Глава 6
Наши чувства работают по принципу компенсации. Когда пропадает одно из них, положим, зрение, резко обостряются другие, положим, слух. Что должно обостриться, если пропадаешь весь. Что начинает работать за всего тебя, когда ты умираешь? Наверное, это и есть продолжение – уметь оставаться и функционировать в этом мире после наступления физического конца.
Реинкарнация, ад, рай, Вальхалла, Ирий – все это лишь формы нашего продолжения. Человеческое эго просто не может смириться с уходом, распадом. Нас тянет вспоминать и увековечивать, рефлексировать, переиначивать. Каждому мы «дарим» возможность жить вечно своим нелепым осмыслением жизни и смерти. Если бы мы понимали действительно, что происходит с нашим бытием и небытием, нашим миром и сознанием, мы бы не тешили себя такими пошлыми фантазиями.
Люди неравны. И это прекрасно. Равенство дарит одинаковость, равенство дарит безнадежность и регресс. Стремление стать лучше тех, кто лучше тебя в данный момент, лучше, чем ты был сам вчера – вот истинные плоды неравенства, как оно задумывалось. Не могут все «быть вечно», да и не должны. Многим уставшим душам так необходимо отдохновение. Вечен лишь тот, кто продолжает жить в умах и сердцах, кто способен сподвигнуть существующих на действия и деятельность, тот, кто способен рушить и воздвигать усилием своего наследия, тот, кто это наследие оставил.
Я не увидела обещанного света в конце тоннеля. Я не увидела вообще ничего, когда умерла. Все мои силы, казалось, были направлены на то, чтобы пережить эту боль. Это высасывающую, превращающую тебя сначала в монстра, а потом в яичную скорлупу, боль. Она зрела в моей груди и пульсировала волнами. Я лежала на животе и представляла себе железный щит вдоль тела. Боль была под ним, а я старалась дышать так, чтобы она не просочилась, не поднялась выше диафрагмы и не смогла завладеть мной. Глубокий вдох наполняющий только грудь тяжестью кислорода в изъеденных лёгких. А затем медленный выдох. Вдох и выдох. Выдох и вдох.
Вот все, на что меня хватало. Поэтому я за эвтаназию. Я хотела бы иметь право решать, что делать со своей жизнью и смертью, хотела бы стать свободной в выборе пути.
Свобода – осознанная необходимость. Так принято считать, и это действительно так. Необходимость ходить в душ, принимать пищу, гулять на воздухе вовсе не делает меня несвободной, не заставляет бунтовать против условий биологических потребностей, они естественны и не заставляют меня ограничивать себя, выполнять нежелаемое, корректировать свой образ жизни. То есть оставляют меня свободной. Жизнь же на койке в датчиках и трубках с болью во всем теле, жизнь в одиночестве, с осознанием собственного угасания, несомненно, не была моей необходимостью, она была необходимостью моего отца, значит, я была в ней несвободна. Тройная несвобода. Боль от бессилия. Боль от тщетности. Боль от каждого прикосновения.
Я ждала смерти, как ждут единственного соратника на поле боя. Мы со смертью теперь плечом к плечу бились за мою свободу.
Всегда игра. Всегда борьба.
Мы бились против слез моего отца, против горького страдания матери, против трубочек, датчиков, ледяных рук медсестер. Мы бились на поле моего тела, рвя его и уничтожая, во имя освобождения моего духа, во имя гимна моей независимости.
Битва кончилось теплым утром в середине октября. Это были редкие часы осени, когда солнце уже не жарило, но еще так истово светило. Последняя отданная земле энергия была особенно сладка, словно последнее стихотворение поэта, последний поцелуй, последняя улыбка умирающего, последняя слеза.
Когда я ушла, боль утихла, она еще немного пульсировала во мне, как вынутая из обуви мозоль, вибрировали все системы моего тела, медленно растворялся в глазах свет. А потом я умерла. И там, как я уже говорила выше, не было ничего, кроме разочарования.
Как только я ни представляла себе мир после смерти. Луна – парк с колесом Сансары, Анубис с весами и пером, объятия Хель, крылья Рая, какой – нибудь бесконечно повторяющийся день, лодка Харона.. как угодно, но я никак не ожидала «никак». Тотальное «никак» и «ничто». И больше ничего не было в моем дивном новом мире. Ничего, кроме тишины и темноты. Надо было уйти, и я ушла. Пришло время стать свободной, и я стала. Все.