Мой дед не был казаком, хоть фамилия тоже казачья – Семёнов. Он был гусаром. Так я слышала, во всяком случае.
Помню, идем с папой, с мамой из детского сада. На афишах «Гусарская баллада». Что я представила? «Гуси, гуси, га-га-га!» А мне говорят: «Твой дедушка был». Я решила, что он был охотником. По лесам, по болотам ходил за дикой птицей. Для самого царя! В общем, сказка про Федота-стрельца.
Говорили, он дослужился до офицера. Сын бондаря, бочара! Сомневаюсь. Может быть, вахмистр или как еще? Женился, однако, на купеческой дочери, на моей бабушке.
Гусарских портретов Леонтия Герасимовича у нас не осталось. Опасно. От дяди двоюродного я слышала: когда свергали царя, он стрелял в народ. Из песни слова не выкинешь! Деда хотели растерзать, вломились к теще, в купеческий дом. Он спрятался в платяном шкафу. Не нашли. Сказали: "Еще зайдем".
Керенскому он не служил, «залег на дно». Потом призвали в Красную армию. Дедушка лошадей лечил. И всю жизнь боялся.
В тридцать седьмом приехал на родину, к сестре. Мой папа, юный пионер, был с ним. Целый день рыбачили, домой пришли уже ночью. Чтобы никого не тревожить, легли на сеновале. И вдруг – «черный ворон»! За хозяином.
Дедушка с папой лежали ни живы, ни мертвы. Едва «воронок» отъехал, слезли и пешком на станцию, километров за тридцать.
Это тоже с дядиных слов: не любил он дедушку. Тот ничем не помог племянникам, пока их отец был в тюрьме. Мой папа многое подтвердил. Сказал: «Боялись. Даже кто ничего за собой не знал».
У дедушки было четверо детей. Выжил один мой папа. Прошел войну, был ранен, глаза лишился.
А дедушка умер в Ленинграде, в блокаду.
Не мне его судить!