МУЗА И ТВОРЕЦ
Муза приходила всегда в один и тот же час - между двумя и тремя ночи. Исчезая потом, она никогда не говорила, вернется ли снова, не давала никаких обещаний. Поэтому, каждую ночь, чем ближе подходило ее время, тем мне становилось тревожнее, тем медленнее начинали сменяться цифры на часах. Сердце билось чаще, а ком в горле становился вязче и тяжелей. За минуты до ее прихода страх уже владел всем моим существом, и полное отчаяние стучалось откуда-то из темной половины души. Каждый раз я знал - мне не пережить в рассудке ночи, когда почему-то она не явится.
Но она всегда являлась - не в ответ на мои мольбы, а потому что таков был ее промысел. Приходила, осенив светом мою рабочую комнату, а более того - мои душу и разум.
Тогда я начинал писать. Я начинал... работу? Нет, что угодно, только не работу! Творчество?... - нет! Творение! На истинное творение она сподвигала меня. И называла Творцом.
Она ничему не учила, ничего не рассказывала- достаточно было лишь ее присутствия, чтобы из подвала, из кокона обычного человеческого ощущения, я смог выбраться в настоящий мир, и весь мир, вся вселенная, становилась мне близка, осязаема, и - понятна, понятнее обыкновенного карандаша. Чем я был, не зная, не будучи способен проникнуться этим! Чем было какое-то там писательское мастерство, которое я раньше так упорно пытался постичь, какой-то опыт! Опыт! Опыт слепого младенца, обреченного никогда не покинуть утробы! Теперь я растворялся во вселенной, разлетался по ней на атомы как облако газа, разбивался на миллиарды осколков, и каждым осколком чувствовал бесконечную песнь мироздания и потому сам мог петь ее для других...
В человеке же для меня не осталось ни малейшего затененного пятнышка. Ни одна струнка, движущая мановениями человеческой души, не была настолько тонка, чтобы я не разглядел и не понял ее. И причина любого несчастья, корень любого зла стали мне доступны, и стала очевидна глупость, ничтожество всякого непонимания между людьми.
Но мало того.
Как вы слепому от рождения опишите радугу, чтоб он мысленным взором увидел ее, как видите вы? Как вы глухому на пальцах объясните пение соловья, а лишенному обоняния и вкуса - букет вина! Никак и никогда! Мне же это было дано! Не было отныне того, чего я не мог бы сказать, и никого, неспособного меня услышать! Вот дар Музы своему Творцу!
Я хотел бы иметь десять рук, чтобы они успевали за быстротой полета моей мысли. Ночь всегда была слишком коротка - мне бы десять ночей каждый раз, как быстро я закончил бы тогда мой труд. Не труд моей жизни - у каждого может быть труд его жизни. Это ЕЕ труд. Это ее властью огонь, обогревший и осветивший мое сердце, осветит миллиарды сердец! И если смогут когда-нибудь люди понять и почувствовать друг друга так, как я проникся ими - то лишь потому что моя Муза наградила меня этой способностью! За что она выбрала меня - не знаю. Но благословляю ее, и не оскорблю сомнением.
Однако за все надо платить...
Наверное, люди просто не приспособлены переваривать этого колоссального потока мыслей и чувств. Она открывала меня для них, но не наделяла той сверхчеловеческой силой, которая помогла бы их вынести. Наверное, просто не могла. В любом случае сетовать на нее было бы кощунством. То, что давала она, было во сто крат дороже покоя, дороже здоровья, дороже самой жизни. Мне ли, видевшему то, что видел я, было не понимать этого! И я ни о чем не жалею.
Силы мои угасают с каждым разом. Каждый ее приход был величайшим потрясением, надломом! Я еженощно совершал великое дело - и великий труд, и он давался мне страшно тяжело. Каждый раз частица меня сгорала в пожаре, которым пылала моя душа. Я иссякаю.
Сегодня днем я уже едва волочил ноги. Сон и еда восстанавливали мои силы все меньше и меньше. Теперь я лишился и сна, и еда мне отвратительна... Что мне делать, как спасти себя? Обратиться к врачу? Просто смешно! Неимоверная глупость - хотя бы подумать, что кто-то, не чувствовавший моего состояния, сумеет облегчить мою долю. Нет, ни один человек на свете не может мне помочь, я это знаю.
Но бросить дело уже не могу. Я понимаю, что кончаюсь, но и работа моя подходит к концу. Брошу ее - и погибнет то откровение, что муза давала мне эти короткие ночи. Погибнет не роман, не новый жанр, не новое направление в искусстве. Погибнет бесценный дар, который она - высшее существо, через меня хочет понести человечеству. Я не могу подвести ее. Мне остается идти до конца. И еще - надеяться, что остатка моих сил хватит на последние строки...
Но все... Эти мысли, кажется первый раз за много дней, отвлекли меня от страшной тоски ожидания. Она приближается...
Радужное играющее сияние начало озарять полумрак кабинета. Оно становилось все ярче и сильнее. Потом створки окна раздвинулись сами собой, и в комнату пролился целый поток чистого света - оттуда, откуда к окну десятого этажа, беззвучно ступая прямо по воздуху приближалась фигура легче шепота, легче дуновения ветра. Чем ближе, тем яснее и отчетливее она становилась, и в контуре ее уже ясно виделась женщина. Одежды, что были на ней, были так тонки и прозрачны, что свет пронзал их без всякого препятствия. Ни малейшего шороха и скрипа не раздалось, когда тонкая ее нога ступила на подоконник. Свет постепенно стал затихать...
- Здравствуй, Творец...
*****
Но в этот раз до рассвета она не задержалась. На часах не было еще четырех, когда в окне снова появился ее контур - нечеткий, как прежде, и без всякого сияния. Никем не видимая, она тихонько рассмеялась и, словно перепрыгивая узкий ручеек, соскочила с подоконника в пустоту улицы и пропала...
*****
В самом конце рабочего дня Юрий Петрович сидел в ординаторской и заполнял документы, когда к нему подошел Павлик, сегодняшний его сменщик.
- Слушай, чо хотел сказать: - начал Павлик - Помнишь позавчера был клиент с обширным инфарктом?
- Конечно, а что он?
- Время смерти помнишь? Ну, ты определял.
- Сейчас... - оторвался от монитора Юрий Петрович - Э... Восемнадцатого, между четырьмя и тремя ночи, кажется.
- Кароче: - сказал Павлик - Валера полазил в компе, за которым его нашли, там был открыт один документ, последнее изменение в 3:49 восемнадцатого.
- Его, значит, кондрат прямо за этим документом хватил?
- Типа того. Так вот, Мне Валера дал этот документ скопировать. Посмотри, пока не ушел. Ооочень познавательно.
Павлик вставил в компьютер флэшку и через мгновение на мониторе появилась надпись на пол-страницы.
- Банан большой, а кожура еще больше. - прочитал Юрий Петрович. - Что это за на?
- Ты дальше смотри! - посоветовал Павлик.
- Банан большой, а кожура еще больше. Банан большой, а кожура еще больше. банан большой, банан, банан, банан... - пробегал Юрий страницу за страницей.
- У него так на 500 листов с лишним этих бананов. Представляешь? Он сидел и эту вот хрень в комп вбивал. Ну как?
- Шикарно. - резюмировал Юрий
- Шиза? - предположил сменщик
- Может быть, кто ж теперь знает. Теперь в любом случае наш пациент.
Оба сдержанно посмеялись.
- Ты как с ремонтом-то? Продвигаешься? - спросил Павлик.
- Аллилуйа! - сказал Юрий Петрович, приподняв руки к потолку.
- Закончил?
- Коридор обкленить осталось!
- Ну красавчик, чо!