Лоскуток первый Кружевной
Случилось это недалёко от Архангельска, по левому берегу Северной Двины, том самом, что славился солёной рыбой, канатным ремеслом и лесопилками. На одной из двух улиц огромного города жил и трудился лентяй Яшка-непачканая рубашка. По солнечной стороне своего двора он пять лет тротуар мостил, по теневой - три года плетень столбил. А на десятый годок Яшка в избе русскую печь сложил. И вот какая история с той печью приключилась.
Наш Яшка-немятая рубашка уже три раза по три кирпича на раствор уместил, присел, потянулся и сам себя похвалил:
– Ай, да Яшка! Вот так диво! Посчитай, полпечи осилил!
Потом глаз пощурил, основные ходы да выходы наметил, где да как коленце загнуть, чтобы печь зимой тепло держала и избу от морозов спасала. Кричит:
– Мать, обед-то неси!
Ну, а хозяйка, что было, на печи ему разложила: хлеб, соль, лучок, свежей редиски пучок, пару яичек, ржаной блинок, да в ковше холодный квасок.
Яшка, понятно, никуда не спешил, за семь дней над горнилом свод сложил, и лишь после третьей недели лежанкой всё перекрыл. На двадцать пятый день вьюшку да задвижку установил. К Яблочному Спасу трубу на крышу вывел, а после полудня дым пустил. Правда, дым не в хайло, а в избу повалил.
– Вот те раз! – почесал Яшка лоб.
А в ответ кто-то – Чух! Бубух! – и в трубу хвост уволок.
Яшка-от страха мокрая рубашка ещё бересты запалил и берёзовый чурбак для пущего жару подложил. Собрался было на крышу лезть, ухватом дымоход пошурудить и непрошеного гостя на огонь посадить. Только стоило ему с хозяйкой на улицу выйти, как из трубы петух вылетел. Сам темнее чёрного от дыма и копоти, а с трубы не летит, головой и хвостом вертит, навстречу свежему ветру горланит-вопит.
Яшка оторопел, призадумался: «Каким манером петух в печи оказался?» Да так и не смекнул, что в первый же день от него одно яйцо в подпечье убежало, там, в тепле-тишине полежало, да и вылупилось. Цыпленок крошки клевал, за Яшкой хлеб подбирал, так и вымахал в справного петуха.
А горожане, когда увидали, как черный петух на трубе по ветру рыщет, картину ту запечатлели и опосля в прорезном железном кружеве повторили. Так и родилась в Холмогорах любовь к пышному узорочью из стали, и начали славные холмогорские кузнецы флюгера да богатые орнаменты с душой изготовлять, и крыши домов да усадьб украшать. Тем самым своё ремесло приумножать, а кое-что и заграницу продавать.
Лоскуток второй Музыкальный
Есть в наших краях, вблизи Холмогор, примечательная деревушка – Ухострово называется. Ох, и слухастый там народ живёт! Всё, что в мире происходит, они без телеграфа и радио знают. То ли где землетрясение по десятибалльной шкале, или всемирный потоп чуть выше сапог, али столичный чиновник в ресторане гульнёт – им уж всё известно. Да что там Земной шар, они иной раз и звёзды на небе через печную трубу слышат!
Однажды сладил себе ухостровский мужик гусли семиструнные, гостей пригласил, пир горой закатил. Зазвучали струны, полилась песня долгая да слуху отрадная. Только заслышал мужик, что в печной трубе кто-то завыл. Прислонился ухом, прислушался, а это в небе созвездие Малой медведицы:
– У-у-у! Я тоже музыку хочууууу…
Вышли гости на улицу, взглянули на небо. А там Большая медведица лапами разводит:
– Да где ж я тебе её возьму?
А у Малой – душа красоты просит:
– Хочу…хочу…хочууууу…
Загрустила Большая медведица, сердце материнское сжалось, каждая её звёздочка потускнела. Даже тётушка Луна побледнела. Закрутился зимний воздух в тугие спирали, завыли метели, посыпал на деревню колючий снег. Еле-еле Малую медведицу спать уложили. А ей всё снится да снится, как она на гуслях играет. От этого метели пуще прежнего завыли и всю долгую ночь проскулили.
Только ухостровцы народ ведь не жадный, да и мастеровит к тому же. На том мужик и решил: «Подарю гусли Медведице, а себе новые справлю».
Деревенька-то у них и так на высоком угоре красуется, да к тому же, за ночь ещё снегу навалило. По этаким-то сугробам ухостровский мужик до неба и дошёл, да гусли созвездию подарил. А уж как следующая ночь настала, и дрогнули струны – у всех жителей деревни сердце замерло. Полились переливы музыки по чёрному небу в виде северного сияния, каждая нота своим цветом откликнулась. Что за дивный концерт тогда звёзды устроили – не хватит и целой книжки, чтобы описать. Кстати, мы с вами и сейчас сиянием полюбоваться можем, правда, музыки-то нам, конечно, не услыхать – медведь на ухо наступил. Но знайте, что это именно ухостровские гусли играют.
Лоскуток третий, пеленальный.
В былые времена, лет так двести назад, в деревне Зайчачье столько зайцев развелось, что они всю капусту в огородах поели. А как капусты не стало, так и прирост населения остановился. Это в нынешнее время родители карапузов в магазине покупают, а раньше-то малышей в капусте на грядке находили. Вот, если бы аисты выручали, так они ведь только на югах водятся, и до наших суровых краёв не долетают.
Всей деревней с ушастыми решили бороться. Сначала из ружей пугали, потом силки да заборы расставляли. А беляк, хоть и пуглив, да тоже не лыком шит. Он уж на другой день силки разгрызёт и под оградой подкоп сделает.
На другой год мужики из районного центра собак охотничьей породы выписали, и в каждый двор по две-три лайки завезли. Только эти пройдохи каким-то манером с зайцами сдружились и целыми днями в чехарду да салочки кружились.
Тем временем, пока с зайцем боролись, население уж и вовсе на убыль пошло. Ещё пару лет - и не осталось бы никого. Хорошо, что решение беды и невзгод само-собой пришло. Месяц-листопадник выручил. Или, если хотите – свадебник.
К осени мужское население Зайчачьего от общего горя совсем захандрило. И погода была под стать их настроению - небо посерело, весь белый свет дождём заморосило. Зайцы спокойненько шубки меняли, хозяйки с утра и до вечера полотна ткали. Тут-то, к общей радости, и пришёл в деревню гармонист Вторишка - средний сын Ивана Дроздова из соседней деревни Задора, а с ним и запоздалое Бабье лето подоспело. Начал Вторишка по дворам на гармони играть, стали селяне свадьбы справлять. А в небе голубом, пусть и невысоко, солнышко припекать. Природа тоже развеселилась вместе с деревенскими гуляниями.
А заяц, тем временем, полинял и почти весь белый стал, а снега в октябре ещё не было. Не ожидал косой, что тепло придёт. Тут-то его за белые уши и переловили. Полсотни себе оставили, а остальных по соседним деревням раздарили. Тех, что оставили, к общему делу приручили: зайцы теперь вдоль полей и дорог молодой кустарник да траву косили. Притом не зубами, а косами, конечно, иначе трудиться ушастым не интересно.
Через пару лет деревню Зайчачье уже и не узнать было. Там теперь не зайцы, а ребята сбивались в стайки и, как стрижи, кружили по улицам, сверкая пятками. Только и слышно было, как тут и там над деревней детский смех переливается.
Лоскуток четвёртый Благодатный
Со времён неведомых и давних ходили братья Двинские на Куростров диких гусей да куропаток промышлять. Старший Денис ловко из ружья стрелял, младший Михайло за исправность снастей отвечал, а средний Дмитрий на стол накрывал, да всё больше по дому скучал.
Месяцами Двинские на острове жили, тяготы и лишения сообща делили. Но раз, поспорили братья между собой – кто в артели важней?!
Денис: «Хороший стрелок всей артели впрок!» Михайло ему: «Стрельба прошла – похвальба пошла, да только одна пчела немного меду натаскает!» А Дмитрий обоим: «Будет вам! Кто хвалится, тот с горы свалится!»
Но братья так разошлись, что не унять! Разругались, подрались – в разные концы острова подались. Денис на левом берегу избу построил, Михайло на правом, а Дмитрий и вовсе домой в Холмогоры вернулся.
Денис, по-прежнему, гусей ловил, да на обед из грибов суп варил. Михайло лодки да карбаса рыбакам мастерил. Так и жили каждый в своём углу. Со временем у них жёны обжились, Ивашки да Наташки родились. Через двадцать лет и дети женились, у Михайло да Дениса внуки появились. Правый и левый берег в деревушки превратились: Денисовка да Мишанинская.
Сколько бы в ссоре и ругани жили – никому неведомо, да только спустя полвека Дмитрий на острове объявился. На середине острова кирпич сгрузил, из Денисовки и Мишанинской молодёжь подрядил. За короткий срок на острове каменную церковь выстроил, тем и братьев усмирил да многолетнюю вражду истребил. А церковь так и назвали – Дмитриевская. Она и сейчас над островом возвышается да помогает – прихожан к миру и согласию призывает.
После того как братья и родственники перемирились, две деревушки Денисовка да Мишанинская вокруг церкви в одну объединились. Селяне – народ, хоть и в Бога верующий, а от науки не открещивались. Поборника отечественного просвещения, науки и экономики уважали, земляка своего Михаила Васильевича Ломоносова почитали. Поэтому и объединённое село в честь академика именовали. И теперь оно называется – Ломоносово.
Лоскуток пятый Солнечный
С былых времён в Мезени морошка – любимое лакомство. Дети и взрослые ягоду всю зиму ложками едят: утром с кашей, днём с простоквашей, а вечером с пирогом. Мезенцам с таким аппетитом ни хвори, ни простуды – всё нипочём! А всё потому, что морошка солнечным светом наполнена.
Ягода ещё только зреть начинает, а солнце её уже с утра теплом насыщает. Морошки от такого внимания много родится, поэтому и солнце лишь на пару часов к земле клонится, а за горизонт-то и вовсе не скрывается. Полюбуется солнце ягодой, уж больно она яркая и душой светлая, а чуть выпадет роса – заторопится солнышко обратно на небо, чтобы обогреть свою любимицу. Луна-сестра лишь вздохнёт тяжело, подождёт за горой, да и прочь домой.
Ну, а уж когда морошка поспеет, тут ни в поле, ни в море никого не найдешь, все с болота морошку в погреба таскают. Сначала поклонятся ягоде – туеса наберут. Потом по домам разнесут да бочки наполнят. Бережно, слой за слоем, ягоду размещают да сахарком пересыпают, а под конец, два ведра студёной воды заливают и крышкой наглухо полные кадки забивают. Каждый хозяин свою бочку литерой помечает, затем на берег выкатывает и с угора к реке спускает. Река Мезень с большой водой придёт, бочки с берега заберёт и часа через два в море с отливом унесёт.
Как морошку в бочки закатают, да в море на сохранность отпустят, так и дни короче становятся. Солнышко к этому времени хандрить и скучать начинает, всё больше времени луне уступает. А морошка без дозора до декабря вдалеке обитает, морской воздух и северный ветер питает. Правда, и про родные пенаты не забывает.
Перед самым Новым годом мужики опять к реке придут, проруби-майны пешнями вырубят и бочки свои баграми выловят. Река, где взяла, туда и вернёт, всё как литерой предписано. Ну, а уж когда бочки в домах откроют, такое сияние от морошки начнётся, что солнце на небе вновь проснётся, с ним и день встрепенётся да на прибыль пойдёт.