Богоубийство. 19 Глава

Морган Роттен
Мария стояла на коленях напротив алтаря с зажженными свечами, и молилась. Тихо плакала, чтобы не раздражать его своими слезами. Но он и без этого был раздражен, метнув стул за ее спиной, громко упавший на пол, отчего Мария содрогнулась, стараясь не прерывать молитву. Джулиан стал подходить к ней громкими, ровными шагами.

- Думаешь, это твое спасение? Молитва? – гневно приближался его голос с нарастающей болью для ее сердца.

Каждый его шаг был громче предыдущего, отчего Мария молилась усерднее. Но когда услышала, как его ноги остановились прямо за ее спиной, она прекратила молитву от испуга, замерев. Она боялась повернуться, чего не потребовалось. Рука Джулиана подняла ее с пола за шиворот, принужденно повернув ее заплаканное лицо к его обезумевшему лику. Она несмело посмотрела в него, тут же опустив глаза, содрогаясь от страха и плача.

- Это – твое спасение? Да? Ты просишь у Бога?

Мария смиренно кивнула в ответ.

- Чего ты просишь? Чтобы я не сделал вот этого?

Джулиан со всей силы отпустил Марии пощечину, после чего бросил ее как мешок на кровать. В нем было много силы.

- Тварь! – выкрикнул он.

Мария громко зарыдала, не в силах сдержаться. Что-бы не показаться шумной, и тем самым еще более не злить Джулиана, она уткнула свое лицо в подушку, заодно пряча его. Она чувствовала, что еще немного и уже не вынесет всего этого.

- Так ты замаливаешь свои грехи? Стоя перед комнатным алтарем, рабыня Божья? Да? Ты мне скажи! Скажи мне! – требовал Джулиан, выкрикивая все сильнее, смотря на дрожащее тело своей жены. – Вставай! Слышишь? Вставай, мразь! Иначе мне придется поднять тебя!

Джулиан не дожидается, и сам стягивает Марию с постели, как одеяло. Только в отличие от одеяла Мария громко ударилась своим телом об пол, почувствовав, как боль сковала ее спину.

- Куда… Куда ты меня тащишь?
- О-о-о! Безмолвная рабыня Божья! Теперь ты заговорила? Теперь я достоин твоих слов? Боже, ты слышишь? Ты слышишь, как говорят безмолвные? – говорил Джулиан, тянув супругу по полу за шиворот.
- Джулиан, брось! Перестань!
- Ну, уж нет! – уже не в силах остановиться, затаскивая Марию на кухню, говорил он.
- Ты помнишь, что было с Иудой? А? Помнишь? Я тебя спрашиваю!
- Боже мой, Джулиан! Прошу тебя! Выслушай! Я никому не говорила, и не расскажу! Поверь мне ради Господа!..
- Ради Господа? – надменно переспросил Джулиан, явно показав, что его не остановят набожные фразы его жены.

Он отшвырнул ее впереди себя, и сказал требовательным тоном:

- Я не слышу твоей мольбы!

Мария стала на колени перед ним.

- Клянусь тебе, провидец! Клянусь, что никто никогда не узнает твой секрет! Сердцем клянусь!

Она сомкнула ладони и прикрыла глаза.

- Клянешься?
- Душой Габриэля клянусь, если ты не веришь мне!
- Не покушайся на душу сына, отвечая за свои слова! – сказал Джулиан, но заметно успокоился, пристально посмотрев на прикрытые, смиренные глаза супруги, – Душою Габриэля… - повторил он, после чего спокойно спросил. – Как ты узнала?

Мария пустила слезу.

- Я давно знала… - она сделала паузу, нервно глотнув. – Но увидела его лишь недавно…

«Его… Кристофера…» - подумала она. Явно подумал и Джулиан, точно и сам с грустью вспоминая о брате. Он также как и Мария был готов расплакаться, вспоминая, что сделал. Что пришлось ему сделать, как думал он. Вспоминая ту самую ссору, из-за которой его брата более нет в живых. Он хотел все рассказать. Джулиан не позволил ему это сделать. Такой ценой… Ему было очень жаль, что он добился его молчания таким путем. Но это было неизбежно. Для него…

Так думал Джулиан, погружаясь в воспоминания о смерти своего брата. Он сделал свою жертву ради сохранения мира и покоя этих людей. Людей, которых заберет обещанный им свет, не смотря ни на что. Они сами хотят этого больше всего, даже если верят в это уже не настолько искренне, а из нужды верить во что-то, что также понимал Джулиан в этот момент.

Он посмотрел на Марию, в ее заплаканное лицо, которое выражало страх, боль и опасение за свою жизнь. Он видел в ней это, поэтому не доверял ей в этот момент, все больше склоняясь к мысли, что если брат захотел поведать людям о деяниях их пророка, то и жена захочет. Верность женщины в библии была предана самой бескомпромиссной критике. О чем здесь думать? Святые письмена разоблачают ее ум и намерения лучше остального…

Джулиан посмотрел на нож, огромный, кухонный, заточенный под мясо нож, лежащий на столе. Еще утром Джулиан перерезал этим ножом глотку гуся, запекающегося сейчас в печи. Какая ирония. Болестная, грустная, жестокая, как и любовь к этой женщине – единственное, что еще сдерживало его. Пока…

Мысли Джулиана прервал шум и гам за окном. Точно что-то произошло. Мария посмотрела в окно, почувствовав момент спасения. Джулиан стал прислушиваться.

- …Джек… - слышалось ему. - Боже, он жив! Скорее, кто-нибудь!..

Джулиан понял, что к чему и решил не временить. Посмотрел на Марию, и сказал:

- Видимо, Бог любит тебя! Ты понимаешь, что ты теперь должна хранить эту тайну?

Мария покивала головой, лишь бы он больше ее не тронул.

- Не разочаруй Его! И меня, - сказал он, и надел куртку, после чего вышел навстречу Джеку.

Мария, наконец-то, сделала вдох полной грудью, но легче ей от этого не стало. Последние слова ее мужа звучали как приговор. И она снова расплакалась, не зная, что будет дальше с ней. Ветер прогладил ее щеки своим холодным прикосновением, тут же прекратив, когда Джулиан закрыл за собой дверь.

Выйдя на крыльцо своего дома, Джулиан ориентировался на несколько светящихся фонарей в кромешной ночи. Догоняя ближайший, Джулиан спросил у того, кто держал его на ходу:

- Мне не послышалось? Джек Лоуэлл жив?
- Да, святой отец! Идемте, я подсвечу вам! - направляясь в сторону скопления нескольких фонарей.

Джулиан шагал в ногу со своим светоносцем, замечая, как в окнах домов стал зажигаться свет, то там, то там. Люди просыпались. Не мудрено, такое услышать!

Издали Джулиан уже видел Джека, лежащего на земле, полностью обессиленного, практически безжизненного, вся его одежда была в крови. Содрогаясь, он словно укутывал себя своими же руками, обнимая себя, показывая всем своим видом, что ему холодно. Из последних сил желал согреться, ничего не понимая более. Он потерял много крови. Джулиану хотелось как можно скорее оказаться возле него. Сказал мужчине с фонарем, чтобы тот ускорился. Они наткнулись на Брюса.

- Святой отец! – сказал тот.
- Брюс! Как он? – спросил Джулиан.

Теперь они пошагали в шесть ног.

- Очень плохо…

Они подошли к толпе, успевшей собраться за такой короткий промежуток времени. Джулиан показал, что хо-чет пройти, чтобы лучше рассмотреть Джека, возможно, спросить его о чем-то. Увидел, как возле него сидела Люси, преклонив к нему свою голову. Она плакала, но практически беззвучно, лишь немо шевеля ртом. Она посмотрела на Джулиана. Тот присел около нее, положив свою руку на плечо.

- Господи! – сказал он, увидев раны Джека.

Не может человек с такими ранениями оставаться живым.

- Судя по ранам, он нашел медведя, но вряд ли убил его, - заключил Брюс.
- Чего же вы ждете? Разве вы не видите, что каждая минута на вес золота! Слишком много смертей может принести нам этот медведь, если мы не будем спасать наших героев! Быстро! Брюс! Возьми этих мужчин, отнесите его к Герте! Боже мой! Кайл еле дышит… Не хватало, чтобы еще Джек…

Брюс скомандовал двоим мужчинам, чтобы те помогли ему. Они стали взваливать Джека на свои плечи и руки, а Люси стала хвататься за него. Джулиан начал успокаивать ее.

- Дочь моя, послушай! Посмотри на меня! Успокойся! – требовал он, пока Люси не посмотрела на него с оцепенением. - Слышишь? Твой муж жив! И с ним все будет хорошо! Он сильный! Он поправится! Отпусти! Дай нам помочь ему!

Люси отпустила.

- Пожалуйста, помогите ему! – сказала она вдогонку Брюсу и тем двум мужчинам, что помогали нести его.
- С ним все будет хорошо! – еще раз сказал ей Джулиан, мягко обняв за плечи.
Люси сначала приняла внимание Джулиана, но затем также мягко отпрянула от него, отойдя на шаг.
- Марк знает? – спросил он.
- Он спал, когда я услышала шум и выбежала… - сама не зная, знает ли он.

Джулиан покивал в ответ.

- Вот же беда выпала на вашу семью. Сначала сын, теперь отец! – сказала какая-то женщина. - Как какое-то проклятье!
- Успокойтесь, дочь моя! – пресек Джулиан. - Не смейте так думать, коль столь впечатлительны. Если Господь уготовал нам испытание, то мы должны преодолеть его ради него! Иначе, мы не достойны его признания и любви.

Люси повернула голову в сторону дома и увидела, как на крыльце стоит ее сын, видимо, только начинающий понимать после сна, что здесь происходит.

- Марк… проснулся… - сказала Люси, и Джулиан обернулся, посмотрев на него и вслед его матери, тут же побежавшей к нему.

Марк заворожено стоял несколько секунд, наблюдая, как его отца заносят в дом к Герте. Не успел посмотреть на мать, как та его обняла, а он вдруг начал сопротивляться, поняв, что к чему.

- Только не переживай! – уже в роли успокоителя выступала его мать, обнимая его все крепче, но как можно аккуратнее. – С папой все хорошо! С ним все будет хорошо!..
- Это медведь с ним такое сделал? – спросил он.
- Это медведь, - подтвердил Джулиан, подошедший вслед за его матерью.

Марк неоднозначно посмотрел на Джулиана, не понимая, зачем он вообще сюда пришел. Смотрел на него своим пронзительным взглядом поверх плеча своей матери, перестав сопротивляться, начав крепче обнимать ее в ответ, словно оберегать. Джулиан опустил свой взгляд, заметив, как, постепенно обретающий силы, Марк смотрит на него.

- Не волнуйся… - причитала мать. – Не волнуйся… Герта вылечит его…

Люси оказалась права. Герта очень постаралась, чтобы Джек смог преодолеть все трудности на пути к выздоровлению. А то, что он выздоровеет, даже не обсуждалось. Несмотря на тяжелейшие раны, очень схожие с ранами его сына.

И правда, ирония судьбы, как многие могли бы подумать. Та же рваная рана на плече, но поглубже. Видимо, медведь дольше трепал его, чем Марка. Те же ранения и ссадины на ребрах и на руках – признак отчаянной борьбы за жизнь. Никто и не сомневался, что Джек встретил именно его. И, видимо, бог сильно любил семейство Лоуэллов, раз подарил им дважды шанс на жизнь. Об этом говорил Джулиан во время одной из своих месс, укрепляя веру народа в себя и наличие врага. Всем очень хотелось поговорить с их новым героем, но тому было настолько больно, что он был обессилен, и не мог говорить много дней. Настолько много, что ухаживать за отцом в постели (словно поменявшись с ним местами, перенимая опыт) начал Марк. Но в отличие от Джека, его раны затягивались с невероятной скоростью, буквально на глазах. Даже Джек видел это, молча улыбаясь с еле открытыми глазами – все, что он пока мог. Марк сидел возле него бесконечно. И сейчас, прикладывая тыльную сторону своей ладони к его лбу, он шептал в тысячный раз:

- Ах, отец… - со сдержанной досадой, уже не выдерживая мысли о том, когда же он заметно поправится.

Джеку трудно это давалось.

Прошла неделя. Затем две. Народ не уставал обсуждать произошедшее. Как Джек преодолел такое расстояние, будучи тяжело раненным. Как он сражался с медведем в одиночку, в какой-то момент без ружья, ведь это очевидно, судя по его ранам. Этот медведь стал настоящим бичом их мирной жизни, посланником ада, пастью смерти – как его только не называли. Все обсуждали это без умолку, пока не появился новый – трагичный повод для разговоров, более тихих и обособленных, скорее для кухонь, нежели для площадей.

Кайл скончался. После долгих мучений и борьбы с переохлаждением, его легкие не выдержали воспалительного процесса. Все, кроме Джека, присутствовали на его похоронах. И когда Люси с Марком вернулись с похорон, Джек набрался сил и подозвал их, чтобы прохрипеть своим голосом, спустя долгое время. Он нашел в себе силы заговорить. Пусть остальные думают, что он еще не может этого делать. А он говорил, с воодушевлением и болью в глазах. С досадой и печалью говорил он о том, что это Джулиан поселил смерть на этом острове. Что он видел Мортимера, который положил жизнь ради него. Глаза Марка загорелись. Он обнял отца, мягко, чтобы не навредить. Он должен окрепнуть! Он должен восстать против режима Джулиана! Или же покинуть остров вместе с семьей…

- Мортимер говорил мне… - затянул отец.
- Что, папа? Что он говорил…
- Что Кристофер уже давным-давно мертв… И не болеет он вовсе до сих пор, как думают многие…

Марк покивал головой.

- Никто не видел его похорон, он прав, отец! Ровно, как и больным его никто не видел! Мортимер знал все лучше нас! – с досадой в голосе о потерянной жизни Мортимера произнес Марк, но и с неким воодушевлением.
- Не смей!..
- Я обязательно проверю, отец! Прольем свет на темные деяния Джулиана!.. – говорил Марк.
- Нет… ты… рискуешь… - с трудом выговаривал Джек, претерпевая боль в плече и в теле, и даже в голосе.
- Я проверю его сарай, отец! – настаивал Марк, так разгорячено, что могло показаться, не уснет от этой мысли, и ринется раскрывать секреты Джулиана прямо сейчас.

Почему раньше этого не сделал? Недостаток возраста? Или решительности? Или стимула? Или плана? Или поддержки в лице отца, который так долго не хотел признавать и проверять подозрения своего сына…

- Будь терпеливее! Мы вместе это сделаем…

Марк промолчал в ответ, но Джек видел, как не терпелось его сыну.

- Он показал мне одну шахту, в которой наткнулся на труп молодой девочки. Это был труп Линды. Понимаешь? Этот сарай опасное место, сын мой… Можешь не вернуться… А я не смогу защитить тебя в таком состоянии…

Джек закашлял. Уже не мог говорить. В горле сильно пересохло.

- Я думаю, он не выносил его тело, потому что сам не смог бы, - сказал Марк. - Но и делать искусственные похороны также не стал. Видимо, боялся расколоться. Но он все равно замкнул себя в свой круг, и теперь ходит по нему в надежде на то, что идиотизм наших людей будет еще более замкнутым.
- Думаешь, ты сможешь вынести его и показать всем? Разомкнуть эти круги…

Джек снова закашлял. Марк заметил, что пора прекращать их разговор, который он, на самом деле, продолжал бы вечность. Ведь голос его отца был голосом надежды, пусть и пресекающей пока. Голос здравого рассудка и справедливости – не хочется, чтобы он смолкал. Наконец-то! Наконец-то он не один!..

«Все будет хорошо. Папа выздоровеет» - повторял он в уме фразу своей матери, смотря на то, как его отец мирно прикрывал глаза, отходя ко сну.

                Стефан Полански
                Март, 1986 г.

***

Стефана резко вытянул из сна какой-то звук. Это был звук сигналящего автомобиля прямо под его окнами. Такой пронзительный, что он за пять секунд забыл, что ему снилось, быстро протерев глаза, с желанием подойти к окну поскорее и пошуметь в ответ, да погрубее. Какого же было его удивление, увидеть под своим окном красный Ferrari в котором сидела до боли знакомая блондинка. Он еще раз протер глаза, но понял, что не звук, ни визуальная составляющая информации его не обманывает.

Он надел очки, открыл окно, высунул голову, прищурившись от яркого солнца, пустившего зайчика от дверного зеркальца ему в глаза, и всмотрелся в лицо этой наглой особы.

- Анна? – спросил он, сам не зная, почему.

Наверное, от неожиданности.

Анна высунула голову в окно автомобиля, чтобы улыбнуться Стефану, заодно показать ему свое белое лицо в черных солнцезащитных очках с большой оправой, как она любит. С красной помадой на губах, она словно девушка из автомобильного салона, дополняла товарный вид Ferrari Testarossa, явно не случайно пригнанного ею.

- Дура сумасшедшая, - послышался голос одного из соседей Стефана.
- И вам всего хорошего! – махнув рукой, сказала Анна в ответ. – Стефан, сколько можно спать? Ты видишь, какие от этого твои соседи нервные? Знала бы я твой режим, пригнала бы ее тебе чуть позже.
- Мне?
- Ну, не ему же, - сказала Анна, после чего недовольный сосед Стефана закрыл окно, из которого выглядывал. – Тебе ведь завтра тридцать лет! Думал, я забуду…

Стефан выглядел озадаченным. Понял, что не может выглядывать в окно вечно, и сказал:

- Я… Подожди меня несколько минут, пожалуйста! Я быстренько оденусь, и спущусь к тебе!..

Анна увидела, как Стефан поспешил закрыть окно, и сказала сама себе:

- Наконец-то, а то состариться можно!

Стефан быстро почистил зубы. Выпил молока. Надел чуть ли не первое, что попалось под руку, и выбежал из дома быстрее, чем пообещал, поскольку терпеть не мог чувство того, что его кто-то ждет. Анна положила руку на руль. Стефан оббежал автомобиль, и сел на пассажирское место. Первую минуту, он не знал, что делать, и растерялся, даже не поцеловав Анну. Она точно умеет быть не предсказуемой.

- Ты с ума сошла, - сказал он, окинув взглядом салон автомобиля.

Ему не верилось, что он в новенькой Ferrari Testarossa. Может быть, его сон продолжается? Который уже забыл, что часто бывает. Забываешь один сон, потому что начинается следующий. Пусть и некоторые из них до сих пор вырезали узоры в его памяти. Но уж нет! Анна показала ему, что Стефан находится в самой, что ни на есть, реальности. Сняла свои очки, глянула на него своим пылающим взглядом, и сказала:

- Заткнись! – заткнув его рот своими губами, пламенно слившись со Стефаном во французском поцелуе.

Прежде Стефан думал, что его уже нечем удивить в его окутанной нигилизмом жизни. Особенно, после того, как побывал с Анной в Италии. Но сейчас ловил себя на мысли, что был не прав. Нельзя утверждать что-то с уверенностью в своем предубеждении. Поскольку, само по себе предубеждение – вещь глупая и неоправданная, впрочем, обильно свойственная людям. И еще Анна… она умела удивлять…

- М-м-а-а... – заканчивая этот длинный поцелуй, не сдержанно произнесла Анна, словно изголодавшаяся. – Я так по тебе соскучилась, мой юный философ!

Стефан не знал, что сказать. Лишь смотрел на Анну с завороженным удивлением, а та смотрела на него так, словно ей это нравилось.

- Я тоже, - улыбнувшись, сказал он, чувствуя, как начинает отходить от этого утреннего шока, пусть и приятного. – Ты так внезапно… непредсказуемо…
- Т-с-с! – коснувшись указательным пальцем губ Стефана, произнесла Анна. – Не пытайся понять женщину! Уходит – отпусти. Дает – бери. Приезжает на Ferrari - пристегнись покрепче.

Анна повернула ключ и зажгла мотор, готовая нажать на педаль газа. Стефан взял ее за руку, приостановив:

- Погоди, Анна… Послушай, я не могу!..
- Это ты послушай меня, милый! Завтра у тебя день рождения! Я считаю должным уделить тебе внимание и сделать подарок, который будет выше твоего страха. Который одолеет его.
- Но…
- Я не могу провести праздник твоей жизни в стороне. Я дарю тебе этот автомобиль, поскольку хочу…
- Анна…
- Не перебивай меня, прошу тебя, солнышко! Я хочу, чтобы ты преодолел свою фобию. Все проблемы у тебя в голове! Знаешь такую поговорку? Ты справишься! Человеку свойственно убегать и прятаться от своих страхов. Но поверь мне, если ты сейчас мужественно посмотришь своему страху в глаза, он исчезнет, как ночь с первыми лучами солнца.

Анна потянула ручку коробки передач. Стефан схватил ее за руку.

- Анна… прошу тебя…
- Ты не хочешь преодолеть свой страх?

Стефан стал выглядеть растерянным. Очень встревоженным, он резко начал потеть. Анна повернула ключ обратно, видя, что ему нездоровится, и он хочет что-то сказать.

- Солнышко, забудь ты уже свое корыто, которое ты ласково называл Capri.
- Не в этом дело, Анна!
- А в чем тогда?
- Хотя, и в этом тоже. В смысле… - Стефан старался подобрать слова, которые забыл в этот момент.

Салон автомобиля и звук зажженного мотора явно окрасил его на несколько тонов в сторону бледности. Анна заметила это, но специально не подала виду.

- Я хочу сказать тебе, что я очень благодарен тебе за этот подарок. Я действительно ценю и уважаю тебя за это! Хоть и не стоило этого делать… Мне, даже, сложно представить, сколько она стоит…
- Ах, так вот что тебя беспокоит? – рассмеялась Анна. – Ей цена всего 181000 $. Срок ей три месяца. Итальянский свежачок. Пылающий жеребец. Посмотрела на него, сразу тебя вспомнила в постели. Подумала, что только эта машина тебя достойна. И ты не смеешь отказываться, если не хочешь обидеть меня. Уяснил?

Стефану не было чем парировать. Единственный человек в его жизни, с которым он даже не пытался спорить. Бескомпромиссный диктатор в голосе, но такой милый и покладистый либерал в лице. Казалось, Анна совмещает в себе несовместимые вещи. Являет собой гротеск. Иначе Стефан и не думал в этот момент, мысленно покоряясь ей. Анна погладила его по плечу, словно спрашивала его, таким образом, готов ли он прокатиться.

- Ты такой напряженный! Как мужчина, который просыпается от поллюций!
- Я?..
- Ну, не я же, - усмехнулась Анна. – Я же шучу, милый! Просто, так давно тебя не видела!

Анна действительно выглядела заскучавшей. Ее игривость была заметнее обычного, да и рот более красноречивым. При этом, она не лишалась свойственного ей великосветского, воспитанного шарма. Даже ее острые шуточки звучали из ее уст мило.

- Как ты нашла мой дом?
- Его искать нечего! Вот, когда я была в Пекине…
- Давай, лучше зайдем ко мне! Выпьем чая! А? - перебил ее Стефан.
- Что? – не расслышала недоговорившая Анна.
- Говорю, идем ко мне! У меня дома есть вкусный чай! Извини, что перебил!
- А вино?
- С утра?

Анна улыбнулась.

- Всеми правдами и неправдами ты стараешься увильнуть от поездки в автомобиле, - иронизировала Анна, все же согласившись с предложением Стефана. – Только ненадолго!
- Почему? У тебя какие-то планы?
- Да. Хочу поскорее забрать тебя отсюда, - сказала Анна, после чего они притянули друг друга взглядами и поцеловались еще раз.

И откуда берется такая страсть? Анна открыла дверцу автомобиля, не оставив места для комментариев Стефана, и ступила своими открытыми красными туфельками на асфальт.

- Какая же здесь холодина! – сказала она, тут же прочувствовав здешнюю температуру своими ногами.

Стефан окутал ее объятиями и провел в дом. Через минуту они были в квартире Стефана.

- Здесь я живу, - отворив дверь, скромно заключил он, вспоминая, в каких апартаментах жил с Анной в Кальяри, даже со скрытой стыдливостью.

Может быть, не стоило ей показывать весь этот быт обычного преподавателя? У Стефана появился новый повод для волнений. Анна разулась, прошла своими элегантными ножками по коврику в зал, затем в кухню, но не выразила даже малейшего неприятия к тому, что увидела. Словно, ее вполне не удивило, или даже не поразило то, как живет Стефан. Словно знала это, ничуть не хуже его самого. Стефан и сам это понял, когда увидел ее спокойную реакцию, подумав о том, что позволил себе глупую мысль пару мгновений назад. Правда, чего стесняться? Далеко не все живут так, как Анна Роккафорте! И если ее что-то привлекает в нем, то его быт никак не отпугнет ее. Ведь так? Снова глупый вопрос в мозгу Стефана…

Анна посмотрела на столик в углу, на котором стояла пишущая машинка. Она сказала с умилением:

- Ах, так значит, здесь ты пишешь? В это окно смотришь, когда задумываешься над очередным моментом? Скромный писательский уголок… Теперь я понимаю, почему тебе не писалось у меня.
- Мда… - выдавил из себя Стефан, почесав затылок.
- И как поживает наш Марк?
- Наш Марк? Не очень.

Анна взяла один из последних напечатанных листов, посмотрела на него, и спросила:

- Сколько ты ее уже пишешь? Год?
- Да. Я знаю, что пишу медленно и с большими перерывами по месяцу или по два. Но я не Стивен Кинг, знаешь ли, писать по несколько романов в год.
- Ах! Какая самокритика!

Анна положила лист обратно. Стефан предложил.

- Может быть, присядем?
- Да, конечно!
- Идем на кухню!

Стефан поставил чайник и зажег конфорку. Посмотрел на календарь. Переместил курсор на пятое число.

- Ты права. В марте в Белвью еще достаточно холодно. Тебе не сложно было?
- Что? Приехать сюда?
- Да.
- Раз приехала, значит, не сложно, - улыбнувшись, заключила Анна.
- Послушай, мне все еще неудобно за твой подарок…
- Не переживай ты так! Никуда твоя совесть не денется от этого! Или ты хочешь сказать, что тебе не понравился мой подарок?
- Нет-нет! Что ты! Конечно, понравился! Даже не думай об этом! Но только представь следующее: Стефан Полански, рядовой преподаватель философии на Ferrari ездит в университет, в городке, в котором ничего не стоит до работы пешком пройтись.
- Не представляю.
- Вот видишь!
- Но я представляю кое-что другое.
- Что именно?

Чайник засвистел. Стефан выключил конфорку, достал чашки, и начал заваривать чай.
- Ты можешь прокатить меня в ней по Нью-Йорку, например. Да, с трафиком там есть некоторые проблемы. Но бродвейский мюзикл или опера того стоят, поверь.
- Что?
- А ты как думал! Будешь спокойно себе поживать в Белвью с Ferrari в гараже? Нет уж, будешь меня катать с ветерком. И по Сардинии тоже.

Стефан ухмыльнулся, уже не удивляясь уверенному, но такому тактичному напору Анны, что делало ее еще более привлекательной.

- Мне опять оставлять всю работу на Льюиса?
- Не опять, а снова. К тому же, тебе не придется ничего делать. Можешь не переживать об этом!
- Ты как всегда обо всем позаботилась…
- А что, тебя это не устраивает?
- Нет, Анна! Все хорошо! Но ты даже ничего не спросила. А у меня на носу очень важный проект, выполнить который мне поручил деканат…

Стефан присел, заколотив сахар в чае. Анна показала, что ей сахар не нужен.

- Слушай, что ты так колотишься из-за своей работы? Я понимаю, что ты любишь то, что ты делаешь. Твоя работа – это твоя жизнь. И в этом плане, ты счастливый человек, Стефан. Но не стоит превращать свою жизнь в работу! Умей отдыхать! Проводить время с женщиной. Понимаешь? А насчет проекта тебе не стоит переживать. Поверь мне, тебя не то, чтобы ректор, тебя сам министр образования не побеспокоит на время отпуска!

Стефан поднес чашку к губам, но не надпил чая, резко улыбнувшись.

- Как ты это делаешь? – спросил он, и лишь потом отпил чая.

Сам понимал, что вопрос глупый. В сфере образования и культуры Анна была влиятельным человеком. И он изо всех сил пытался скрыть свое восхищение ею, понимая, что плохо получается. Наверняка, сейчас расплывается в улыбке. Он видит это по ее глазам, по ее ответной улыбке. Сам Сатана не устоял бы перед ее искусительским напором. Она добьется всего, чего пожелает. Захочет развала СССР – она его получит. Захочет, чтобы компьютер занимал меньше места – Билл Гейтс изобретет такой ради нее. Такая женщина – двигатель прогресса. Ради нее устроят войну и подпишут мир. Сопротивляться нет смысла.

«Ты связался с опасной женщиной, Стефан» - думалось ему, причем не впервые. Но так ли он был настойчив и назойлив со своей стороны, чтобы винить себя в этом? Он уловил ее взгляд. Уверенный в завтрашнем дне, но при этом такой игривый. Она все могла сказать глазами. Чего хочет, и что получит. Скажет все, если захочет. А если нет – спрячет свои жгучие карие глаза за солнцезащитными очками. И увидит все в глазах напротив, что таят они. Поэтому, она задалась вопросом, когда увидела, что признание Стефана, по сути, никуда не исчезая, немного нахмурилось тучей сомнения:

- Тебя что-то гнетет?
- Да, есть один момент, о котором  я сейчас подумал. О котором я тебе не говорил.
- Что именно?
- Каждый год 8 марта я хожу на могилу своей супруги. Прости, что не сказал тебе этого раньше.
- Нет-нет! Не смей просить прощения за это, Стефан! Ты что?
- Просто, я…
- Я понимаю, можешь не говорить.

Анна не притронулась к чаю. На его поверхности образовалась пыльная корочка. Она посмотрела на нее в этот момент молчания, подумав о чем-то. Стефан заметил это, и спросил, чтобы унять неловкий момент:

- А ты почему не пьешь?
- Спасибо, я бы выпила, если бы хотела. Правда, - ответила Анна, но как-то сухо и задумчиво, словно потеряв интерес к беседе на данную минуту.

Стефан заметил это. С одной стороны сама же сказала, что понимает, Анна умная женщина и не станет обижаться. Но с другой стороны, она проделала такой путь ради того, чтобы сделать сюрприз Стефану, и у нее это получилось. В который раз она вгоняет его в ментальную краску, заставляет чувствовать его неудобно, мяться от мыслей, что она выказывает ему такие знаки внимания, выбирать из двух. Это отлично получается у женщин, особенно у мудрых – принуждать мужчин постоянно выбирать их, вместо второго варианта, чтобы это ни было – работа, поход в бар с друзьями, или же посещение могилы покойной жены.

- Я так понимаю, сегодня мне на работу уже не нужно? Ты хочешь полететь в Нью-Йорк сегодня?
- Хотела, но ты меня прости Стефан, за такую дерзкую выходку. Ты взрослый человек с собственной личной жизнью, с собственными планами на завтрашний день. И правда, я должна была убедиться, что у тебя не будет обстоятельств, выше которых ничего стоять не может.
- Нет-нет! Послушай, Анна! Я понимаю, почему ты все это проделала, я очень рад, и даже неловко чувствую себя от этого. Словно я неоправданно не уделяю тебе такого же внимания, какое уделяешь мне ты. И я могу проведать могилу Мерилу и позже. Просто, до этого я относился к этому моменту весьма ритуально, поддерживал некую традиционность…
- Лучше не нарушай ее, Стефан! Поверь мне, - протянув свою руку, сказала Анна, словно собралась уходить.
- Ты уходишь?
- Да, - ответила Анна, не дождавшись и опустив руку.
- Постой, куда ты собралась?
- В Нью-Йорк. Я отменю этот билет, и закажу тебе новый, перенесу отпуск. Прилетишь ко мне, когда тебе станет удобно. А пока я займусь там чем-нибудь… В общем, свяжемся…
- Нет, погоди!
- Хотя… - Анна все равно поднялась со стула. - Даже не знаю, зачем все это…

Она надела солнцезащитные очки, собравшись уходить.

- Погоди! – схватив за руку, сказал Стефан, поспешив стать перед ней. – Анна, пожалуйста, не уходи!
- Мне лучше уйти, Стефан!
- Нет, тебе лучше остаться, - все настойчивее говорил он. – Слышишь меня?!

Анна отвернулась, а Стефан нежно повернул ее лицо к себе. Снял ее очки, посмотрел в ее глаза. Увидел в них все ту же страсть, что пылала в ней, и просилась наружу, невероятной силы, отчего он чувствовал себя безвольным слабаком в этот момент. Он поцеловал ее. Анна сначала холодно приняла поцелуй, но затем все теплее отдавалась ему, закрывая глаза, делая ответный.

- Дай мне пятнадцать минут, и я твой вечный раб, - сказал он так, чтобы она заулыбалась.

Анна специально не хотела, но не сдержалась, и сверкнула своей белоснежной улыбкой, что обрадовало Стефана. Он стал выглядеть задорным, озорным, как юный мальчишка, готовый на все ради своей дамы.

- Только ты поведешь! Договорились?

Анна наигранно закатила глаза.

- Я серьезно! Во избежание неприятных моментов, – Стефан побежал к пишущей машинке, решив, что это они  с Анной уяснили. – Главное, не забыть взять с собой то, что я успел написать за это время! Хочу зачитать тебе кое-что!

Анна с умилением смотрела на то, как Стефан спешит собраться, спотыкаясь. Видела его радость в лице, его увлеченность, с которой он сумбурно разговорился:

- Ты же помнишь, что случилось с нашим Марком! На него напал медведь! Но не знаешь, что произошло после! Джек ведь отправился на его поиски, насколько ты помнишь… так вот, этот же медведь напал на его отца. Он перешел перешеек. Нашел так называемого белого дьявола. А он, в свою очередь, символ, отображающий их самих, понимаешь? Этих поселенцев… Их духовный снобизм, их моральный декаданс… тот тупик… Мортимер раскрывает глаза Джеку на все происходящее, жертвуя своей жизнью… да… он находит и его… раненного… а поселенцы все еще в неведении… в общем, я прочитаю тебе все это…

Морган Роттен © Богоубийство (2016-2017гг.)