Валентин вздрогнул всем телом и открыл глаза. Что вырвало его из сна, он не смог бы с уверенностью сказать, однако бешено стучащее сердце давало понять, что проснулся он не сам. С трудом разлепив веки, Валентин оглядел помещение и с облегчением выдохнул – это была его собственная кухня. В квартире стояла абсолютная тишина, а серенький свет за окном говорил о том, что наступило раннее утро. Не без труда приподнявшись и приняв положение «сидя», мужчина размял затекшие от неудобной позы ноги и руки – все же человеку его роста и комплекции совершенно неудобно спать буквой Г на диванчике-уголке из кухонного гарнитура.
На столе нестройной шеренгой стояли две бутылки из-под испанского белого, одна – от Абрау-Дюрсо и валялось несколько пивных банок. Валентин поморщился. Вечер, который начинался так непринужденно и со вкусом риохи, непредсказуемо завершился вот такой алкогольной вакханалией. И сколько раз Валентин не обещал себе не смешивать, всегда случалось что-то такое, что приводило его к ассортименту пустых бутылок наутро. К головной боли наутро. К скандалам дома, бойкоту со стороны супруги, до жути правильной Катерины, и вялости в первой половине рабочего дня. Последнее, к слову, стало негативно сказываться на этой самой работе несмотря на то, что Валентин работал в своей собственной компании и являлся там по совместительству генеральным и финансовым директором. Ушлые коллеги, из «новеньких», быстро просекали, что по утрам руководитель слаб и совершенно не готов к спорам и выяснению деталей тех или иных вопросов, а потому со своими сомнительными проектами на утверждение они являлись именно в это время – до обеда. Те, кто был с Валентином с истоков компании, снисходительно относились к его время от времени случавшимся запоям и старались не поднимать волну и не решать важных вопросов до момента, пока его взгляд не обретал ясности, речь – характерных ироничных интонаций, а мысли – четкости, присущей кандидату технических наук, которым, собственно, Валентин и являлся.
Во вчерашнем бесчинстве был виноват не Валентин, а владельцы небольшого магазинчика в соседнем доме, которые не удосужились закупить достаточно белого вина: две бутылки для зрелого мужчины ростом метр восемьдесят шесть и весом за сто килограмм – это как слону дробина. Цели напиться не было. Как ее не было никогда. Была цель расслабиться после тяжелой рабочей недели и увенчавших ее выходных, на которые в гости снегом на голову притащились теща с новым бойфрендом. Тещу Валентин и так переваривал с трудом, за ее безапелляционность, резкость суждений и вечные рекомендации по любому поводу, а тут еще и это – новое приобретение. Молодящийся хлыщ без определенных занятий так и лип к теще, свысока поглядывая на Валентина, на его в целом достойный дом, на сына и дочь, на супругу Катерину, пусть не записную красавицу, но все еще привлекательную в свои 35 лет женщину, сохранившую тонкость талии и горделивость осанки несмотря на рождение двоих потомков. Двое суток Валентин порывался уточнить у хлыща, какого черта он позволяет себе подобное выражение лица в его доме, приехав из своей Псковской области, да еще и явно за счет тещи, однако Катерина, ощущая скользкость момента, всегда вовремя успевала пресечь эти попытки. Наконец, к вечеру воскресенья, гости засобирались и – проведя в карамельно-фальшивых прощаниях еще минут сорок в прихожей – отбыли. Досчитав про себя до ста и обратно, ни секунды не задумываясь, Валентин схватил с вешалки куртку, натянул кроссовки и отпер дверь.
- Кать, я в магазин. Что-нибудь еще надо купить?
- «Что-нибудь еще»? – язвительно произнесла Катерина, прислоняясь к косяку кухонной двери и грустно посмотрела на Валентина. – А ты сам-то за чем идешь?
Валентин замялся, но его было не так просто сбить с намеченного пути:
- Ну что ты сразу интонации эти включаешь, Кать. Я куплю бутылочку вина. Посидим. Надо как-то стресс снять… К тому же канун Рождества! Католического… Отметим. Не волнуйся ты, завтра на работу, надо быть в форме!
Спохватившись, что слишком частит, он замолчал. Супруга продолжала внимательно смотреть на него, и от этого становилось неуютно. Двенадцать лет вместе, многое за плечами – они видит его насквозь. Кого он хочет обмануть?
- Кого ты хочешь обмануть? – словно прочитав его мысли, озвучила Катерина. Помолчав, добавила: - Купи сливочного масла, этого, с коровой на обложке, и несколько глазированных сырков для детей. И бутылочку вина, Валь, договорились? Потому что это твое безудержное пьянство когда-нибудь закончится плачевно и совершенно неожиданно, я уверена. А мне этого не хотелось бы…
Насвистывая, он сбежал с третьего этажа пешком – несмотря на довольно длинные лестничные пролеты, Валентин получал удовольствие от пеших спусков и подъемов в свою новую квартиру в «сталинке». Лестница будто дышала воспоминаниями прошлого века, широкие лестницы, кованые перила, три квартиры на каждом этаже – все это создавало у Валентина ощущение собственной значимости и утверждало его в осознании себя как человека многого добившегося в жизни.
В магазине было пустынно. Скучающий продавец радушно принял Валентина:
- Абрау, как всегда? – на что мужчина ответил решительным отказом и попросил присоветовать что-нибудь достойное внимания из вин. Тогда продавец провел краткий обзор по имеющимся в наличии приличным винам, сопровождая его рекомендациями из личного опыта. Рассказ о белой риохе почему-то больше всего привлек Валентина, и он попросил бутылочку.
- Возьмите три? – предложил продавец. – Их всего три мы заказали, это нишевое вино, эксклюзив, можно сказать. Да и стоит недешево. Я домой такое беру, а тут, - он повел рукой в воздухе, словно обнимая окрестные дворы, - мало кто понимает в приличных винах. Взяли на пробу, жаль будет, если так и пропадут…
Валентин сомневался. Цены кусались, да и не в этом было дело. Перед глазами стояла Катерина, и именно сегодня почему-то особенно сильно не хотелось выглядеть мудаком в ее глазах.
- Ну, я не знаю, - протянул он. Продавец, почувствовав слабину, заметно оживился.
- А давайте одну вскладчину сейчас разопьем? – неожиданно предложил он. – Вы не торопитесь?
- Ну, - снова начал Валентин, - как Вам сказать…
- Да Вы же рядом живете, я Вас помню. У вас всегда такой безупречный вкус на вина…
Отпираться было бессмысленно.
- Профессиональная память на лица, - хмыкнул Валентин, ощущая в себе знакомое желание – почувствовать на кончике языка вкус вина, прокатить его по нёбу, сделать первый глоток и составить свое мнение… А дальше – дальше уж как пойдет. Хотя лучше бы «пошло» в сторону дома. – Давайте, открывайте.
Последовавшие за этой судьбоносной фразой события Валентин помнил плохо. Кажется, на первую бутылочку испанского белого, продавец (к тому же, оказавшийся и хозяином магазина) предложил «на пробу» положить красное, из того же региона. Бутылку оплатили – вскладчину, вскрыли и распили. Легло хорошо, и голова была удивительно ясной, а совесть не возражала против такого микса, потому что по ощущениям Валентина сделали они все в пределах получаса, так что за обстановку дома можно было не беспокоиться. Неимоверно гордясь собой, он попросил пробить ему десяток глазированных сырков и масло с коровой и задумчиво уставился на две оставшиеся риохи.
- Возьмёте две? Дома пусть стоят. Чтобы не бегать завтра, например, - складывая покупки в кулек, предложил хозяин между пиканьем кассового аппарата, через который он проносил по одному сырки. – Сейчас – пик – все пробьем – пик – и я кое-что еще – пик – покажу. Такого – пик – никогда не пробовали Вы – пик. Кстати, меня – пик – Геннадий зовут- пик – пик.
- Валентин, - представился Валентин. – Давно пора было познакомиться. Уже полгода хожу в этот магазин, а имени вашего не знаю.
- На ты? – коротко поинтересовался Геннадий и склонился над невысоким стеллажом с бутылками. – За счет заведения! – произнес он, вынимая с самого низа пузатую бутылку и стирая с нее рукавом пыль.
- Что это? – оробел Валентин, для которого скорость опорожнения тары была высоковатой несмотря на длительный стаж и сноровку.
- Это портвейн. Не «три семерки», - хмыкнул Геннадий, - куда более глубокого оттенка вкуса, на более чистых спиртах, с такой выдержкой, которая тебе, Валюха, не снилась!
С этими словами он гордо прошагал к двери в магазин и перевернул висящую на ней табличку так, чтобы возможные посетители упирались взглядом в надпись «ЗАКРЫТО» и не мешали процессу.
- Слушай, мне домой надо, - слабо возразил Валентин, ставя пакеты с покупками на предназначенную для этого полочку и расстегивая молнию на куртке.
- Сейчас и пойдешь. Только протестируем, как зайдет – и сразу пойдешь, - потирая ладони ответствовал Геннадий.
Дальнейшее Валентин помнил с трудом и вспышками. Кажется, был еще бренди или виски… Какие-то дурацкие лимонные (или, может, апельсиновые?) дольки в качестве закуски, шоколадка с орехами на хрусткой фольге и долгие попытки запереть магазин и поставить его на сигнализацию, в ходе которых они с Геннадием отбирали друг у друга ключи и смартфон, где в записях хранился код активации системы. Дальше почему-то такси и гулкие басы клуба, от которых что-то неприятно отзывалось в груди… Снова такси, ночной клуб и охранник в дверях, ни за что не желавший впускать их с Геннадием внутрь, препирательства и боевой задор сторон… Когда аргументы сторон иссякли, охранник просто придвинул Валентина к зеркалу в холле и ткнул пальцем в отражение последнего: на Валентина смотрел мутными глазами незнакомый мужчина со всклокоченной прической, наряженный в криво застегнутую клетчатую рубашку с дырками от кнопок в месте, где когда-то был один из нагрудных карманов, и парой жирных пятен на животе. Картину венчали растянутые домашние спортивные штаны, кроссовки для кратких походов в магазин и перекошенная на плечах куртка.
- Генка, пойдем. Нас тут не примут, - выдавил Валентин и, развернувшись, зашагал в сторону выхода.
- Пойдем, оторвемся на полную, - поддержал Геннадий и последовал за Валентином. Массивная дверь захлопнулась за ними, отсекая клубный гул и – память.
Все, что было после – терялось во мраке. Ни вспышек воспоминаний, ни озарений, ни намеков на происшедшее. Постанывая, Валентин поднял свое утомленное тело с дивана и прошаркал в сторону раковины. Спустив воду из крана, он наполнил самую большую кружку до краев и, жадно глотая и морозя горло, выпил залпом, до дна. Повторив операцию еще два или три раза, он подумал, что самое время почистить зубы и идти мириться к Катерине. Однако, вместо ванной комнаты ноги понесли его в туалет, где вся вода благополучно исторглась из него в услужливо распахнутый зев унитаза. Валентин, который никогда в жизни, исключая раннее детство, не блевал, изумленно навис над толчком. «Что за черт?» - возмутился он. Организм в ответ пригрозил новым приступом, и возмущаться стало не совсем удобно. Освободившись от выпитого, он доплелся до ванной и решительно приступил к чистке зубов. Однако, не успел мужчина сделать нескольких движений рукой, как его ощутимо замутило. Всегда такой приятный, даже с похмелья, мятный вкус пасты вызывал отвращение. Тщательно прополоскав рот, он выдавил на щетку дочкину клубничную пасту и не без удовольствия завершил начатое. Вкус клубники увлек его настолько, что, совершенно не отдавая себе отчета, Валентин двинул назад, в кухню, где, распахнув холодильник и энергично пошарив там, нашел полбанки клубничного варенья. Рот наполнился слюной, рука вслепую достала из ящика ложку, и он припал к банке. Наслаждение входило в организм с каждым глотком, с каждой крупинкой клубничного зернышка, похрустывающей на зубах, и очень скоро варенье закончилось. Глупо улыбаясь, Валентин поставил банку в раковину, туда же отправилась ложка, а сам он двинулся в сторону спальни. Измученный алкоголем и тошнотой мозг судорожно подыскивал слова оправдания и извинения, которые нужно будет сказать Катерине, обнимая ее, однако все это не пригодилось. Спальня была абсолютно пуста. В ней отсутствовала не только жена, но и само ощущение ее присутствие, словно жены там никогда и не было. Не веря глазам, Валентин открыл шкаф и, как в худших мелодрамах, увидел в нем полтора десятка пустых вешалок, покачивающихся, словно насмехаясь над ним.
«Она у детей!» - решил Валентин совершенно нелогично, и пошел проверить, однако и детская была пуста. Пуста той самой пустотой, которую можно назвать абсолютной, которая включает в себя только клубки пыли, обрывки бумаги и голые, без постельного белья, кроватки.
Внезапно голову пронзила боль, и Валентин, скривившись, опустился прямо на одну из кроваток. Понять и – тем более! - осознать произошедшее было сложно.
- Надо включить логику, - постарался успокоить он себя. – Тогда и память подтянется. И цепочка событий сложится. И я все пойму. И Катерина… вернется. С детьми.
Однако, логика не включалась. Как не включалась и память. Зажигая в каждом из помещений свет, Валентин прошел по квартире. Запустение и хаос, свидетели чьих-то скорых сборов. Стоптанные детские сандалики, забытая на вешалке шляпа Катерины, покосившийся календарь с перечеркнутыми датами… Стоп!
- Что? – удивленно протянул Валентин. В календаре были зачеркнуты все дни декабря, все до единого, а он точно помнил, что уходил в магазин вчера, в канун католического Рождества. Это что же, он почти неделю беспробудно пил?..
- Не может быть, - сказал Валентин, но ему никто не ответил. Схватив трубку радиотелефона, он набрал первый попавшийся номер. Когда на другом конце ответили, он сразу задал волновавший его вопрос:
- Подскажите, пожалуйста, какое сегодня число?
В трубке зажрали.
- Пожалуйста! – взмолился Валентин.
- Допился, мужик? С праздничком тебя! – глумилась трубка молодым мужским голосом. – Как ты сам-то думаешь, какое сегодня число?
- Ну, двадцать пятое декабря… или, может, двадцать шестое, - не очень уверенно предположил Валентин. После очередного взрыва хохота, ему ответили:
- Разборчивей надо быть с алкоголем, товарищ. Так и до карачунов допиться недолго! Сегодня восемнадцатое января. С новым годом, дядя! – и связь оборвалась.
«Это невозможно... Это невозможно - прогулять, пропить, прошататься где-то почти три недели и ничего не заметить… Где Катька? Где дети? Что происходит? Пожалуй, мне пора действительно идти в клинику, лечиться, подшиваться, кодироваться… Если… Если, конечно…» - внезапно озаренный догадкой, Валентин набрал еще один номер, тоже наугад, и задал тот же вопрос. В этот раз над ним никто не смеялся. Вредная бабка отчитала его как школьника за шалости и добавила, что «хотя бы в Крещение можно было бы обойтись без дурацких детских розыгрышей».
- Спасибо, с праздником, - на автомате произнес Валентин и сел на пол. – Крещение? Восемнадцатое января???
Сознание хотело разрыдаться – от страха и от стыда, а желудок, меж тем, потребовал еды. Это было удивительно, потому что в состоянии стресса Валентин прекращал есть, просто не мог – не лезло. Сейчас же неоднозначное посасывание в районе солнечного сплетения говорило о том, что надо подкрепиться.
На кухне по-прежнему горел свет и царил бутылочный бардак. Валентин поставил чайник, достал из холодильника банку смородины, перетертой с сахаром, а из хлебницы чудом не поседевший хлеб и, пока вода закипала, начал наводить подобие порядка. Именно поэтому он заметил уголок записки, до этого скрытой банками из-под пива. Интуитивно он почувствовал, что записка не принесет ему радости, и потому, поборов любопытство, отложил ее в сторону. Сначала необходимо было поесть. Только закончив весьма странный завтрак – пяток бутербродов со смородиновым вареньем, чай и несколько кружков засохшей сырокопченой колбасы, он снова обратил внимание на листок бумаги, сложенный вдвое. Раскрыл его, подхватил выпавшие из сгибов более мелкие бумажки и долго скользил глазами по строчкам, не в состоянии осознать все написанное.
«Валя, это конец. Мы долго прожили вместе, и я всякого с тобой навидалась – от рэкетиров до твоего собственного похищения в Дагестане, у нас было много чего в жизни, и хорошего и плохого, но всему наступает предел. Сейчас – именно такой момент. Внимательно изучи прилагаемые документы, ты вручил их мне после двухнедельного загула неизвестно где. Мне показалось это абсурдом, и я надеялась, что это просто белая горячка. Однако, когда прошла еще неделя, и ты по-прежнему норовил напиться и утверждал, что «залетел», вымаливая у меня прощение за эту фатальную ошибку, я все же вызвала тебе психиатричку – если ты сам не помнишь. Они сначала смеялись и чуть не приняли нас обоих, а потом – сделали анализы на месте, и все подтвердилось. Я не знаю, как ты этого добился, и как такое может быть вообще. В природе такого никогда не было, однако я не хочу думать об этом. Твой фарс и шуточки зашли слишком далеко, и больше я не желаю с этим мириться. Миллион раз говорила тебе, что твои пьянки приведут к неприятностям, и – вот… Хотя случившееся назвать неприятностью сложно, скорее – абсурдом… изучи бумаги, внимательно, и ты все поймешь.
В завершение могу сказать одно: я в этом бреде принимать участия не собираюсь, тебя же прошу беречь себя, в связи со всем этим интересным весьма положением, для меня ставшим трагедией. Ни я ни дети не готовы выставлять себя на посмешище, поэтому мы уезжаем. Не пытайся искать с нами встречи, не ищи нас, хотя это сделать не сложно, но просто – выполни хотя бы одну мою просьбу в жизни.
Желаю тебе удачи и – здоровья.
Катя»
Записка ничего не проясняла, но, когда Валентин начал изучать остальные документы, его мозг потерял ориентиры окончательно. Судя по прилагаемым результатам анализов, Степанюк Валентин Николаевич, 38 лет от роду, вес, рост, находился на сроке беременности, равном 3 неделям и 1 дню, в доказательство чему приводились анализы ХГЧ и не совсем четкие изображения УЗИ. Валентина сильно замутило, одновременно с желанием сожрать кусок бородинского хлеба с подсолнечным маслом и солью.
- Вот херня-то какая, - сказал он вслух, только чтобы что-нибудь сказать, однако легче не стало. Хлеба в доме не было, тошнота отпустила, и поэтому Валентин решил одеться и сходить в магазинчик к этому, как бишь его, Геннадию, и уточнить, что за ерунда произошла пока он находился в бессознанке.
В магазине уже тусовались ранние покупатели, однако Геннадий, заметив Валентина, приветливо кивнул и через несколько минут подошел к нему.
- Ну что, как самочувствие, папуля? – словно ни в чем ни бывало, осведомился он. – Томатного сока сегодня или маринованных огурчиков желаешь?
Валентин стоял столбом.
- Ты знаешь?
- О чем? – хитро прищурившись, спросил Геннадий. – Кто отец… или мать?... Короче, кто поспособствовал – не знаю, ты сказал «это личное». Где жена и дети – тоже не знаю. В последний раз ты покупал частик в томате и мятные пряники. Все признаки налицо, да и анализы мы вместе ходили сдавать, Валька. Круто!!! Получим премию в миллион долларов, смотри бодрее! Заживем!
- Какую, бл*ть, премию? – взорвался Валентин. – Ты что несешь? – и он схватил Геннадия за грудки и хорошенько встряхнул, что было несложно сделать, учитывая, что ростом Геннадий едва ли превзошел бы собаку породы риджбек, вздумай она пройтись на задних лапах.
- Отпусти, Валька!! Что ты на меня-то щеришься!!! Я что ли нагулял неизвестно где? – брыкался Геннадий, пытаясь снова обрести пол под ногами. – Ты хотел выпить – я выпил с тобой. Ты хотел по кабакам – пошел с тобой, даже магазин закрыл свой, мне казалось тебе нужна компания. А уж потом где и как ты время проводил – я не знаю.
- Рассказывай, что знаешь, или прибью на месте, - прорычал Валентин, борясь с приступом тошноты, но Геннадия на пол все-таки поставил.
- Да я уже все рассказал. Тусовались. Под утро я очнулся, а тебя нет. Через пару дней пришла твоя жена, Катерина, вроде бы, да? Спросила, как я посмел тебя бросить бухого неизвестно где. Сказала, что шлешь ей смски из разных точек города с просьбами не волноваться и все узнать у меня. А что я мог сказать?.. Ты лучше мне сам скажи, что делать-то теперь будешь со всем этим, а?
Тошнота подкатила снова, а внизу живота потянуло, тоненько и неприятно. Валентин схватился за стойку с конфетками и прикрыл в изнеможении глаза. Второй рукой он бессознательно поглаживал живот, пока неприятные ощущения не отступили.
- Валь, давай сырку отрежу, огурчиков, там… Может хлеба? Или снова частика хочется, а? Сбледнул ты что-то с лица совсем, - засуетился Геннадий. Вместо ответа Валентин лишь махнул рукой и, не оборачиваясь, пошел на выход.
…
Дома было все без изменений. Результаты анализов так и лежали на столе, а пустая банка из-под варенья укоризненно выглядывала немытым боком из раковины. В растерянности постояв посреди кухни, Валентин решил, что самым лучшим решением в этой безумной сложившейся ситуации будет сон. Словно откликаясь на его слова, рот искривился в широком зевке, ноги сами повлекли его в туалет, затем – в ванную, затем – к холодильнику, где по счастью стоял нераспечатанный пакет молока, который Валентин ополовинил прямо так, не тратя время на наливание в стакан или чашку. В спальню идти не хотелось, было что-то депрессивное в ее пустоте, и, скрючившись в позе эмбриона, он прилег на кухонный диванчик. Сон накрыл его моментально, не дав ни малейшего шанса додумать последнюю из четких мыслей: «Помойку не вынес… вонять будет тошнотворно».
***
…Валентин вздрогнул всем телом и открыл глаза. Что вырвало его из сна, он не смог бы с уверенностью сказать, однако бешено стучащее сердце давало понять, что проснулся он не сам. С трудом разлепив веки, Валентин оглядел помещение и с облегчением выдохнул – это была его собственная кухня. В квартире стояла тишина, нарушаемая только едва слышным стрекотанием холодильника, а серенький свет за окном говорил о том, что наступило раннее утро. Не без труда приподнявшись и приняв положение «сидя», мужчина размял затекшие от неудобной позы ноги и руки – все же человеку его роста и комплекции совершенно неудобно спать буквой Г на диванчике-уголке из кухонного гарнитура.
На столе нестройной шеренгой стояли две бутылки из-под испанского белого, одна – от Абрау-Дюрсо и валялось несколько пивных банок. Валентин поморщился. Что-то тревожило его, но он никак не мог вспомнить… Может, с Катькой поругались вчера? Или с ментами?... Предположения не находили отклика в памяти, а рука почему-то непроизвольно потянулась к животу и погладила его. Зверски захотелось есть… И тут он вспомнил все.
Однако прежде, чем он начал сбрасывать бутылки со стола в попытке найти бумаги, в проеме нарисовалась Катькина фигура в ночной рубашке до пола, силуэтом напоминавшая приведение.
- Очнулся? – нейтрально спросила она. Валентин кивнул, не зная, что сказать.
- Значит так, после того, что ты накуролесил, расхлебывать это будешь сам, - ровным голосом произнесла супруга. Сердце Валентина усиленно забилось, то ли от неприятного предчувствия, то ли от счастья, что вот она, здесь, его супруга, с которой прожито столько лет и пережито столько всякого. Наверное она придумает, как им быть, что делать с ребенком, куда двигаться дальше. Пришла пора признаться, хотя бы самому себе, что женщины – мудрее, они всегда знают, что делать в той или иной ситуации. А уж с ребенком…
- Катюша, - откашлявшись начал он. - Я тебе так благодарен за то, что ты такая…лояльная. Что ты все равно со мной, невзирая на все… - завел Валентин, но жена не дала ему закончить.
- Вот это самое «все» сейчас лежит горкой в прихожей. Твоя дорогая куртка, стоившая тебе почти тысячу долларов, с пачкой масла, растаявшей в кармане, с десятком сырков, которые ты зачем-то убрал во внутренний карман, и теперь они уделали всю подкладку… Уж не знаю, где ты валялся и к чему прижимался этими сырками, однако сейчас это не имеет никакого значения. Ты немедленно приведешь себя в порядок, уложишь куртку в пакет и отвезешь ее в химчистку. Если еще раз ты напьешься, как это было вчера, - и она резко повела подбородком в сторону остатков застолья, - я уеду с детьми к маме, и, поверь, тебе придется очень постараться, чтобы вернуть нас домой. Это понятно?
- Понятно, - кивнул Валентин, которого внезапно обуяло ощущение безграничного счастья. Однако, уточнить все-таки следовало:
- Слушай, а как… ну это… с беременностью?
- Какой еще беременностью? – Катерина насмешливо сморщила нос. – Я не собираюсь больше рожать детей от тебя, пока ты пьешь. Я уже говорила это. Если тебе так хочется, рожай сам, но учти – по пьяному делу можно всякого накуролесить…
Валентин не дал ей закончить фразу. Не обращая внимания на похмельную ломоту в висках и головокружение, он резво вскочил с диванчика, подхватил Катерину на руки и закружил ее по кухне, стараясь не задеть ни бутылки на столе, ни тостер, ни чайник.
- Как же я люблю тебя, Катька! – прошептал он ей в пушистые со сна волосы. Давай родим еще ребенка, а? Я брошу, честное слово, я брошу пить!
Он повлек ее в сторону ванной – принять вместе душ, и ни Катерина, ни Валентин, поглощенные друг другом и верой в прекрасное и счастливое будущее, которое действительно казалось им возможным в этот момент, не обратили внимание на невзрачную полосочку бумаги, валявшуюся рядом с мусорным ведром. На полоске явственно проступали две параллельные синие черточки…
18.10.2017