Петров аккуратно делал все, что ему поручало начальство, делал много лет, привык к этому и ничего нового в своей жизни не ждал, он даже не задумывался ни о чем, просто жил и был доволен своей спокойной простой и аккуратной жизнью, он много делал полезного для других, но никогда не спрашивал, надо ли это им или он только так думал, что все хорошо, он с аппетитом кушал то, что готовила его жена, он спокойно засыпал после секса, а утром с удовольствием видел жену, ее спокойное и приветливое лицо, он был уверен, что знает, что такое жизнь и хорошо делает свою работу, не слишком задумываясь, что и как, зачем и как будет дальше, он просто жил и давал жить другим, он выполнял свои обязанности, испытывал удовольствие от спокойных прогулок в парке после работы и по выходным с женой, он точно знал, что все вещи его всегда будут на месте, носки одинаковые и брюки поглажены, рубашки выстираны и ждут его в шкафу, ему нравились бутерброды с колбасой и сыром по утрам, кофе и хрустящая булочка с конфитюром, он даже зарядку делал ровно десять минут каждый день и это никак не мешало ему всегда вовремя приходить на работу и ровно в 17 ноль-ноль вставать с чистой совестью из-за стола, собирать привычный портфель и улыбаясь прощаться с охранником. Но однажды…
Не было ничего ни однажды, ни дважды. Он мог влюбиться, счастливо или безнадежно, он мог добиться внеочередного повышения по службе, он мог ужаснуться несправедливости мира и пойти на баррикаду за светлое будущее, он мог погибнуть в пьяной дружеской ссоре, он мог угнать шикарную машину и врезаться в ней со всего размаху в столб или сигануть с моста под визг тормозов и крики испуганных случайных прохожих, мог изобрести лекарство от всех болезней, он мог написать бессмертный роман о простом маленьком человеке, который всю жизнь прожил незаметным клерком и был счастлив по-своему, пока не умер тихо и спокойно однажды под утро. Но он выжил…
Просто у него полгода назад на рассвете отнялись ноги, и он не смог больше ходить на работу и гулять по парку. Он мог записывать свои мысли, которые приходили и сами ложились на бумагу, с утра до вечера, не прекращаясь ни на минуту, кроме коротких минут на туалет, гигиену и диетическое питание, в сумме не более часа в день. Он не знал откуда приходят и куда растворяются эти мысли и слова, которые он записывал, даже почти не понимая и не отслеживая их смысла. Кто-то ровным голосом непрерывно как бы диктовал ему текст, который надо было постоянно записывать, во что бы то ни стало, это было нужно людям и это составляло новый смысл его жизни, он чувствовал, что руки его слабеют и мысли затуманиваются, как на стекле, но пока он мог различать их, он записывал и получал от этого приятное чувство легкой усталости, смешанное с тихой благодарностью миру за такую счастливую маленькую жизнь в огромной вселенной, которая время от времени посылала ему отчетливые сигналы, он воспринимал их как сигналы SOS и в ответ он посылал свой сигнал, - я здесь, я существую, я знаю о вас и хочу вам помочь.
Это продолжалось долго. Насколько долго? Бесконечно долго. До самой смерти.
Всю жизнь, ведь ничего нет длиннее жизни.