бренности и Суеты всего,
что вижу пред собой…
—Ты переутомился! Вот дальний Путь и отнял весь
остаток сил…
—Нет, слушай дальше, старец!
Рождение Ребёнка уж не радует меня. И мозг рисует скорбные картины…
Новорождённому Судьба: испить всю горечь Жизни полной Чашей…
Рабом закончить Век свой иль воином на поле брани!
Якубжан говорил быстро. Голос его то ломался и застревал в горле от сильного волнения, то становился стальным. И тогда слова, как метко пущенные сильной рукой стрелы, ложились в цель и суть его беспокойной исповеди.
—Младая Дева-Дочь Востока
в услуженье старцу отдана… за пару золотых!?
Невинность куплена за дюжину баранов?!
И с этих пор не ведать ей… не испытать —
ни радостей Любви, ни тайных страстных встреч
под сенью старой шелковицы…
Угаснет быстро век красавицы!
И став старухой, ей не припомнить дня единого…
Мгновенья Счастья!
—Мой друг, то кровь младая говорит в тебе!
Страстей поток бурлит, не в силах вырваться наружу…
Якубжан продолжал говорить, не слыша слов Ирфана.
—Презрев Закон Отца Небесного и Матери Умай,
всяк Род и Племя гордых тюрков,
в заботах о мошне и Власти,
стремится истребить друг друга!
На все готовые, наживы ради,
изменяя Вере предков,—
устремляются в далёкие Края!
И запах горьких трав родных Степей
Увы, не в силах повернуть
лихих коней надменных гордецов!
Уж близок час, когда урочища Священных Гор Востока,
Сама Земля и берега родимых Рек…
забудут и язык, и голоса и славное письмо своих детей,—
Сынов тщеславных, ослеплённых Блеском Злата!
Ирфан внимательно слушал исповедь и горькие слова гостя… пастуха, каковым назвался сам путник.
"Ох, не прост этот Пастух. Двойное дно, две стороны монеты! За этой нервностью девичьей угадывается совсем другой… незнакомый, недюжинный ум и пониманье Смыслов Жизни!" – так подумалось старику.
—Уныние и Гнев – вот два Греха,
что не дают мне жить.
Терзают Душу, Мозг и Сердце…
Я … Счастия хочу. И хоть бы редко,
но желаю ощутить Победный Звон!
Смотреть на Род Людской глазами полными
Довольствия и мира!
И…. не судить Людей!
Мой Гнев — на дураков! А Унынье –
от пониманья бесполезности гневиться…
Ещё немного времени,— и этот Мир сломит меня!
Я распадусь, как сохлый саксаул, как хрупкий дом улитки…
—Ты хочешь мне сказать, Якубжан, что этот Мир не одарил тебя даже мгновением счастья? Уныние – это грех, большой грех, сынок! Не к лицу гордому мужу быть в плену женских страстей! Оставим эти слабости чувствительным ханум и девам!
—Ты спрашивал о счастье… Ты прав, мудрейший! Когда с отарой… ночью,
я в Горах гляжу на Небо и мерцанье Звёзд,
то душу наполняет благоговенье, смирение
и чувство… Высоты! Я… я видел Бога!
—Ну, вот и ответ! Не так всё плохо, Якубжан, на самом деле! Есть средство устранить нечаянный конфуз, случайную ошибку…
Все три твои Души ведут упрямый спор, не ведая, кто главный…
Они бранятся, а страдаешь Ты!
Рождённый управлять – повеливай!
Но часто так бывает в этом Мире: в обличье одного – внутри живёт другой!
Из щедрости своей, Отец Небесный присовокупляет
к Душе подаренной… довесок малый!
Но Счастливец сам порой не знает,
как быть с подарком сим…? И он… страдает!
Я сделаю Тебя свободным, устремлённым к Цели!
Хотя… сомненьям всё же место есть!
Вмешаться в Провиденье? Вот вопрос!?
Могу ли дерзновенно сделать то, что только Небо вправе изменить?
… Поступим так: живи, ешь, пей,—
вкушай плодов живительные соки!
Забудь про тяготы нелёгкого пути.
А я уединюсь в Степи! Пусть Лебедь и Орёл подскажут мне решенье!
И старец подумал про себя: "Да… что бы сказал на всё это мой Учитель, мир памяти его, Булат Гири?
Ведь я – Ирфан!
Своё благословенье,
И вещую Тамгу – Двух Пирамид,
Земли и Неба символ Единенья,
Мне завещал Учитель незабвенный мой!
Поспорить с Небесами и Отцом?!
Нет! Крупицею угля сгорю мгновенно!
А если только совершить… Обмен?!
( Умолкнет Жрец, вернувшись в Вечности Чертоги…
Но… возродится Воин)
Рискну под старость!
Пастух сомненье малое внушает…
Но и великие Надежды.
Потомки, я надеюсь, не проклянут меня
и память обо мне…
Не плюнут на могильный камень дерзкого Ирфана?!"
День Второй.
Наутро Ирфан уже возлежал у дастархона и ждал пробуждения странного гостя. Якубжан появился в чистом, подаренном хозяином халате. Отдых сказался и на лице пастуха. Взгляд выдавал умного, решительного человека и лишь уголки глаз говорили опытному старцу о многом: о раздумьях, переживаниях и вселенской скорби путника…
Якубжан старался не показывать и не выдавать своё состояние, но Учителю было понятно всё. Умный и отважный в помыслах, Якубжан не решался на внутренний Выбор! А это качество мудрейший принимал за слабость воли. И был, наверное, прав…
Всю ночь учитель готовился к важному и тайному… Готовил себя… молился, вспоминал тайные секреты Булат Гири и… гнал прочь собственные сомнения.
—Как спалось благородному Якубжану?
Желанье изменить свою Судьбу и Мир вокруг себя ещё всё живы?
—О да, мудрейший Ирфан! Неужели это всё-таки возможно? Благодарности моей не будет границ! Я подвину Горы и Звёзды, и отплачу за всё достойно!
—Не надо сдвигать горы и беспокоить Небо, мой друг! Это совсем ни к чему. Владыка Небесный дал знак, он согласился! Хоть вымолить это было не так просто…
А что снилось тебе, Якубжан? Или ночь прошла спокойно и без сновидений? Ирфан слегка прищурил веки,— ему было известно всё!
—Спасибо за обильный стол и за приём гостеприимный!
Заснул я сразу…
Как убитый.
Но в полночь комнату мою наполнили виденья…
—Я ничего не слышал, Якубжан!
И комната твоя покойно пребывала в час ночной.
Так значит, гостю что-то помешало мирно почивать?
—Да, уважаемый Ирфан. Наверное, я видел сон…?
Там был Орёл… и Лев, что бережно держал Змею в огромной пасти!
И тихо проплывала Лебедь…
—Что ещё ты видел, не молчи!
—Ещё… я Круг увидел и… Иглу.
—Игла проткнула Круг?!
Теперь уже возбуждению самого старика не было предела! Он, он создал образ! И образ оживал на его глазах… как когда-то давно там, в ските, в предгорьях Кавказа!
—Да! Странно… потом всё смолкло и виденья прекратились. Гостеприимный дом был тих в объятьях Ночи.
"Ну вот, свершилось!"- подумал мудрец, и незаметно от гостя, довольный, потёр сухие ладони рук.
—И это всё, что было?
—Спал, как младенец в старой юрте… под песни матери родной.
—Тогда начнём! Не будем медлить!
Сын мой, что означают эти две черты, что сторонами
делят пространство на четыре части?
—Учитель, это свет Звезды!
—Да, Якубжан,… Звезды, что именем зовётся "Солнце"!
Чьё имя прославляют племена, укрывшись за высокою грядой в твоём родном краю…
—Я знаю это! Там, в горах, одна Звезда сменяется другою… Дневная стража уступает пост второй, ночной… передавая свет Двух Скрещенных Лучей!
—Ты прав! Я вижу — времени ты зря не тратил на бойкие забавы вольных пастухов!
—Я видел Небо, Солнце и Луну.
И сотни Звёзд, мерцающих так ярко…
Сомкнув ресницы, наблюдал сквозь них
Свет Неземной!
Ирфан задумался. А затем, сняв с груди нательный амулет, передал его Якубжану со словами:
- Пусть Звёздный Крест тебе останется напоминаньем,
и оберегом вечным, талисманом,
и обязательством-Заветом, данным перед Небом…
и обещаньем мне, что никогда…
Ни трубный Славы глас, ни золота пожар,
Не заслонит в Душе Твоей Свет Воскресающей Звезды!
Молись на Алую Зарю! И… не теряй подарка!
Якубжан был взволнован не меньше старика. Сдавленным голосом он тихо произнёс: " Учитель! Да не сотрётся в памяти моей и доля малая, мгновенье нашей встречи!"
—Якубжан, в этом Мире ни что не появляется из ниоткуда, и никогда не исчезает в никуда! Это – РУМ! Знай это твёрдо, сынок! Ты просишь изменить своё отношение к окружающим тебя вещам и событиям, взглянуть на мир другим, спокойным и бодрым взглядом? Я в силах исполнить твоё желание. Но знай, что удалив из твоей Сути призраков сомненья и скорби, место не останется полым. Его заполнят другие страсти…
Одолеешь ли ты влияние этих новых "гостей"?
—Я сделаю всё, что в моих силах, уважаемый Ирфан… и даже более того!
—Ну вот… чтобы тебе было легче справиться и удержать призраков в узде, я награжу тебя Решительностью и Величайшей Волей! Постарайся распорядиться этим подарком с умом и по предначертанию! Нойля, принеси нам напиток! Тот, что я готовил ночью!
Ближе к вечеру Якубжан почувствовал себя плохо… Женщины были сильно напуганы, всполошились и пытались хлопотать вокруг лежавшего в постели гостя. Но Ирфан строго приказал им оставаться на своей половине.
В полночь Ирфан бесшумно отворил засов калитки и впустил в дом старого друга, лекаря Джафара. Джафар, ловко орудуя острым ножом, сделал на груди почти бездыханного Якубжана короткий надрез и молодая, с тёмными сгустками, горячая кровь пастуха устремилась в небольшой медный таз, вовремя подставленный Учителем. Затем, сделав несколько стежков и зашив рану, Джафар произнёс: "Ну, вот и всё! Я высвободил то, что ты просил, Дело сделано!"
И уже уходя, он полушутя напутствовал Ирфана: "Мой старый друг, вечно самонадеянный маг Ирфан, тебе следовало бы быть поосмотрительней! Парень не ел досыта и не пил много дней. Ты гостеприимный хозяин, но меру нужно знать! Надеюсь, что ты уверен в том, на что ты решился этой ночью? Да ещё и меня сподобил на это!? Эх, не было печали…! Не пожалеть бы после…"
Ирфан лукаво усмехнулся в свою седую бороду. Морщины, как зарубки на дереве легли в уголках его глаз.
—Я благодарен тебе, Джафар! Всё будет ладно! Я обещаю тебе, что не навлеку позора и бесчестья на наш город, прощай!
И, незаметно опустив за пояс Джафара несколько золотых, старик проводил гостя за ворота.
Настало утро Третьего дня…
Якубжан проснулся в хорошем настроении, поприветствовал хозяина и с удовольствием принялся уплетать приготовленные блюда.
—Я вижу, ты готов к дальнему обратному пути, Якубжан? – спросил мудрец.
—Сил теперь столько, Учитель, что мне кажется, что я смогу продолеть весь путь за неделю!
—Якубжан, ты сможешь теперь преодолеть многое, я знаю! И даже взлетишь в ночное Небо и коснёшься Звёзд…! Всё… всё будет! Но потом…
—Уважаемый Ирфан, скажи, что приключилось ночью в доме? Мне стало плохо? Я видел утром на постели кровь и пятна крови… на груди. Наверное, вечером я потерял сознанье и наткнулся на острые шипы кактуса в саду? Это так, Учитель?
—Не придавай значенья пустякам, Якубжан! Просто ты устал и …заснул. Мы отнесли тебя в опочивальню. Ну, вот и всё… пожалуй. Я поведал тебе всё, что мне позволено сказать...
Не будем медлить! Возьми с собой в дорогу перемётную суму. В ней лепёшки, рис и вода. На первое время тебе должно хватить, а там уж не далеко и до родного очага! Даст Бог, свидимся ещё!
А сейчас… — бери моего буланого скакуна, он помчит тебя самою короткою дорогой до отчего аула. Прощай, Пастух… Якубжан!
—Нет, Учитель! Только лишь до скорой новой встречи! И держи ворота всегда открытыми! Не далёк тот день, когда обозы с золотом и дарами остановятся у твоего дома, чтобы отблагодарить Хозяина за радушный приём!
Якубжан, лихо вскочив на резвого коня, сделал прощальный круг. Затем — подбросил вверх и поймал свою войлочную шляпу, и, салютовав облаком пыли из- под копыт жеребца, исчез в лучах поднимающегося над городом Светила.
******
Прошло не так много времени с той встречи, но до Ирфана уже дошла весть о том, что в Восточной Стороне объявился отважный воин. И что этот Герой собрал воинство себе под стать. Да такое, что ни один караван из Персии, Поднебесной или Индии уж не минует с той поры застав удалого разбойника, не уплатив богатого выкупа. Те же храбрецы, что отказывались платить дань новоявленному хану Степи, нашли своё вечное успокоение вдоль пыльных нитей торговых путей…
—Как имя этого Батыра? – спрашивал Ирфан у заезжих торговцев с городского базара. Но никто не мог ответить ему вразумительно на этот вопрос.
—Якубжан? Ескендир? – допытывался старик.
Но купцы лишь пожимали плечами. Отвечали, что толком сами не знают его имени, и что кажется, кто-то рассказывал, что в Степи его почитали за… "Железного Хранителя". Но, почему "Железного", и кого и что охраняющего…— так никто и не ведал!
У мудрого Ирфана на сей счёт были свои мысли…
"Новая Суть и оживший Образ уже проявляют себя в этом Мире! И как ярко?! Не слишком ли рано… может я ошибся в расчётах, напутал…, позабыв тайную химию Учителя Булат Гири?! О Небо, и увы мне, самонадеянному… Будем ждать новостей!"
И эти новости не заставили себя долго ждать.
Неизвестный смельчак сумел быстро укрепить свою власть. Вначале в степях и горах Алтая, затем от Итиля и до Байкала. Заставил поволноваться даже самого Великого Хана Поднебесной! А затем, уверовав в свою чудесную силу, стал прославлять везде имя Владыки Небес. Но… по своему, на свой лад!
Спустя каких-то двадцать лет, степной разбойник с именем Закона Небес на своих красных знамёнах, был признан всеми народами Единственным Повелителем Востока! А за свою величайшую набожность он был наречён Великим Пастырем и даже… Железным Царём! Всё стало подвластно этому… Железному Пастырю, и даже горделивые иронцы признали его верховенство над собой! Шли годы…
Якубжан, сидя в богатом шатре, не раз намеревался приказать своим военачальникам снарядить караван с богатыми дарами в дом Ирфана. Но дела обстояли таким образом и события менялись с такой быстротой, что он забывал о данном старцу обещании…
В одном из сражений, чернобородый индус с дикими, горящими пламенем глазами успел зацепить Якубжана своей кривой саблей. Хлынула кровь, броня была порвана и подарок Ирфана на кожаном витом шнуре скатился с доспехов батыра, и, соскользнув с крупа верного боевого коня, навсегда остался в далёкой чужой земле…
Дорогую цену заплатила Южная Страна за утрату талисмана грозного Владыки. Якубжан повелел умертвить семьдесят тысяч непокорных язычников. Пирамиды из черепов неверных долго ещё служили армиям победителя как веховые столпы. Поганые кумиры несговорчивых безбожников были разрушены везде, где бы ни ступала нога Хана! И их бесстыжие обнажённые божки в шутовских коронах из перьев усеяли капища врага. А фигурки порочных богинь Дев сладострастья,— остались лежать у храмов, кривляясь и извиваясь своей нагой змеиной красотой в последнем танце… в пыли и забвении.
Якубжан выжил…
В честь своих побед он избрал себе другое имя… и правильно сделал. Ведь он уже давно почувствовал себя внутри… совсем-совсем другим! Ещё тогда, после встречи с волшебником из Самарканда. Талисман Ирфана сменил другой оберег. Двурогий свет этой Полуночной Стражи Неба часто напоминал Якубжану кривую сталь индуса в том недавнем бою!
"Значит Провидение свершилось!"- рассуждал он, и остался навсегда верен новому талисману, храня его, как зеницу ока.
Да… Якубжан стал совсем-совсем другим…
Алчность дарила ему минуты счастья,— когда повозки с захваченным богатством шли нескончаемым потоком в его Верховную Ставку…
Прелюбодеяние и чревоугодие – покой и сладостные мгновения от овладения добычей: телами и яствами!
Зависть и Гнев – заставляли Хана безжалостно уничтожать соперников, врагов и их кумиры, оставляя за собой разрушенные города и горы черепов на дорогах Войны!
Но даже в эти часы он был… счастлив!
Гордыня его ликовала!
Тщеславие было вознаграждено!
Гордый Владыка в память о своём спасителе увековечил его имя, назвав сына Ирфаном. Мальчишка рос любознательным, бодрым и... никогда не унывал. Всё подмечал и задавал придворным учёным разные неудобные и сложные вопросы…
Долгой и блистательной была жизнь Царя. Но не было в ней только одного, – Уныния и беспощадного, ноющего, тягостного чувства угрызения Совести и Раскаяния за содеянное ...
Народ его любил! А когда Владыка предстал перед Всевышним, то стал почитаем как Святой!
Ирфан, конечно же, не дожил до этих дней…
Старики рассказывали, что уже совсем дряхлый и хромой, Мудрец долго и часто спорил о чём-то со своей любимой женой, сидя в саду под тутовым деревом. А она что-то тихо и с укором выговаривала мужу. И, тогда Ирфан, обидевшись на всё и вся, уходил в свои покои и долго–долго работал, аккуратно облекая свои мысли старым уйгурским письмом в толстой кожаной тетради на дорогой самаркандской бумаге. Что он там записывал? О чём размышлял старик…? Никто уже и не ответит…
Уже после смерти Ирфана, Лекарь Джафар как-то раз сказал своему внуку Алиму: "Знаешь, мой мальчик, Смертные Грехи не возвышают Душу человека, не дают ему достичь вершин Истины. Они лежат, как поваленные старые деревья, как омуты речные на путях к Небесам! Но… без этих ужасных Грехов человеку не доступно простое чувство победы и счастья, пусть даже… обманчивого.
Без этих наследных Грехов остаётся лишь Уныние от понимания горестной и тягостной сути Жизни— своей и окружающих тебя людей. А с этим, Алим, человеку жить невозможно, да и незачем!"
И Джафар, как будто удивлённый собственным мудрствованием, утвердительно произнёс: "Грех это! Ты хорошо понял меня, маленький батыр? Держи дедушкины чётки и беги, играй!"
Малыш ухватил подарок и весело побежал к дому. Джафар после этого ещё долго почёсывал затылок, морщил лоб и думал про себя: " Старый стал совсем! А так ничего в жизни и не понял до конца…
Где заканчивается Добро и начинается Зло… или наоборот?
Уныние…? Гордыня…? Пройдёт жизнь,— а с ней и все Грехи сами собой! Так-то! Да и до встречи с Ирфаном уже не долго…
Ну, может вот тогда-то всё обсудим и… договорим."