Когда я рассеянно просматривал альбом фотографий из журнала «Лайф» (“Life. Century of Change. America in Pictures 1900 – 2000” A Bullfish Press Book. Boston, New York, London) , мой взгляд вдруг уцепился за что-то знакомое; приглядевшись к двум обнаженным фигурам – мужской и женской, чей стыд был прикрыт зверинами шкурами грубой выделки, я догадался, что передо мною – Тарзан и Джен, которых я видел в кино примерно 70 лет назад, и которые тогда были фантастически популярны. Подпись под фотографией гласила, что на ней изображены Джонни Вайсмюллер и Морин О’Сэлливан, снявшиеся в главных ролях в фильме «Тарзан и его подруга» производства 1934 года.
Сравнивая Тарзана и Джен, изображенных на фотографии, с образами, хранящимися в моей памяти, я был несколько разочарован. Вайсмюллер оказался обыкновенным спортсменом по сравнению с Тарзаном, похожим на языческого бога; он буквально летал по джунглям: - делал огромные прыжки, держась за конец лианы, закрепленной за высокое дерево; завершив прыжок, представлявшийся взмахом маятника размером в весь киноэкран, он тотчас хватался за другую лиану, конец которой ждал его на ветке дерева, и снова прыгал, и так – множество раз, пока не прибудет на место; при этом он издавал пронзительный вибрирующий звук, - «Аа-лала-лала-лала-лала!», - предупреждая о своем приближении как друзей, так и врагов. О’Сэлливан тоже выглядела обыденной в сравнении с Джен – архетипическим образом вечной женственности – хрупкой и нежной, как прекрасный цветок – слишком у Салливанихи крепкий торс, слишком сильные ноги, слишком крупный нос, и глаза – бесстыжие.
Вместе с тем, реализм изображения, почерпнутого из «Лайф», доказывает, что образы Тарзана и Джен, хранящиеся в моей памяти в отредактированном временем виде, превратившиеся уже чуть ли не в знаки – на самом деле - не следы снов, что 70 лет назад я их видел на экране именно такими.
В том и состоит достоинство внезапно обнаруженной старой фотографии, что она способна твое далекое прошлое вдруг из иллюзии обратить в реальность, отнесенную к определенному пункту временной оси.
Так воспоминания, тяготеющие к легенде, мифу, дополняются объективностью истории, отрезвляющей нас, и упорядочивающей бытие.
Сентябрь 2018 г.