23 октября 1607 года в застенках Тулы замучен поэт Иван Фуников
...
А взяли его по навету. Сосед-хряк, Афанасей Полупуд, донес бунташному воеводе Болотникову, быдто он, дворянин Иван, сын Васильев, Фуников, пшено де в клуне прячет. Ночами рушит, ночами де и прячет." А твои людишки, батюшка Иван Исаевич, в голоде обретаются, а тот преступный дворянин тать. И ты де, Иван Исаевич, того Фуниковай имай, и сусеки его имай, а мне за тот донос дай дворовую девку, его татя Фуникова, Олгу. Аще оный дворянин Фуников грамоте де шибко, и поносныи слова всякие совокупляет и кует хулу на державу и началникы".
Представьте картину. Смутное время на Руси. Войско Ивана Болотникова заняло Тулу. И здесь восставших осадил с московским войском царь Василий Шуйский. У восставших кончился порох, на исходе провиант. И тут сообщают, что какой-то дворянин Фуников прячет хлеб. Вот вы, Иван Болотников - что бы вы сделали?
Правильно. И Болотников призвал к себе Фуникова. Сначала добром просил : отдай хлеб.
Фуников удивляется:
-Кто тебе, атаман, наврал про меня? Год был мокрый, хлеба закисли еще в поле. А что собрали - то царские фуражиры вымели.Сам гол-как сокол остался. А что навет подан - так это, видать, сосед-хряк. Афанасей Полупуд. Он давно глаз положил на мою девку крепостную Ольгу. Просил продать блуда ради, али поменять на немецкое ружо..
Болотников видит - юлит Фуников, добром с ним не получается, Заламывают Фуникову руки, бросают в темницу :
- Отдай хлеб, сука.
Тот бы и рад, да хлеба, и вправду, у него нету. Пока бьют его смертным боем - севрюки с соседом-хряком весь дом перевернули. Клуни пожгли, святые образа покололи серебряные оклады сняли. Сосед-хряк девку Ольгу увел. Намотал косу на руку - и увел.
ПозрИли дворянскую усадьбу Фуникова, домашних вон выгнали. Может, так и убили Ивана. Да тут царь Василий Иванович прислал к вору Болотникову переговорщика, Лиозна Тютчева. Вспомнили, что затворник Фуников "грамоте шибко" - кровь с него смыли, сермягу стиранную с мертвеца на плечи накинули - втокнули в переговорную избу.
Сидят там Болотников и Тютчев - лоб в лоб. Вор-атаман брит, борода Тютчева вору чуть не в глаза лезет.Сопят, злобствуют. Казачий сотник за шиворот посадил Фуникова на лавку по другую сторону стола, подвинул оловянную чернильницу, сунул в руки птичье перо:
-Пиши, суко. Шо батька скаже, то и пыши.
А те по делу не говорят, около топчутся. Обидами делятся.
А Иван пишет.
Скоро перед ним плошку масляную сменили. Перо новое подали.
Иван пишет .
Иван давно писать научился. Не соврал сосед-хряк. Такого шибкого грамотея, как Футиков, по всей России не сыскать. Как научил Ивана грамоте ведун Шишка еще в далеком детстве - так с тех пор она в мальчонке только множилась. Уже в десятниках, в стрелецком войске, охранял он Патриаршую книжницу. Так там его латинскому языку сам царский справшик Нил Горемыка обучил.
Да что там грамота! На Туле у всякого веселого человека фуниковы прибаутки на языке.
"Хряк влюблённый что есть сил
Соловьем заголосил,
И тоскуя по любви,
Стали хрюкать соловьи"
Весть о знатном раешнике до митрополита дошла. "Многомятежно ремесло твое. Прокляну!" - стращал поп. Уже ломали ему за вирши руки.
...А эти всё переговоры переговаривают. Все громче да злее. Вот уж атаман Тютчева за бороду схватил.
А Иван пишет.
Но тут в палаты внесли поросенка на блюде. "Вот тебе и голод, царица небесная." Казацкий сотник сгреб все исписанные листы, Ивана опять вздернул за ворот, и потащил прочь.
Кинули Фуникова в пыточную. Да там и замучили досмерти.
А с листами вот как вышло.
Как доели поросенка атаман и посланник, то Болотников отдал листы Тютчеву:
- У меня против царя Василея Ивановича умыслу нету. Вот тут вся наша беседа записана. Нехай читае.
И Лиозн Тютчев уехал из Тулы. Уже в скрипучей карете начал перебирать листы. Да тут же и велел остановить лошадей. Чтоб на ходу не качало. Скоро его стража услышала небывалый смех. Никто не мог понять - от чего так хохочет царский посланник.
А тот читал, вытирал слезы и в восхищении крутил головой:
-Ну, Иван. Ну, грамотей! Чистый соловей, шельма!
И брал новый лист. А там :
"Седел 19 недель,
А вон ис тюрмы глядел.
А мужики, что ляхи,
Дважды приводили к плахе.
За старые шашни.
Хотели скинуть з башни.
А на пытках пытают,
А правды не знают.
Правду-де скажи,
А ничего не солжи.
А яз ин божился,
И с ног свалился,
И на бок ложился:
Не много у меня ржи,
Нет во мне лжи...."
Оказалось - пока атаман и посланник вели переговоры - Иван Фуников, вместо протокола, написал Послание своему соседу-хряку, Афанасею Полупуду. Да как написал!
Это нынче мы можем говорить, что Иван Фуников был первым поэтом в России, соединившим раёк и публицистику, что в его "Послании" заложены основы русского классического стихосложения. Что Иван Фуников этим произведением на двести лет раньше Ломоносова и Державина дерзнул " в забавном русском слоге" показать жизнь целой страны.
А тогда Лиозн Тютчев привез эти листы в Москву и передал в Патриаршую библиотеку. И лежало в ней "Послание" многие годы. Через сто лет его для себя открыл поэт Антиох Кантемир. Он же воскресил к жизни имя Ивана Фуникова. С тех пор поэты и литературоведы принялись по крохам собирать труды Фуникова. И хоть к сегодняшнему дню собрали не очень много, но и того, что есть, оказалось вмеру для того, чтобы наш современник Евгений Евтушенко включил Ивана Васильевича Фуникова в литературную энциклопедию "10 веков русской поэзии".
Вспомним его сегодня и мы...