Из воспоминаний моего соседа по дому, Якова Семёновича
Скрябина, всю жизнь проработавшего, как и его отец,
слесарем на ленинградской обувной фабрике «Скороход»
Ленинград.
1937 год.
Мне исполнилось 17 лет.
Не помню, как я вышел из Райсовета на Международный проспект (потом-то его переименовали в проспект Сталина, сейчас же это Московский). Не помню, как брёл по нему домой. Когда отчётливое осознание окружающего мира вернулось ко мне, понял, что иду-то я в противоположную сторону от дома. Сильно болело ухо.
Я стал переворачивать в памяти события этой страшной ночи...
Звонок в квартиру в 3 часа ночи. Слухи о ночных визитах людей из НКВД тогда ходил по Ленинграду. Да и на фабрике, где работал я и мой отец, исчезли несколько человек.
Мама шёпотом, с надеждой в голосе, произнесла:"Сема, иди посмотри, кого там принесло. Да надень башмаки, пол холодный. Простудишься."
Кто-то нажал и держал кнопку звонка, чтобы он звонил непрерывно. А когда, к несмолкающему звуку звонка, прибавились удары в дверь, надежда на то, что это случайно ошиблись дверью, рухнула.
Мы с мамой стояли в комнате у открытой двери, и я видел, как отец отодвинул дверную задвижку, и как дверь резко распахнулась, задев плечо отца.
Вошли два человека в военной форме. Вошедшие спросили, здесь ли сейчас Яков Скрябин? Он должен поехать с ними.
Я стоял, ничего не понимая, пытаясь попасть руками в рукава рубашки. Мне было страшно. В тот момент я смотрел на потирающего ушибленное плечо отца и мамино, ставшим совершенно белым, лицо. Возможно, я в этот момент интуитивно искал их защиты.
Из парадной я вышел в сопровождении этих военных. Мы сели в стоявшую перед входом чёрную легковую машину. Автомобиль промчалася по Международному проспекту и остановилась около, недавно выстроенного, здания Московского Райсовета.
В пути, сопровождающие беседовали между собой, словно меня и нет рядом. Говорили о том, мол, этот еврейчик за сегодняшнюю ночь уже шестой. Один сказал, что скорее бы уже передать этого, да ещё двоих собрать и на сегодня работа закончена. Второй, добавил, что у его сына сегодня день рождения.
Войдя с бокового входа в здание райсовета, мы спустились по мраморной лестнице в подвал. Меня завели в большую, ярко освещенную комнату с серым каменным полом. На стене висел большой плакат, на котором, под портретом товарища Сталина, было крупными красными буквами написано "Слава великому Сталину". Сопровождающие остались за дверью. В комнате было двое в военной форме. Один, по-видимому, командир, сидел за столом. Перед ним были разложены какие-то бумаги, чёрным пятном выделялся, лежащий на них пистолет. На военном была фуражка с малиновой полосой. Не знаю, какое у него было звание. Я не разбираюсь в нашивках и петлицах. Да, собственно, и не было времени, чтобы их разглядывать.
Разговор, если можно так назвать крики этих людей и мой лепет им в ответ, начался сразу, как только я переступил двери комнаты.
Начал крик тот, что сидел за столом:
- Ну что, сука?! Попался наконец! Долго же мы за тобой, жидовский выродок, следили. Сидеть!
Я, ошарашенный, ничего не понимая, сел на стул, стоящий посередине комнаты.
Второй выкрикнул:
- Это, что же ты тут, сука, расселся?! Тебя может ещё и на кровать полОжить?! Встать!
Я вскочил со стула, ничего не понимая, что происходит.
Первый, из-за стола:
- Что, жидёнок, вскочил?! Сказал же сидеть!
Тот, что стоял, стал засучивать рукава гимнастёрки. Он подошёл ко мне вплотную.
Я почувствовал сильный запах спиртного. От сильного удара в ухо, я свалился со стула на пол.
- Встать! - заорал мой мучитель.
Тот, что до этого момента сидел, вышел из-за стола и направился ко мне, держа в руках какую-то фотокарточку. Он закричал:
- Убрать руку от уха! Это ещё не больно! Смотреть сюда! Узнаёшь кто здесь на фотографии?!
Я конечно узнал. Такая же точно фотография есть и у нас дома. На фото были я и двое моих друзей из дома, откуда мы переехали 3 года назад. Тогда, перед отъездом, и была сделана эта фотография в фотоателье на Гороховой.
- Это Вова Сидоренков, а это Саша Медведев, а посередине я.
- Говори, сука, когда ты Медведева видел в последний раз?!
- Два года назад, в 1935 году. Мы с ним случайно встретились на Первомайской демонстрации, на Невском проспекте. А больше я его и не видел.
- Врёшь, жидёнок! Встать! К стене! Лицом к стене!
Он схватил меня за плечо, при этом больно ущипнув.
Пол перед стеной, наверно, недавно вымыт и был ещё влажный. Я подошёл к стене. От увиденного, я чуть не потерял сознание. Белая стена была вся испещрена маленькими отверстиями и везде на ней были видны брызги бурого цвета.
Я услышал, как сзади раздался металлический щёлчок.
Затем крик:
- Повернуться!
Я повернулся и увидел улыбающихся моих мучителей. У одного в руках был пистолет. Он закричал:
- Отец твоего дружка, Медведева, оказался врагом нашего народа, а твой дружок, вчера застрелился. Мы должны выяснить, был ли ты и этот, второй, на фото, завербованы им в свою вражескую сеть. Сидоренков уже сознался во всём, и ты тоже должен подписать признание. Ах, ты, сука, не будешь подписывать чистый лист?! Ты меня сейчас доведёшь до белого "колена"! Некогда нам с тобой тут возиться. Ты не последний враг на сегодня. Нам ещё до утра работать и работать.
К стене лицом и поднять руки!
Я повернулся, поднял руки, закрыл глаза и ждал. Мне почему–то было теперь совсем не страшно, но очень было жалко маму. И пришла, теперь совершенно не к месту, мысль, что я же обещал ей, в воскресенье, наколоть дров. Как же теперь?...
Раздался выстрел.
Очнулся я на полу. Первая моя мысль была - жив! Голова была мокрая. Стоящий надо мной военный держал в руке пустой стакан.
- Ну что, жидёнок, значит не встречался с Медведевым?!
Ладно, поверим тебе на первый раз, но знай, что слежку за тобой мы продолжим. Заводите следующего. Этого выкиньте в жопу. Пусть идёт на свою фабрику ботинки шить. Итак, все камеры у нас забиты этой сранью. Когда ещё приедут забирать их.
Сколько времени происходили истязания надо мной и сколько я шёл, удаляясь от дома, не знаю. Мои мысли прервал, раздававшийся по репродуктору из чьего-то распахнутого окна, бодрый голос диктора - "С Добрым Утром, дорогие товарищи! Московское время 6 часов." Дальше понеслась жизнеутверждающая мелодия Интернационала."
Уже начало светать, прозвучал гудок завода "Электросилы", зовущий работников к первой смене. Через полчаса загудит и мой "Скороход". Я уже не успеваю домой, нужно бежать прямо на работу...
PS.
После печально памятного сталинского правления утвердилось мнение, что выражение "Ежовые рукавицы" пошло от наркома НКВД Ежова. В 30-х годах он прославился своими репрессиями. Образ закрепил плакат художника Ефимова "Ежовые рукавицы". На нем нарком держит в колючих (всё-таки из ежей?) рукавицах многоголовую гидру – олицетворение троцкистов и бухаринцев.
Иными словами, НКВД работало точно так же, как вся советская промышленность. Только за победными цифрами стояли не тонны угля и стали, а живые люди. То есть, тогда на каждую сотню взрослых мужчин и женщин приходился один арестованный.
Ежов Николай Иванович (1895-1940) являлся видным государственным и политическим деятелем СССР. За заслуги перед страной имел правительственные награды.
Арестовали бывшего грозного наркома и комиссара 10 апреля 1939 года. Его обвинили в подготовке государственного переворота, а также мужеложстве.
4 февраля 1940 по приговору Военной коллегии Ежова расстреляли.
---------------
В 2023 году, в Волгограде, благодарные потомки установили бюст товарищу Сталину...