В ее доме никогда не было табуреток.
Первый раз со смертью она столкнулась лет в шесть. Ее внимание привлекла странная музыка, доносившаяся с соседнего двора. Она пошла на тревожно звучащие звуки. Через некоторое время музыка стихла. Сгрудившаяся возле чего-то толпа людей. Ей тревожно, но любопытно. Она подходит к людям, которые расступаются, пропуская ее вперед, и неожиданно она оказывается перед гробом с покойником, на лбу которого лежала черная лента с белыми непонятными буквами. Внутри появляется звучащее космосом напряжение. Через некоторое время четверо мужчин поднимают гроб, несут мимо нее, перед гробом идут музыканты, за гробом - женщины и раскидывают еловые ветки. Ее внимание приковано к тарелкам, каждый удар которых усиливает звук космоса внутри.
Давно уже стихли звуки, опустел двор, а она все стояла и смотрела на две забытые табуретки, на которых стоял гроб. Потом она пошла домой, переступая через еловые ветки, и если случайно наступала на них, то в голове разрывался на мелкие колющуюся частички тарелочный звон.
Ей семь, соседка ведет ее через весь город к бабушке, которая, встретив их и перекрестившись, шепчет: "Упокой душу рабы Божьей Прасковьи". От слов "раба Божья" стало холодно и тоскливо. Напряжение со звучанием космоса разлилось внутри.
На следующий день после школы она оказалась дома, где были занавешены все зеркала, заплаканная мама, отец с похмелья, причитающая сестра отца и ее муж, все почему-то говорят шепотом, словно бояться разбудить ту, что лежит за закрытыми дверями. Ее заводят в комнату, на двух табуретках стоит гроб, в котором лежит ее бабушка - мать отца. В комнате душно, горит только ночник и свеча, под гробом стоит таз с марганцовкой, рядом с гробом сидят ее родные. Она не боится, но ей не хочется смотреть на покойницу. Она ничего не испытывает, кроме звучащего космосом напряжения, плакать не хочется, и ей немного стыдно за это. Кто-то уговаривает ее потрогать обувь умершей. Она думает, что если заставят ее целовать, она сбежит из дома, только вот куда бежать - не знает. Трогает двумя пальцами туфли, прижимается к матери, на голове которой красивый черный гипюровый платок. Потом идет в ванную, долго держит руки под краном и слушает завороженно звук журчащей воды.
На следующий день похороны без музыкантов и еловых веток. Она рада этому, потому что не надо будет перепрыгивать через ветки и слушать невыносимый звук, издаваемый тарелками. Но есть две забытые в суете табуретки перед подъездом. Сидя в автобусе, она бросает взгляд на них - колченогий символ конечности, две убогие точки входа и выхода.
Потом в ее доме никогда не будет табуреток.