БИБАРС (БЕЙБАРС)
Глава 7
Судьба или случайность?
Казалось бы, солнце – великое светило, взирает со своего небесного чертога на добро и зло одинаково равнодушно. Смотрит, как люди, совершая поступки, делаются одни героями, другие злодеями, третьи остаются обычными ничем не примечательными, которых принято называть простолюдинами или обывателями. Но так ли это?
Неужели человеческие судьбы – это цепь или череда случайных совпадений, а тело сцепление атомов? Какими бы разными ни были интерпретации понятия судьбы, все сводится к двум определениям. Идеалисты (и фаталисты) считают, что судьба любого человека предначертана свыше, что жизнь его связана с предназначением, и кому, как говориться, сгореть – тому не утонуть.
Материалисты, напротив, убеждены в том, что жизнь – эксперимент, постоянное творчество, бесконечное количество результатов от сиюминутных решений и долгосрочного планирования. И если у человека нескладная судьба, никакого позитива нет, и не предвидится, то это его собственная вина, потому что он не умеет ею качественно управлять.
Ученые говорят, что уникальность (так же как отпечатки пальцев) – результат пяти тысяч характеристик психотипа человека, которые сочетаясь в бесконечном количестве комбинаций, делают людей разными.
Генетические особенности родителей наследуются, но при зачатье у детей складываются настолько уникальные комбинации личности, что у одних родителей дети рождаются абсолютно разные, непохожие ни внешне ни внутренне. А бывают лицом как две капли, а характером, нравом, как говорится, ни в отца, ни в мать. Сочетания комбинаций сохраняют уникальность даже при одинаковых условиях рождения и воспитания. Люди по-разному реагируют на события. Хотя, в общей сложности, реакции обобщаются, типологизируются.
Восточная философия говорит, что люди приходят на Землю с набором индивидуального опыта, накопленного в прошлых воплощениях. И в течение последующей жизни этот опыт разворачивается, претворяясь в индивидуальные качества, в характер, наклонности, способности, талант. Все свое ребенок несет с собой, чтобы усовершенствовать, развить. Способность в талант, талант в гениальность. Чтобы изжить негативные качества и свойства он проходит периоды переизбытка страстей и привязанностей к объектам своих страстей. Любая страсть порождает страдания, а любые страдания пламенем выжигают негативную карму, преобразуя ее в позитивный опыт. Через приобретение опыта человек зреет, совершенствуется и, в конце концов, понимает, что он одинаково учится как от добра, так и от зла.
Но каждый век рождает уникальные личности, которые чаще всего появляются на стыке времен, когда вот-вот должны грянуть перемены. Именно о таком периоде и таких личностях пишет Исхак Машбаш в романе «Восход и закат».
Пийпарис
Я читаю, а глаза за строками романа видят происходящие в нем события:
«Солнце над морем едва зазолотилось, и было необыкновенно красивым неповторимой красотой светлой грусти и покоя. Словно вопреки этому блаженному покою из чагарника вдруг выскочил на гнедом коне мальчишка. Он сделал несколько кругов по поляне, потом начал размахивать палкой, как мечом, то защищаясь, то нападая на невидимого противника.
- Слышите, это я – Пийпарис!Это имя моего деда! Вы убили моего отца, и я отомщу вам, срублю ваши головы вот этим могучим мечом!»
Пийпарис – мальчишка, каких, наверное, было немало в каждом ауле.
Из его восклицаний мы узнали, что его отец погиб. Теперь у матери и бабушки только и родни, только и надежды, что этот двенадцатилетний подросток с «крутыми» не по-мальчишески плечами. Для них настали тяжелые времена. Женщинам и умереть-то нельзя – у них на руках ребенок. Его надо вырастить, научить уму-разуму. Только и остается, что молить Бога, чтобы продлил он их век, а там – его святая воля!
А молодость безрассудна, горяча, порывиста. У мальчишки, скачущего на коне, от ветра, от слепящего солнца, от воли вольной сердце замирает! От этого стремительного движения, возомнил он себя великим воином, машет прутиком, как мечом, будто крошит своих врагов, убивших его отца. Его маленькое храброе сердце взывает к мщению, слова, словно боевой клич, и в этом кличе – угроза! Не проклятия, не горе, не слезы, не острая боль разносятся по весеннему пространству горного Кавказа, а именно клич воина!
Случилось ненароком тут же проезжать встречным всадникам, готовым с радостью разделить древнюю адыгскую мудрость с таким же мудрецом. Каждому готовы они открыть свое сердце. Таких всадников ездило вдоволь по пыльным дорогам и каменистым тропам Кавказа, а где слово – там философия:
« - Что нового в вашей стороне?
- Нового у нас много, - усмехнулся встречный, лицо которого заросло бородой чуть не до самых глаз, - Как поднимется солнце, окинет своим ласковым взором всю землю, вроде бы веселее, радостнее должно всем стать. Но у людей столько разных забот, разной путаницы в их бесконечных делах, что даже и света дня по-настоящему они не замечают. Ты и сам, наверно, это знаешь. А что у вас там, куда солнце уходит на покой от трудов своих?»
На беду ли, на счастливую ли долю, навстречу боевому мальчишке Судьба выслала этого невольного бородатого слугу? Судьба всегда в свои слуги выбирает людей, которые слепо подчинятся ее приказу. Не задумываясь, они исполняют возникшее в сердце острое желание, подчиняются неизвестно как возникшей воле, а, исполнив, сразу чувствуют облегчение. И мог ли человек, который может и не промышлял на жизнь похищением и продажей детей, не соблазниться и проехать мимо такого по-боевому настроенного ребенка? Добыча сама шла в его руки, и он ее не упустил.
И если на похищение Пийпариса взглянуть с точки зрения божественного Проведения, то в урочный час, в одном месте свело оно похитителя и жертву, чтобы вручить этому воинственному мальчишке свою путеводную нить, нить его великой судьбы, чтобы вывести его на другую орбиту жизни.
Я представляю себе мать и бабушку Пийпариса, получивших от жизни еще один жесточайший удар. Вижу их сидящими, с поникшими от горя головами, с рубцами от царапин на лицах. Они уже выкричались, выплакались и теперь посылают беззвучные проклятья на голову вора. Безутешные, ведь они никогда больше не увидят своего Пийпариса. С кем они теперь будут нежны, от кого получат ту благотворную силу любви, которая давала им желание жить? Потом к ним приступила апатия, от которой было трудно избавиться. Хоть подвинь всю волю на это! С годами они, наверное, смирились, свыклись с горем, утешились друг другом. Но эта глубокая психологическая драма двух женщин, настоящая жизненная трагедия и завершилась трагически. Село Пийпариса было сожжено монголами-хулагидами. Но дожили ли эти две хрупкие тени до столь печального конца? Может от горя ушли они в могилу, не прожив и года после кражи Пийпариса? Кто знает. Об этом века молчат...
Я задумываюсь о перипетиях, неожиданных поворотах, которые меняют привычное течение жизни. Неужели этим женщинам нельзя было избежать горя? Неужели судьбе было мало того, что забрала она у них сына и мужа? Но в таком случае как сложилась бы жизнь у Пийпариса? Султаном Египта он бы не стал, не стал бы великим сыном своего народа, не стал бы героем, воспетым в веках. Иногда женщинам предназначено платить такую дань, терять, чтобы находили тысячи и тысячи других. Жаль, что имен не осталось в памяти веков, чтобы поклониться им.
На невольничьем рынке Пийпарис был продан работорговцу Шаркаю, который поставлял в Сирию невольников для пополнения мамлюкских школ. В те времена это считалось обычным делом. Не только кража детей – девочек для гаремов, мальчиков для военной службы были в ходу, но и добровольная продажа детей родителями имела место. Есть воспоминания путешественников о том, что родители хотели лучшей судьбы своим детям, а жизнь в гаремах или мамлюкских гвардиях по сравнению с трудными буднями горцев могла показаться им сущим раем.
На судне работорговца Судьба свела Пийпариса с Калауном, сверстником из его родного села и девчушкой Чеусар, плакавшей всю дорогу в уголке шхуны. Пленение будило в подростках желание сплотиться, чтобы отстаивать себя. Теперь они полагались лишь на себя и на свою природную воинственность.
Для Шаркая все невольники были товаром: лишь бы не прогадать, получить выгоду.
На пристанях живой товар раскупали быстро, только с Пийпарисом у торговца промашка вышла: мальчишка оказался с бельмом на глазу. Никто не хотел покупать раба с дефектом.
Воинственность Пийпарса теперь раздражала Шаркая, он почти ненавидел мальчика, готов был даже за борт выбросить ершистого невольника! К чему вся его воинственность, петушиный гонор, если он одноглазый? С таким дефектом вся его храбрость – пшик! Пустота, в которой никогда не зазвенят для Шаркая монеты.
С каждой новой пристанью надежды на продажу Пийпарса таяли, Шаркаю оставалось лишь удерживаться от приливов бешенства.
И вот Дамаск.
Эмир мамлюков Айдакин Бундукдари пришел взглянуть на мальчиков-невольников. И снова знаки божественной воли: сам эмир купил Пийпариса и тут же дал ему новое имя - Бибарс.
Мальчик с невольничьего рынка попал в атмосферу заботы, ведь в доме Айдакина Бундукдари он встретил святую женщину – жену эмира госпожу Марджинат.
Марджинат
Когда я думаю о жене эмира Марджинат, представляю ее женщиной, которой едва за сорок. У нее тонкие черты лица, пышные мелко вьющиеся волосы под дорогим шелковым платком, прямой чуть с горбинкой нос, чувственный рот с припухлыми мягкими губами. Вижу темные с золотом, как спелый каштан, задумчивые глаза, которые теплеют, когда она наблюдает за Бибарсом. Хотя морщинки, покрывающие ее смуглое лицо и шею, свидетельствуют о наступающей зрелости, погрузневшее тело остается гибким и подвижным. Она красива аристократической красотой востока. Иногда ее глаза искрятся счастьем, иногда исполняются грустью, но чаще подергиваются слезами. Что-то материнское, неизменно нежное проскальзывает в ней, когда она видит мальчика. Ей нравится, что Бибарс мужает, его худощавое, гибкое как тростник тело, становится сильным и мускулистым. Госпожа ценит готовность маленького невольника откликнуться на любую просьбу в любой час. Все чаще руки Марджинат тянутся к Бибарсу, чтобы потрепать или пригладить непослушные черные вьющиеся вихры его волос. Она одергивает себя:
«... что скажет муж, узнав, что она по-матерински приласкала мальчишку, мамлюка? Негоже, ох, негоже это жене эмира».
Марджинат и сама себе объяснить не может, как случилось, что чужой ребенок заполнил ее страдающее материнское сердце. А ему было от чего страдать.
Перед приобретением Бибарса супруги Бундукдари потеряли единственного сына. Он погиб, как погибают мамлюки, с честью, достойно, в бою. Но ему было лишь шестнадцать лет! Могла ли смириться мать со смертью сына? Нет. Могла скрыть, затаить боль, спрятать ее от внимательных глаз мужа. Делать ему больнее, чем есть нельзя. Так каждый из них переживал утрату в себе, поддерживая друг друга. А когда появился Бибарс, Марджинат обомлела: она, словно угадала в нем своего мальчика, своего родного Изэта... Почти год Марждинат боролась с собой, со своими чувствами, потом призналась эмиру, сказав, что хотела бы усыновить Бибарса. Что сердце ее прикипело, что Аллах послал им утешение.
Айдакин не стал противиться воле жены: зачем отнимать «утешение», если оно смягчает бесконечную боль души? Он снисходительно относился к мальчику и потакал слабостям жены.
Писатель через госпожу Марджинат обмолвился о чувствах Айдакина к Бибарсу:
«Конечно, он строгий, как полагается мужчине, тем более – эмиру. Но он добрый и очень душевный человек. Вот вернется из Каира, и мы втроем это хорошенько все обсудим. он поддержит меня, я в этом уверена... Он рассказывал: когда увидел тебя у Шаркая, сердце его зашлось от жалости».
Марджинат была благодарна мужу. Время шло, и она сама ловила одобрительный взгляд эмира, который тот бросал на Бибарса. Она видела, что Айдакину Бундукдари мальчишка тоже пришелся к душе.
Бибарс смутно понимал свою роль в жизни эмира, но в каких бы обстоятельствах не оказывался, неизменно проявлял благородство нрава. Конечно, он рос и не только физически. В нем крепла сила, которую он ощущал еще дома, в Черкесии.
Судьба с самых первых шагов на чужбине сводила и сталкивала его с людьми, которые становились либо друзьями, либо противниками на всю оставшуюся жизнь. Была и зависть, что мальчику достался в названные отцы знатный и добрый человек.
Исхак Машбаш при всех изменениях, которые происходят в Бибарсе, сохраняет в нем память и любовь к родине, сохраняет в нем черкеса. И если обратиться к другим романам Машбаша, в которых герои оказывались в чуждых им культурах, то память о своем происхождении нередко становилось причиной их гибели: Афипса, Хан-Гирей... Каждый из них в душе оставался правоверным мусульманином и черкесом. Раздвоение приводило героев к гибели. Но Бибарс, потеряв родину, оказался в среде единоверцев, поэтому становление и развитие его личности было менее болезненным. И во многом это была заслуга Айдакина Бундукдари.
Бейбарс исторический
До сегодняшнего дня происхождение Бейбарса оспаривается несколькими народами: казахи считают его своим героем - кипчаком, в Крыму распространена точка зрения, что его родиной были крымские степи и селение Солхот, третьи, как и автор романа «Восход и закат» говорят о том, что он черкес.
Так ли важно происхождение Бейбарса, когда можно примирить всех и сказать – его родила Азия. Наша земля.
Средневековый автор аль-Маркази сообщает, что в юношеском возрасте Бейбарс был украден и увезен морем в Дамаск. Там, на невольничьем рынке, где выбор был широк и разнообразен, мальчика приобрел купец за 800 дирхемов. Но когда тот увидел, что глаз мальчика затянут бельмом, он, разгневавшись, вернул его работорговцу. И тогда, Бейбарса купил мамлюкский эмир Аль ад-Дин Айдакин Бундукдари. Вскоре мальчик был отправлен на нильский остров Рода, где в крепости была основана мамлюкская военная школа. Сразу после поступления в школу мальчик проявил боевой дух и способности, которые могли выказать в нем будущего выдающегося воина.
Когда эмир ас-Салих, будущий султан малик ас-Салих Наджм ад-Дин Аййуб ибн малик Камиль Мухаммед ибн Адиль Абу Бакр ибн Аййуб увидел Бейбарса, он включил его в свою личную гвардию. По окончании школы Бейбарс вошел в число джамдария, воинов входящих в ближайшее окружение султана, а впоследствии стал предводителем отряда личной охраны.
Аль-Маркази пишет: «И находился Бейбарс у него на службе, пока в шабане 653 года (то есть в сентябре-октябре 1255 года) (султан) не был убит Муиззом Айбеком Туркмани ал-Фарис Актай Джамдар. И бахри пришли в замешательство и устроили шествие числом около семисот. А когда была им брошена голова Актая, они рассеялись и сговорились отправиться в Сирию. И были тогда предводителями Бейбарс Бундукдари, Калаун Алфи, Сункур Ашкар, Бисри, Тарамак и Танкиз.
И отправились они к правителю Сирии малику Насиру, и Бейбарс находился в Сирии, пока не был убит Муизз Айбек»...
Нам из предыдущих глав известно, как Бейбарс был провозглашен султаном и как он подвел свою власть под власть Абассидского халифата. То есть он стал первым легитимным правителем Мамлюкского государства.
Наступило время правления султана малик аз-Захир Рукн ад-дин Бейбарс I аль-Бундукдари.
К эпохе султана Бейбарса относится взлет могущества Египта. Именно в это время складывается держава, в которой на первом месте стоят не купцы, не арабская знать, а военная аристократия. И если первые правители зависели от айубиддских старейшин и аббасиддских халифов, то мамлюкские султаны, начиная с Бибарса, превратились в настоящих деспотов, стоящих во главе армии, возглавляющих военные походы.
Города вместе с жившей в них феодальной знатью перестали быть центрами открытой феодальной оппозиции. Вскоре они стали опорой государственной власти.
Но и все же, главной задачей в первые годы правления, было создание прочных союзов против основного внешнего врага: хулагидов.
Хан-Хулагу – внук Чингисхана, основатель династии ильханов-хулагуидов, правившей с 1256 года до 1560 в феодальном государстве, включавшем Иран, Ирак, восточную часть Малой Азии.
Это была для Египта серьезная опасность, исходившая с Востока, и не менее серьезная – крестоносцы с Запада.
Несмотря на то, что монголы потерпели поражение при Айн Джалуте и Хомсе, угроза завоевания сильно ослабляла султанскую власть, потому Бейбарс стал налаживать дипломатические каналы с государствами, которые могли бы стать союзниками в борьбе с ханом Хулагу.
То значение, которое Египет приобрел на путях международной торговли, делало важным источником доходов торговые пошлины. Нужно было договариваться с Михаилом VIII Палеологом о возможности союза за счет уступок, выраженных в снижении торговых и транспортных пошлин. Никейский император, с 1261 года после отвоевания у Латинской империи Константинополя стал императором Византии.
Никея всегда была главным центром византийской культуры. Никеи удалось выстоять в борьбе с сельджукским султанатом, и она колоссально выиграла от вторжения монголов: напуганные страшной опасностью, сельджуки в 1240-х годах мечтали о прочном тыле на Западе, а для Никеи они стали своего рода прочным буфером против монголов. В 1254 году границы Никейской империи простирались на балканах от Черного до Адриатического моря. Сельджуки, теснимые монголами, хранили мир. Можно было воспользоваться, чтобы отвоевать у христиан-латинян Константинополь и восстановить Византию.
С 1260 года начались попытки овладеть Константинополем. 25 июня, 1261 года полководец нового императора Михаила VIII Палеолога Алексей Стратигопул торжественно вступил в столицу. Византийская империя была восстановлена.
Борьба между двумя морскими гигантами – Венецией и Генуей, неизмеримо укрепившими свои силы за гегемонию торговли с Востоком вступала в новую фазу. Оттесненная от участия в левантийской торговле, Генуя все более укрепляла свои позиции в северо-восточных районах Средиземноморья, активно стремилась закрепить свое преобладание в черноморской торговле. Подъем итальянских городов резко повышал спрос на сельскохозяйственную продукцию. Византия оказалась перед новой фазой экономической экспансией итальянских городов-республик.
С приходом к власти Михаила Палеолога (1259-1282)торговля оказалась в руках крупной феодальной аристократии(Г.Л. Курбатов «История Византии»).
Можно предположить, что переговоры, которые вели два молодых правителя, могли быть выгодными по многим статьям. Палеологу очень важно было переломить ситуацию с торговыми пошлинами и взять ситуацию под свой личный императорский контроль. Казна правителя нуждалась в доходах и купцы должны были смириться с захватом императором пошлинных монополий. Так что договор о свободном доступе египетских судов в Черном море был очень кстати.
Но самого ценного союзника Бейбарс нашел в лице золотоордынского Берке-хана, младшем брате хана Батыя, внуке Чингисхана.
Берке оставил след в истории как яркий, неординарный правитель. Средневековый автор аль-Джузджани в своих сочинениях «Насировы разряды», составленных в 1260 году, часть посвятил хану Берке.
Он выразился о нем следующим образом: « Когда мать родила Берке-хана, отец его сказал: «Этого сына я сделаю мусульманином, найдите ему мусульманскую кормилицу, чтобы она обрезала его пуповину по-мусульмански и чтобы он пил мусульманское молоко, ибо этот сын мой будет мусульманином» Летописец добавил: «... из сыновей Джучи остался только этот государь-мусульманин».
И в действительности хан Берке был золотоордынским правителем, первым принявшим ислам. Джучи – сын Чингисхана был отцом двух знаменитых ханов: старшего – Батыя и младшего – Берке. Батый (Бату) относился к Берке с уважением старшего брата, как военачальнику доверял верховное командование армией, свитой и уделами. И Берке пользовался правами удельного правителя, посылал от своего имени послов и заключал союзы с соседними государствами.
После смерти хана Батыя он принял ханский трон в Золотой Орде: «Когда Берке-хан был направлен на престол с благословения шейха из Бухары, то, пока он шел из Ургенча до Сарайджука, вокруг него собралось человек 500 его духовных приверженцев, а после Сарайджука вокруг него уже было 1500 человек знатных людей, поддерживающих его веру».
Крупные мусульманские общины образовались и в столице Золотой орды – городе Сарай-Бату, а также в Булгаре и на Северном Кавказе. Именно они стали опорой власти Берке. Его возвышение произошло в то время. Когда тумены Хулагу громили мусульманский Восток.
И главное: Берке-хан был непримиримым соперником своего двоюродного брата - Хулагу-хана. Он возмущался , ругал Хулагу: «Он разрушил все города мусульман, не разбирая, где враг, а где друг, убивал всех членов семьи мусульманских правителей. С божьей помощью я заставлю его ответить за невинно пролитую кровь».
Хулагу был христианином, а потому воевал с неверными в союзе с крестоносцами. Гнев Берке, который он хотел обрушить на хана, обрушился на мирных жителей: он устроил резню христианской общины в Самарканде, которую летописец аль-Джузджани иронически назвал «Рассказ о мусульманском благочестии Берке».
Берке не оставлял вне поля зрения события, которые происходили в Монгольской империи. После смерти Великого хана Мунке-каана, на престол избрали его брата хана Хубилая.
Свое правление Хубилай начал с того, что столицу перенес в город Ханбалык (Пекин), где принял титул Чжунтун («Срединный правитель») и по существу из всемонгольского хана стал китайским императором.
Хан Золотой Орды Берке на этом основании отказался присягать новому правителю, предпочел выйти из его подчинения и сделать империю независимой. Началось противостояние монгольской знати, которая также считала, что всемонгольский хан стал отдавать предпочтение китайскому образу жизни. Вспыхнула междоусобица и смута. 1260 год считается годом распада Монгольской империи.
Крестовые походы и наступавшая с востока армия Хулагу создали угрозу полного крушения магометанской веры, а Берке-хан был одним из крупнейших правителей, исповедовавших ислам.
Именно в это время, в 1262 году, султан Бейбарс посылает послов к Берке-хану. Им было о чем договариваться.
Сражение между Хулагу и Берке произошло в 1264 году у берегов Куры, завершилось побоище победой Берке-хана. Все поле битвы было усеяно трупами монголов. Увидев страшную картину Берке сказал: «Да посрамит Аллах Хулагу, погубившего монгольскими мечами самих же монголов. Если бы действовали с ним сообща, то покорили бы всю землю...»
Хулагу же отдал приказ всех купцов Берке казнить, а их имущество отобрали в его казну. Так он отыгрался за свое поражение. Так началась вековая вражда между Золотой Ордой и государством Хулагуидов. Караванные дороги опустели, мастера и ремесленники прекратили работу, не имея возможности продать свой товар.
Мамлюкский султанат в результате взаимных посольств и переговоров установил прочный мир с Золотой Ордой, который был нерушим до смерти Берке-хана в 1266 году. К тому же Бейбарс выступил посредником и на переговорах Михаила Палеолога и Берке-ханом, когда тот захватил Византию.
Бейбарсу удалось объединить Сирию и Египет. Он перестроил ряд укреплений, пополнил склады оружия и боеприпасов, создал большой флот, наладил регулярную почтовую связь. Затем он обратил свою энергию против крестоносцев.
Воюя с крестоносцами, он заключил союз с исмаилитами и эмирами сирийских городов Хомса и Хамы. Прежде всего, он обратился против Боэмунда Антиохского. В 1265 году он взял Цезарию, Арзуф, Сафед, разбил армян. В 1268 году он овладел Антиохией, принадлежащей христианам 170 лет.
Между тем, французский король Людовик IX вновь задумался о крестовом походе, его поддержали его сыновья Филипп, Иоанн-Тристан и Петр Алансонский. Поддержала короля и французская знать - графы Пуатье и Артуа (сын погибшего в битве при Мансуре Роберта Артуа), а также король Тибо Наваррский, Карл Анжуйский и сыновья английского короля Генриха III, Эдуард и Эдмунд.
В июле 1270 года, не вняв предостережениям советников, Людовик IX вновь пошел войной на арабов. На сей раз его удар был направлен на Тунис, что было выгодно для Карла Анжуйского (брата короля Людовика святого), но не для самого Людовика, и не для Святого Города. Крестоносцы оказались в Африке в самый разгар жары и пережили эпидемию чумы, унесшую Иоанна-Тристана, потом папского легата, потом 25 августа - самого короля, неудачливого Людовика IX, который остался в истории как Святой Луи. С его смертью завершился этот поход, ставший последней попыткой христиан освободить Святую землю.
Бейбарс продолжал одерживать победы над христианами, но его попытка взять Кипр не удалась, тогда он заключил перемирие на 10 лет и 10 дней. Это время султан Египта употребил для борьбы с монголами и армянами. Преемник Боэмунда VI, Боэмунд VII Трипольский платил Египту дань.