Тоня, высокая светлоглазая женщина, с трудом выпрямилась от шайки с бельем. Она развесила белье в своем дворике и простыни захлопали на веревке мокрыми парусами. Жара больше тридцати и ветер, высохнет быстро.
День вместе с круглым солнцем тихо скатился за горизонт. Юркнув в просторную ночнушку, Тоня быстро уснула от усталости. Однако спала тревожно, вздрагивая и морщась. Ей снилась высокая прямая старуха в черном. Небесное светило раскалялось, а женщина эта, тепло и нелепо одетая, все не ууууходила,поправляла клетчатый платок и под ним беленькую косыночку.
-Ты совсем ко мне не ходишь! – упрекала она Тоню. – Вот ко внуку моему Шурке, отцу твоему, ходишь. А ко мне никто не ходит. И оградка моя хуже всех. Проржавела насквозь. Господь с тобой, детка.
И старуха посмотрела на просвет дырявый пододеяльник на веревке.
Тоня подскочила как ошпаренная. Выпила воды и побрела в домашнюю библиотеку, где хранились и семейные альбомы. Кто же она такая, эта старуха? Лицо неловимо знакомо. И нашла ее в старом альбоме снеровно торчащими толстыми листами. Ведь это прабабушка Даша! То есть бабушка ее папы… Вон какая строгая. Брови-то как сдвинуты. И голова покрыта на два платочка. И онучи, только не с лаптями, а с калошами. Фотография коричневая, твердая, на картоне, сама баба Даша снята сидящей на городской нарядной скамье, на которой ей неловко.
В ближайшие выходные Тоня вместе с тетей Аллой поехали на кладбище в пригород. По-деревенски уютно расположись рядом могилы Тониного папы и Аллочкиных мамы, брата и сестры. Они были устрены основательно, с добротными памятниками, посреди площадок, выложенных черной плиткой, чтоб травой не зарастали. Женщины старались вместе прибирать могилки, проведывали родственников… Так было раньше.
На сей раз Тоня, одергивая жаркое черное платье, почему-то волновалась. Выбравшись за поворот через сорные кустарники, женщины уже искали глазами то, к чему так долго ехали.
- Ой!.. – прошептала Алла. – Что-то неладно там.
- Неладно, да... Господи, помилуй нас, грешных.
Памятник отцу – черная плита с красивым морозным рисунком – была повалена навзничь, примяв оградку. Они застыли поодаль, точно вросли ногами с зеленую кладбищенскую траву. Потом тетя Алла бросилась к могиле своей матери, которая, к счастью, оказалась цела. Рухнувший памятник отца даже не удалось приподнять.
- Не стоит и рваться, – шмыгнула носом Тоня, – это под силу только бригаде.
- Согласна, вызовем, . – замахала с той могилы Аллочка. – Не оставлю, тебя, Тонечка, не оставлю.
Тоня заплакала от острой жалости и сиротства. Да, жалко сорок тысяч. Но еще жальче беззащитного отца, который даже позвать, застонать не мог.
- А как же прабабушка? Пошли искать, тетя Алла.
Тучная и медленная Алла, вздохнув тяжело, последовала за Тоней.
И что же? Могилка прабабушки оказалась завалена мусором! А сверху еще и бревен накидали. И сделали это уже не простые вандалы-одиночки. Сами же работники кладбища сделали – спиливали лишние деревья поблизости и сюда уложили, ровненько, как в лесовоз, по самый край оградки.
- Она приходила ко мне! – еле проговорила Тоня.
- К тебе вся наша родня ходит, – заметила Алла. – Ишь, защитницу нашли. Любят тебя мертвые.
- И то верно, – Тоня вытерла слезы. – Пошли писать заявление… А то прабабушка Даша осердится.