По фронтовым дорогам
I
В вещмешке суточный паек и кожанка. На плечах – отлично сшитая молодым бойцом, портным в ...надцатом поколении, шинель. Уселся в угол на заднее сидение. Автобус тронулся - госпиталь остался позади. Подняв ворот шинели, поудобней укутавший, предался воспоминаниям.
В памяти осталось много неординарных событий и приключений, произошедших со мной в последние дни. После госпиталя, на душе остался неоднозначный осадок. Стараясь отогнать неприятные воспоминания, пытался переключить свои мысли на то, что ожидает меня в будущем: «Всё! На передовую - к своим. Там у нас свои законы и я привык жить по ним. Там всё понятно – Впереди: фронт, мой батальон, последние бои, и конечно же Победа!».
Однако тягостные воспоминания меня не отпускали, принося – то грусть, то радость. «И не отпустит, - понял я. - Надо душой и сердцем понять и прочувствовать. Затем с холодной головой дать правильную оценку всему произошедшему сегодня со мной в госпитале. Расставить все на «свои полки» и отбросив все лишнее - успокоиться».
Почему так повела себя Валентина Николаевна? Как она могла предложить мне такое, что было противно ее слушать? А согласись на ее предложение – кем бы был я тогда?! Подумать только!.. Вероятно, своей неожиданной выпиской, я загнал её в цейтнот? Она просто не успела сообразить, как повести себя? Вполне всё объяснимо… Ладно, расстался я с ней вполне вежливо и корректно, мы больше не увидимся – всё проехали!..
А встреча с Машей?.. Когда началось наступление, наши соединения перебрасывали из одной армии в другую, с одного фронта на другой. Для усиления боевой мощи бригады переформировывались в дивизии. Появлялись новые полевые почты – новые адреса. Тогда то мы с Машей связь и потеряли. Найти друг друга в боевой обстановке было делом безнадежным. Глубоко укоренившаяся любовь заставляла продолжать поиск. Но тщетно. А когда наша армия была переброшена из-под Тарту на другой фронт – под Кобрин, я потерял всякую надежду встретить свою любовь – милую Машу. И вот эта встреча – полный сюрприз. Но длительный разрыв сыграл свою злую непоправимую шутку. Маша, милая Маша, ты вдохновляла меня с той минуты, как мы познакомились. Твои страдания, твоя вера в Победу, твоя забота о раненых снискали тебе славу в кругу твоих друзей и мою любовь. Жаль, что ты не можешь стать моим спутником на всю оставшуюся жизнь. Ты не знала, застегивая пуговицу на моей гимнастерке, что там, в кармане моей гимнастерки, в партийном билете, лежит моя клятва, написанная наполовину кровью, наполовину карандашом: "Россия! Родина моя, как я чертовски тебя люблю! За тебя, моя Россия, я не пожалею не только кровь пролить, но и готов отдать свою жизнь ради грядущих поколений". А ведь я ее написал и под впечатлением нашего знакомства. Я достал записку, которую она мне написала при расставании, прочитал ее, свернул и положил в партбилет.
Мысли путались в моей голове, автобус уже спускался вниз по ухабистой брусчатке к центру города Прейстангард. Со мной был Коля Попов – лейтенант из первого батальона. Юноша необыкновенной красоты: с правильными чертами лица, белокурый с вьющимися волосами, с приятными веселыми голубыми глазами и немного припухшими розовыми губами. Наши девушки не давали ему прохода. Сам же он, стеснялся своей красоты.
Дело шло к вечеру. В городе уже налаживалась власть «польской посполиты». По улице, слева, на одном из домов развевался красно-белый флаг Польского государства. Мы подошли к группе пожилых мужчин с повязками на руках с вопросом:
– Где можно переночевать, скоротать время до утра. Они повели между собой серьезный разговор, тревожась о нашей безопасности, опасаясь, чтобы мы не попали в руки групп Миколайчука – те могут и убить. Затем, все обсудив, один из них довольно понятным русским языком, сказал:
– Скоро произойдет смена патрулей. Пойдете вот к этому пану. Он из рабочих и принадлежит к польской рабочей партии, и у него дома заночуете... У пана и «ручнище» (повидавший виды немецкий карабин - Mauser 98k) имеется. А так, оставлять вас у кого либо из нас – опасно.
Мы согласились. К "пану из рабочего класса" идти пришлось довольно долго. На город уже окончательно опустилась темная безлунная ночь.
II
В квартире мерцали самодельные светильники, тени и "зайчики" от которых, бегали по стенам. По углам сверкали три пары глаз дочерей пана, с личиками – одна краше другой. Хозяйка где-то копошилась, собирая ужин. Мы тоже достали выданный нам на дорогу паек и, вскладчину, появился довольно приличный, по тем временам, стол.
В ходе ужина, мы перезнакомились, и три девчушки. Одной примерно – 16, другой – 14 и третьей – 12 лет, облепив моего красавчика – Колю, перешли в "атаку". Одна прижалась ему под руку справа, другая слева, а третья – младшая, повисла на него со спины, обхватила его за шею обеими руками. Они щекотали, и смеясь целовали его. Ни пан, ни панна на их проказы никак не реагировали, делая вид, что все довольные и всем хорошо.
– Николай Иванович, спасайте! Что мне с ними делать? Выручайте!
Я вопросительно посмотрел на родителей, те ничего не предпринимают. А девчушкам, видимо, до этого было скучно и они дали своим шалостям волю.
Панна указала место, на котором я крепко уснул и проснулся только с рассветом. Хозяева копошились у чайника. Коля крепко спал, беспомощно разбросив руки, сидя, облокотившись головой о спинку и спустив ноги с дивана. Вокруг, прижавшись к нему, не снимая халатов, посапывая, лежали три крали-девчушки. Я-то выспался, а ему-то, как?
– Коля, проснись! Нам надо в путь...
Он легонько поснимал с себя ручонки спящих девушек, тихо поднялся и прошептал:
– Ну! Это была для меня Варфоломеева ночь! Хотя бы одна, а то все три…
Хозяева угостили нас чаем. Панна, указывая на Колю, сказала:
– Ах! Дуже добжий хлопец. Кончится война – приезжайте к нам – мы жонок вам подаруемо.
– И вам внучат красивых… Я сказал это так искренне, что панночка кинулась обнимать меня. Колю же она расцеловала и даже перекрестила.
Простившись с гостеприимными хозяевами, мы стали выбираться из города. Я бодро шагал, подшучивая над Колей:
– Не отставай "генофонд"!
Явно растянув паховые связки, Коля еле поспевал за мной "кавалерийской походкой":
– Да что я мог с ними поделать?
– Не жалься – с тебя не убудет, а глядишь, кто из троих и понесет. Война сколько мужиков повыбивала, а о таких внучатах пан с панночкой и не мечтали. Законы природы берут свое …
Выйдя на трассу, по которой уже во всю, в обе стороны сновали наши машины, на попутках мы проскочили от Вислы почти до самого Одера.
III
По дороге мы встретили еще двух воинов из рядового состава, которые также следовали в одну из частей нашей дивизии. Мы обрадовались – нас уже четыре мужика, все веселей. Ночевать решили вместе, в домике у лесника – довольно пожилого немца.
Вечером к леснику прибыли еще два немца. С ними была одна женщина. Все они занялись приготовлением обеда. Достали откуда-то сумку с картофелем. Начистили, помыли и начали варить, немного посолив. Сварив картофель, выбрали его в огромную миску, а отвар от картофеля поставили посередине стола. Больше из съестного на столе ничего не появилось.
Пригласили к столу и нас. Мы не стали отказываться. Сели за стол, и не сговариваясь, достали из вещмешков все свои припасы: булку хлеба, банку мясных консервов, рыбные консервы, шмат сала. Порезали хлеб, раскрыли консервы, нарезали каждому по куску сала. Немцы, наложив в тарелки картофель, залили его картофельным отваром, приговаривая:
– Лефель – зупен! – подсаливая каждый себе по вкусу.
Мы положили в тарелки картофель и принялись ложками накладывать к нему консервы. И тут один из воинов обратился ко мне:
– Товарищ капитан, а по пятьдесят граммов разрешите выпить к обеду?
– А есть?
– Есть! – он достал фляжку, и тут же на столе появились наши солдатские кружки. Он аккуратно стал наливать понемногу. Я спросил:
– А что это? Спирт?.. Какой?
– Настоящий – медицина! Сестричка, провожая, налила мне на дорогу, чтобы вспоминал ее добрым словом.
– Тогда наливай всем сидящим за столом.
Немцы, видя это, напряглись и тихо начали переговариваться. Сидящий рядом солдат мне сказал:
– Я знаю немецкий разговорный язык. Они говорят: "Давайте посмотрим, что будут делать русские".
А мы, кто стал разводить, кто пил залпом. Я выпил залпом, запил водой и закусил салом, как говорится – принял "под шинелью". Немцы тоже решили нам подражать, хлебанули спирта и… задохнулись. Мы от всей души захохотали, немцы тоже засмеялись:
– Вот это да! Разве ж так можно?
– Закусывайте. Эсcен, бите! – предлагали мы немцам консервы, смеясь.
Обед пошел на славу. За столом все перестали чувствовать, кто есть кто. А немцы восхищались:
– Вот почему русские такие крепкие! То, что они съели, нам бы на неделю хватило.
Так нам пришлось впервые обедать с немцами за одним столом.
Далее шли пешком. Ориентируясь по указателям на столбах и деревьях, мы добрались до тылов нашей дивизии. Меня удивило: на надписях и стрелках, зачастую была указана моя фамилия. Показал Коле:
– Коля, меня в батальоне нет, а фамилия значится на указателях?...
"Виновника" мы нашли, уже добравшись до своих – это был командир взвода снабжения, лейтенант Макаров. Он мне ответил так:
– Напишу другую фамилию – не поймут, а вашу все знают, и наш батальон все точно находят.
Нашли и мы…
IV
Найдя штаб дивизии, мы зашли в отделение кадров. Встретили начальника отделения майора Бранькова. Моего попутчика, лейтенанта Колю Попова, он тут же направил в свой первый стрелковый батальон командиром роты. Коля обрадовался. Простившись со мной, закинул он свой вещевой мешок за спину и удалился. А мне майор сказал:
– Ваше назначение я сам решить не могу. Вам самому придется обратиться к командиру дивизии. Он располагается в доме, обсаженном кустами сирени, по улице справа. У входа стоит часовой, но комдива пока нет, он в частях на переправе.
Я подошел к дому, а комдив оказался у дома. В гимнастерке, без ремня, упражнялся в рубке куста сирени немецкой саблей. Неожиданно для него, я обратился:
– Товарищ полковник, разрешите обратиться?
Он развернулся и, с восторгом, громко произнес:
– Ого! Вернулся казак? Как хорошо... Ну, как подлечился?
– Раны открыты, но они меня не беспокоят. Готов выполнять любую, поставленную вами, задачу.
Адъютант – звони! Начальника отдела кадров – ко мне! – сам пошел в помещение, привел себя в порядок.
Вот уже на всех порах прибежал майор Браньков и сходу доложил сходившему по ступенькам комдиву:
– Майор Браньков прибыл!
– Хорошо. Куда мы определим этого капитана?
Майор замялся.
– Хотя сейчас не надо. Его направим в мой резерв.
- Товарищ полковник, у меня направление в управление кадров Второй Ударной армии! – доложил я.
– Ну, не заводись казак! Ни куда мы тебя не отпустим. С направлением сами всё уладим. Оставайся в дивизии. После госпиталя, даю вам десять суток отдыха. Устраивайтесь при административно-хозяйственной части дивизии и с ними перемещайтесь. Да, там, кажется, ему есть орден?
– Есть! Товарищ полковник, есть!.. У меня в сейфе...
– Так. что стесняешься, давай же его сюда! Мы ему здесь и вручим!
Через несколько минут майор зачитал приказ о награждении меня орденом "Отечественная война" I степени, за взятие города Эльбинг. Комдив собственноручно прикрепил его мне на грудь к гимнастерке, со словами:
– Поздравляю с высокой правительственной наградой. Носи, гордись – ты ее заслужил честно! Понимаю, что ты заслужил большего, но бог свидетель – я сделал, что смог.
Вместо Бога, засвидетельствовал майор Браньков:
– Да с комкором вечно проблемы, спасибо в армии удалось хоть как-то все уладить…*
О чем говорили Чесноков с Браньковым, я так и не понял, и интересоваться не стал. Ведь когда командир полка спросил: "К какой награде, за Эльбинг тебя представить, комдив любую подпишет?", я сам попросил именно этот орден, орден который носит название той войны, которую я прошел с первого до последнего дня. Поблагодарив комдива, я спросил:
– Товарищ полковник, разрешите мне смотаться на командный пункт моего родного полка.
– Разрешаю. Игнатьев будет рад! Там его и обмоешь, чтоб эмаль не облупилась. Полк сейчас на берегу в пяти-семи километрах отсюда. Готовит ложную переправу, а при удачном исходе, она может оказаться главной. Ну! С Богом!
V
К Одеру шла прямая и ровная дорога, на которой кое-где были видны следы войны. То справа, то слева дорога была усеяна воронками.
Штаб полка оказался в просторном, светлом подвале. Скорее, это даже был не подвал, а "фундаментная" над землей, поскольку подземные воды здесь близки к поверхности земли. Столы в убежище стояли вразброс. За ними, над картами работали офицеры. За одним из столов, спиной к входу, сидел командир полка, гвардии подполковник Игнатьев. В левом дальнем углу, отгороженная простынями, была видна постель. Видимо, это была спальня командира полка. Из-за простыней вынырнула голова Лидочки – жены командира, которая уже второй год делила с нами тяготы фронтовой жизни.
– Алексей Иванович, посмотри: кто к нам прибыл? – громким и радостным голосом потревожила подполковника Лида. Сама направилась ко мне и, протягивая руки, поприветствовала: – Здравствуйте, Коля! С выздоровлением тебя! А мы тут уже думали, что навсегда тебя потеряли.
Алексей Иванович, подняв очки на лоб, повернулся ко мне лицом, вскочил, с радостью обнял и расцеловал меня:
– Здорово! Не ждал, не ждал... Ну! Вернулся? Так что? Опять к нам в полк?
– Дорогой Алексей Иванович, здравствуйте! Пока нет! В резерве комдива... Решил, навестить вас.
– Значит, ты нам дорогой гость? А ну-ка все со стола! На стол закусь, а потом и обед нам на стол. Да ты и орден, уже получил? Поздравляю! Лида, глянь! Наш Николай уже с орденом на груди. Комдив говорил, что хотел лично тебе его вручить. Сейчас мы обмоем твой орден, чтобы не заржавел да эмаль крепко держалась. А ну, Коля, – отвинчивай его и в кружку! – скомандовал комполка, распечатывая, невесть откуда взявшуюся, в его руках бутылку французского коньяка.
Обед, в кругу старых друзей, затянулся до вечера.
- А мы тут открытую переправу готовим, чтобы больше сил противника привлечь на себя. Завтра утром начнем переправляться.
– А как противник?..
– Тревожит нас отдельными артналетами, когда им боеприпасы подвозят. Ведет беспокоящий огонь. Однако есть раненные, да и убитые тоже есть. Так ты, что уезжать собрался? Ночуй здесь, а если что, то мы сообщим о твоем местопребывании. У нас здесь и поужинаешь и позавтракаешь, но знай, что ужин бывает у нас очень поздно, а завтрак – очень рано. Я засмеялся:
– Мне этот режим так хорошо знаком. Как я по всем вам соскучился!..
Я вышел на берег Одера. Устье. Весна. Вода разлилась шириною до полутора, а местами – до двух километров. Вода уходит в море довольно быстро. По глади реки плывут доски, бревна и просто мусор.
Низкий песчаный берег кишит людьми. Звенят топоры, визжат пилы. Каждый занят своим делом. Тут же, на барханах, замаскированы пулеметные точки, огневые позиции противотанковых орудий с дежурными расчетами. Несколько сзади разместились наблюдательные посты артиллеристов и разведчиков. Замаскированный передовой командный пункт полка – все находится в полной готовности к началу форсирования Одера.
Ночью поступил приказ: "26 апреля 1945 года в 5.00 начать одновременное форсирование Одера.
VI
Утром с командного пункта полка взвилась красная ракета. По передовой позиции противника заработала наша артиллерия. Отчалил первый эшелон лодок со стрелковыми подразделениями.
Во втором эшелоне тронулись моторные лодки, которые и потянули за собой плоты с противотанковыми орудиями, расчетами и лошадьми, а в третьем готовились полупонтоны с пушечной артиллерией. Остальная артиллерия после артподготовки в колоннах тронулась на понтонную переправу.
Я решил – переправиться со вторым эшелоном на одном из плотов, и зашел на плот, где располагалась 76-мм полковая пушка с расчетом.
Первый эшелон достиг уже середины русла реки.
К нашему плоту подошел небольшой катер и поволок нас на противоположный берег. Время было раним и туман только начал отрываться от зеркала текущей воды. Мы преодолели пол русла реки – туман рассеялся. Насколько я мог видеть, по всей площади обозримого участка реки – от берега отчаливали рыбацкие лодки, плоты, понтоны с танками, и вся эта лавина широким фронтом устремилась на противоположный берег.
Над головами прошуршали и плюхнулись в воду снаряды. Вода столбами взметнулась вверх, а затем там распласталась и сверху обдала воинов холодным душем. Все, кто попадал под этот душ – промокли до ниточки, прозябли, зуб не попадал на зуб.
Один снаряд попал в соседний с нами плот и разметал его в щепки. Орудие нырнуло под воду, а лошади и люди бросились плыть к противоположному берегу. Ездовые, вцепившись лошадям в хвосты, волочились за ними. Лодки мер безопасности на большой скорости подскакивали к местам аварии, и быстро, через борт, вытаскивали воинов из воды.
Тем временем первый эшелон уцепился за берег, с криками "Ура!" атаковал первую траншею противника. Противник, то ли бежал, то ли был уничтожен в ходе артиллерийской подготовки.
В начале наступления, еще кое-где, шлепались в воду снаряды. Противник, сначала вяло отстреливался, а затем и совсем прекратил обстрел. Мы добрались благополучно, если не считать, что несколько плотов перевернулось, матчасть ушла на дно, а людей выловили спасательные команды.
На нашем участке, противоположный берег противником оборонялся слабо. Сильные бои шли южнее, где-то в районе города Кюстрем. Наши части сходу перешли в наступление в направлении города Анклам.
Наступление развивалось быстро по отдельным направлениям.
Немцы не смогли организовать сплошную оборону – были отдельные очаги сопротивления. Бои возникали на отдельных участках, а затем стихали и войска переходили в преследование. Противник был деморализован, хотя и попытался провести несколько контратак, отходил спешно. Части обходили участки сопротивления, окружали их и принуждали сдаться.
Я в этих боевых действиях участия не принимал, был просто "сторонним наблюдателем". Это случилось впервые за все годы воины.
VII
Захватив левый берег реки Одер и разгромив очаги сопротивления в городе Анклам, Вторая Ударная армия "Быстрым выходом на побережье Балтики в районе Штральзульда" обеспечила правый фланг 2-го Белорусского фронта, форсировав пролив Пеене. Соединения армии высадились на остров Узедом...". Так записано у командующего 2-й Ударной Армии, генерала армии Федюнинского И.И.*
Наша, 321-я Стрелковая дивизия, наступая на самом правом фланге Армии, вышла на левое побережье пролива Пеенешром (Пеене), развернувшись фронтом на восток, изготовившись к переправе на остров Узедом. 72-й полк своим первым батальоном вышел на западную окраину города Вольгаст, расположенного вдоль берега пролива.
Шли последние дни апреля, деревья покрылись молодыми листьями. Ночи еще были прохладными, но днем было уже тепло. Однако, вода в проливе была студеная.
Настроение у воинов было приподнятое, и все чувствовали, что вот-вот должен прийти конец этой долгой войне, но когда? Этот вопрос был на устах и у командиров и у рядовых воинов, каждый думал, что для этого необходимы усилия – "еще немного, еще чуть-чуть..."
VIII
Город Вольгаст, остров Узедом, перешеек севернее Штеттинской гавани, крупный порт и военно-морскую базу на Балтийском море Свинемюнде, обороняла корпусная группа "Свинемюнде", состоявшая из двух полнокровных пехотных дивизий во главе с опытным командиром генералом Фрейлихом. Генерал имел репутацию "мастера котлов" (окружений), слыл знатоком не только военного дела, но и классической литературы и искусства. Знал русский язык, так как в Первую Мировую Войну побывал в плену в России. В общем, оборонительным районом руководил человек, которого природа умом не обделила.
Наши подразделения подошли к Вольгасту в измотанном состоянии. Силенок осталось маловато, их израсходовали в ходе длительных наступательных боев. О силах противника информации не было, но в порыве общего успеха, хотел отличиться каждый.
Первый стрелковый батальон, не доходя до рубежа обороны, развернулся в цепь, но переходить в атаку не стал. Разведка доложила, что главная дорога, ведущая в город, перекрыта баррикадами из мешков с песком. Из множества бойниц торчали стволы автоматов.
Замполит батальона, капитан Якобсон и помощник начальника политотдела по комсомолу капитан Кучер, приняли решение, не вступая в бой, выслать парламентариев с ультиматумом о сдаче города без боя.
Срочно сочинили текст, соорудили белый флаг, послали командира роты лейтенанта Попова и командира взвода разведки полка лейтенанта Родчука с двумя разведчиками в качестве парламентариев.
Немцы не открыли огня и пропустили их. Подразделение, оборонявшее дорогу, ультиматум принять согласилось. Солдаты сложили оружие на дорогу. Разоруженных солдат, фельдфебель построил по одну сторону дороги, наш взвод разведки и головная походная застава выстроились с другой. Подошли туда и организаторы – капитаны Якобсон и Кучер. Капитан Кучер спросил:
– Чего вы ждете?
Парламентарии отвечают:
– Ждем подхода офицера – командира отряда обороняющего подступы к городу".
Когда пришел немецкий офицер, то от увиденного его бросило в холодный пот. Ему все объяснили, он сделал вид, что согласился:
– Ладно! Я согласен сопроводить ваших парламентариев, при условии, если они оружие оставят здесь, а мне для их сопровождения необходимы солдаты с оружием, – и тут он своим солдатам дал команду: – "В ружья!". Команда была исполнена так быстро, что никто и глазом не моргнул.
– А теперь, давайте мне ультиматум, и я отведу ваших парламентариев к коменданту города, только пусть им сначала завяжут глаза, – и увел и парламентариев и своих солдат с оружием в город, оставив наших "организаторов капитуляции", можно сказать – "с носом".
Солнце уже достигло зенита, а ответа так и нет. Где-то, во второй половине дня, в городе прогремел сильный взрыв. Как потом выяснилось – комендант, воспользовавшись предоставленным "парламентариями" временем, вывел передовые подразделения из города на остров и взорвал за собой мост.
Мост, соединявший город с островом был капитальным сооружением, с железнодорожным полотном и с подъемом части моста для прохода морских судов. Боковые продольные опоры были двухметровой высоты и толщиной – сантиметров в шестьдесят, так что – укрываться на быках некоторые, позже, сочли самым надежным спасением для жизни.
Около этого моста и было суждено развернуться тяжелым боям.
IX
Под Анкламом я побывал в своем родном третьем стрелковом батальоне. Проходя мимо бойцов, некогда моего батальона, обедающих на привале, я услышал:
– Товарищ капитан, с выздоровлением!
Я подошел поближе:
– Спасибо мужики! Приятного аппетита. Почем грустим, кого хороним?
– Отобедайте с нами! А ну Малой, организуй обед, да повару правильно объясни – кому…
Уже успевший поесть, молодой боец умелся в сторону кухни.
– Да в том-то и беда, что не пришлось нам уважаемого человека по-людски земле придать, – с искренней печалью в голосе произнес пожилой боец.
Присел, а бойцы рассказали мне, что при форсировании Одера третьим эшелоном, один тыловик упал в воду. Упал и камнем ушел на дно, да так быстро, что никто не успел его подхватить. Я внимательно их слушал, а в голове немного не укладывались две вещи: первое - переживали они вполне искренне, а второе - ну не тот случай, чтобы бойцы так сокрушались по поводу гибели данного человека. Я не стал спешить с расспросами. Ситуация прояснилась, когда к нам подбежал повар с новым котелком, полным каши, за которым еле поспевал посланный боец.
– Здравствуйте, товарищ капитан, с выздоровлением! Вот сам прибежал, а то у этих обормотов – ни котелка приличного, ни ложки чистой не найдется, – сказал повар, протягивая мне котелок, можно сказать – тушенки с кашей, и доставая из кармана новую ложку: – Слышали про "нашу" потерю?...
Я кивнул. Повар, подозрительно взглянув на бойцов, которые отвели печальные глаза в сторону, взорвался:
– Что опять зубоскалите изверги? Ну и циничные же вы люди! Не слушайте вы их, товарищ капитан.
– Зря ты так, мужики искренне переживают, – сказал я, понимая, что разгадка близка…
– Уж они-то в первую очередь! Конечно же, они переживают, что на нем ко дну и шестнадцать золотых часов ушло. Мало того, что уже всю душу извели непотребными разговорами. Так еще над всем остальным "тылом" глумятся, чтобы мы "побережнее" к трофейному барахлу относились – на случай гибели.
– Ладно, как бы там ни было, а погиб наш с вами товарищ, – сказал я. – Человек он был хороший, хозяйственный, да и вы с ним в обиде не были. Я вижу, ни у кого "сидор" не исхудал. Так что – вечная ему память! А о трофеях, нужно думать в самую последнюю очередь. У нас в станице старые казаки всегда говорили так: – "Война – дело святое, а по сему, поступать на войне нужно по совести".
Пообедав с бойцами, пошел искать штаб батальона. На втором этаже небольшого домика я встретился с бывшими моими заместителями – старшим лейтенантом Фроловичевым и капитаном Поповым. Встреча была радостной, воспоминаний – "куча". Замполит батальона сказал:
– На комбатов нам везет. Наш майор – комбат рассудительный, спокойный и требовательный.
Вскоре прибыл и сам новый комбат – майор Сергеев. Он уже был достаточно наслышан обо мне, и, поздоровался:
– Рад видеть воочию и познакомиться с вами!
В это время батальон начинал наступление. Чтобы не отвлекать от руководства боем, я вынужден был их покинуть, так и не решив многих вопросов.
X
Возвратился в административно-хозяйственную часть (АХЧ), перемещавшуюся за наступающими частями дивизии, которая к вечеру прибыла на западную окраину Вольгаста. У кухни я встретил старшину минометной роты, старшего сержанта Новохатько. Мы оба обрадовались нашей встрече. Он так же недавно прибыл из госпиталя и до роты еще не добрался.
– Оставайтесь со мной. Будете моим адъютантом, – сказал я в шутку.
Он это принял всерьез и стал безо всякой просьбы исполнять функции ординарца. Мы тут же нашли маленькую комнату на двоих под самой крышей, выше мансарды. Такая "голубятня" нас вполне устраивала: уютно, ни холодно, ни жарко. Улеглись и проспали до самого завтрака, основательно отдохнув после беспрерывных переходов за наступавшими войсками.
Отдыхать было хорошо, однако меня томила неопределенность дальнейшей службы. Я чувствовал себя в каком-то подвешенном состоянии. Пока я приводил себя в порядок и завтракал – старшина уже подъехал на двухместном автомобиле, с сидением в багажнике для ординарца. На заднем сидении лежала большая бутыль с вином
– Вот! Здорово, машина укомплектована! Вижу место для водителя, командира и телохранителя.
– Чего будем делать? – и тут же предложил: – Давайте, товарищ капитан, по «парочке капель» и прокатимся с ветерком, ознакомимся с городом?
– Что ж, можно и посмотреть! Возможно, пригодится?..
Вольгаст – небольшой город. Пирсы для морских кораблей идут вдоль левого берега пролива Пеене. Две кирхи с высокими колокольнями, возвышающиеся над одно и двухэтажными домиками, давали хороший обзор окружающей местности. Улицы узкие и кривые. Подъемная часть капитального моста, идущего на остров Узедом, взорвана и задрана в небо. Противоположный берег острова, на несколько метров возвышающийся над зеркалом воды, был ровным и песчаным.
Мы выехали на улицу, идущую параллельно пирсу. Тут, над нашими головами просвистела пулеметная очередь. Пулемет стрелял с противоположного берега. "О! Смерть ходит рядом", – подумал я, и тут же скомандовал:
– Давай-ка, сматываться отсюда! Пока живы!
По пути мы заметили фотоателье:
– Старшина, запомни место фотографии – пригодится!
Дело шло к обеду. Мы подъехали в расположение АХЧ. Ничего не подозревая и прихватив недопитую бутыль, не спеша отправились к себе под "крышу".
Нам навстречу, как угорелый, бежал взмокший боец и скороговоркой выпалил:
– Товарищ капитан! Я уже более двух часов вас ищу! Мне приказано: во что бы то ни стало – разыскать вас. Вас взывает начальник штаба дивизии, полковник Алексеев.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/10/23/1094