Наша постоянно меняющаяся жизнь всё время меняет и наше сознание, отодвигает от нас всё прошлое, открывая путь будущему. В настоящем прошлое становится историей, которая чаще всего бывает спрятанной в неведомых закоулках памяти. Но без памяти всего происшедшего нельзя оценить настоящее. Именно поэтому в нужный момент приходится рыться в памяти, возвращаться к истокам своего прожитого и пережитого, событиям и лицам, оставившим след в душе на всю жизнь.
Вспоминаю родной дом, в котором прошли годы детства и юности, и оживают в сознании самые дорогие мне люди и события, возвращая свои имена и места, где прошли те события. Хочется рассказать о них, чтоб навсегда вернуть к жизни хотя бы словом. И рассказывая, ещё раз могу оценить, что они значили для меня.
Я из возраста послевоенных лет, почти ровесница Победы, поэтому каждый день моего взросления связан был с присутствием в жизни людей и историй времён Великой отечественной войны. Уже много, если не сказать – очень много, написано о войне, её героях, об историях, связанных с теми событиями, а из памяти, как из музейного архива, снова и снова выплывают страницы человеческих судеб, на которых остался отпечаток далёких лет.
Моё детство проходило в рабочем посёлке на окраине уральского Челябинска, куда была эвакуирована наша семья, там после войны и осталась. Кроме родителей и нас, троих детей, в семье постоянно появлялся кто-то из родственников, приезжавших чаще всего из Рязанской области, откуда родом мои родители. Кому-то нужна была помощь в устройстве на работу, кто-то отоваривался продуктами и уезжал, чтобы через какое-то время вернуться опять. И всегда нам на гостинцы, если это было летом, привозили ведро вишни. Мама, с каким-то особым теплом называла эту вишню «васюткиной». Но тогда, ещё дошкольницей, я не задавалась вопросом, откуда такое название. «Васюткина» да и «васюткина»!
Позже, когда стала ходить в школу, часто отправляли родители меня на каникулы в деревню к своим родителям. При этом мама давала наказ, чтобы обязательно привезла домой вишню. А действительно эта вишня вызывала восхищение: тёмно-бордовая, сочная, сладкая. И потому вопросов, почему её все любят, не возникало.
Деревня, как теперь помню, называлась Лопатинки. А вот точного названия района, где была эта деревня, не помню.
Жизнь у колхозников в послевоенные годы была трудной: вместо денег за трудодни выдавали сельхозпродукты – рожь, овощи, мёд… Денег не получали. Вот и ехали люди в города к своим родственникам, чтобы запастись с их помощью чем-то необходимым, отоваривались и возвращались домой, прощаясь до следующего раза. И, провожая меня в древнюю с кем-то из таких попутчиков, мама отправляла туда вместе с нами пару больших чемоданов, полных продуктами.
Бабушка Таня скрупулёзно рассматривала гостинцы и раскладывала по сундукам, стоящим в избе в ряд в красном углу. Сладости припрятывались так, чтобы мы, дети, их не нашли. А приезжали на каникулы к дедушке и бабушке из разных городов до шести человек.
Несмотря на скудность деревенской жизни, как можно оценить её с позиции настоящего времени, лето пролетало весело и стремительно. Больше всего ждали, когда в саду поспеют вишня и яблоки.
Дедушка Ваня забирал старших детей на колхозное поле трудиться взамен бабушки, которая оставалась с младшими хозяйничать в доме. А бабушка, управившись по хозяйству, часто звала нас пойти в вишняк, как называли в деревне сад с вишнёвыми деревьями, чтоб посмотреть, не поспели ли ягоды. Так и говорила: « Пойдём, посмотрим, скоро ли нас Васютка сладкой ягодкой угостит». Опять же для меня, тогда ученицы начальных классов, названное имя с вишней не ассоциировалось.
Когда была уже в пятом классе, и начали мы учить ботанику, на одном из уроков речь зашла о Мичурине и его работах по выведению новых сортов различных садовых растений. Я подняла руку и сообщила, что знаю один из сортов вишни, выведенном Мичуриным,а название этой вишни – « васюткина». Учительница, посмотрев на меня, сказала, что о таком сорте не слышала и надо бы мне выяснить, откуда у меня такие сведения. Я спасовала.
Вернулась после уроков домой расстроенной и стала расспрашивать маму, откуда название у любимой нами вишни. Тогда–то узнала историю, ставшую одной из страниц жизни нашей семьи.
Было у моего деда Ивана и бабушки Татьяны к началу Великой Отечественной войны семеро детей. Четверо старших к тому времени уже обзавелись семьями и разъехались по разным городам. Дома остались две младшие девочки – двух и семи лет, да один из мальчишек, уже повзрослевший – Василий, или, как его называли дома, Васютка. Было ему шестнадцать лет. Закончил он в школе только семь классов и пошёл трудиться в колхоз, чтобы помогать семье.
В начале войны, когда началась мобилизация мужчин на фронт, деду Ивану было уже больше пятидесяти лет, его в армию не призвали, а назначили вместо уходившего на войну председателем сельсовета.
Васютка просился на фронт, только его по недостатку положенного возраста не призывали.
Те места, где они жили, бои обошли стороной. Но в военной жизни всем доставалось несладко.
Год ещё трудился Васютка, как взрослый мужик, на колхозных полях и везде старался успеть, да дома помочь. Но пришёл срок, и получил Васютка повестку явиться на сборный пункт. Проводили его и стали ждать весточек с фронта. Приходили письма не очень часто, коротенькие и с обещанием скоро вернуться.
В дома односельчан одна за другой приходили похоронки. Всё труднее было ожидание. Год прошёл, и другой… Шли письма до 1944 года. И в госпитале он с ранениями побывал, оттуда– в строй. Военные сводки давали надежду на скорую победу. Но не суждено ему было вернуться… Пришла в дом ближе к победной весне чёрная весть о его гибели. Чёрствые строки, которые, казалось, уже намозолили глаза всем, увидевшим горе, теперь прочла и мать: « В боях за освобождение… геройски погиб ваш сын...».
Держала Татьяна в руках письмо, а рядом две девочки, уже подросшие, смотрели на мамины слёзы и тоже в плач. Вытерла мать глаза, да пошла в сенцы к жернову намолотить ржи на лепёшки, чтоб накормить семью. И тогда дала волю слезам, – лились они ручьём в муку, только этих слёз никто не видел. Когда к вечеру вернулся Иван домой, без слёз подала она ему листок. Ушёл муж в хлев, долго не возвращался в избу, а вернувшись, сказал: « Надо жить, мать, и для детей, и за него». Никому не рассказывали о своей беде, и каждого односельчанина, ждущего кого-то из родных с фронта, успокаивали: « Ждите, верьте, придёт…»
Недалеко от деревни был сад, посаженный ещё помещиками, которым когда-то принадлежала деревня. Называли этот сад в деревне барским. В том саду росло много фруктовых деревьев и экзотических растений, приносящих в прошлом гордость, как хозяину, так и деревенским жителям.
Во время войны, когда уголь не завозился,топить в избах печи при насттуплении холодов было нечем, и шли люди вырубать деревья в том саду. Но правление сельсовета постановило, во что бы то ни стало сохранить сад. Иван, уже знающий к тому времени все посадки в саду, часто уходил в сад, ссылаясь на необходимость охраны, и чтобы побыть одному.
Пришёл май 1945 года. Люди праздновали Победу. Весна выдалась такой солнечной, нарядной, как будто вся природа ликовала вместе с победителями. Принёс Иван домой саженец вишни из того сада. Сказал: « Нет у нас ни места, ни могилки, где Васютку помянуть можем, так посадим эту вишенку, пусть нас своими плодами радует. Сорт хороший. Мы с ней, как с живым сыном, разговаривать будем. Посадим в конце огорода, чтобы никому в глаза не бросалась. Пусть Васютке привет от нас передаёт.»
Шли годы, и мирная жизнь понемногу брала своё: вернулись с фронта мужики, оставшиеся в живых, возрождалась колхозная жизнь. Саженец, посаженный Иваном, прижился и быстро дал новую поросль. И с горечью, и с радостью смотрели родители Василия на подрастающие деревья, а летом, когда созревали ягоды, собирали их в корзинку и шли в соседнюю деревню в церковь, каким-то чудом сохранившуюся, не разгромленную и не разграбленную революционерами-большевиками, чтобы раздать вишню прихожанам, при этом просили помянуть убиенного воина раба Божьего Василия.
За семь-десять лет уже не одно, а несколько деревьев давали урожай великолепных ягод. И начали называть тот клочок земли «Васюткиным вишняком», а про вишню стали говорить, что она – Васюткина.
Настоящий вишнёвый сад разросся за огородом деревенской усадьбы моих дедов. Повзрослели их младшие дочки, уехали учиться в город. Остались старики одни, и стали на время каникул встречать внуков.
Повзрослела и я.У дедушки выяснила, что сорт той вишни назывался « владимирский», или в просторечье – « владимирка». Но у нас в доме навсегда осталась в памяти как «васюткина».
Беда потери сына ни могла не оставить рубцов на сердце матери. Стала моя бабушка Таня часто жаловаться на боли в груди. В деревне не было даже фельдшерского пункта, только фельдшерица принимала больных на дому и давала им направление в районную поликлинику. Ездить в направлении «туда-сюда» в район, чтобы получать необходимое лечение, было проблемно из-за транспорта и большой траты времени. Решила тогда моя мама забрать мать на время к себе, чтобы подлечить её в городских условиях. Остался в доме за хозяина один дед Иван. Трудно было старикам расставаться. К тому же дед был старше бабушки более чем на десяток лет. Были они всегда дружными, любящими, а тут оказались разлученными. Почтальонша, работающая в деревне, часто не могла принести во- время письма от бабушки деду и не могла во- время забрать письма от него, а потому письма получали с большим запозданием. Телефонная связь была в деревне часто недоступна. Так и случилось, что письмо уже от соседей, сообщающих о смерти деда Ивана, пришло тоже с большим запозданием. Умер дед скоропостижно от инфаркта, похоронили его дочери, живущие в Рязани. Больше ничего не сообщалось.
Позже выяснилась причина смерти.
Выстроил колхоз новые молочно-товарные фермы для коров. Гнали их на водопой мимо дедовой усадьбы. Чтобы сократить путь к реке, решило правление колхоза проложить новый маршрут через дедов огород, ссылаясь на то, что живёт старик один, а дети приезжают только изредка летом. Мол, итак хватит ему земли для огорода. Подогнали трактор к вишняку и стал тракторист выкорчёвывать деревья. Дед выскочил из дома, бросился навстречу идущему трактору, чтоб защитить посадку. Да не слушал его тракторист, продолжал крушить деревья. Сник дед, поплёлся к дому и упал посреди дороги. Подбежали к нему люди, да было поздно. Не выдержало сердце старика.
Бабушка долго болела. Всё рвалась поехать, хотя бы могилке поклониться. Но обратились мои родители к священнику, и объяснил он ей, что главное, это молиться об усопшем, а ехать далеко в её возрасте с плохим здоровьем не стоит. Послушалась и осталась жить в нашей семье. Только постоянно спрашивала, знает ли кто, как дела в деревне, как себя чувствуют вишни в их саду. И все дружно уверяли её, что всё в порядке, вишни, по-прежнему, красавицы и радуют всех своими ягодами.
Дом их сначала оформила на себя одна из младших дочерей, а позже продала она его колхозу на снос. Людей, живущих в деревне, оставалось всё меньше: молодые уезжали жить в города, а старики потихоньку умирали. Всем оставшимся одиноким старым жителям деревни было предложено переселиться к родственникам в соседние деревни. Так не стало и самой деревни Лопатинки.
Мамины сёстры редко писали письма матери, были спокойны за её старость. И к нам уже никто не приезжал. Только часто, собираясь за чаем, мы вспоминали варенье из Васюткиной вишни да истории из деревенской жизни и наших летних каникул.
Рассуждая про себя, где моя малая родина и что меня связывает с ней, я вспомнила не только годы детства и далёкий заводской посёлок на Урале, но и небольшую деревеньку Лопатинки в Рязанской области, откуда начинался наш род.
Живу я полвека в Беларуси. Здесь родились и выросли, стали уже родителями мои дети. Никогда не было в моей душе разницы в отношении между той моей родиной в России, воспитавшей меня и давшей путёвку в жизнь, и Беларусью, принявшую меня, ставшую моим вторым домом. В России остались могилы самых дорогих для меня людей – родителей, дедов, там живут все мои родные.
В боях за освобождение Беларуси под Витебском отдал жизнь молодой солдат Васютка. В Брест - Литовске в авиаполку служил брат отца Семён, откуда и был отправлен на фронт, погиб. Прошла через всю Беларусь и со вторым Белорусским фронтом дошла до Варшавы двоюродная сестра отца Надежда, участвовала в боях за освобождение Минска.
Как я узнала позже, много лет прожив в Гомеле, и то осталось в моём сердце навсегда, что в боях за освобождение нашего города сражался солдатом мой школьный учитель математики Столпник Борис Павлович. Значит, много и давно уже связывало мою судьбу с Беларусью. А потому нет у меня малой родины, есть одна большая – Родина, где вне зависимости от места рождения есть одно главное – любовь и преданность земле, на которой живёшь.
И есть на этой Родине совсем небольшой,возрождённый из оставшихся после выкорчёвки корней, теперь уже не ухоженный, старый вишнёвый сад рядом с ушедшей в бытие деревней Лопатинки, по-прежнему цветущий в мае и отдающий свои созревшие ягоды земле в память о родительской любви к сыну и сыновьей любви к Родине.