3.
А бабка моя троих кудрявых сыновей родила, при муже 20 лет терпела соседское «доброжелательство», а как только он на войну ушёл, дядьку моего - дома за старшего, а сама - в табор. С тех пор о ней ни слуху ни духу! Только плохой из отцова брата получился старшой - через неделю на фронт сбежал. Так он сыном полка и провоевал до Победы. Как бедовал-рос мой отец – не спрашивай!
Деда после войны не дождались, уже вся родня его похоронила, а он сидел за то, что в немецкий плен попал (8). Вернулся, младшего сына живым не застал. Седой был как лунь, но на баб поглядывал до самой смерти. Помер тихо: отметили, как следует, его 94 года да спать разошлись, а утром его из постели да в гроб.
Благо – недалеко нести, в лесу кладбище. Не парятся в летний день покойники под деревьями, соловьёв слушают; да и зимой уютно, засыплет снежок все холмики, одни кресты видать по грудь в сугробах. Сейчас портреты стали делать – жуть! Сначала покойнику глаза закроют, а потом на камне раскрыва-ают – не по-божески как-то. Я-то деду простой крест поставил, а смотрит он на меня пускай из фотоальбома, а не из могилы.
Сам я в могилу не раз заглядывал. Кажется, всю жизнь по краю хожу. Вроде ж не со знаменем, чего ж в меня стреляют? Началось, как и у большинства мальчишек, с бузы (9). Как заведено, с первого класса собирал недокуренные бычки, допивал капли вина, оставленные в стакане старшими, и не считал это чем-то зазорным. Ну, да, были непьющая Марья Егоровна, девчонки-отличницы, воротившие носы от таких, как я. Да мне тогда их внимание было без надобности. Вот пацаны с улицы, умевшие стырить из подвала бражки, пошухарить (10), подраться, - вот чьё внимание следовало завоёвывать. И, без «брешешь», этому я научился в совершенстве. Скоро уже моей дружбы добивались, мне несли лучший куш из «благоприобретённого», моего слова ждали при разборках, меня уважали и боялись. Я был уже не просто человеком, я был волком-вожаком в своей стае. Я мог измутузить своего друга из-за ерунды, но чужого бы я за него просто перегрыз. Брат Вовка остался где-то далеко внизу на пацанячьей иерархической лестнице, но волос с его головы не мог упасть только потому, что он мой брат. Роста мне из-за моих пристрастий не прибавилось, но выхудал и ожилился я как следует. Без силы и хитрости обойтись было нельзя, и они у меня появились. Моего удара и сейчас не держит ни один здоровяк. Не подумайте только, что перед вами Шварценеггер! Я использую голову. Нет, усилия Марьи Егоровны здесь ни при чём, просто я дерусь головой: один удар – и залитое кровью лицо соперника. Мне самому всего раз пришлось встретиться с чужим лбом, с зубов эмаль осыпалась тогда сразу, так и осталась на всю жизнь железная улыбка, поэтому я представляю, что делаю: получившему раз, больше не хочется.