2
Есть слова, которые при полной ясности на бумаге в жизни взрывно бессмысленны. Слыша их по отношению к себе, всякий человек выпадает из осей координат и из своего такого всесильного разума. Можно сказать, что он становится идентичен лишь самому себе, но только-только появившемуся на свет.
Было около полудня, когда Каракосова позвали к телефону. Он был в комнате у корректоров и помогал им разобраться с распечаткой главы романа «Перечитывая себя» на немецком языке, который они переводили с Ариоль.
Трубка, казалось, начала кричать раньше, чем он приложил её к уху и сказал: «Алло!»
- Пожар! Страшный пожар! Скорее приезжайте!
Это звонила Римма Яковлевна, соседка со второго этажа. Лера одновременно понял всё и не понял ничего.
- Какой пожар? Что произошло?
- Чудовищная катастрофа! У вас сгорела даже дверь. Стены чёрные и окна без стёкол. Пожарные всё залили водой. Приезжайте как можно быстрее. Только не волнуйтесь.
Лера стоял безмолвно и оглохнув. Только через минуту он услышал голос подошедшей к нему жены:
- Кто звонил? – Ариоль перестала дышать и даже моргать, почувствовав беду. - Что случилось, Лера? Ты слышишь меня или нет?
А он уже летел по коридору и по лестнице, сбивая встречных и крича на ходу:
- Пожар на Рождестве! Квартире кирдык! Я позвоню!
Свободное такси попалось сразу, и через десять минут он уже выскочил из машины и нёсся огромными прыжками в сторону их дома. Двор был наглухо перегорожен двумя красными пожарными цистернами и по колено залит водой. Ребята в брезентовых костюмах и крагах скручивали шланги, похожие на сдохших удавов. Воздух был полон тяжёлого запаха гари. Стояла толпа людей, они переговаривались взволнованными голосами. По лужам прыгала ребятня.
Ему что-то крикнули, но он ничего не ответил и кинулся в подъезд.
На площадке третьего этажа ему перегородил дорогу мужчина в брезенте и в шлеме:
- Куда?
- Пропустите!
- Туда нельзя!
- Здесь моя квартира!
- Тут сгоревший объект. Там нет ни хрена. Идите вниз и ждите милицию.
Милиционеров было двое. Они были, как пара персонажей из весёлого рассказа. Один – высокий и худой, второй – низенький и толстый. Высокий смотрел хмуро и был молчалив, низкий постоянно улыбался и отвешивал шуточки.
Лера, увидев их, подумал, что даже в драматичной ситуации жизнь даёт человеку возможность принимать всё не так серьёзно.
- Составим актик, - сказал толстый с погонами капитана и кивнул худому. – Опроси товарища и как можно подробнее. Что сгорело, были ценности или нет, страховка и, главное, кто ответственный квартиросъёмщик. Поняли, лейтенант?
- Так точно, - ответил худой. – Ваша фамилия?
- Каракосов Лера Товиевич. Проживаю здесь с женой Никоновой Ариолью Даниловной. Она скоро подъедет. Она сейчас на работе, но я ей сообщил.
- Это потом. Расскажите о том, что было в квартире.
Лера задумался.
- Да как обычно. Мебель, одежда, книги.
Внезапно он понял, что вместе с книжным шкафом сгорел последний экземпляр его романа «Бунтарь». Того самого, который хотели издавать в новом журнале «Метроном», который хотели экранизировать и из-за которого его вызывали на Лубянку, подозревая, что роман написан антисоветчиком и может стать злым плевком в адрес государственной идеологии.
- О чём мечтаете, товарищ Каракосов? – зазвенел рядом весёлый голос. – Или просто былое и думы одолеванца играют? Плюньте на них слюной и разотрите обеими ногами, как советовал известный сын одного турецкого верноподданного. Если была страховочка, процентов 15 утерянного возместите. Если нет, идите в кассу взаимопомощи. Товарищи по работе посочувствуют и сбросятся вам на новую радиоточку в виде трёхпрограммного приёмника «Аврора».
Лера посмотрел на весело болтающего капитана, потом оглянулся и, увидев, что лейтенант пишет, а соседи стоят группой в стороне и вниманием находятся не здесь, а в своих обсуждениях, быстро и коротко врезал капитану снизу в челюсть, после чего отвернулся. Милиционер отлетел на метр и рухнул на мокрый асфальт. Фуражка соскочила с головы и красиво покатилась под колёса пожарной цистерны.
Лера повернулся к лейтенанту и спросил:
- Что ещё надо указать, товарищ милиционер? Вы так медленно пишете, а у меня уже нервы на пределе.
В этот момент во двор вбежала Ариоль. Подол незастёгнутого плаща вился вокруг её ног, шарф-косынка была сбита на затылок, глаза источали молнии.
Лера извинился и кинулся ей навстречу. По дороге он перепрыгнул через капитана, лежавшего на спине и, кажется, бывшего в нокдауне.
- Что там? – жена бросилась к Лере. – Всё сгорело?
Он обнял её и молча кивнул.
Ариоль сделала странное движение, точно собиралась бежать дальше или сбрасывать с себя одежду, потом схватилась за голову и заплакала. Слёзы текли у неё медленными струйками, словно тоже страдая.
«Опечаленные слёзы, - подумал Лера. – Надо запомнить на всякий случай».
Где-то сзади раздались крики. Это лейтенант увидел своего командира, лежавшего на земле, и бросился к нему, пытаясь оказать помощь. Лера не оборачивался, но чувствовал, как худой хлопочет над толстым и в растерянности дёргает его за мундир, уговаривая подняться. Капитан мычал и выкатывал отдельные слова из пасти, в основном матом. Кто-то из пожарной команды стал им помогать.
Капитан вёл себя, как пьяный. Он потерял ориентировку и хватался не за руки помощников, а за пустой воздух. Всё-таки он с усилием встал на ноги и теперь рычал что-то в адрес погорельцев.
- Не обращай на него внимания, - тихо сказал Лера жене. – Он дурак. Я с ним потом разберусь.
- Что в квартире? – Ариоль вздрагивала и голос у неё срывался.
- Ничего не осталось, - сказал Лера. – Странно получилось. Как будто нарочно подожгли или специально долго не тушили. Ты только успокойся. Как-нибудь выкарабкаемся. Не сомневайся.
- Я хочу посмотреть квартиру.
- В неё не пускают.
- Ещё что выдумали. Мы её владельцы и пострадавшие. Пошли!
Когда они поднялись на этаж, никакого пожарного в брезенте и шлеме здесь уже не было. Каракосов и Ариоль через выгоревший дверной проём вошли в свою бывшую квартиру. Зрелище было ужасное. Чёрные стены, на которых висели бесцветные хлопья пожарной пены, говорили о том, что огонь хозяйничал здесь мощно и свободно. От обстановки не осталось ничего, кроме нескольких обугленных досок и палок. Они лежали на чёрном грязном полу, похожие на скорчившихся уменьшенных монстров.
Ариоль, переступая через грязь, бродила по комнатам. Она что-то искала.
Лера следил за ней и, наконец, спросил:
- Нашла?
Ариоль посмотрела на мужа с некоторой долей удивления.
- С чего ты взял, что я…
Лера обнял её и сказал:
- Не нервничай. Ты потеряла что-то важное? Эта вещь сгорела? Или ты догадываешься о причине пожара?
- Дело в том, что… Щипцы для завивки…
- Ты забыла их выключить?
- Не знаю. Не помню. Я очень спешила утром и могла забыть вынуть их из розетки.
Каракосов прищурился.
- Если это так, то я их благословляю, - он говорил серьёзно, соответственно моменту. – Жизнь решает за нас то, чего мы сами боимся.
- О чём ты?
- Пожар уничтожил мой роман.
- Боже мой! Разве у нас был последний экземпляр?
- Две машинописных экземпляра в книжном шкафу.
Ариоль посмотрела на него с ужасом.
- Почему ты так спокоен?
- Потому что… - он помедлил. – Теперь я свободен для следующего шага.
Ариоль молчала.
- Ты молчишь – и правильно. Он тяготил меня, этот роман. Стал веригами. Я объясню потом. А сейчас – свобода, свобода, свобода.
Лера обхватил жену за талию, приподнял, раскрутил, после этого отпустил и почти выкрикнул:
- Я счастлив. Будь здесь и никуда не уходи. Еду на строительный рынок, куплю новую дверь и замок с ключами. Навешу её и начнём всё заново, родная!
- Нам нужно восстанавливать кучу документов.
- Справимся.
Девушка достала платок и вытерла слёзы.
- Надо предупредить моих. Думаю, они пустят нас к себе на время ремонта квартиры.
Лера пожал плечами.
- Это потом. Сначала дверь. Когда вернусь, позвонишь родителям.
- Ну, поезжай.
- Кстати, можно пожить у нас в Черёмушках. Отец против не будет. Ему там одному после смерти мамы вообще скучновато.
- Посмотрим. Поезжай.
Через минуту он был на улице и быстрым шагом шёл в сторону метро.
Поздно вечером в квартире Цветных на Якиманке состоялся семейный совет. За большим круглым столом собрались глава Данила Иванович, его жена Серафима Петровна, дочь Ариоль и её муж Лера Каракосов. Говорили о несчастье, случившемся с квартирой на Рождественском бульваре. О причине пожара много не рассуждали.
Беда есть беда, что тут скажешь. Данила Иванович курил и как-то враждебно смотрел на Леру. Тот чувствовал неприятный взгляд и отмалчивался. Женщины пытались успокоить друг друга.
- Вот что, - Данила Иванович Цветных вдруг хлопнул ладонью по столу и женщины притихли. – Убыток огромный. Но мы сообща попробуем его минимизировать. Сколько денег нужно на ремонт и новую мебель? Как думаете, Лера? Или пока ещё не думали?
Каракосов почесал переносицу.
- Тысяч восемь, не меньше, - ему не нравился двусмысленный тон тестя, но он решил не обострять ситуацию и говорил чуть виновато. – Будем искать.
- Тысячи две даст страховка, - вмешалась Ариоль, стараясь поддержать мужа. – Остальное будем искать по знакомым. В долг.
Цветных покачал головой, удивляясь наивности молодых.
- Дадут ли? Сумма порядочная.
- Порядочные люди – дадут, - Ариоль как бы перестроила смысловую конструкцию отцовской фразы.
Серафима Петровна мягко переспросила:
- Тебе что-то не нравится, Данила? Так скажи прямо, без намёков. Во-первых, дураков среди нас нету. Во-вторых, твоё слово здесь главное. Дочь и зять возражать не будут, если у тебя есть план действий. Они его примут, так ведь?
И она посмотрела на зятя и на дочь.
- Ещё бы, - Ариоль улыбнулась маме.
- Только с оговорками.
Лера не знал, как у него это вырвалось. Просто его начинала раздражать чрезмерная болтливость тестя. Он весь подобрался и был расчётлив и решителен.
- Мне это нравится! – насмешливо воскликнул Цветных. – С какими такими оговорками, дорогой мой Лера?
- Главное – то, что решим мы с Ариолью. Остальное принимается.
- На чём зиждется ваша самоуверенность?
- Ошибаетесь. Не самоуверенность, а ответственность.
- Называть ответственностью собственное чувство обиды – весьма самонадеянно.
- Опять ошибаетесь. Вам просто хочется комфорта в этой непростой ситуации, комфорта, к которому вы привыкли. Поэтому вы ко мне придираетесь. Хватит, Данила Иванович. Не надо казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Помогите нам, если можете, или отойдите в сторону и не мешайте. Я не люблю, когда мне ставят палки в колёса.
- Угрожаете?
- Предупреждаю.
Цветных насупился, по лицу его побежали лиловатые пятна.
- Зачем вы ссоритесь? – опять подала голос Серафима Петровна. – Не мужики, а петухи какие-то.
Лера молчал. Сейчас ему вспомнилась вся история с погибшим некогда журналом. Тогда тоже было много слов и намёков на важность задуманного, на умение тех, кто готовил журнал, на их предприимчивость, литературную и деловую опытность, но всё вылетело в трубу за один миг. Теперь доверия к этим людям у него не было. Эта была очередная трещина в окружавшем его мире, сейчас за этим столом объяснить этого он не мог. Да и стоило ли объяснять? Он понимал, что делать этого вообще не надо, потому что для этих хороших и верящих в себя людей его сомнения роли не играют. Он оказался лицом к проблеме и должен решать её сам.
«Sapienti sat» - "Умному достаточно".
Ариоль наклонилась к отцу и что-то прошептала ему на ухо. Одновременно она наступила под столом на ногу Лере. Тот еле улыбнулся. Данила Иванович выслушал дочь, потом взял фарфоровый чайник, налил себе в чашку чая и стал пить его, больше не продолжая разговор.
Через четверть часа все разошлись по своим комнатам.
Погорельцев разместили в бывшей комнате Ариоли, из которой они выехали два года тому назад. Пока Серафима Петровна хлопотала с обустройством постели и прочими хозяйственными надобностями, а Ариоль ей помогала, Каракосов сидел за письменным столом и листал какую-то книгу. «Папа сейчас работает над своим новым поэтическим сборником, - вполголоса говорила мама дочери. – Он весь издёрган и измотан. Постоянно жалуется на давление, чего раньше не было. Повнимательнее с ним, пожалуйста. Лишние закорюки от нас ему ни к чему».
Спать легли молча. Ариоль отвернулась к стене и не шевелилась. Лера лежал на боку и смотрел в сторону окна. Иногда в щель между тяжёлыми бархатными шторами пробивался скользящий луч света от фар проезжавших по набережной машин. В душе у Каракосова толклись какие-то малоприятные пришельцы, бесформенные и пугающие, как чёрные тучи перед грозой. Они не давали думать, шуршали и елозили по-крысиному.
Так было, когда мама умерла после операции. Ему казалось в те дни, что он сойдёт с ума. Но мозг выстоял. Что же было теперь? Вина? Неуверенность? Страх? Он только-только начал жить по-настоящему, работать и выверять свой литературный путь, как жизнь набросилась на него свирепой фурией. Если это так, то, возможно, он ошибся? Надо менять направление и выбирать другую цель? А что с литературой?
Может быть, это он сам слаб и нестоек, а путь верный и литература тут ни при чём? Как во всём этом разобраться! Неужели у жизни нет ничего для молодого человека, кроме заблуждений и разочарований?
Так думал Лера и час, и два, и три, но сон в конце концов пришёл к нему, запутавшемуся среди тяжёлых и неразрешимых вопросов.
Продолжение следует.