Цинга на золотом Удерее

Леонид Киселев
Из цикла «Удерейские записи»
         
         Алексей Васильевич Брусницын в последнее время много работал,  заканчивая новую книгу об истории и судьбе Удерейсого Клондайка. Он разложил на столе для просмотра заготовленные записи, а также составленную карту удерейских приисков и хотел на этом закончить свою работу. Но его что–то удерживало от этого решения. Он перевернул одну из страниц записей, которая привлекла его внимание. Это был фрагмент отчета врача Ксюнина. По заданию золотопромышленников он проводил в конце девятнадцатого века наблюдения за состоянием здоровья рабочих удерейских приисков в Южно–Енисейском горном округе. Среди тех заболеваний, которые врач перечислял в отчете, фигурировала и цинга. Отчет врача содержал не только сведения, выводы и предложения, но и пути их воплощения в жизнь.
         Золотопромышленники согласились с предложениями врача и принялись за дело. И хотя красноярские авторы публикаций советского периода считали, считают и поныне золотопромышленников мироедами и эксплуататорами, однако они не поскупились и создали в Южно–Енисейском горном округе отлаженное врачебно–медицинское обслуживание. Удерейскким золотопромышленникам в этом деле сопутствовала удача. По сведениям «Вестника золотопромышленности и горного дела за 1897 год», а также других источников, в 1895 –1897 годах в Южно–Енисейском горном округе было добыто 286 пудов золота. Владельцы приисков не раздумывая, изрядную долю добытого золота вложили в создание приисковой сети врачебно–медицинского обслуживания, которая в 1896 году по своим размахам была ощутимой. В округе было: население–4435 чел,; больниц–15; приемных покоев–14; кроватей в них–225; аптек–2; врачей–2; фельдшеров–29; получили врачебную помощь–3300 чел.    
         Алексей Васильевич отнесся к опубликованной информации о  врачебно–медицинских результатах в горном округе с должным пониманием. Но его сильно заинтересовало сообщение врача Ксюнина о цинге, которая в те давние времена фиксировалась на удерейских приисках. Не откладывая задуманное в долгий ящик, он принялся писать историю о том как в разные годы на золотом Удерее вспыхивала цинга и какие способы находили приискатели в борьбе против этого заболевания. По–существу, надо было в форме простого рассказа оставить в литературной природе запись о глубинных способах борьбы людей с заболеванием, каким является цинга.   
         Чтобы знать, в чем заключается заболевание цингой, Алексей Васильевич тщательно изучил энциклопедические источники, содержащие  теоретические, медицинские его основы. 
         «Цинга–синонимум скорбут, авитаминоз, возникающая вследствие воздействия таких сильных факторов, какими могут быть война или голод. Здесь надо сослаться на гениального канадского физиолога Ганса Селье, обосновавшего физиологические основы теории стресса. Он считал, что война или голод создают в организме человека стрессовое состояние, которое сопровождается не только авитаминозом, но и потерей защитных механизмов организма, нарушениями многих функций его жизнедеятельности. Если человек испытывает постоянное голодание, организм не вырабатывает витамин С, аскорбиновую кислоту. Его отсутствие в организме человека вызывает вспышку цинги, понижает сопротивляемость организма к ней. Заболевание цингой сопровождается нарушениями в нервной системе, происходит потеря мышечной силы, наступает вялость, утомляемость, сонливость организма, головокружение, кровотечение десен и выпадение зубов. Цинга сопровождаясь малокровием, которое обычно возникает при переходе от зимы к весне и от весны к лету».
         Постигая теоретические основы цинги, Алексей Васильевич  вспоминал, как периодически вспыхивало это тяжелое заболевание в центре Удерейского Клондайка, в приисковом поселке Южно–Енисейске и как приходилось с ним бороться. Будучи мальчишкой, он ходил в дальние походы по удерейским местам, отыскивая природные средства борьбы с цингой.
         Цинга вспыхивала на Удерее не только в конце девятнадцатого века. По рассказам старожилов она беспокоила приискателей и в начале 1920–х годов. Но с ней не боролись. Объясняется это слабостью врачебного обслуживания приисков того времени. В период 1918–1920 годов на удерейских приисках бандитствующие группировки, выдававшие себя за красных партизан, борющихся за установление советской власти, уничтожили  все врачебно–медицинские пункты. Архивные документы свидетельствуют, что в 1923–1924 годах в центре золотодобывающего горного округа Южно-Енисейске еле–еле теплилась единственная больница с крайне малочисленным штатом, в ней было всего 7 сотрудников. Им было не до цинги, они не занимались врачебной профилактикой возникшего заболевания, не составляли документацию. Удерейцы свыклись с цингой и переносили ее на ногах, рискуя своим здоровьем.               
         Коварство природы, иногда вдруг резко просыпается, как говорится и сильно бьет по людям. В 1929 году Красноярский государственный трест «Енисейзолото» открывает большую стройку на Удерее, так называемую Елизаветинскую. Она открылась  в месте водораздела, где речка Микчанда впадает в Удерей. Здесь еще в конце девятнадцатого века на Елизаветинском прииске, в дальнейшем по идеологическим соображениям переименованном в прииск Кировский, были найдены крупные залежи золота.
         Проектом предусматривалось построить большую, необычную по тем временам электрическую, золотопромывальную фабрику–драгу, с помощью которой предстояло добывать найденное золото. Для работы драги было запланировано построить и электростанцию. Для доставки грузов и технического оборудования надо перестроить существующую колесную дорогу в автотранспортную, проходившую по глухой удерейской тайге между пристанью на Ангаре Мотыгиннно и прииском Кировском, протяженностью 100 километров.
         На открывшуюся стройку возлагали большие надежды, для работы на ней были завезены тысячи людей, добровольцы из соседних деревень и сел,  депортированные спецпереселенцы, заключенные Сибулона (Сибирского лагеря особого назначения). Первоначально люди, заселившиеся на стройке не сетовали на жизнь, а приспосабливались к ней как могли. Когда отцу Алексея Васильевича Василию Фокеевичу в 1931 году стукнуло двадцать восемь лет,  он появился на Елизаветинской стройке вместе с молодой семьей, в которой были он, жена, двое детей, девочка четырех лет и двухлетний мальчик. Василия Фокеевича покинуть родное село Макарово на севере Канского уезда заставила начавшаяся сталинская коллективизация. Но ему в этом деле сильно повезло. Только покинув вместе с семьей родное село, как сразу же здесь появились вооруженные отряды ГПУ и запретили выезд крестьян с территорий, где происходила насильственная коллективизация.
         Отец часто рассказывал, как на стройке первоначально складывалась жизнь, в которой была некоторая особенность. Чтобы люди не разбегались со стройки, им разрешалась старательская добыча золота, с обязательной сдачей его в государственную казну. Удерей в месте стройки оказался очень богатый золотом. Рабочие в свободное от основной работы время брали в руки лоток, лопату и на удерейских берегах промывали золотой песок, который был существенным подспорьем в обеспечении семьи продовольствием.
         Но продолжалось это недолго. Большевики, державшие теперь власть в стране в своих руках, мучелись, не знали как избавиться от всего, что напоминало прошлое. И выход был найден, лучше всего прошлое ликвидировать. Сталинисты, которые олицетворяли агрессивную часть большевиков, за объект ликвидации взяли крестьянство, которое своей независимостью сильно им досаждало, решили его физически уничтожить. С уничтожением крестьянства большевики подчинили аграрную экономику  своей тоталитарной власти.               
         Рассматривать появление Елизаветинской стройки в отрыве от процессов, происходящих в СССР, опрометчиво. Ее начало по времени совпала со страшным событием в стране. На страну свалилась сталинская сплошная коллективизация, цель которой ликвидировать существующий крестьянский уклад жизни. В процессе насильственной коллективизации возникло так называемое большевистско–советское рабство крестьян с его чудовищным устройством государства казарменного типа (Бутенко. А. П., 1990). Крестьяне были переведены в разряд подданных, лишены паспортов и права выезда с территории колхоза. За отказ вступать в колхоз сталинисты угрожали лишить крестьян избирательных прав. Насильственно из деревень и сел были выселены огромные массы людей. На необъятной советской территории появилось  неслыханное количество концлагерей, где использовался бесплатный принудительный труд (Солоневич И. Л. Россия в концлагере, 2010).
         Создавая  государство казарменного типа, Сталин опирался на выводы Маркса о том, что подобный тип государства является первой фазой выдуманного коммунизма. Хрущев, дождавшись смерти Сталина и, захватив власть в свои руки, повел большевизм тем же провокационным путем, каким он шел и раньше, обманывая народ, что первая фаза коммунизма будет построена за ближайшие двадцать лет. В основу казарменного государства была положена административно–командная система во всех сферах жизни людей (Щетинов Ю.А. Режим личной власти Сталина, 19890). Истоками насильственного и приказного командования являлась система чрезвычайных мер, так называемый военный коммунизм, возникшая в годы кровопролитной Гражданской войны.      
         Сплошная коллективизация сразу обернулась резким сокращением поступающего продовольствия из деревни. А вскоре его поступление из деревни в города, на золотые прииски совсем прекратилось, в стране вспыхнул сильнейший голод, продолжавшийся с 1931 по 1933 годы, который по мнению американского историка Р. Конквеста, тщательно изучившего этот вопрос, унес 7 миллионов человек (Террор голодом, 1994). Голод в СССР под угрозой привлечения к уголовной ответственности всячески скрывался партийными деятелями и номенклатурными историками. Голод был искусственно организован Сталиным в отместку крестьянству за нежелание отдавать весь имеющийся у них хлеб государству и происходил под его контролем (Шубин А, 2006). «У Сталина отсутствовало самое элементарное политическое и экономическое образование, он был не способен определить хотя бы поверхностный анализ происходящего» (Бунич И. 1994). А он этого делать и не хотел. На предложение окружавших его лиц выдать продовольствие страдающим районам от голода, Сталин угрожал им физической расправой.    
         Сталинская коллективизация вошла в историю как крестьянская истребительная война. В ходе сплошной коллективизации Сталин с помощью своего услужливого окружения решал несколько политических задач. Насаждал свою единоличную, деспотическую власть в стране, делая ее непререкаемой, уничтожал ненавистную частную собственность крестьян в деревне, отбирал у них хлеб и отправлял его за границу в счет закупки сырья и технического оборудования, которые якобы требовались для начавшейся индустриализации.         
         При голоде, начавшемся на Елизаветинской стройке, вспыхнула и цинга. Люди, напуганные вспышкой этого заболевания, со стройки стали сбегать. Отец Алексея Васильевича Василий Фокеевич, чтобы спасти семью от разразившихся голода и цинги, заключает договор с агентами «Союззолото» и выезжает в неведомую Маньчжурию для восстановления золотодобывающего предприятия, разрушенного большевиками в годы Гражданской войны.          
         Жизнь на Елизаветинской стройке в этот период была трагической. Об этом откровенно написал в своей книге «Мой черный ангел» (1996) живой свидетель тех жутких событий Тойво Васильевича Ряннель» (1996), будущий народный художник России, Почетный академик Петровской академии науки и искусства, живописец, признанный международным художественным сообществом.
         В 1931 году 10–летний Тойво Ряннель вместе с  семьей проживал в одном из бывших районов Финляндии в Ленинградской области, на Родине своих предков. Началась сталинская коллективизация. За отказ вступить в колхоз и отдать семейное имущество в колхозный общак, коллективизаторы отобрали тягловую силу – лошадь, живность, домашних животных, хозяйственный инвентарь, жилые и дворовые постройки, семью согнали с родных мест и насильственно депортировали в Сибирь. Семья оказалась на удерейских приисках, на Елизаветинской стройке, где столкнулась с жутким голодом и цингой. В своей книге он писал: «Признаки тяжелой болезни цинги резко обозначились у каждого из нас. Стали шататься зубы, даже сочились черной кровью. У стариков опухли ноги, на коленях появились черные пятна. Приходилось пить разные отвары из еловой хвои. Дети лежали на нарах вповалку. Уже некому было могилы копать».
         Тойво Ряннеля и Алексея Васильевича долгие годы связывала дружба. Перед выездом на жительство в Финляндию, Тойво Ряннель с болью в сердце и горечью в душе часто рассказывал ему о тех невзгодах, какие он перенес с семьей на Елизаветинской стройке. Поставки продовольствия из краевого центра на удерейские прииски, на Елизаветинскую стройку прекратились, голод обрушился на них со всей силой. Людей, находившихся на стройке, охватила смертельная паника, они не знали, что делать.
         История–мамаша суровая, ее не обманешь. Сталинская  коллективизация как насильственное аграрное образование прижиться в крестьянстве не могла и со временем естественным путем была выброшена на обочину истории. Причем, это произошло во всех странах мира, где ее насаждали сталинисты.   
         Долго приходил Удрейский Клондайк в нормальное русло жизни после перенесенного голода и вспышки коварной цинги. Только к середине 1930–х годов, когда завершилась постройка нового Удерейского дражного флота, уничтоженного партизанскими бандами в 1918 – 1920 годах, это стало ощущаться. Удерейские прииски начали добывать в казну драгоценный металл–золото. При Удерейском золотоприисковом управлении был создан специальный отдел под названием «Золотопродснаб», который занимался завозом продовольствия в открывшиеся на приисках магазины. Торговля продуктами стала регулярной. Приискатели вздохнули, не было голода и случаев вспышки цинги. Многие, покинувшие удерейские прииски в годы большого голода и разгулявшейся цинги стали возвращаться. Вернулся из Маньчжурии с семьей и Василий Фокеевич, осев на жительство в центре Удерейской золотодобывающей промышленности в Южно–Енисейске.   
         Покинуть этот тревожный район толкнула возникшая причина. Золотодобывающее предприятие, которое предстояло восстанавливать, для этого оказалось не подготовленным. И работы по его восстановлению были свернуты. Большой угрозой для людей, оказавшихся здесь, на Маньчжуро–Советской границе, стала находившаяся здесь японская большая вооруженная группировка, готовящяяся захватить советскую территорию. При сложившейся обстановке оставаться с семьей в этом районе теряло всякий смысл.
         Три года Василий Фокеевич адаптировался к условиям приисковой жизни, работая на временных работах. Сложа руки не сидел, а заготавливал строительный материал для постройки своего дома. Бывая на необъятных удерейских просторах, он знал многие места, где росла черемша, с помощью которой можно было противостоять заболеванию цинги. Наконец 2 января 1938 года был принят на работу в механическое производство, в кузнечный цех, где освоил поковку сложных  деталей для золотопромывальных фабрик–драг. Благодаря неукротимой настойчивости вскоре стал мастером–кузнецом высочайшего класса, умело совмещая поковку деталей из горячего металла на кузнечной наковальне и большом паровом кузнечном молоте.       
         В конце 1930–х годов наибольшее число людей проживало в центре Удерейского Клондайка, в приисковом поселке Южно–Енисейске, более 3, 5 тысяч жителей. Здесь находились штаб управления добычей золота на Удерее, большое механическое производство по ремонту золотопромывальных драг, все районные конторы и организации. И надо было не допустить, чтобы сильные вспышки цинги могли выбивать центр из колеи. В эти годы в Южно–Енисейске обозначился большой лечебно–профилактический, амбулаторный комплекс. При нем были открыты такие кабинеты, как зубоврачебный, педиатрический, терапевтический, стоматологический, рентгенографический, санитарная комната, аптека. Отдельно были открыты родильный дом, больница со стационарным лечением больных. Цинга словно испугалась этого комплекса на Удерее и не было ее заметных вспышек.         
         22 Июня 1941 года началась изнурительная война с немецким фашизмом. Первые два–три года войны цинга не беспокоила удерейцев. Видимо, за прошлые, предвоенные, спокойные годы их организм приобрел достаточный, выражаясь физиологическим языком иммунитет, защитную степень сопротивляемости цинге и она обходила их стороной. Со второй половины войны и по 1948 год удерейские прииски перенесли жуткий голод. Почему голод обрушился в послевоенный период? Дело в том, что советское правительство приняло закон о ликвидации хлебных карточек с декабря 1946 года. Но как на зло в этом году в стране возник большой недород хлеба, повлекший за собой сильнейший голод, от которого были массовые смерти людей. На удерейских приисках были большие перебои с хлебом, часто его не выдавали по несколько дней, приискатели голодали. И только с середины 1948 года на приисках началась свободная торговля хлебом. В первые послевоенные годы на приисках при хлебном голоде происходили сильнейшие вспышки цинги.
         Голод, сопровождаясь цингой, вызывал у людей сильное малокровие, от которого особенно страдали школьники младших классов. Часто можно было видеть, как кто–то из учеников младших классов падал в обморок на уроке. Появлялась фельдшерица и школьнику делали специальную процедуру в ликвидации обморочного состояния. Родители были сильно обеспокоены вспышкой цинги у детей. Они поили детей отварами из еловой, кедровой и лиственничной хвои, березовой чаги. Были случаи обмороков и среди старшеклассников, которым оказывали врачебную помощь в приисковой амбулатории.
         Двое крепких старшеклассников подхватывали под руки упавшего в обморок и бежали с ним в приисковую амбулаторию. Врач, прослушав школьника фонендоскопом, подавал ему завернутые в пергамент большие, круглые таблетки аскорбиновой кислоты. Ребята пока бежали до школы, от сладковатых таблеток ничего не оставалось. Часто на уроках в классах отсутствовали многие школьники, у которых была зафиксирована цинга. Старшеклассники не очень верили в профилактику цинги врачами приисковой амбулатории и занимались самолечением, показывая свою изобретательность.
         При проходке золотопромывальной фабрики–драги вдоль Удерея появлялось много больших разрезов. Вода в них отстаивалась, становилась чистой. Весной и в начале лета вода в разрезах была еще ледяной. Ребята прибегали к разрезам и набравшись смелости, заскакивали в ледяную воду. Ополоснувшись ледяной водой, они выскакивали из разреза, у них не сходился зуб на зуб, усаживались вокруг костра, горевшего сильным огнем, вдыхая в себя его дым. От ледяной воды, огня и дыма костра им казалось, что цинга их покидала на какое–то время. Хотя это было не так. Но мальчишки не отказывались от придуманной ими процедуры борьбы с цингой.               
         Цинга держалась, врачи были сильно обеспокоены ее вспышкой.  Приисковая стационарная больница, которая еще недавно пустовала, теперь в ней на лечении находилось много заболевших цингой. Державшаяся цинга толкала людей к поиску средств против нее. И люди стали использовать имеющийся жизненный опыт. 
         На Удерейском Клондайке на речках Удоронга, Мамон, Ишимба, в верховья Удерея жили удерейские охотники на своих заимках, охотясь на разную живность. Было известно, что эти охотники никогда не болели цингой. Объяснялось это той пищей, которую они употребляли. Весной они собирали черемшу, крошили ее, просаливали солью и каждый слой заливали медвежьим жиром. Заготовленную черемшу складывали в большие березовые туеса ведерной величины, которые хранили в вырытых в земле ямках. Давно было известно, что медвежий жир употреблялся при желудочно–кишечных заболеваниях. А его смесь с черемшой спасала и от заболевания цингой, в чем удерейские приискатели давно убедились. Мест для сбора весной черемши на Удерейском Клондайке было много. Это заболоченный еловый лес в пойме Удерея на границе Калифорнийской площади. Много черемши произрастало на Мамонскй дороге, в Дальнем Нозолинском ключе. Черемша в этих отдаленных местах росла сочной, пряной, масляной, напоенной чудодейственными свойствами той лесной местности, где она росла. Черемша, собранная в этих отдаленных местах и употребляемая в борьбе против цинги давала ощутимый эффект. Но ходили туда для сбора черемши не все, было очень далеко, требовались смелость и большие усилия для преодоления дальних маршрутов.
         Люди, жившие в центре Удерейского Клондайка, в приисковом поселке Южно–Енисейске, хорошо знали, что в наступившей середине мая вспышка цинги не заканчится, а будет продолжаться, обрушиваясь особенно на детей. Чтобы противостоять вспышке цинги, надо начинать употреблять в пищу черемшу. Местная газета «Удерейский рабочий», опережая действия врачей, объявляла, что приисковая столовая в неограниченном количестве принимает от населения черемшу и начинает ежедневно готовить из нее салаты. Зашевелились и приискатели, выскакивая в походы за сбором черемши.
         Отношение людей к черемше разное. Кому–то нравится ее  чесночный привкус, кому–то нет. Но здесь надо исходить из объективного понимания ситуации. Когда зимой на людей сваливается простуда, а грипп свирепствует, то в качестве профилактики против этих заболеваний люди употребляют в пищу и лук и чеснок, терпеливо переносят их запах, зато на какое–то время у них возникает облегчение в организме. Черемшу едят все, независимо от отношения к ней, особенно весной, когда за зиму организм ослабевает, истощается витаминами.
         Как внешне выглядит черемша? Стоит весной оказаться в Удерейской тайге, то первое, что бросается в глаза, так это черемша. Ее можно повстречать в ельника и сосняках, на площадках и лужайках, вдоль речек и ключей, на болотистых почвах. Стебель черемши темно–бордовый с корня и зеленый по верху, овальный по бокам, как гусиное перо. Влияние черемши на организм, на ликвидацию цинги до сих пор подробно не изучено. Неизвестно, какие микроэлементы имеются в ней. Интересно и другое, черемша произрастает не только в удерейской округе, но и в других местах России.   
         Работая над этим текстом, Алексей Васильевич вспоминал, как ему приходилось встречать черемшу из разных мест России. Встречал черемшу красноярскую, новосибирскую, томскую и алтайскую. Но еще сильнее был удивлен, когда увидел черемшу, произрастающую на северном Кавказе. Однажды в конце мая он находился в приельбрусье, Терсколе, в Баксанском ущелье.
         При прогулке по берегу горной речки, в которой текла минерализованная вода, столкнулся с обилием черемши. Внешне кавказская черемша не отличалась от удерейской. Правда величиной меньше, корень тоже краснобурый, перо не очень большое, широкое и более полукруглое. Вкус кавказской черемши острый. На заданный вопрос жителям, проживающим в Терсколе, зачем они употребляют черемшу, ответ последовал тот же самый, какой Алексей Васильевич много раз слышал и на Удерее: ликвидация весеннего авитаминоза, профилактика против цинги. Ответ кавказцев в употреблении черемши против цинги убедил Алексея Васильевича в том, что приискатели, жившие на Удерее всегда были правы, употребляя ее, когда это заболевание обрушивалось на них.    
         Позади остались зимняя морозная стужа, весенний промозглый холод, заметно потеплело. Наступило самое время сбора черемши в качестве профилактики против цинги. И надо успеть собрать черемшу в конце мая–начале июня, пока она держится сочной, ядреной, в это время в ней много витаминов и минералов, она способна противостоять заболеванию цинги. После этих дней черемша теряет свою свежесть и закисает.
         Отец Василий Фокеевич сильно боялся, как бы цинга не свалилась на семью. И он предпринимал меры, уходил в дальние места Удерейского  Клондайка, где собирал черемшу, чтобы противостоять цинге.
         В тот день Василий Фокеевич и Алексей вышли в тайгу собирать черемшу рано утром. Они спустились со среднего яруса вниз в долину, прошли через Удерей по мосту и быстро добрались до Спасского перевала. Поднялись по отлогости наверх и вошли в лес, где кругом были приземистые сосны и обвешанные серой куделей ели, густой подлесок. Ночью лес промочил дождь и стволы хвойных деревьев сильно почернели от него. Они долго шли через глухой хвойный лес по едва видимой тропе, скрываемой весенней, талой водой, и все это время отец утешал Алексея тем, что сегодня они найдут богатые черемшанные плантации. Алексею прежде бывать здесь не доводилось. Место было глухое, и казалось, что здесь уже давно не ступала нога человека. 
         Пока пробирались через хвойный лес, продвигаясь к месту  предполагаемой черемшанной плантации, солнце уже изрядно  стало   пригревать и от сосен и елей, смоченных ночью дождем, пошла испарина, они закурились. Запахи хвойного смолья, сливаясь с теплом солнечных лучей, поползли по лесу. Еще совсем недавно черемуховые сережки съежившиеся и отяжелевшие от дождя, теперь, когда пригрело солнце, ожили и державшиеся
на них дождевые капли сверкали в ярких солнечных лучах, словно алмазные бусинки. Черемуховый белоцвет своим терпким медово–яблочным запахом бил в нос, проникая в их разгоряченные от ходьбы тела.          
         Тропа, заросшая сплошь густой травой, по которой они отмеривали километры, привела их к широкому, прямолинейному прогалу, залитому талой водой, напоминавшему что–то вроде топкого болота. Это была старая Мамонская дорога. Ее название происходило от названия соседней речки Мамон. Проложенная век назад, Мамонская дорога являлась продолжением Климовской дороги, по которой в давние времена с енисейского тракта через Ангару, на Удерейские прииски, зимником тянулись большие обозы с продовольствием, фуражом и старательским инвентарем, а летом этим же  путем перевозили добытое на Удерее золото, доставляя его в Красноярск.               
         Они преодолели большой участок Мамонской дороги, хлюпая обувкой по воде. Рассекая густой лес на две половины, дорога то сужалась, то расширялась, уходя куда–то в неведомую даль, в глубь тайги. Наконец, выбрались на ту часть дороги, где было мелководье. Здесь дорога простиралась шириной метров тридцать, представляя собою большую черемшанную плантацию, на которой росла сочная черемша с масляничными корешками брусничного цвета. Ее было так много, что куда ни глянешь, она всюду застилала глаза. Черемшанная плантация выглядела ковром, сотканным из пушистой зеленой ткани. Когда начали рвать черемшу, день разгулялся вовсю: тепло грело солнце, кругом стояла удивительная тишина, в которой  было что–то таинственное. Черемша была такой рясной, и не надо было далеко перемещаться. Отец с Алексеем долго ее рвали, не сходя даже с места. И когда набили мешки черемшой, только тогда остановились.
         День клонился к вечеру, тени деревьев потемнели и удлинились, стали заметными. Отец повернулся спиной к солнцу, измерил шагами свою длинную тень, определив время, сказал, что пора возвращаться обратно, домой. Обратно шли тем же путем, каким и утром. Преодолев Мамонскую дорогу, спустились по отлогости вниз, минули речку Пескину, проскочили Спасский перевал и, пройдя еще немного, остановились и уселись на обочине тракта. Отсюда, с небольшой высотки, хорошо видна вся приисковая округа, вся панорама поселка с его ярусами–верхним, средним и нижним, начиная от Татьяниной горы, примыкавшей к северному большому картофельному полю и до каменных скал, свесавшихся прямо в Удерей. Чаще всего панораму прииска  приходилось обозревать с вершины горы Горелой, а теперь можно взглянуть на  нее с противоположной стороны и запечатлеть то, чего раньше не удавалось. И взгляд на приисковую округу с другой стороны можно считать счастливым случаем.         
         Сильно уставшие, но не унывавшие, они сидели на гребне косогора и смотрели на маяки правобережного хребта, горы Горелую и Зеленую, уже начавшиеся покрываться легкой летней зеленью, на лог, величаво отделявший одну гору от другой, где им был известен каждый его метр. Вечерний пейзаж приисковой округи в начале лета сильно впечатляет, особенно закат солнца. Ярило уже давно миновало прииск и сейчас падало где–то далеко, за Верхне–Александровским мостом, в Сократовских хребтах, окрашивая красным цветом горизонт. Было видно, как солнечные огненные сполохи отблеском светились на отполированных каменных стенах скал. С Удерея, неугомонно журчащего и поблескивающего желтизной убегающей воды, тянуло прохладой, в низинах расстилалась полосками еле заметная туманная пелена, воздух становился гулким, с прииска доносилась вечерняя разноголосица.   
         Усталость, накопившаяся от похода в тайгу за черемшой, давала о себе  знать, и не было желания подниматься с насиженного места, а хотелось до  бесконечности смотреть на панораму поселка и вдыхать неповторимый запах наступившего лета. Бросив последний взгляд на приисковую округу, они быстро спустились вниз, преодолели бродом Удерей и подошли к родной территории, к своему дому, неся на спинах мешки, набитые черемшой, собранной на мамонском прогале. Этот поход для Алексея был счастливым. Благодаря ему он побывал на Мамонской золотой дороге.
         Боязнь заболеть цингой держала удерейцев в напряжении. И они уходили в походы по Удерейскому Клондайку за сбором черемши. Накануне вечером отец сказал Алексею, что утром они выходят в Дальний Нозолинский ключ, там водится особая черемша, она хорошо помогает против цинги. Предстоит преодолеть большое расстояние туда и обратно, поход будет очень тяжелый, но он стоит того, особенно сейчас, когда надо собрать черемшу, чтобы употреблять ее против цинги.
         В то весеннее, воскресное, раннее утро отец привычно положил в карман штанов спичечный коробок с солью, за поясной ремень заткнул топор, а на спину накинул холщёвый мешок. И они вышли в поход за сбором черемши. Отец размашисто и уверенно пошел по тропе, тянувшейся вдоль подножия горы Зеленой, держа направление на южную окраину приискового поселка Южно–Енисейска. Отец хорошо знал этот путь, ходил по нему много раз. Особенно в те годы, когда посещал сосняк, где заготавливал бревна для постройки избы. Когда прошли вдоль подножия горы Зеленой, отец пошел на спуск, вниз, к Удерею. 
         С вершины хребта, мимо которого шли, тянуло сильной прохладой. Проникая под их легкое облачение, она взбадривала их разгоряченные от ходьбы тела. Они преодолели узкую, наклонную по берегу Удерея тропу, плотно усеянную серым, острым плитняком и оказались перед другой опасностью. Слева по ходу надо было преодолеть отвесно висевшие огромные каменные скалы, справа клокочущий, беснующийся весенней водой Удерей. Поглядывая на скальные громадины и на неистовое клокотание речки, по спине пробегали мурашки. Скользкий плитняк под их ногами шевелился, и можно было в любой момент запнуться и упасть. Чтобы избежать падения,  они шли медленно, местами прыгая с одной плиты на другую. Преодолев усеянную плитняком тропу, они подошли к крутому взлобку. Он был так крут, что не хотелось по нему и взбираться. Минуя молодой густой сосняк, они вышли на плато, удивительно ровное как ладонь.
         Огромное плато простиралось от удерейской террасы и уходило далеко, в глубь хвойной тайги. Следуя по плато не трудно было определить, что здесь в густом хвойном лесу, где прижились сосна, лиственница и кедр  находится большая лесосека. Ветерок легко продувал хвойные, пушистые веточки деревьев и они тихо мельтешили, создавая некое умиротворение. Лесосеку можно было считать исторической особенностью, появилась здесь давно, еще в 1904 году, когда на месте будущего Южно–Енисейска на Удерее была установлена золотопромывальная фабрика–драга. В те времена и драга и лесосека принадлежали Александровскому (Гадаловскому) акционерному золотопромышленному обществу, которое являлось центром Удерейского Клондайка. На плато заготавливали древесину в качестве топлива для драги. Лесорубы работали бесперебойно и с размахом. За зиму к началу добычи золота они заготавливали более 1000 саженей дров. Заготовленные дрова сразу же вывозились к будущему дражному полигону, где будет добываться золото.  В вывозке дров использовалось 50 лошадей. В советское время как и в прошлые годы на лесосеке заготавливали дрова для драги и приискового поселка Южно–Енисейска. Длинной линейкой стояли заготовленные еще в прошлую вырубку серебристо–золотистые дрова, от которых пахло хвойным смольём.
        Наконец, отец с Алексеем преодолели долгий и утомительный путь по зимнику через лесосеку и вышли на узкую тропу. А она привела их к распадку. По его середине струился родник, вода в котором звонко журчала и ярко сверкала хрусталем в лучах солнца. Сразу же бросалось в глаза дно ключа, которое было устлано огромными полукруглыми гранитными камнями. Отец вскинул руку вверх и проведя ее вокруг над головой, сказал, что это и есть Дальний Нозолинский ключ. Распадок, удивительно красивое место. Его красота действовала магически и сразу улетучивалась та тяжесть, которая появилась в уставших телах от трудного и длительного перехода. По распадку с одной стороны ключа широкой полосой тянулся густой ельник. С другой, по пологому косогору простирался бор, высокоствольные сосны которого уходили до самой вершины хребта, светившегося зубчатой полоской. Позднее, Алексею станет известно, что это та отлогость, на которой произрастала обильная ягода брусника. Отлогость так и называлась «Брусничная». Ключ брал свое начало где–то далеко, в каменных заломах, в хребтах тайги. Прокладывая по распадку извилистый путь, ключ спускался вниз, впадая в Удерей. Трудно сказать, имелось ли в ключе золото. Было известно, что в давние времена местные тунгусы, кочуя со своими караванами оленей, бывали в ключе и находили в нем золотины, из которых на огне ковали золотые ритуальные украшения. Архивные документы подсказывали, что накануне 1–ой империалистической войны здесь побывали поисковики, занеся контуры ключа на карту.
         Вдоль ельника и ключа простирались чередующиеся друг за другом площадки, на них из зеленого мха, залитого водой, росла густая черемша. Поражало ее обилие. Из ельника тянуло воздухом, напоенном запахами еловой хвои, прелостью мха и черемши. Переходя от одной площадки к другой, они не спеша, рвали черемшу, складывая ее в свои заплечные мешки. Когда изрядно нагрузились, подсели к роднику, звонко журчащему на камнях. Отец как всегда достал из кармана штанов коробок с солью, и они принялись аппетитно поедать свежесорванную, маслянистую черемшу, запивая из ключа родниковой водой, которая была удивительно холодной и сладковатой. Заправившись свежей черемшой, они долго сидели у журчавшего родника на мягком мху, прислонившись спинами к сухому смолистому пню, подставив свои обветренные лица солнечным лучам, тепло которых пронизывало их уставшие тела. Кругом висела мертвая тишина, слышалось лишь только певучее журчание воды ключа, омывающей серые, отполированные, гранитные круглые камни. И вдруг, неожиданно, где–то рядом, на вершине еловой ложбины, послышался жалобный плач кукушки. И пока сидели у мерно журчавшего родника, наслаждаясь горячим солнцем, плач кукушки печальным эхом разносился по ельнику и щемил сердце. По традиции, какая живет в народе, слушая кукушку, так и хотелось спросить ее, «скажи, а сколько лет я проживу»? Кукушка продолжала куковать и считать число ее кукований не было смысла.   
         Они возвращались из Дальнего Нозолинского ключа обратно на прииск, неся в заплечных мешках черемшу, не останавливаясь на отдых. Отец   уверенно преодолевал петлявшую тропу между соснами. Алексей еле поспевал за ним, боясь как бы не отстать. Порою ему хотелось упасть, растянуться на тропе и навсегда остаться на ней. Когда миновали лесосеку, Алесей не знал, какой тропой отец пойдет дальше, нижней, вдоль Удерея, или верхней, над висячими скалами. Сильная усталость уже давала о себе знать и идти нижней тропой, прыгая с одной каменной плиты на другую, не хотелось. Отец, словно догадавшись о нежелании Алексея идти нижней тропой, направился к верхней.   
         Верхняя тропа узкой змейкой вилась вдоль подножия крутого косогора, поросшего густым хвойным лесом. Нижняя кромка тропы свисала на огромную, вертикальную каменную стену, уходившую прямо в Удерей, вдоль которого проходили утром. Глядя на кромку тропы, охватывал ужас, как бы не свалиться вниз. Тропа была устлана мягким ковром, сотканным из опавшей хвои, и они не слышно ступали по нему. И вдруг, впереди тропа резко пошла вверх, словно в заоблачную высь. Впереди самый тяжелый участком, взлобок еще более крутой, нежели на нижней тропе, по берегу Удерея. Взлобок длиною около сотни метров, неописуемой крутизны, и если посмотреть на его верхушку, то шапка свалится с головы. Так и хотелось задать вопрос природе , зачем она в этом месте создала вертикальный взлобок. Преодолевая его шаг за шагом, они медленно поднимались по крутому взлобку наверх. От крутизны взлобка ноги не слушались, и на каждом шагу возникала одышка. А мешок с черемшой, висевший на спине, стал необычайно тяжелым. Преодоление крутого взлобка, вывернуло Алексея всего наизнанку, хотелось скорее добраться до верха и отдышаться.
         Достигнув на тропе самой высокой точки, они остановились и, сбросив со спины мешки с черемшой, уселись на мягкой хвое, лежавшей на тропе, вытянули уставшие ноги и с высоты птичьего полета стали смотреть на окружавшую их местность. За синеватой дымкой, вдалеке, виделась волнистая полоска лесного горизонта. Перед ними раскинулась на большие расстояния причудливая Удерейская золотая долина, желтая лента Удерея и спутники золотодобычи, уложенные рядами дражные отвалы отработанной горной серой породы. Они сидели прямо перед Спасским перевалом, над которым уже краснела причудливая полоска вечернего заката солнца, слепившая глаза. Снизу, с Удерея, тянуло прохладой, и они, разгоряченные от длительной ходьбы с ношей черемши, постепенно остывали. К дому подошли, когда вечернее солнце готовилось упасть за зубчатую полоску горизонта.
         Когда вошли в дом, отец было хотел сразу же разложить черемшу. Скрипнула дверца в сенцах, на пороге дома появилась Лида Лубнина, соседка. Она подруга старшей сестры Александры, учатся вместе в одном классе. Отец Лиды в начале войны, на фронте получил сильное ранение и теперь был обездвиженным. Мать тоже кое как ходит по дому. Родители сильно боятся за дочь. Не дай Бог, если на нее обрушится цинга. Наш отец Василий Фокеевич знал озабоченность родителей Лиды. Увидев ее, вошедшую в дом, наклонился к мешку, набрал из него большую долю свежей черемши и подал ее подруге дочери. Довольная черемшой, она убежала к себе в дом. Не прошло и минуты, на пороге объявился Кешка Намаконов, соседский пацан. Отец погиб на фронте, семья большая, один меньше другого, мать кое–как вытягивает детей из нужды. Сбегать в тайгу за черемшой, когда сейчас процветает цинга, не кому. Отец набрал большую охапку черемши и подал ее Кешке. А он как и Лида, радостно воскликнув, побежал к себе домой.
         - Ну, вот, запаслись черемшой, ее хватит, пока еще бродит по Удерею цинга. Поделились и с соседями, - сказал отец, облегченно вздохнув.       
         В семье черемшу ели каждый день в виде салата, спасая организм от  цинги. В конце июня с Ангары подули ветры, принеся с собой тепло. Цинга, словно испугавшись ангарского теплого ветра, пошла на убыль. В начале июля хлынуло долгожданная жара и цинга совсем исчезла. Удерейские приискатели с облегчением вздохнули. В купальных разрезах все чаще слышались неугомонные, радостные голоса удерейской детворы.
         Перевернута еще одна неизвестная страница из истории и судьбы золотого Удерея. Она рассказывает как периодически на удерейцев обрушивалась словно смерч жуткая цинга и как они с ней боролись.               
        Прошло с тех пор много лет, как Алексей Васильевич, будучи мальчишкой, вместе с отцом, Василием Фкеевичем, ходили в дальние походы по Удерейскому Клондайку в места, где собирали черемшу, используя ее против вспышек цинги. И все это продолжительное время он не переставал думать о том, что действительно его семья избежала пагубного влияния цинги.
         Отец Алексея Васильевича, Василий Фокеевич не был наивным человеком, все происходящее в природе не принимал за чистую монету, был наблюдательным. И оказался прав. Черемша, собираемая в Дальнем Нозолинском горном ключе была какой–то особенной. Было ли это так, или это всего лишь чистое совпадение, продолжал думать об этом Алексей Васильевич. И он провел логическое сравнение по аналогии, думая о том, возможно ли такое в природе.
         Для сравнения выбрал черемшу, росшую в Дальнем  Нозолинском ключе и минеральную воду Боржоми и Ессентуки. Та и другая вода как известно берется из источников в строго определенном месте, которое содержит в себе минеральные свойства, присущие для этих природных мест. Если минеральные воды Боржоми и  Ессентуки обладают целебными свойствами, способствующими профилактике желудочных и кишечных заболеваний, то почему черемша из Дальнего Нозолинского ключа не может обладать целебными свойствами, которые можно применять против цинги. Алексей Васильевич попытался определить, какими особенностями обладало природное место Дальнего Нозолинского родника. Составить перечень этих свойств ему не представляло труда. В горном ключе он бывал много раз и быстро их определил. Что можно было отнести к природным свойствам Дальнего Нозолинского горного ключа?
         Все, что происходило в роднике, можно назвать природным круговоротом. Природно и совокупно черемша приобретала те свойства, которые она получала из тех условий, где она произрастала.   
         Местность, где происходил природный круговорот, густой ельник, от которого исходил благодатный настой, проникающий в почву, а в ней произрастала черемша. То же самое происходило и со стороны брусничного косогора, с него проникал благодатный настой в почву. И хотя весной на косогоре, в сосняке, еще не было поспевшей ягоды брусники, но от ее корней и листьев исходил благодатный настой, проникая в черемшанную почву. Исследователи считают, что именно весной, в мае, до начала цветения, в брусничных стеблях накапливаются целебные свойства. Вода родника, несомненно была минерализованная, пробивалась из подземных источников, фильтровалась на гранитных камнях. Известно, что вода, насыщенная минералами и выходящая из подземных глубин, фильтруясь на гранитных камнях, проникая в почву, создает в ней особые свойства, питая ими все, что здесь произрастает. А здесь, в условиях природного круговорота, в Дальнем Нозолинском ключе, произрастала черемша, в которой происходило образование особых целебных свойств, помогавших избавляться от цинги.       
         Россия – Сибирь – Красноярск – Новосибирск. Октябрь 2018 г.