Откровение
То, что постигаешь в минуту кончины, похоже на то, что видишь при вспышке молнии. Сначала — все, потом — ничего. И видишь, и не видишь. После смерти наши глаза опять откроются, и то, что было молнией, станет солнцем.
Человек, который смеется
Виктор Мари Гюго.
Боль от удара молнией нельзя сравнить ни с чем.
В этом я, сорокатрехлетний Алексей Климов, убедился на собственном горьком опыте не далече как неделю назад.
За свою жизнь я испытал множество видов боли, как физической, так и душевной, но даже самая сильная из них мгновенно меркла перед воспоминаниями, сопровождающимися скрежущим звуком электрического разряда. Скольких сюрпризов бы мне не оставила жизнь в будущем, я навсегда запомнил конец лета 2012 года, когда, идя на поводу у своих выработанных с годами привычек, я отправился на прогулку в обычное для себя время, а именно в восемь часов вечера, наплевав на сгущающиеся на западе тучи.
Намеренно проигнорировав зонт и поцеловав во влажный и холодный нос своего спаниеля Болли, я покинул дом и последовал привычным путем навстречу событиям, навсегда изменившим мою жизнь. Мой путь начинался с улицы Красной, которая в дневное время по меркам самого маленького города России, кишела автомобилями, следующими через Чекалин напрямик в Москву. Вечером же она пустела из-за открывающейся ночью объездной магистрали, а ухоженная обочина дороги была хороша для бега и вела напрямую в старый лесопарк «Дружба», куда, собственно, я и отправлялся каждый вечер баловать свои смолистые легкие полезным лесным воздухом. Тропа лесопарка в конечном итоге выводила меня в чистое поле, где довольный собой я часто курил и думал о ближайших планах на несколько дней, лет, а после благополучно возвращался той же дорогой домой. Накормив куриными лапками асоциального лохматого-гурмана Болли, который вечерней прогулке предпочитал мой диван и, наконец, выпив на ночь стакан горячего молока, я отправлялся в кровать, где предавался глубокому сну без сновидений.
В тот злополучный понедельник, миновав Красную улицу, я заметил несколько дождевых капель, сорвавшихся с темно - синего неба и удачно приземлившихся прямо на мой нос. Стараясь не обращать внимания на дождь и возникшие в одно мгновение частые проблески света на небе, сопровождающиеся громовыми разрядами, я направился в тот самый лесопарк с высокими елями и другими довольно массивными деревьями, что в совокупности образовывали какой-никакой «дырявенький» природный зонт, коим по началу я был вполне доволен. Шум дождя все нарастал, и вскоре пришлось признать идею прогулки перед грозой не совсем удачной. Теперь я проклинал буйный нрав или же самонадеянное безумство (как вам больше нравится), которые заставили меня намеренно забыть о существовании зонта. И в самом деле, как же глупо было полагать, что этим вызовом, этой прогулкой я заставлю мать природу изменить свои планы. Привычка. Хорошая или плохая, она помогла мне исполнить волю судьбы, посеяла страх и обрекла, хотел я этого или нет, на совершенно иную жизнь. Стерла грань между настоящим и прошлым, вместе с этим подарив священные безграничные знания, что с лихвой восполняли весь недостаток привычных мне радостей жизни. Привычка.
Но постойте… Мне кажется, в своих мыслях я забегаю вперед и уже чувствую, что могу потерять ваше доверие. Поэтому прошу меня извинить, впредь обещаю быть более последовательным…
Когда я достиг другого конца лесопарка, полил уже нешуточный ливень. Мой спортивный костюм «Рибок» полностью промок, а белые кроссовки были измазаны в коричневой грязи. Будучи злым на себя, за испорченный вечер, я, потрусив поочередно из стороны в сторону ногами кое как избавился от налипших на подошву комков чернозема и огляделся. Моему взору открылось все то же любимое поле, которое я был счастлив наблюдать изо дня в день, местами залитое водой, образующей небольшие лужицы, в которых плавала кукурузная шелуха. Но даже в таком виде образовавшееся «поле-моква» пленило мои глаза и, как это свойственно моей созидательной натуре, я на несколько секунд выпал из реальности, стараясь прочувствовать момент. Самой кукурузы уже не было, и в дали я заметил несколько тракторов, явно причастных к исчезновению урожая. Между тем, сверкало уже совсем близко, а стена дождя на поле становилась все непрогляднее. Похлопав по промокшим карманам, я засунул руку в один из них. Нащупав противную табачную кашу, в которую превратил чертов дождь мои сигареты, я понял, что покурить мне сегодня не светит. Гром гремел уже отовсюду, и вспышки слепили так близко, что, закрыв на секунду глаза, я увидел несколько солнечных зайчиков. Нужно было уходить, тропинку парка уже начало размывать, но меня, стоящего по колено в грязи это не волновало. Завороженный стихией, я смотрел в уже непроглядное, рассекаемое молниями небо. Некоторое время я так и стоял спиной к лесу, лицом к полю, глядя на надвигающуюся слепоту ливня.
Неожиданно, вроде совсем далеко, но намного ближе чем ранее, небо засветило белым, и раздался звук похожий на удар огромного небесного молота в «гонг». Примерно такой звук слышат любители сумо, когда начинается схватка двух упитанных борцов. Опешив, я хорошенько вгляделся в поле и заметил, что недалеко от того места, где ранее виднелись «комбайны - похитители кукурузы», теперь образовался столб искр, а левее я уловил некоторое движение. Яркий свет сквозь непроглядную стену дождя медленно двигался в мою сторону.
Вот тут все и произошло. Когда в небе раздался гул грома, громче которого я ничего в жизни не слышал, инстинкт самосохранения заставил меня пригнуться. В этом и была главная ошибка. Как утверждали врачи, ученые и прочие умники, не дернись я в тот момент, столь печальных, по их мнению, событий можно было избежать.
Итак, движение оказалось ошибкой. Сгусток света, что двигался со скоростью улитки, вдруг за долю секунды, втянув время, оказался в метре от меня. Я почувствовал, как клетки моего тела начали сжиматься и одновременно притягиваться к этой энергии. Некоторое время я наблюдал нечто похожее на овал из ярко - белых частиц света, перетекающих друг в друга, после чего мои глаза полностью заполнил яркий свет, лишив возможности что-либо видеть. Мне казалось, что я сам на какое-то время стал частицей света, плавающей в этом электрическом океане. Собственное тело не ощущалось в привычной форме. Вместо этого пришло ощущение небывалой легкости и собственного яркого сияния. Подобный синтез продолжался всего пару секунд, но я не чувствовал опасности в этом своеобразном слиянии человека и природы ощущая лишь приятное покалывание. Никогда ранее я не разговаривал без слов. Никогда прежде общение с природой для меня не было настолько тесным и пугающе привлекательным, но как мы знаем из жизненного опыта, за все нужно платить, а у необычных и даже уникальных вещей в этом мире своя валюта - здоровье.
Раздался электрический треск. Мое тело и сознание вырвало из яркого сгустка, который очень скоро взорвался, наполнив ярким светом капли проливного дождя. Я же забыл, как дышать. Лежа в грязи и пытаясь вспомнить как открыть рот и издать хоть что - нибудь похожее на крик, я почувствовал, как мое тело словно вывернули наизнанку и повалили в грязь, предварительно тщательно поджарив газовой горелкой. Я представил себя рыбой, извивающейся на раскаленной сковородке. Мир отказывался принимать меня назад. Для него я теперь был чужероден, как этот яркий сгусток энергии, что разорвало в одно мгновение.
Начиная этот рассказ, я намеренно много говорил о боли. Но именно боль, дикая и безобразная, заставила меня позабыть о контакте с прекрасной неизведанной энергией, такой чистой и откровенной, что сама планета отказывается мириться с жизнью этого нечто более одного короткого мгновения, умертвляя все живое, что было причастно к этому откровению. Но, как оказалось, насчет земли-матери я погорячился. По словам докторов, местных ученых и надоедавших мне умников в дни, проведенные на больничной койке, земля и спасла мою жизнь. Именно она забрала остатки этой губительной откровенности электрического вмешательства. Тогда понять это я был не в силах. Я не вытерпел столь ужасной боли. Наступила (как мне потом объяснили сами знаете кто) мнимая смерть.
Так что, проезжавший мимо сторож полей, видимо разглядевший вдалеке неладное, принял меня за убитого стихией мертвеца и, неспешно погрузив тело в машину, вопреки всем законам на запрет транспортировки тела покойного до прибытия спецслужбы, отвез в больницу, где врачи все-таки разглядели проблески жизни в моем почти бездыханном теле, на груди которого появилось огромное венозное дерево, а на посиневшей левой ноге не хватало мизинца.
Я и теперь не без содрогания вспоминаю эти события. Воспоминания каждую ночь выворачивали меня наизнанку и, обжигая внутренности, бросали в землю умирать. Но сейчас речь не об этом. Ведь любая боль проходит или глушится всеми известными человечеству способами: разговорами по душам, медикаментозным лечением или же иными, для одних - губительными, а для других спасительными средствами. Алкоголем и наркотиками. Последствия же остаются с вами на всю жизнь, и как жить с этими назойливыми соседями решать только вам. В моей же истории эти последствия несколько иные. Испорченная эстетика грудной клетки и отсутствие одного пальца не волнуют мою душу. Вся загвоздка оказалась в моем резко изменившемся сознании.
Сперва я не придавал этому значения, но через некоторое время понял, что события двух недельной давности повлияли на проявившиеся так скоро расстройство моего воспаленного мозга.
Меня нехотя отпустили домой через пять дней истинных мучений, которым меня неизменно подвергал сосед по палате Вадим, любивший поболтать под вечер о своих и чужих болячках. Еще я был безумно рад избавиться от опеки медсестер, тем более, что теперь чувствовал я себя намного лучше, чем до удара шаровой молнией.
Настал долгожданный день, когда я держал в руках бланк о выписке с собственной фамилией. Этим же вечером, простившись с назойливым, но уже вроде как родным Вадимкой-балоболом, я возвратился домой. Будучи в приятном удивлении от слюнявой радости своего маленького друга Болли, я, как ни в чем не бывало, вскипятив молока и немного почитав, принял решение уйти на боковую. Погасив свет и устроившись поудобнее, я ожидал, что сон придет едва голова коснется подушки, обычно так и происходило, но тут что-то пошло не так, и эту ночь я провел без сна.
На работе, прознав о моем несчастном случае, без лишних разговоров дали отпуск на неделю, и поэтому все последующие семь дней я намеревался придаться чтению детективов, восстановительным упражнениям и всяческим ублажениям своего желудка. Единственной помехой в моем идеальном плане оказалось отсутствие сна, который вскоре стал для меня недосягаемой мечтой.
А потом началось это. Так же внезапно и ошеломляюще, как и пропавший сон. На четвертый день тяжкого бодрствования, когда я в очередной раз закрыл глаза в надежде уснуть, я вдруг оказался в здании с большими колоннами и гладким полом зеленого цвета с прожилками величественного мрамора. Заметив на себе одежду римского (узнал из интернета после) императора и шумные бесчисленные ряды войск подле здания с колоннами, что находилось на большой горной возвышенности, я сделал вывод, что все-таки уснул.
Стоял жаркий летний день, но на хорошо продуваемой террасе гулял легкий прохладный ветерок, приятно убаюкивающий мысли спящего. На просторном по истине императорском балконе, что находился у самого склона строения и граничил с пропастью, на дне которой начиналась та многочисленная армия воинов, я заметил стол, украшенный различными фруктами, в центре которых был стеклянный графин, до краев наполненный какой-то красной жидкостью, которую я справедливо принял за вино. Подле стола со всеми этими яствами стоял облаченный в темно - синюю мантию, грузный бородатый мужчина. Седина еще не окрасила его пышные от природы волосы, но мне было заметно, что старость уже совсем скоро постучится в его двери. Он, безмолвно обернувшись, поманил меня рукой, пальцы которой сияли перстнями, украшенными, насколько я мог предположить, опираясь на пройденный мной в молодости недельный курс ювелирного мастерства- драгоценными камнями. Я, с подлинным, еще не угасшим с годами, интересом вечно начинающего ювелира, уставилcя на это многообразием украшений на руке лишь одного человека, и не сразу отреагировал на его приглашение. Незнакомец казался мне величественным и думающим человеком, и в то же время я понимал, что его цепкому голубоглазому взгляду не доставало той непоколебимой твердости, присущей всем императорам.
- Ваше величество, - Он, поклонившись, развел руками уступая мне центральное место на просторном балконе. Затем, достав несколько кубков, украшенных рубинами, их я с легкостью вычислил по характерному цвету бычьей крови, принялся лить вино. Тем временем, ниже, хор тысячи голосов нарастал и подойдя к краю платформы, я с опаской взглянул вниз.
Будь тому виной высота или же ужас, поразивший меня, когда услыхав, что крику «Во славу императора!» вторят тысячи и тысячи убийц, моя голова закружилась. Я попятился назад и, не владея более своим телом, задел приближенного в синей мантии, невольно заставив его разбить графин и разлить на мраморный пол, как мне почудилось, бордовое кровавое вино. В момент падения я что было мочи зажмурил глаза, но не почувствовав боли от удара, вновь смело открыл веки и обнаружил себя в собственной маленькой ванной комнате со спертым влажным воздухом и потрескавшейся кафельной плиткой, мало походящей на императорский мрамор. Стоя у старого зеркала, запачканного в засохших брызгах зубной пасты. В нем все еще виднелись проблески уходящего видения.
Как оказалось, я был несколько наивен предположив, что та сломавшаяся деталь в моей голове, что отвечает за сон, встала на место. Какая - то часть меня отказывалась подчиняться естественной необходимости человека спать, в будущем все чаще вызывая в голове псевдореальные видения.………………………………………………………………………………………………………
Прошла неделя, прежде чем я признался себе, что трижды проклятый и такой желанный сон мне более не нужен. Венозное дерево на груди теперь начинало греть меня изнутри, от чего я ощущал и ощущаю по сей день легкие покалывания, схожие с теми, что я испытал тогда на поле при контакте с чем - то иным, разве что интенсивность уменьшилась в несколько раз. Также с наступлением темноты вновь приходят «ОНИ». События из прошлого, вопреки моим желаниям, вырисовываются передо мной каждую ночь. Когда восходит луна, а на небе едва загорается первая звездочка, какая-то непонятная мне сила заполняет мой разум лишь одной мыслью-подойти к зеркалу. Я долго противился ей, и однажды днем, когда ночь не имела власти над моими желаниями, я захотел избавиться от злосчастного зеркала. Мной овладевали сомнения и, оставив эту идею, я позже понял, что вместо благодатного сна мой организм теперь питается информацией извне. Той, что скрыта от глаз обычных людей, когда они спят, ибо веки скрывают от них всю правду. Мои глаза теперь открыты всегда, а зеркало, как оказалось, показывает многое. Мир, какой он был раньше, открылся для меня вновь, а сила, что помогла обрести бесконечные знания наших предков, лишила исследователя каких- либо страхов.
Видения. Все они были разные, но далеко не каждое было наделено бесценной информативной составляющей. В долгих скитаниях, длившихся не один год, просмотрев сотни событий и не контролируя их выбор, попадая изо дня в день в безынтересные и утомительные чаепития господ, тайные собрания Кагуляров во Франции и варку козьего молока с Николаем Васильевичем Гоголем, неизменно добавляющим в напиток ром, я, благодаря пытливому уму и безвыходности положения, наконец, расставил по полочкам интересные и полезные для меня исторические моменты, создав в голове достоверную визуальную библиотеку и став навеки ее единственным хозяином. Отныне я перестал бояться.
Леонардо да Винчи привил мне любовь к анатомии, Пьер Ферма учил теории чисел, а некоторыми особенно вдохновляющими ночами я посещал Элейскую школу, рассуждая с его основателем Ксенофаном об элементе истинного существования, в многоразличии явлений единства вечного порядка.
Гайзенберг, Ицхак Лаурия, Ибн Сина.
Их глазами я мог жить, ушами подслушивать тайны прошлого, а главное, позже использовать их в настоящем. Отдаю должное, я определенно достиг успеха.
Но боюсь, своеобразная манера писать выдает меня и нужно закругляться, ведь современные записи выглядят несколько иначе, я прав?
Что ж…Моя история подходит к концу, и я думаю, что, наконец, могу приоткрыть тебе эту плотную завесу тайны, что появилась так внезапно и перевернула всю мою жизнь заставив тащить в одиночку этот не отягощающий, а исцеляющий груз в тишине. Сейчас на дворе две тысячи восемнадцатый год, и, как прежде, мои глаза открыты. Я вдоволь пользовался знаниями всего человечества на протяжении семидесяти шести лет, и ты даже не представляешь, что за истина мне открылась.
Богатство, Женщины и Власть? Нет, дорогой читатель. Это лишь муляжи и кривые зеркала! Хотя, не буду спорить и кривить душой, с этими тремя составляющими я жил в согласии и доверии на протяжении многих лет, как и теперь. Но важным оказалось лишь глубокое познание в использовании той истины, к которой наши паршивые исследователи – изобретатели, придут лет эдак через триста. И конечно же, ее сокрытие на протяжении долгого времени и по сей день от любопытных глаз.
Сохранность молодости и трезвого ума на протяжении долгих лет, дорогой читатель!
Я не знаю, каким образом этот очерк попал тебе в руки, но хочу поблагодарить, ибо я отнял у тебя, как и у сотен других, самое ценное в этой жизни- время. Оглянись вокруг, где тот человек, что дал тебе прочесть эту историю?
Рядом? Тогда спроси его. Далеко? Позвони и узнай.
В обоих случаях задай лишь один вопрос: Где он взял это? Ответ очевиден – в интернете. Я угадал? Даже имя автора есть?
Если ты недоверчивый дотошный скептик, дорогой читатель, тогда можешь проверить, этот человек пустышка, отражение в зеркале, как и сотни других. Интернет и твои открытые глаза возле монитора компьютера, мобильного, электронных часов для меня словно отражение в зеркале. Я тот, кто находится по ту сторону экрана. Я могу показать тебе все, что ты хочешь, ведь чем больше людей тратят время глядя в электронные зеркала, тем сильнее становлюсь я. Потраченное впустую время достается мне одному. По крайней мере в радиусе моих действий, но это тебя не касается.
В двадцать первом веке решить проблему, требующую для этого долю хоть каких-либо знаний, не прибегая к помощи интернета, трудно, и, мне кажется, в этом отсутствии иных источников информации, и заключается мой успех. Вы словно читатели в моей библиотеке, ходите лишь в те секции на которых отсутствует замок. В большинстве случаев это детское отделение, в глобальном понимании нашей с вами жизни, с развлечениями и работой человечества имеющий КПД 0.1% Лишь немногие заглядывают в секции с более сложными темами, но к моему счастью эти труды находятся под контролем вашего покорного слуги, засоряя ненужным спамом нескончаемый поток информации, так, что, не имея определенных знаний, рядовому обывателю распознать эти крохи чистого откровения не представляется возможным. В голове у исследователя остается тарелка каши и расчетливо оставленная на поверхности капля масла-истинны, что не дает ему покоя и намеренно упрощает исследование под видом помощи инновационных технологий, дабы у него и подобных тебе не возникало потребности перемешать ту самую кашу, подняв со дна жирный концентрат истины. Как это там говориться? Самый сок? Не плохо придумано, не так ли?
В свою защиту хотелось бы сказать, что история, которую я поведал тебе -является подлинной. С самого начала меня так и подмывало наплести всякой чепухи про рай в центре земли, но с сожалением замечу, что правда подкупает сильнее выдумки, да и в нынешнее время это более не действует. Подобные сказки могут привлечь лишь тех, чья молодость пришлась на «журнальный бум» и должен заметить, что в то далекое время, без моей щепотки соли в этот котел Желтой прессы в котором варились человеческие грехи и слабоумие, не обошлось. В конце концов, я помню время, когда очередная байка про внебрачную беременность ультрамодной звезды, приковывала внимание к газете всех жадных до злословия людей, от старых до малых.
Чем вам не отражение в зеркале?
Надеюсь, ты, счастливчик, что заимеет этим очерком, успеет прочесть его до конца, ибо никогда ранее этот своеобразный обмен знаний и молодости, не был таким честным по отношению к тебе, мой дорогой друг. И кто знает, найдешь ли ты его завтра там, где оставил, или же он внезапно попадет в руки кому-то еще? Я не знаю. Никогда раньше я не осмеливался выдать даже легкого намека на свою тайну. Но вот, спустя столько лет, я вынужден признаться, что устал. Устал нести бремя ответственности в одиночку. Так пусть те немногие, кто удостоят меня своим вниманием, теперь перестанут жить в неведении. Пусть некоторые из них превратят все в шутку - плевать! Пусть другие внемлют моей истине слишком яро и открыто пропагандируют - плевать! Единственное, чего я хочу теперь - это взвалить этот тихий груз тайны на еще чьи - то плечи, и неважно, будет ли это скептик, прочитавший мою историю и позабывший о ней, ввиду ее фантастичности или мой будущий соратник, орущий проповеди на улице словно умалишенный. Я прекрасно знаю, как работает человеческая память и готов поспорить, что даже подсознание скептика запомнит истину, что поначалу казалась ему бредом. Да, несомненно, мы очень часто смотрим на вещи через призму своего жизненного опыта, но не подсознание. Его нюх просто так не сбить, и именно поэтому оба вида людей, подсознание которых узнает истину, будет всегда со мной, и в моменты особой грусти я буду разговаривать с ними на понятном только нам языке- ОТКРОВЕНИЯ.
С грустью и состраданием к тебе и сотням других я вынужден попрощаться.
Ночь подходит к концу, а устрицы на завтрак сами себя не съедят. Возможно, когда -нибудь в подсветке дисплея телефона или же глади на воде фоновой заставки твоего монитора ты увидишь на секунду отблеск человеческого лица. Но, прошу тебя, не пугайся!
Так же для галочки: Не нужно бегать в грозу с металлической палкой испытывая судьбу. Это не работает или работает не так. ОНИ придут, если ты понадобишься. Главное не бежать от судьбы, если в один прекрасный дождливый день из твоей старенькой розетки появится яркий световой шар…
P.S. Ты все еще тратишь свое время обогащая им проворного старика!
Не важно, как этот очерк попал к тебе в руки, я хочу выразить свою благодарность в виде небольшой компенсации. Вначале этой истории ты найдешь электронный адрес, советую посетить его.
А теперь прощай!